Стук в дверь. - Майк, левее Видишь проход между проводами?

Двухэтажный коммунальный деревянный дом, разобранный под снос. Входит Варвара, поднимается на второй этаж. Она пришла проведать дом детства и молодости. Одета прилично и по погоде, в наушниках от плейера. Вечер, накануне 14 января.

ВАРВАРА. Здравствуй, старый мой, родной дом. Родина моя, утроба. Как не придти сюда, не попрощаться, ведь всё уходит. Но всё остаётся и с этим надо что-то делать. (Откупоривает бутылку вина, раскладывает лёгкую закуску.) Со старым Новым Годом тебя, дом под снос… жизнь под снос, радость под снос…. Со старым Новым Годом тебя, дурочка Варвара. Счастливая, старая новая Варвара. (Выпив, закусив, сняв наушники.) Давайте, станем ворожить на валерьянке, Ах, нам бы жить ещё да жить до первой пьянки… воображая естество, мы ощущаем смазливо-жидкое родство с испитым чаем… как мы друг друга продаём! Но не расскажем, чем мы в язычестве своём иконы мажем. Браво, Варвара, браво! Мне бросают цветы и конверты с деньгами, я кланяюсь. Это – после первого стакана. Наливаем – второй. Тьма, мрак, не желаю ночи. Полдень! Ну, за последние полчаса полуночного полдня женской планиды! (Выпила, закусила, танцует, поёт). Я сидела на угоре, на такой на высоте. Дай ты, Боже, помоложе, по моей, по красоте. Как на нашей на горушке нет ни хлеба, ни горбушки. Летом ягоды едим, зимой в окошечко глядим. Эх, яблочко, на четыре части! Хорошо жилося нам при Советской власти! (Дотанцовывает.) Если я сегодня кого-нибудь не убью, значит, год прожит напрасно. У меня кончилось терпение. (Бросает танец.) Зачем я не медведица; завалилась бы спать на все Новогодние праздники для всеобщей безопасности от меня! Усыпите меня на две тысячи лет, чтоб не портить статистику продолжительности окружающей жизни. Мне холодно. Я плачу не от жизни, от погоды. В остылом мозгу извиваются ледяные дорожки, разум поскальзывается, падает, бьётся и однажды разобьётся вусмерть. Это в двенадцать-то лет. Без тепла не бывает добра, и если мне сегодня кого-нибудь не убить, чтоб согреться в движении, будет дурно. Снег - везде, и на всем, сугробы... гробы, гробы. Квартира - в сугробе и в сугробе - квартира. Отец умер. Отец умер? (Глядит в спальню.) Папа, вы ещё не умерли, папа. (На пороге танцует и поёт.) Ёлочка зелёная, макушечка витая. Девушка молоденька, никем не занятая. Я у папы дочь одна, он не пускает никуда. Только пустит на крыльцо, чтоб проветрила лицо. Попросила я у батюшки шелкового платка, посулил родимый батюшка ременного кнута. Купи, тятенька, калоши, я годок потопаю. Я ли, я ли тебе, тятя, я ли не работаю. Что нам, что нам не форсить, что нам не бахвалиться: у отца одна овца - мне рога достанутся. (Бросила пение и танец.) А у нас в квартире - газ: отопляемся! Когда есть спички. А спичек, папочка, у нас всего - пара-тройка; на подогрев булиончика раскрутить меня не хочется? Я эти спички, папа, там взяла, там - откуда пришла сейчас, украла то есть. А пришла я, папа, из Напротив. А? Говорит вам это что-то: Напротив? Напротив! А напротив: дом-свеча, а мы, здесь, - в домовине. А напротив – дом, а здесь – гроб… чёрт, дура с отмороженными мозгами! Окна же - в снегу, в сугробе окна, во льду, я же ничего не увижу. (Спешит к окну.) Пропустить редкую возможность увидеть и сказать: Ба! бах! живой Бах! под фугу Баха возгорится Богу дом-свеча напротив домовины. Как быть? Термометр - не жилец. Мы, папа, не жильцы и Напротив - не жильцы. Ну, пусть жильцы, но временно. Как этот лёд сковырнуть со стёкол? (Застыла посреди комнаты, размышляет над задачей очищения окна и напевает.) А самолёт летит, мотор работает, а сзади поп сидит, картошку лопает. (Возвращается «на топотушках» к окну.) Вот будет зрелище!

Стук в дверь.

Стучали? (Резко развернулась к двери.) Ко мне стучали? Кому это надо: стучать ко мне. А я не слышала. (Обернулась к окну.) Молчи, змеюка-совесть, мне не стыдно, мне лишь было бы видно. Паяльная лампа! Где паяльная лампа? Хлам, хлам, хлам, всё - хлам. (Суетится по квартире, носясь, как ведьма в полёте.) Пропустить столь замечательный староновогодний фейерверк, и кому - самому пиротехнику, ну, уж пододвиньтесь, граждане! Лампа, лампочка... где ты? В кладовке? В кладовке. (Кружится вокруг двери в кладовку.) Кошмар. Как же меня угораздило поставить лампу в кладовку? Думала, больше не пригодится. Вот-те на, пригодилась... бы. Ох-хо-хо, в чужой монастырь да со своим святым… ладно, делать нечего, рискнём, попробуем вежливо... умные ж, хоть и твари… ой: творения природы! Я хотела сказать: творения природы! (Заскочила на порог спальни.) Ну, папочка, спасибо лишний раз за жилплощадь, за соседей... не соскучишься и разговаривать не разучишься. Конечно, нельзя же жить молча. Поговорим. (У двери кладовки, поклонилась.) Многоуважаемые крысы! Здрасьте. Это - я, Варвара. Не та, что святая, а просто великомученица… соседка ваша по дому, по квартире соседка, по жизни - ваша. Сама - крыса, по гороскопу. А великомученица я - чисто по женским делам: проживаю в голимом одиночестве, без мужнего тепла, и без мужнего меча, и без орала, так и сплю в ледяной постели, промозглой даже среди лета, безо всякого обогреву. А разве ж бабе, двадцати четырёх лет от роду, можно спать с холодной жопой и одновременно жить! Живу же. Так что, дорогие крысы, отнеситесь ко мне, пожалуйста, со всем вашим снисхождением, со свойственной вам терпимостью, не люди же вы, в самом деле! И я ж вам ничего не говорю обидного на предмет засранных вами полов, а беру инструменты и скребу... за вами, за папой, за псиной этой, сучкой... Айю! Мне и надо-то в кладовке ерунду: паяльную лампу! И керосинчику, он там, у вас, в жёлтом бидончике в красный горошек. Верите? Так что, я открываю дверь-то? Не, никакой отравы! С вами ж бороться бесполезно, как с тараканами, простите за сравнение. Ась? Молчат, не пикнут даже, пикалки... Короче, бабы, скажите своим мужикам, чтоб не дергались, а женская солидарность главная сила природы. Так? Расскажу заветное, относительно паяльной лампы с окном во льду, уж вам-то, товарки, как не признаться: Напротив, в доме-свече, живет мой Милый. Он сейчас самолётом домой спешит. Желаю рассчитаться с ним за всю мазуту! за жизнь мою без него! А когда случится фейерверк, этакое зрелище – моё! мне же хочется посмотреть! Окно во льду, без паяльной лампы не справиться и я могу не увидеть. Как не видеть смерти, если сам убийца, зачем же тогда было убивать? А, бабы? Всё, открываю дверь! (Открывает дверь, опасливо ступает в кладовку, ищет лампу.) Надеюсь и рассчитываю на ваш знаменитый гуманизм... открываю... здрасьте, с кем не виделись, я - в темпе, не помешаю... лампа, керосинчик... всё - смертельный номер закончен! (Захлопывает за собою дверь кладовки, держит лампу и керосин.) Дверь сама собою открывается. (Из кладовки, на пол комнаты, вываливается сугроб снега.) Все живы, не погрызены, не порваны, и жили они ещё долго и счастливо, гады, и умерли в один день. (Замерла посреди комнаты.) Дверь обратно не закрывается - снегу навалило, я здесь не при чём, это папаша не получил квартиру при советской власти, он и виноват, а сейчас денег не может быть у нормального человека даже на ремонт. И в квартире сугробы... гробы, гробы. Пусть остается дверь приоткрытой, вам же удобнее на рынок ходить, многоуважаемые крысы, меньше препятствий, а гулять лучше по папиной половине, я вас уверяю, там лучше: там папа. (Возится с заправкой лампы.) Кожа примерзает, чёрт. Где мои перчатки? (Надевает перчатки.) Перчи мои, перчи... (Заправила лампу.) Всё! Да будет свет! - сказал монтёр и перерезал провода. (Поёт.) Ко мне электрик подошёл, я как лампа вспыхнула, он меня поцеловал, я даже не пикнула. (Идёт в кухню, за спичками.) Спичечки? Спичечки... (У порога спальни.) Что, папочка? Папик. Булиончику хочется? Мясного? А мне-то как хочется! А мне, молоденькой, понужнее будет горяченькое, терплю же! Спичек - в обрез... проще: из обреза да следы метлой замела... мрак! (Достаёт половину стеариновой свечи.) Свеча. Свеча! Правда, папа? Умница я. Вокруг сплошная катастрофа со смертоубийством, а ваша дочечка, не та, которая псина, а та, которая человек: я – Варя… дочь ваша сохранила светлый разум и сообразила разделить свечку надвое, и в Напротив оставила, чтобы услышать Баха, и домой прихватила, в домовину. (Отложила свечу, пытается разжечь лампу.) Даёшь чистое окно! Даёшь народное гуляние с фейерверком! Да здравствуют: паяльная лампочка, свечечка и я! Только зажгись, солнышко керосиновое, не подкачай... а уж я тебя подкачаю... есть! (Лампа зажигается.) Энергия в этой домовине зависит от технического состояния светофора на соседнем перекрестке, энергия жильца домовины зависит от гуманизма в соседнем туловище, хотя бы и крысиного. (Устанавливает лампу напротив окна, в дальнейшем постоянно поглядывая на состояние дела.) Вы, папа, без году неделя паралитиком, а мне резко как сто лет жизни добавилось. Главное, с крысами жить в мире, их год грядет, крысиный да ещё и красный, да ещё и мой, праздник! Наш! И мне не стыдно. А крысолова нашего нетути: пропала Айюнечка, псина вонючая, сковырнулся защитничек, паразитка. Мне тридцать шесть лет! Отец умер? Да не хнычьте вы, папа, вернётся ваша вшивая псина, блохоловка мордастая, придёт... может быть. Да кому она нужна! Разве, что милиционерам в качестве праздничного развлечения в шутку пристрелить. Да нет у нашего народа оружия, папа, нет... да почти что у каждого. Времена! А я вот, всё ещё паяльной лампой орудую, дряхлостью. Дрянь.