Глава 2. Красная луна середины эразина, времени жатвы, превратила спящую столицу в объемную мозаику света и тени

 

Красная луна середины эразина, времени жатвы, превратила спящую столицу в объемную мозаику света и тени. Кривой Эро, часто называли этот город. Он был построен на склонах холма, глядящего на острова Внутреннего моря, улицы разбегались, как плохо сплетенное кружево, от Дворцового Кольца к пристаням, верфям и лачугам на берегу. В Эро дома бедняков и богачей теснились друг к другу, и в каждом строении, откуда было видно море, хотя бы одно окно смотрело, как настороженный глаз, на восток, в сторону Пленимара.

Жрецы утверждают, что смерть входит через западную дверь, — печально думал Аркониэль, въезжая следом за Айей и ведьмой в западные ворота города. Сегодня кошмар, начавшийся почти пять месяцев назад в Афре, должен был достичь своей кульминации.

Женщины ехали молча, низко надвинув капюшоны плащей. В ужасе от того, что им предстояло, Аркониэль мысленно молил Айю заговорить, сказать, что она передумала, повернуть назад, но волшебница молчала, а глаз ее, чтобы прочесть в них ее мысли, Аркониэль увидеть не мог. Большую часть его жизни Айя была ему наставницей, второй матерью, но со времени паломничества в Афру она превратилась в дом с наглухо закрытыми окнами и дверями.

Лхел тоже не произносила ни звука. Таких, как она, в Эро не жаловали уже многие поколения. Ведьма только сморщила нос, ощутив городской смрад.

— Здесь великая деревня? Ха! Люди слишком много.

— Не так громко! — Аркониэль нервно оглянулся. Странствующие волшебники тоже теперь не пользовались здесь таким гостеприимством, как раньше. Им пришлось бы плохо, если бы стража захватила их вместе с ведьмой с гор.

— Вонь ток, — буркнула Лхел.

Айя откинула капюшон и, к удивлению Аркониэля, улыбнулась.

— Она говорит, что здесь пахнет дерьмом, и она совершенно права.

Уж не Лхел бы говорить, — подумал Аркониэль. С тех пор как они с ней встретились, молодой волшебник старался держаться от ведьмы с наветренной стороны.

 

После странного посещения Афры Айя и Аркониэль сначала отправились в Эро и посетили князя и его прелестную хрупкую супругу-принцессу. Дни проходили в играх и охоте, но каждую ночь Айя вела тайные беседы с князем.

Покинув столицу, волшебники провели остаток жаркого засушливого лета, обходя горные долины северной провинции в поисках ведьмы, которая могла бы им помочь: ни один волшебник не владел чарами, необходимыми для выполнения задачи, которую поставил перед Айей и Аркониэлем Иллиор. К тому времени, когда они нашли Лхел, листья осины уже начали золотиться.

Скаланские поселенцы вытеснили низкорослый темнокожий народ, населявший раньше плодородные равнины, в горные долины. С тех пор горцы настороженно относились ко всем, кто являлся к ним, каждый раз, приближаясь к деревне, Айя и Аркониэль слышали лай собак и голоса женщин, скликавших детей, но, дойдя до околицы, встречали только нескольких вооруженных мужчин. Воины не угрожали им, но и гостеприимства не проявляли.

Поэтому волшебников так удивила Лхел, когда они набрели на ее одинокую избушку. Она не только встретила их, как дорогих гостей, выставив на стол сидр и сыр, но сообщила, что давно их ждет.

Айя говорила на языке ведьмы, да и Лхел знала несколько слов по-скалански. Насколько Аркониэль понял из разговоров женщин, их приглашение ничуть не удивило ведьму. Лхел сказала, что лунная богиня, которой она поклоняется, показала ей волшебников во сне и велела им помочь.

Аркониэль рядом с этой женщиной чувствовал себя очень неловко. Чары окружали ее, как мускусный запах ее тела, но дело было не только в этом. Лхел была женщиной в расцвете сил, ее черные спутанные волосы волной спускались до талии, а тонкое платье не скрывало округлостей. Она несколько раз задела Аркониэля, готовя в тесной хижине ужин и постель, и ему не потребовался переводчик, чтобы понять: Лхел спросила Айю, разделит ли он с ней этой ночью ложе. Ответ старой женщины, сообщившей ей о безбрачии волшебников, которые всю свою жизненную силу отдавали магии, и насмешил, и обидел Лхел.

Аркониэль испугался, что ведьма в результате может передумать, но на следующее утро, проснувшись, обнаружил Лхел готовой в дорогу: ее мешок был уже приторочен к седлу кудлатого пони.

Долгое путешествие в Эро нелегко далось молодому человеку. Лхел наслаждалась, дразня его: то мылась, задрав юбки, на глазах Аркониэля, то намеренно натыкалась на него ночью, отправляясь собирать последние осенние травы. Каковы бы ни были принесенные им клятвы, Аркониэль не мог не замечать всего этого, и в нем пробуждались давно подавленные желания.

Что ж, когда дело этой ночи будет закончено, он никогда ее больше не увидит, Аркониэль от души благодарил за это богов.

 

Когда путники выехали на просторную площадь, Лхел показала на полную красную луну и пощелкала языком.

— Она звать младенцев — толстая, кровавая. Нам спешить. Никаких шаймари.

Она поднесла два пальца к ноздрям, имитируя первый глубокий вдох. Аркониэля передернуло.

Айя закрыла рукой глаза, и в молодом волшебнике на мгновение ожила надежда. Может быть, она все-таки смилуется… Однако Айя просто произнесла заклинание, вызывая видение Дворцового Кольца.

— Нет. Время у нас еще есть.

Холодный морской ветер взметнул их плащи, когда путники приблизились к воротам цитадели, выходящим к гавани. Аркониэль глубоко вздохнул, пытаясь побороть все усиливающуюся боль в груди. Их обогнала веселая компания молодых придворных, и в свете фонарей, которые несли пажи, молодой волшебник еще раз посмотрел на Айю. Ее бледное решительное лицо ничего ему не сказало.

Такова воля Иллиора, — безмолвно повторил себе Аркониэль. — Свернуть с пути невозможно.

 

С тех пор как смерть унесла единственную царскую дочь, женщины, связанные родством с правящей династией, стали умирать с пугающей быстротой. В городе мало кто решался говорить об этом вслух, но слишком многие оказались у ворот Билайри не по вине чумы или голода.

Двоюродная сестра Эриуса после пира почувствовала себя плохо и не проснулась на следующее утро. Другая каким-то образом умудрилась выпасть из окна высокой башни. Две прелестные царские племянницы, дочери Арона, утонули, в тихий солнечный день отправившись покататься на лодке. Даже детей дальней родни, если это были девочки, находили задушенными в колыбелях. Няньки шептались о злых духах ночи. Чем меньше оставалось потенциальных претенденток на трон, тем с большим беспокойством народ Эро смотрел на юную сводную сестру царя и шептался о младенце, которого та носила под сердцем.

Супруг принцессы, князь Риус, на пятнадцать лет старше своей красавицы жены, владел многими землями и замками, самым великолепным из которых был Атийон, расположенный в нескольких часах езды от столицы. Злые языки говорили, что это был брак по любви между богатством князя и царской сокровищницей, но Айя думала иначе.

Чета по большей части проводила время в Атийоне, но когда Ариани забеременела, князь с женой перебрались в Эро, в принадлежащий принцессе дом рядом со Старым дворцом.

Айя подозревала, что такой выбор сделал скорее царь, чем сама Ариани, и в последнюю их встречу прошлым летом принцесса подтвердила опасения старой волшебницы.

— Да смилуются над нами Иллиор и Дална, — шепнула Ариани Айе, сидя с ней в дворцовом саду и положив руку на живот, — и да даруют нам сына…

В детстве Ариани обожала своего старшего брата, который из-за разницы в возрасте был ей скорее отцом, теперь же она слишком хорошо понимала, что полностью находится в его власти, а в эти неспокойные времена рождение девочки, в которой текла кровь Герилейн, могло оказаться угрозой власти царя и его сына и наследника: приверженцы Иллиора не забыли пророчество оракула Афры и могли взяться за оружие, чтобы возвести на престол царицу.

С каждой новой засухой, с каждым новым опустошительным нашествием чумы шепот становился громче…

 

В темном закоулке перед воротами Айя сделала себя и Лхел невидимыми, и Аркониэль предстал перед стражниками в одиночестве.

В этот час на улицах было еще много народа, однако начальник стражи заметил серебряный амулет Аркониэля и остановил его.

— Какое дело привело тебя в город так поздно, волшебник?

— Меня ждут. Я явился по приглашению моего патрона, князя Риуса.

— Твое имя?

— Аркониэль Ремайрский.

Писец записал имя молодого волшебника на восковой табличке, и Аркониэль вступил в лабиринт домов и садов Дворцового Кольца. Справа высилась громада Нового дворца, строительство которого было начато Агналейн, а заканчивалось ее сыном, слева раскинулся Старый дворец.

Магия Айи была столь могущественна, что даже Аркониэль не мог бы сказать, следуют ли они с Лхел за ним, но ни оглянуться, ни прошептать их имена он не осмеливался.

Роскошный дом Ариани был окружен собственными стенами, садами и несколькими просторными дворами. Войдя в ворота, Аркониэль поспешно запер их за собой, как только ощутил прикосновение Айи к своему плечу. Молодой волшебник нервно огляделся, чуть ли не ожидая, что за голыми деревьями и статуями прячутся царские гвардейцы или хотя бы знакомые ему воины князя. Однако поблизости не было ни души — ни привратника, ни конюха. Окружающий дом сад был безмолвен, в воздухе висел аромат последних осенних цветов.

Рядом с Аркониэлем возникли Айя и ведьма, и все вместе они двинулись через сад к арке входа. Не сделали они и трех шагов, как с дерева слетела рогатая сова и схватила крысу всего в десяти футах от людей. Хлопая крыльями, чтобы сохранить равновесие, птица разделалась с грызуном и взглянула на Айю и ее спутников глазами золотыми, как только что отчеканенные монеты. Совы нередко встречались в Эро, но Аркониэль ощутил трепет благоговения: эти птицы были вестницами Иллиора.

— Благоприятное знамение, — шепнула Айя, когда сова улетела, бросив мертвую крысу.

Дворецкий князя, Минир, открыл дверь, услышав стук. Худой, серьезный, сутулый старик всегда напоминал Аркониэлю кузнечика. Он был одним из тех немногих, с кем его господин готов был разделить тяжелую ношу, которую предстояло нести в будущем.

— Слава Создателю! — прошептал старик, хватая Айю за руку. — Князь едва рассудка не лишился от беспокойства… — Он оборвал себя, увидев Лхел.

Аркониэль мог себе представить, о чем подумал Минир: ведьма, существо нечистое, повелительница мертвых, некромантка, которой послушны демоны и призраки.

Айя коснулась его плеча.

— Все в порядке, Минир. Твой господин знает. Где он?

— Наверху, мистрис. Я позову его. Айя на минуту задержала дворецкого.

— А капитан Фарин?

Фарин, рыцарь, командовавший княжеской гвардией, редко покидал Риуса. Иллиор не назвал его имени среди тех, кому можно было доверить тайну, но Айя и Риус не говорили о том, как скрыть от него события этой ночи.

— Князь послал его вместе с воинами в Атийон для сбора податей. — Минир провел путников в темный зал для аудиенций. — Женщин принцессы отправили ночевать во дворец, чтобы они не беспокоили роженицу. Этой ночью тут остались только мы с твоей Нари, мистрис. Я позову князя. — Минир поспешно стал подниматься по парадной лестнице.

В огромном камине на другом конце зала горел огонь, но ни одна лампа зажжена не была. Аркониэль медленно повернулся, стараясь разглядеть знакомую мебель и гобелены на стенах. Этот дом всегда был полон музыки и веселья, сегодня в нем было тихо, как в гробнице.

— Это ты, Айя? — раздался низкий голос. По лестнице, чтобы приветствовать прибывших, спустился князь. Риусу было около сорока, он был красив и статен, покрытые буграми мышц руки говорили о том, что князь — могучий воин, привыкший к мечу и поводьям боевого коня. Этим вечером, однако, даже загар и густая черная борода не могли скрыть его бледности, а на короткой тунике проступили пятна пота, словно князь только что долго бежал или сражался. Каким бы закаленным в сражениях храбрецом он ни был, сейчас от него разило страхом.

Риус бросил пристальный взгляд на Лхел, и плечи его поникли.

— Вы все-таки нашли ее.

Айя отдала свой плащ дворецкому.

— Конечно, мой господин.

Сверху донесся сдавленный стон. Риус прижал стиснутую в кулак руку к груди.

— В травах, которые ускорили бы роды, нет надобности. У Ариани воды отошли еще в полдень. Схватки длятся уже несколько часов. Она просит позвать ее собственных прислужниц…

Лхел что-то пробормотала, и Айя перевела ее вопрос князю.

— Она спрашивает, не было ли у госпожи кровотечения.

— Нет. Женщина, которую ты прислала, говорит, что все идет как надо, но…

В комнате второго этажа снова прозвучал крик, и Аркониэль почувствовал дурноту. Бедняжка понятия не имеет, кто явился в ее дом этой ночью. Айя поклялась супругам, что будет оберегать девочку царской крови, если у них родится дочь, она не открыла будущей матери средств, которыми Светоносный повелел ей воспользоваться для этой цели. О них знал только Риус. Честолюбие обеспечило Айе его согласие.

— Пойдемте, пора. — Айя стала подниматься по лестнице, но князь схватил ее за руку.

— Ты уверена, что это единственный способ? Разве нельзя просто отослать второго?

Айя бросила на Риуса холодный взгляд. Она стояла на две ступени выше, чем он, и в тусклом свете на мгновение показалась высеченной из камня статуей.

— Светоносный желает рождения царицы. Ты хочешь, чтобы твоя дочь взошла на трон. Такова назначенная за это цена. На нашей стороне милость Иллиора.

Князь выпустил ее руку и тяжело вздохнул.

— Что ж, пошли, и давайте покончим с этим. — Он двинулся следом за женщинами, и Аркониэль, шедший следом, услыхал, как Риус пробормотал: — Будут и другие дети.

В спальне принцессы Ариани было жарко и душно. Айя и Лхел подошли к постели, а Аркониэль остановился у порога, от тяжелого запаха у него закружилась голова.

Он никогда раньше не бывал в этой части дома. При других обстоятельствах он счел бы комнату милой и уютной. Стены и резную кровать украшали яркие полотнища с вышитыми на них фантастическими морскими обитателями, на мраморной каминной полке резвились дельфины. Рядом с закрытым ставнями окном на полу лежала знакомая рабочая корзинка, и из-под крышки выглядывали тряпичные голова и рука — незаконченная кукла. Ариани славилась своим искусством, и большинство знатных дам Эро, да и некоторые из мужчин стремились получить от принцессы такой подарок.

Сегодня вид куклы заставил сердце Аркониэля сжаться.

В просвет полузадернутых занавесей вокруг постели он разглядел огромный живот роженицы и судорожно стиснутую руку в драгоценных кольцах.

Толстенькая благообразная служанка склонилась над Ариани, что-то успокаивающе бормоча и вытирая пот со лба роженицы. Это была Нари, овдовевшая родственница Айи, выбранная в кормилицы младенцу. Айя рассчитывала, что собственный ребенок Нари будет расти вместе с малышом Ариани, но боги рассудили иначе — несколько недель назад сын Нари умер от пневмонии. Как ни горевала несчастная мать, она послушно сцеживала молоко, чтобы быть в со стоянии кормить новорожденного. Перед ее свободного платья был весь закапан молоком.

Лхел сразу же взялась за дело и спокойно стала отдавать распоряжения, раскладывая в ногах постели то, что принесла с собой: пучки трав, тонкий серебряный нож, костяные иглы, моток тонких, как паутинка, шелковых ниток.

Ариани дернулась, издав новый вопль, и Аркониэль мельком увидел ее лицо с остекленевшими глазами за завесой блестящих черных волос.

Принцесса была ненамного старше его самого, и Аркониэль, хотя и не позволял себе думать о таком, втайне обожал ее с тех пор, как после замужества она поселилась в доме мужа, где Айя и молодой волшебник часто бывали. Ариани была самой красивой из известных ему женщин, она всегда была с ним мила и любезна… Горячий стыд захлестнул Аркониэля: так вот как они отплатят ей за доброту!

Слишком скоро, на взгляд Аркониэля, Айя поманила его к постели.

— Иди сюда, Аркониэль, теперь ты нам нужен. Они с Нари стали держать Ариани за ноги, а Лхел запустила руку между ее бедер. Роженица застонала и слабо попыталась отодвинуться. Отчаянно покраснев, Аркониэль отвел глаза, а когда Лхел закончила обследование, поспешно отошел.

Лхел вымыла руки в тазу, потом потрепала Ариани по щеке.

— Есть хорошо, кееса.

— Их ведь… их ведь двое, повитуха? — слабым голосом прошептала Ариани.

Аркониэль бросил на Айю тревожный взгляд, но та только пожала плечами.

— Ни одной женщине не нужна повитуха, чтобы сказать ей, сколько младенцев у нее во чреве.

Нари заварила травы, принесенные ведьмой, и напоила Ариани отваром. Через несколько минут женщина стала дышать ровнее и успокоилась. Забравшись на кровать, Лхел принялась растирать живот роженицы, что-то монотонно напевая.

— Первого новорожденного нужно повернуть так, чтобы он вошел в мир, освободив дорогу другому, — перевела ее слова Айя замершему у изголовья Риусу.

Лхел переместилась так, что стояла теперь на коленях между ног Ариани, продолжая поглаживать ее живот. Через несколько минут она издала тихий победный крик. Глянув на нее краем глаза, Аркониэль увидел, что она одной рукой поддерживает крохотную мокрую головку, другой она зажимала младенцу ноздри до тех пор, пока он целиком не появился на свет.

— Девочка, кееса, — объявила Лхел, отнимая руку от лица новорожденной.

Аркониэль с облегчением перевел дух: девочка сделала первый вдох. Именно им — шаймари, «дыханием души» — ведьма была так озабочена.

Лхел перерезала пуповину своим серебряным ножом и подняла новорожденную, чтобы все ее увидели. Насколько позволяла видеть слизь, малышка выглядела вполне здоровой, ее головку покрывала густая шапка черных волос.

— Слава Светоносному! — воскликнул Риус, наклоняясь к спящей жене, чтобы поцеловать ее в лоб. — Первенец — девочка, как и обещал оракул!

— Посмотрите, — сказала Нари, показывая на маленькую винно-красную родинку на левой ручке. — Это счастливый знак, совсем как розовый бутончик.

Айя с победной улыбкой взглянула на Аркониэля.

— Это наша будущая царица, мой мальчик.

Слезы радости обожгли глаза Аркониэля, но прекрасный момент был омрачен сознанием того, что их работа еще не закончена.

Пока Нари обмывала девочку, Лхел принялась извлекать второго близнеца. Голова Ариани бессильно поникла, Риус отошел к камину, мрачно сжав губы.

Теперь уже совсем другие слезы навернулись на глаза Аркониэля.

Прости нас, прекрасная госпожа, — мысленно молил он, не в силах отвести взгляд от лица Ариани.

Несмотря на все усилия Лхел, второй ребенок шел неправильно — ножками вперед. Недовольно ворча себе под нос, ведьма высвободила одну ножку, потом вторую, и тельце выскользнуло на свободу.

— Мальчик, кееса, — тихо сказала Лхел, протягивая руку, чтобы прикрыть личико новорожденного и не дать ему сделать столь важный первый вдох, соединяющий душу с телом.

Неожиданно перед домом раздался громкий стук копыт и крики…

— Именем царя, откройте!

Для Лхел это оказалось такой же неожиданностью, как и для остальных. В тот момент, когда ведьма отвлеклась, головка новорожденного вынырнула из тела матери, и ребенок сделал первый вдох — шаймари.

— Клянусь Светом! — прошипела Айя, резко поворачиваясь к ведьме. Лхел только покачала головой и наклонилась над извивающимся тельцем. Аркониэль поспешно попятился, не в силах смотреть на то, что должно было случиться. Он зажмурился так крепко, что за сомкнутыми веками вспыхнули яркие искры, но не слышать он не мог: первый крик здорового ребенка, внезапно оборвавшийся… Наступившая тишина показалась ему такой зловещей, что он ощутил дурноту.

То, что затем последовало, показалось Аркониэлю очень долгим, хотя на самом деле они располагали всего несколькими минутами. Лхел взяла у Нари живую девочку и положила на постель рядом с мертвым близнецом. Напевая заклинания, она начертила в воздухе странные знаки, и живой ребенок замер, словно мертвый. Когда Лхел взялась за нож и иглу, Аркониэлю снова пришлось отвернуться. За его спиной тихо всхлипывал Риус.

Неожиданно рядом с Аркониэлем оказалась Айя, она вытолкнула его из комнаты в холодный коридор.

— Спустись вниз и задержи царя. Займи его разговором как можно дольше! Я пришлю Нари, когда опасность минует.

— Задержать царя? Каким образом?

Ответом Аркониэлю была захлопнувшаяся дверь. Он услышал, как в замке повернулся ключ.

— Что ж… — Аркониэль вытер лицо рукавом и пригладил руками волосы. Прежде чем спуститься по лестнице, он обратил лицо к невидимой луне и вознес безмолвную молитву Иллиору:

Помоги моему заплетающемуся языку, Светоносный, или отведи царю глаза. Лучше бы и то, и другое, если ты не сочтешь такую просьбу чрезмерной.

Теперь Аркониэль жалел о том, что капитан Фарин отсутствует. Высокий молчаливый рыцарь обладал удивительным умением успокаивать всех вокруг. Проведя всю жизнь в придворных интригах, на охоте, в сражениях, он гораздо лучше, чем неопытный молодой волшебник, годился для того, чтобы принять царя.

 

Минир зажег бронзовые лампы, висевшие между колонн зала, и подкинул в огонь камина кедровые поленья и ароматные травы, чтобы сделать воздух благовонным. Эриус стоял у очага — высокая пугающая фигура, освещенная отблесками пламени. Аркониэль низко склонился перед царем. Как и Риус, Эриус был настоящим воином, проведшим всю жизнь в сражениях, но все еще оставался красивым мужчиной с молодым весельем, которого не смогла потушить даже юность при дворе безумной матери, в глазах. Только в последние годы, когда царская гробница заполнилась останками его ближайших родственниц, подданные начали гадать, не является ли благожелательный образ всего лишь маской, за которой скрывается черное сердце, хорошо усвоившее уроки царицы Агналейн.

Как и заподозрил Аркониэль, царь явился не один. Его, словно тень, сопровождал придворный волшебник, благородный Нирин. Это был невзрачный человечек лет двухсот, однако таланты, которыми он обладал, быстро вознесли его на вершину власти. Эриус, как и его мать, долгие годы не пользовался услугами волшебников, но с тех пор как умерли жена и дети царя, звезда Нирина при дворе поднялась высоко. Все теперь хорошо знали характерную внешность волшебника: раздвоенную рыжую бороду и дорогую расшитую серебром белую мантию.

Нирин лишь кивнул Аркониэлю в ответ на его глубокий поклон.

Кроме придворного волшебника, Эриуса сопровождал жрец Сакора, а также дюжина царских гвардейцев с золотыми бляхами и шпорами. Сердце Аркониэля замерло от нехорошего предчувствия, когда под красными туниками солдат он заметил блеск кольчуг, а на поясах увидел длинные ножи. Довольно странная свита для царя, посетившего дом своей сестры по случаю ее родов…

Аркониэль выдавил почтительную улыбку, с горечью гадая, кто донес Эриусу о происходящем. Должно быть, одна из женщин принцессы. Царь явно подготовился к посещению, несмотря на поздний час. Его седеющие волосы и черная курчавая борода были тщательно расчесаны, а бархатное одеяние выглядело таким свежим, как будто его только что подали Эриусу ради придворного приема. На бедре царя висел меч Герилейн, символ власти над Скалой.

— Сир, — Аркониэль снова поклонился, — твоя благородная сестра все еще не разродилась, и князь Риус прислал меня, чтобы я составил тебе компанию, пока он сам не сможет явиться.

— Аркониэль? — удивленно поднял брови Эриус. — Что ты здесь делаешь? Насколько мне известно, ни ты, ни твоя наставница никогда не были повитухами.

— Это так, о царь. Я сегодня оказался гостем князя и стараюсь по возможности быть полезным. — Аркониэль внезапно осознал, как пристально смотрит на него другой волшебник. Блестящие зеленые глаза навыкате придавали Нирину вечно изумленный вид, и сейчас это очень смутило молодого мага. Он старательно установил защиту, надеясь, что ему хватит сил скрыть от Нирина свои мысли, не вызвав подозрений придворного волшебника.

— Роды у твоей благородной сестры оказались тяжелыми, но я надеюсь, что она скоро произведет на свет ребенка. — Аркониэль тут же пожалел о сказанном: царь присутствовал при рождении всех своих детей, и если теперь Эриус пожелает подняться наверх, он, Аркониэль, ничем, кроме магии, не сможет ему воспрепятствовать, а в присутствии Нирина даже такой опасный способ невозможен.

Впрочем, Иллиор, похоже, все же услышал его молитву, потому что Эриус кивнул и уселся за столик для игры в кости рядом с камином.

— Ты умеешь играть? — спросил он Аркониэля, указывая ему на второе кресло. — Роды часто длятся дольше, чем рассчитываешь, особенно когда женщина рожает своего первенца. Мы вполне можем пока поразвлечься.

Моля богов сделать так, чтобы испытываемое им облегчение не оказалось замеченным, Аркониэль послал Минира за вином и сладостями, потом бросил кости, все его умение сосредоточилось на том, чтобы как можно чаще проигрывать.

Нирин сидел рядом, притворяясь, будто поглощен игрой, но Аркониэль все еще ощущал на себе его пристальный взгляд. По спине молодого волшебника тек пот. Чего хочет от него Нирин? Может быть, ему что-то известно?

Аркониэль едва не уронил кости, когда придворный маг неожиданно спросил:

— Тебе снятся сны, молодой человек?

— Нет, господин, — ответил Аркониэль. — А если и снятся, я не могу вспомнить их, проснувшись.

Это было достаточно близко к правде: обычные сны снились ему редко, а вещие пока не посещали. Аркониэль ожидал, что Нирин продолжит расспросы, но тот только со скучающим видом откинулся в кресле и стал поглаживать свою раздвоенную бороду.

Царь и молодой волшебник играли третий круг, когда в зал спустилась Нари.

— Князь Риус выражает тебе свое почтение, государь, — присела она перед Эриусом, — и спрашивает, не желаешь ли ты, чтобы он принес показать тебе твоего новорожденного племянника.

— Чепуха! — воскликнул Эриус, отбрасывая кости и поднимаясь с кресла. — Сообщи своему господину, что его брат будет счастлив сам его навестить.

У Аркониэля снова возникло неприятное чувство, что царь чего-то недоговаривает.

Опасения его еще усилились, когда следом за Эриусом в комнату роженицы поднялись и жрец с Нирином. Нари, поймав взгляд Аркониэля, быстро кивнула: Айя и Лхел благополучно успели скрыться. Войдя в покои Ариани, молодой волшебник не ощутил никаких следов магии — ни законных чар Орески, ни каких-либо иных.

Князь Риус стоял у постели, держа за руку свою супругу. Принцесса все еще, к счастью, была погружена в сон, получив изрядное количество отвара трав. Теперь, когда ее черные волосы были гладко причесаны, а на щеках горел румянец, она походила на одну из собственных кукол.

Риус поднял с постели запеленатого младенца и поднес его царю. Князь уже достаточно овладел собой, чтобы с достоинством сыграть свою роль.

— Твой племянник, мой повелитель, — сказал он, передавая младенца Эриусу. — С твоего позволения, он будет носить имя Тобин Эриус Акандор, в честь твоих предков.

— У тебя сын, Риус! — Царь умело и осторожно развернул пеленки.

Аркониэль затаил дыхание и постарался прогнать все мысли, когда Нирин и жрец простерли руки над спящим младенцем. Ни один из них ничего не заметил. Чары Лхел скрыли все следы осквернения, которому подверглось крошечное тельце. Да и кому придет в голову искать следы деяний горной ведьмы в спальне собственной сестры царя?

— Прекрасный мальчишка, и имя ему очень подходит, — воскликнул Эриус. Его внимание привлекла родинка на ручке малыша. — И посмотри: у него метка, предсказывающая удачу. К тому же на левой руке… Нирин, что скажешь? Ты в таких вещах разбираешься.

— Она сулит мудрость, государь, — сказал волшебник. — Очень удачное качество для будущего сподвижника твоего сына.

— Несомненно, — кивнул Эриус. — Да, ты получаешь мое согласие на имя, брат, и мое благословение. Я привел с собой жреца, чтобы он совершил жертвоприношение в честь нашего маленького воина.

— Благодарю тебя, брат, — ответил Риус. Жрец отошел к камину и начал свои монотонные песнопения, бросая в огонь благовония и маленькие восковые фигурки.

— Клянусь Пламенем, через несколько лет из него получится прекрасный приятель моему Корину, — продолжал царь. — Только представь себе их — вместе на охоте, вместе на учебном плацу, когда твой Тобин присоединится к компаньонам. Совсем как мы с тобой, помнишь, а! Однако ведь, насколько мне известно, Ариани родила двойню?

Да, — подумал Аркониэль, — царские шпионы времени даром не теряли.

Нари нагнулась и подняла из-за постели другой маленький сверток. Заслоняя его собой от принцессы, она поднесла его к царю.

— Бедненькая девчушка, государь… Родилась мертвой.

Эриус и его спутники так же внимательно осмотрели тельце, как и другого близнеца, поднимая вялые ручки, удостоверяясь в том, что это девочка, прикладывая ухо к груди в поисках признаков жизни. Аркониэль, следивший за ними краем глаза, заметил, как царь быстро бросил на Нирина вопросительный взгляд.

Им что-то известно. Они что-то ищут, — испуганно подумал он. Заданный ему Нирином вопрос насчет сновидений внезапно приобрел зловещее звучание. Может быть, мага посетило видение, видение, касающееся этого младенца? Даже если так, чары Лхел сработали безупречно, потому что придворный маг ответил царю, быстро мотнув головой. Что бы они ни искали, здесь они ничего не нашли. Аркониэль поспешно отвел глаза, чтобы не выдать своего облегчения.

Царь вернул мертвого младенца Нари и обнял князя за плечи.

— Тяжело терять ребенка. Сакор мне свидетель: я все еще скорблю о своих детях и их дорогой матери. Это для тебя слабое утешение, я знаю, но, поверь, так лучше: пока вы оба еще не успели привязаться к ней…

— Ты прав, — тихо ответил Риус.

В последний раз хлопнув князя по плечу, Эриус подошел к постели и нежно поцеловал сестру в лоб.

Благостная картина заставила кровь броситься в голову Аркониэлю: он не забыл вооруженных гвардейцев в зале. Этот узурпатор, этот убийца женщин и девочек, может быть, и любил свою сестру достаточно, чтобы пощадить, но на ее детей его милость не распространялась. Аркониэль не поднимал глаз, пока царь и его спутники не покинули комнаты, он отчетливо представлял себе, какая драма разыгралась бы здесь, если бы Эриус обнаружил живую новорожденную девочку.

Как только дверь за ними закрылась, ноги перестали держать Аркониэля, и он рухнул в кресло.

Однако страшное испытание еще не закончилось. Ариани открыла глаза и увидела мертвого младенца на руках у Нари. Ухватившись за колонку кровати, она приподнялась и протянула руки к тельцу.

— Слава Светоносному! Я знала, что раздался второй крик, но мне приснился такой ужасный сон…

Кормилица переглянулась с Риусом, и улыбка Ариани увяла.

— В чем дело? Дайте мне моего малыша!

— Он мертворожденный, любовь моя, — сказал Риус. — Оставь. Вот, смотри, это наш замечательный сын.

— Нет, я же слышала крик! — настаивала Ариани. Риус поднес к матери маленького Тобина, но она не обратила никакого внимания на младенца, продолжая пристально смотреть на того, что держала кормилица.

— Дай его мне, женщина! Я приказываю!

Спорить было бесполезно. Словно не слыша тихого плача живого ребенка, Ариани прижала к себе мертвого, и лицо ее стало еще бледнее, чем было.

В тот же момент Аркониэль понял, что магия Лхел не может обмануть мать, как обманула остальных. Заставив свой разум смотреть глазами Ариани, он заметил кусочки кожи, которые Лхел вырезала на груди каждого из младенцев и крошечными стежками вшила вырезанный у одного в рану на грудь другого, прямо над сердцем. Такой обмен плотью и привел к трансформации. Девочка стала казаться мальчиком и должна была сохранять обманчивую форму до тех пор, пока это сочла бы необходимым Айя, а ее мертвый брат приобрел вид девочки, обманувший царя.

— Что вы сделали? — охнула Ариани, с ужасом глядя на Риуса.

— Потом, любовь моя, когда ты отдохнешь… Отдай малыша Нари и возьми своего сына. Смотри, какой он здоровый и сильный! И у него твои синие глаза…

— Сын? Какой же это сын! — гневно оборвала его Ариани. Никакие уговоры ее не убедили. Когда Риус попытался отобрать у нее мертвого ребенка, Ариани вскочила с постели и забилась в дальний угол, прижимая тельце к своей окровавленной рубашке.

— Этого невозможно вынести, — прошептал Аркониэль. Подойдя к плачущей женщине, он опустился перед ней на колени.

Ариани с удивлением посмотрела на него.

— Аркониэль? Смотри, у меня сын. Разве он не прелестный?

Аркониэль попытался улыбнуться.

— Да, благородная госпожа, он само совершенство. — Мягко коснувшись лба женщины, он снова погрузил ее в глубокий сон. — Прости меня.

Он протянул руку к крошечному тельцу и застыл в ужасе.

Глаза мертвого младенца были открыты. Только что они казались голубыми, как у котенка, и вдруг стали черными и обвиняюще уставились на Аркониэля. От маленького тельца исходил неестественный холод, медленно обволакивая волшебника.

Так вот какова цена того первого вдоха! Дух младенца поселился в теле, но убийство тут же превратило его в привидение, если не хуже.

— Клянусь Четверкой! Что это? — охнул Риус, наклоняясь над ребенком.

— Тут нечего бояться, — быстро сказал Аркониэль, хотя его самого страх пронизывал до мозга костей.

Нари опустилась на колени рядом с ним и прошептала:

— Ведьма сказала, что нужно как можно скорее его унести. Она сказала, что ты должен закопать его в землю под корнями большого дерева. На заднем дворе, рядом с летней кухней растет старый орех. Его корни смогут удержать демона. Поспеши! Чем дольше он остается здесь, тем сильнее становится демон.

Потребовалась вся отвага Аркониэля, чтобы сделать это. Осторожно высвободив тельце из рук Ариани, он прикрыл его лицо пеленкой и поспешил прочь. Нари была права: волны мертвящего холода, исходившего от младенца, с каждым мгновением становились сильнее, так что у Аркониэля, пока он дошел до выхода из дома, стали болеть все суставы.

Луна смотрела на него, как обвиняющее око. Аркониэль опустил свою страшную ношу на землю под ореховым деревом и еще раз прошептал:

— Прости меня.

Однако он знал, что прощения за злодеяние, совершенное этой ночью, не будет, шепча заклинание, он тихо плакал. Аркониэль склонился над маленьким свертком, который погружался в холодные объятия земли между узловатыми корнями, и его слезы закапали на него.

В сыром ночном воздухе до Аркониэля донесся еле слышный детский крик, и он задрожал, не зная, издал ли его живой ребенок или мертвый.