Часть 4

 

Услышать некий сверхъестественный голос, вычленить из хора других голосов и слушать только его – тогда можно обрести свободу, если верить таинственному невидимке. Что он хотел этим сказать, Лисса не знала и теперь злилась на себя, что не слушала внимательнее. А вдруг этот бесплотный голос и был тем самым?

Джетта Ван Ален, экстрасенсорика, вспомнила вдруг Лисса. Найти бы её и узнать, что она видит своим третьим. Или как там у экстрасенсов устроено. Но женское отделение уже, скорее всего, сгорело дотла, и где-то там бродил громила Крис. Вспомнив его жуткие глаза-бельма, Лисса непроизвольно передёрнулась. Решимость таяла с каждой минутой, нужно было искать выход, пока она не пропала совсем.

Девушка повернулась к выходу, а там…

– Смотри, она.

– Да.

– Снова целая.

– Совсем целая.

– Хочу её печень.

– И язык.

Те самые близнецы, что были первыми встреченными ею живыми людьми, сейчас стояли в дверях сортира и без всякого выражения смотрели на Лиссу. Они по-прежнему были обнажены и вооружены мясницкими тесаками. Только теперь их приземистые тела оказались обильно запятнаны кровью. Кровь склеила сосульками волосы на груди и в паху, причудливыми узорами обрисовала все впадинки, и теперь казалось, будто с этих мужчин содрали кожу. На их лицах кое-где присохли кусочки чужой плоти.

Один из братьев неторопливо двинулся к Лиссе. Второй остался на месте, похлопывая повёрнутым плашмя ножом по ладони. Глаза его не выражали ни злобы, ни радости, ни интереса.

– Не надо, – жалко пробормотала Лисса, отступая. Её, естественно, не послушали.

Девушка упёрлась спиной в дверь одной из кабинок. Быстро распахнув её, Лисса укрылась за этой ненадёжной преградой. Запора, конечно же, не оказалось. Изо всех сил вцепившись в дверную ручку, Лисса заблокировала дверь. Снаружи царила тишина, проникнуть в её убежище никто не пытался.

А потом на уровне пола мелькнуло блестящее, широкое лезвие, отразив на миг заплаканные глаза жертвы. Ногу рвануло болью, будто её окунули в расплавленный металл. Девушка взвыла и, выпустив дверную ручку, свалилась на пол. Нога пульсировала, посылая в мозг всё новые волны чистого страдания.

Дверь открылась. Безумец мгновение смотрел на скорчившуюся добычу, потом схватил Лиссу за здоровую ногу и выволок из кабинки. Встав рядом на колени, близнец прижал плечи девушки к полу.

– Она твоя, – кивнул он брату.

Тот подошёл и удобно устроился меж ног пленницы, разведя их пошире, чем вызвал у неё вопль боли и страха. Нет, Лисса не интересовала братьев как женщина, и насиловать её никто не собирался. Близнецы смотрели на распростёртое тело с видом изголодавшихся гурманов, обнаруживших изысканнейший десерт.

Подцепив ножом кусок шторы на бёдрах девушки, близнец одним движением вспорол плотную ткань. Та же участь постигла и второй кусок, прикрывающий грудь. В движениях безумца было столько же страсти, сколько мужчина может выказать при чистке картофеля. Небрежно отбросив тряпки в сторону, маньяк погладил мягкий женский живот, нащупал нужную точку и поднял тесак.

– Её язык, – напомнил тот, что держал Лиссу.

– Он твой, – заверил второй.

Лисса закричала. Клиника, залитые тьмой коридоры, полные жаждущих крови безумцев – всё исчезло, растворилось в этом отчаянном вопле агонизирующей жертвы. Голос рвал перекрытия, разбивал вдребезги окна, летел в дождливое небо в единственном стремлении – обрести свободу.

Миг и наваждение рассеялось. Снова был больничный сортир, холодный кафель пола и горячие, жёсткие ладони мучителей. Вот только на сцене появился новый участник этого безумного спектакля – пожилой, высокий мужчина в самодельной сутане с нашитым крестом на груди.

Он вошёл в помещение стремительным шагом и бросил близнецам несколько слов. Безразличные лица убийц впервые выказали проблески чувств. Невероятно, но они выглядели виноватыми и пристыженными, словно нашкодившие мальчишки.

– Что вы делаете, несчастные! Оставьте её, не время предаваться пороку! Апостол только что убил Хирурга и перешёл на следующий этап испытания. Вы должны быть там!

При слове «апостол» близнецы проявили и вовсе несвойственную им суетливость и, потеряв к своей добыче всякий интерес, поспешно покинули помещение.

Священник склонился над жалобно скулящей Лиссой и сказал:

– Держись, дитя моё. Будет на то Его воля, ты выберешься и обретёшь покой. Сейчас я не могу помочь тебе, ибо должен блюсти исполнение святой миссии. Это важнее, чем очередная заблудшая душа. Но если у меня получится, ты найдёшь свой путь и обретёшь свободу. А это облегчит твои страдания.

С этими словами человек в самодельной сутане извлёк из кармана шприц и сделал несколько уколов в раненую ногу Лиссы. Сознание её «поплыло», стены сортира кокетливо изогнулись, а лицо священника подёрнулось рябью и стало отдаляться, пока не исчезло совсем.

 

Боль. Лиссе казалось, что она уже свыклась с болью, но эта слишком напоминала то искупление грехов, что обычно требовал её Бог. Лёжа лицом в твёрдый, белый кафель, девушка никак не могла сообразить – где она и что происходит. Разум вяло барахтался, опутанный липкой паутиной амнапона, и отказывался принимать участие в происходящем.

Позади, кажется, что-то происходило. Кто-то возился и с придыханием бормотал:

– Шелковистый… такой шелковистый…

Мгновение Лисса лежала, скованная действием наркотика, плавающая на грани сна и реальности. Потом невидимка, очевидно, задел её раненую ногу, и мощный разряд боли пронзил измученный мозг Лиссы. Это моментально отрезвило и привело в чувство. Она зарычала и забилась на полу, пытаясь сбросить с себя чужака.

Раздалось испуганное верещание, и Лисса почувствовала, что её больше никто не держит. Повернувшись, она успела рассмотреть выбегающего за дверь насильника – лысого, плюгавого мужичонку с тощими, кривыми ногами.

– Твари, – всхлипывала Лисса. – Психованные ублюдки.

Она с трудом села, посмотрела на раненую ногу и задохнулась от ужаса. Конечность была перерублена у щиколотки почти полностью. Из багровой раны торчали острые обломки костей, ступня висела на куске плоти. Синеватые сосуды раскрасили побагровевшую кожу затейливым узором. Под коленом обнаружился туго стянутый, тонкий ремень, благодаря которому Лисса не истекла кровью. Хотя, на полу её было предостаточно. Девушка тихо завыла сквозь крепко стиснутые зубы.

– Что такое, детка? – спросила Сука, садясь на корточки и рассматривая увечье. – Тебя снова поимели по-полной?

Лисса заплакала в голос, задыхаясь от рыданий и размазывая по лицу кровь пополам со слезами. Потом, не выдержав, закричала.

– Закрой рот, идиотка! – прошипела Сука. – Иначе растеряешь оставшиеся конечности и вообще перестанешь дышать.

– Лучше не дышать, мать твою! – крикнула Лисса. – Тогда всё кончится – и этот мерзкий кошмар, и ты. Навсегда!

Сука засмеялась. Она покатывалась со смеху, утирая выступившие слёзы радости и глядя на Лиссу с брезгливой жалостью.

– Какое же ты ничтожество, – сказала она, отсмеявшись. – Только и умеешь, что ныть, прятаться и наматывать на кулак сопли.

– Тогда убей меня! – истерично завизжала Лисса. – Давай, стерва, сделай это, я готова!

Сука несколько мгновений задумчиво изучала её, потом наклонилась ближе и прошептала:

– Ладно.

Обхватив дрожащую девушку руками, Сука крепко обняла её. Так крепко, что Лисса обмякла и повалилась на снежно-белый и красный от крови пол.