Западный берег моря.

16 августа в 10 часов утра шкуна направилась на юго-запад к западному берегу моря, и приблизилась к нему на другой день вечером, а с 16 по 25 августа следовала вдоль него до мыса Ургу-Мурун, в разстоянии от двух до пяти и более верст от берега. Во все это время шкуна остановилась на якорь только на ночь и редко когда днем, вследствие довольно свежаго ветра, дувшаго постоянно с севера, и совершеннаго неимения удобных мест для якорных стоянок. Западный берег, ограничивая Усть-Урт, возвышающийся над уровнем моря саженей на 75, тянется почти прямою линиею, по крайней мере не образует заметных заливов и взгроможден неправильными каменистыми обвалами и утесами, нередко совершенно вертикально упирающимися в море.

Усть-уртския высоты наиболее высоки и обрывисты около середины западнаго берега, по мере же приближения к югу заметно понижаются. Глубина моря у подножья Усть-Урта вполне соответствует высоте и крутости последняго. Когда шкуна приближалась к западному берегу, глубина моря, обыкновенно не превосходящая 15 морских саженей, начала быстро возростать, так что, с наступлением ночи, шкуна стала на якорь, в двух верстах от берега, на глубине 26 саженей, а на другой день стояла; также верстах в двух от берега, на 37 саженях.

Утесы Усть-Урта, разнообразясь безпорядочным размещением и разноцветностью слоев каменистых пород, производили при солнечном освещении какой-то волшебный вид с моря. Взор обманывался невольно, и на этих пустынных берегах рисовались храмы, башни, шатры, колонны и прочее. Вследствие такого разнообразия рисунков, весьма трудно было распознать действительное очертание берегов, и хотя со шкуны производилась съемка их, но верность ея была сомнительна по многим причинам.

Во 1-х, съемщик не имел возможности с достаточною точностью определять направления движения шкуны и пройденныя ею разстояния, так как она двигалась с уклонениями от прямого курса и с неравномерною скоростью.

Во 2-х, он еще менее мог делать правильно засечки, так как на берегу не было таких резко выдающихся предметов, которые бы, при движении шкуны, по своему виду не мешались бы с другими и не терялись из глаз.

В 3-х, очертание берегов между засечками он делал на глаз, который в этом случае сильно обманывал, тем более, что мы шли в различном разстоянии от берега, но в каком именно сами не знали.

В 4-х, вожак не мог отличить с моря береговых урочищ и называл их гадательно, так что надписи на съемке были положительно неверны.

Наконец, в 5-х, мы не могли выходить часто на берег, для проверки съемки. Возвратясь в Оренбург и представив съемки берегов Аральскаго моря, я высказал все недостатки их и предложил, приняв некоторыя меры для исправления неудовлетворительных работ, ждать окончания описи; но генерал Обручев, увлекаясь новизною географических сведений, приказал переделать, по привезенным съемкам, все карты, имевшияся в генеральном штабе Оренбургскаго корпуса. Приказание это оказалось, конечно, преждевременным, потому что, на следующий год, по окончании описи Аральскаго моря, пришлось вторично переделывать карты. Я не уверен впрочем, что и в настоящее время западный берег Аральскаго моря установлен совершенно правильно.

Во время плавания вдоль Усть-Урта мы пытались выдти на берег три раза. В первый раз попытка наша была неудачна. 19 августа вечером шкуна стала на якорь, казалось, весьма в близком разстоянии от берега. В числе десяти человек мы сели на шлюпку с намерением осмотреть чинк или край Усть-Урта и взобраться на него; но, против ожидания, мы плыли около часа, а берег казался все в том же разстоянии от нас. Наконец, когда мы приблизились к нему настолько, что могли отличить довольно мелкие береговые предметы, то, к крайнему огорчению, увидели, что утесы совершенно отвесно упираются в море и около них бушует бурун. Убедясь в невозможности не только взобраться на высоты Усть-Урта, но даже пристать к берегу, мы должны были вернуться назад.

Между тем дырявая шлюпка уже успела наполниться водою, ветер стал свежеть и море разыгрываться, а шкуна виднелась едва заметною точкою на горизонте. Бутаков посадил на каждое весло по два матроса, всем сидевшим на шлюпке приказал выливать из нея шапками воду, а сам, управляя рулем, разсказывал, для придания бодрости команде, забавные анекдоты. В это время было, однако, не до анекдотов; не обращая на них внимания, все предались работе. Гребцы напрягали крайния усилия, от которых могли сломаться весла и тогда не было бы никакого шанса на спасение, потому что запасных весел мы не имели. Прочия лица, сидевшие в шлюпке, безостановочно выгребали из нея воду, но волны, перекидываясь через борт, снова подбавляли нам ее. Одна волна так сильно ударила в спину сидевшаго на носу, что тот свалился в шлюпку. И ни одной улыбки, ни одного слова по этому поводу, все молча продолжали работу. Когда шлюпка приближалась к шкуне, Бутаков закричал: «спасательныя машины». Нам были брошены на веревках пустыя бочки, но мы ими не воспользовались и собственными усилиями добрались до шкуны.

В другой раз нам удалось пристать к берегу, образовавшему небольшой заливчик, скалистые берега котораго были покрыты осетрового икрою, выброшенною вероятно весною; но на вершину Усть-Урта мы не могли взобраться.

Наконец, в третий раз мы выходили на берег на урочище Аджибай, где кочевало в это время несколько кибиток. Желая воспользоваться близостию человеческаго жилья, чтобы достать свежаго мяса, котораго мы не имели давно, Бутаков отправил на шлюпке Поспелова, но лишь только последний вышел на берег, как раздался ружейный выстрел. Думая, что кочевники напали на наших, Бутаков, забрав с собою оружие, немедленно отправился сам на бударе, но оказалось что выстрел был сделан Поспеловым по красному гусю (flamingo). Кочевники же, то есть киргизы (Чиклинскаго рода, Джакоимова колена, Карабашевскаго отделения) и туркмены приняли нас дружелюбно. В разговорах с нами они выражали свое неудовольствие на хивинское правительство, завидовали участи киргиз, находящихся в подданстве России, и изъявляли желание перекочевать в нашу степь, еслибы не боялись мщения Хивы. Хивинский хан, говорили они, недоволен устройством русской крепости на Сыр-Дарье, но мы понимаем, что русские основали ее не для враждебных действий, а для облегчения торговли с Хивою же помощию Аральскаго моря, и видим, что они никакого зла нам не делают, напротив киргизы им подвластные, благоденствуют.

На чистосердечие этих отзывов конечно нельзя было полагаться, так как карабашевцы пользуются в степи незавидною репутациею; но они не скрыли от нас печальных для хивинцев последствий дела 26 мая при Достановой могиле и в заключение дружественной беседы променяли нам барана за чекмень (кафтан). Благодаря карабашевцам и скорому прибытию шкуны в залив Кин-камыш, в котором вода была пресная из Аму-Дарьи, мы подкрепили свои силы, истощенныя слишком продолжительным уже постом. Залив Кин-камыш, находящийся в юго-западном углу Аральскаго моря, мелок и по берегам зарос камышем и кугою, потому неудобен для якорной стоянки, особенно при господстве на море северных ветров, от которых он не закрыт. Шкуна не могла приблизиться к мысу Ургу-Мурун ближе чем на 10 верст.