Разделение империи на Западную и Восточную

Существуют также правовые принципы более авторитетные, чем лю­бое юридическое предписание. В этом случае закон, противоречащий такому принципу, не действует. Подобного рода принципы называют естественным правом. Каждый из них в отдельности вызывал сомне­ние. Но в течение веков выкристаллизовалось их твердое содержание, и с общего согласия они были закреплены в так называемых деклара­циях основных и гражданских прав человека. Так что большинство из них сомнения уже не вызывает.

Приложение 1

На языке веры те же самые идеи нашли выражение в следующих сло­вах Библии: с одной стороны, вам следует подчиняться власти, что стоит над вами, а с другой - вы должны подчиняться Богу больше, чем человеку. И это не только благое намерение, но и действующий правовой принцип. Но возникающее между двумя этими словами противоречие нельзя разрешить сентенцией: отдайте кесарю кесарево, а Богу - Богово, так как даже эти слова оставляют сомнение в отноше­нии разграничения данных понятий. Более того, они уступают реше­ние голосу Бога, который лишь в особых случаях пробуждает совесть индивида.

Приложение 2

Законное неправо и надзаконное право

I.

Национал-социализм следовал двум принципам, которые были обя­зательны, с одной стороны, для солдат, а с другой - для юристов: «При­каз есть приказ» и «Закон есть закон». Принцип «Приказ есть приказ» имел ограниченное действие. Согласно § 47 Военно-уголовного кодекса не следовало подчиняться приказам, отдававшимся с преступной це­лью. Принцип «Закон есть закон» не знал ограничений. Он был выра­жением позитивистской правовой идеи, которая в течение многих десятилетий определяла правосознание немецких юристов. Поэтому законное неправо, равно как и надзаконное право, были противоречи­ями в самих себе. И практике до сих пор приходится сталкиваться с обеими проблемами. Так, в «Зюддойче юристен цайтунг» (с. 36) было опубликовано и прокомментировано одно решение суда первой инстанции Висбадена, согласно которому «законы о переходе соб­ственности евреев государству считались противоречащими есте­ственному праву и ничтожными с момента их принятия».

П.

В области уголовного права возникла та же проблема, в частности, при принятии судебных решений и в научных дискуссиях в советской зоне оккупации.

1. Суд присяжных г. Нордхаузен (Тюрингия) вынес приговор о пожиз­ненном заключении судебному чиновнику Путфаркену, по доносу ко­торого был осужден и казнен предприниматель Геттиг. Путфаркен сообщил о надписи, которую предприниматель оставил в нужнике: «Гитлер - организатор массовых убийств и виновник войны». Поми­мо надписи предпринимателю инкриминировалось и слушание ино­странного радио. Речь генерального прокурора в тюрингском суде д-ра Кучинского широко освещалась в прессе («Тюрингер фольк», Зон-неберг, 10 мая 1946 г.). Прокурор первоначально задался вопросом: «Был ли данный поступок противоправным?» - «Когда подсудимый заявляет, что он донес из национал-социалистических убеждений, то это не имеет правового значения. Не существует правовой обязанно-

Приложение 2

сти доносить из политических убеждений. Такой обязанности не было и во времена Гитлера. Решающее значение имеет лишь то, был ли он на службе правосудия. Это предполагает возможность судопроизводства. Законность, стремление к справедливости, правовая стабильность -вот требования, предъявляемые к юстиции. Все эти три предпосылки отсутствовали в политической уголовной юстиции гитлеровских времен». «Тот, кто в те годы доносил на другого, должен был считать­ся с тем - и он отдавал себе в этом отчет, - что он передает обвиняе­мого в руки не законного правосудия с правовыми гарантиями установления истины и вынесения справедливого приговора, а в руки произвола».

«Я полностью присоединяюсь к экспертному заключению по этому вопросу, которое представил профессор Иенского университета Лан-ге. О таком положении вещей знали все в Третьем рейхе: если кто-либо на третий год войны привлекался к ответственности за записку «Гитлер - убийца и повинен в этой войне», то он уже не мог остаться в живых. Такой человек, как Путфаркен, мог, конечно, и не иметь никакого представления о том, как юстиция подмяла под себя право, но он мог вполне быть уверенным в том, что она справится с этой задачей».

«Из § 139 УК также не следовало, что существует правовая обязанность доносительства. Правда, согласно нормам этого параграфа, тому, кто знал с достаточной долей вероятности о государственной измене, но «бездействовал» и не сообщил своевременно об этом властям, грози­ло наказание. Правда и то, что Геттиг был приговорен к смертной каз­не Кассельским земельным верховным судом за подготовку совершения государственной измены. Однако в правовом смысле, сделанное Гетти-гом не является документом, свидетельствующим о подготовке к го­сударственной измене. Написанные им смелые слова «Гитлер - убийца и виновен в войне» были чистой правдой. Тот, кто эти слова распро­странял и обнародовал, не угрожал ни государству, ни его безопасно­сти. Он лишь предпринял попытку хотя бы в малейшей степени помешать разрушению государства и тем самым хотел не совершить государственную измену, а спасти государство. Любая попытка под­вергнуть сомнению этот совершенно очевидный факт с помощью судейского крючкотворства должна быть отвергнута. Кроме того, мо­жет возникнуть вопрос, был ли так называемый фюрер и рейхканцлер легитимным главой государства и соответственно был ли он защищен параграфом о государственной измене. Обвиняемый, делая донос, не задумывался о правовой оценке своего поступка и в меру своего

Философия права

понимания даже не мог задуматься об этом. Он также не удосужился объяснить, что донес на Геттига лишь потому, что увидел в поступке Геттига государственную измену и в этой связи счел себя обязанным «сделать донос».

Затем прокурор обратился к вопросу: «Был ли поступок виновным?».

«Путфаркен в сущности признает, что хотел отправить Геттига на эшафот, что подтверждено целым рядом свидетельских показаний. А это рассматривается как предумышленное убийство в смысле §211 УК. Тот факт, что Геттиг был приговорен к смерти судом Третьего рейха, не служит основанием для отрицания исполнительства Путфарке-на. Он косвенный, или «посредственный», исполнитель преступления (Mittelbarer Taeter). Правда, следует отметить, что в судебной практи­ке Третьего рейха получило развитие понятие косвенного исполнитель­ства, которое касалось других составов преступления. Главным образом тех из них, в которых «посредственный» исполнитель был невменяе­мым или служил безвольным орудием других преступников. Раньше никому даже в голову не могло прийти, что немецкий суд может стать орудием в руках преступников. Но ныне мы сталкиваемся с такими составами преступления. И дело Путфаркена не единственное. Несмотря на формально-правомерные действия суда, этот неправомерный приго­вор не позволяет отрицать факта «посредственного исполнительства». Впрочем, как бы то ни было, дополнительный тюрингский закон от 8 февраля 1946 г. устраняет какие то бы ни было сомнения, если они и существовали. Его ст. И к § 47 абз. 1 УК гласит: «В качестве преступ­ника подлежит наказанию тот, кто виновно совершает уголовно нака­зуемые деяния лично или через посредство кого-то другого, даже если этот другой действует правомерно». Этим не вводится новое матери­альное право, обладающее обратной силой. Речь идет об аутентичном толковании уголовного права, действующего с 1871 г.

«Я лично придерживаюсь того мнения, что после сопоставления всех «за» и «против» презумпцию убийства в «посредственном» исполне­нии не могут поколебать никакие сомнения. Предположим - и мы должны с этим считаться, - что суд пришел к другому пониманию поставленного вопроса. Если отвергают конструкцию посредственно­го исполнительства, то едва ли можно отрицать тот факт, что судей, которые приговорили противоправно и противозаконно Геттига к смер­ти, следует рассматривать, как убийц. И тогда обвиняемый действо­вал бы, как пособник убийства, и с этой точки зрения должен был бы быть также осужден. Но даже если бы и в этом случае возникли серь­езные сомнения - я не исключаю такой возможности, - то остается

Приложение 2

Закон № 10 Контрольного союзнического совета от 30 января 1946 г. Согласно ст. 2 этого Закона подсудимому вменялось бы в вину пре­ступление против человечества. Применение этого Закона не зависит от того, нарушалось ли национальное право страны. Наказанию под­лежат все бесчеловечные деяния, преследования по политическим, ра­совым и религиозным мотивам. Согласно ст. 2 и 3 Закона преступник подлежит наказанию, которое суд сочтет справедливым, включая и смертную казнь. «Впрочем, я как юрист ограничиваюсь исключи­тельно правовыми оценками. Всегда поступают правильно, абстраги­руясь от дела и рассматривая его с точки зрения здравого смысла. Правовая наука - всегда лишь инструмент. И ответственный юрист использует ее, чтобы найти неопровержимое с точки зрения права ре­шение».

Суд присяжных вынес обвинительный приговор, исходя не из посред­ственного исполнительства, а из пособничества убийству. Согласно этому обоснованию судьи, противоправно и незаконно осудившие Геттига на смертную казнь, должны быть признаны виновными в его смерти.

2. В прессе («Тэглихе рундшау» от 14 марта 1946 г.) уже высказыва­лись мнения (генеральный прокурор федеральной земли Саксония д-р Шредер) о том, что «к уголовной ответственности следует привле­кать за бесчеловечные приговоры», даже если они выносились на осно­вании национал-социалистических законов:

«Законодательство национал-социалистического партийного государ­ства, на основе которого выносились смертные приговоры, подобные упомянутым, не действительно в правовом смысле и лишено юриди­ческой силы».

«Они основаны на так называемом Законе о предоставлении полномо­чий, который был принят в нарушение конституционной процедуры, требующей большинства в две трети. Гитлер силой воспрепятствовал участию депутатов-коммунистов в заседаниях Рейхстага и арестовал их, несмотря на парламентский иммунитет. Оставшихся депутатов центра штурмовики угрозами принудили отдать голоса за этот закон».

«Ни один судья не может ссылаться на закон и основанную на нем практику, которые не только неправомерны, но и преступны. Мы ссы­лаемся на права человека, которые стоят выше всего писаного права, на неотъемлемое и существующее с незапамятных времен право, ко­торое не признает действие принудительных приказов бесчеловечных тиранов».

Философия права

«Руководствуясь этими соображениями, я считаю, что следует признать виновными судей, которые выносили приговоры, несовместимые с человечностью, и приговаривали к смертной казни за ничтожные проступки».

3. Из Галле приходят сообщения, что Клейну и Розэ, подручным па­лачей, были вынесены смертные приговоры за участие в многочис­ленных неправомерных казнях. Клейн с апреля 1944 г. по март 1945 г. привел в исполнение 931 приговор, за что получил вознаграждение в размере 26 433 рейхсмарок. Правовой базой приговора служит За­кон № 10 Контрольного союзнического совета (преступления против человечества). Оба обвиняемых исполняли свою страшную работу добровольно, так как каждому палачу предоставляется право в любой момент отказаться от своей деятельности по состоянию здоровья или по какой-либо другой причине («Либерально-демократическая газе­та», Галле, 12 июня 1946 г.).

4. Из Саксонии сообщают еще об одном случае (статья генерального прокурора Шредера от 9 мая 1946 г.). В 1943 г. призывник из Саксонии, охранявший военнопленных, дезертировал с Восточного фронта, по­скольку «не мог вынести бесчеловечного обращения с пленными и служ­бы в гитлеровской армии». Он скрывался в квартире своей жены, где и был схвачен полицией. Ему удалось незаметно завладеть заряжен­ным пистолетом охранника и застрелить его. В 1945 г. он возвратился из Швейцарии в Саксонию, был арестован и против него было воз­буждено дело по обвинению в злонамеренном и вероломном убий­стве государственного служащего. Генеральный прокурор приказал освободить этого солдата и прекратить дело. Он посчитал, что обвиняе­мый действовал в рамках § 54 УК¹. Невиновность положения крайней необходимости он обосновал тем, что «то, что в то время выдавалось за право, ныне таковым не является. Дезертирство из армии Гитлера и Кейтеля с точки зрения права сегодняшнего дня не считается про­ступком, который обесчестил беглеца и оправдывал его наказание. Это нельзя вменять ему в вину».

Повсеместно началась борьба против позитивизма как с точки зрения законодательного неправа, так и надзаконодательного права.

§ 54 УК гласит: «Помимо случаев необходимой обороны не являются уго­ловными преступлениями деяния, совершенные невиновно для отражения непосредственной угрозы здоровью и жизни самого лица, это деяние совер­шившего или какого-либо другого гражданина, если не было иного спосо­ба избежать сложившегося чрезвычайного положения крайней необходи­мости».

Приложение 2

III.

Позитивизм с его верой в принцип «закон есть закон» сделал немец­ких юристов беззащитными перед законами преступного содержания и диктуемыми произволом. При этом позитивизм не в состоянии само­стоятельно обосновать действительность закона. Позитивизм исходит из того, что действительность закона доказывается его способностью силой добиться его исполнения. Но эта сила позволяет обосновать обязанность (Mtiessen) делать что-то по предписанию, но никак не долг, продиктованный внутренним побуждением. И уж, разумеется, она никак не может обосновать действительность закона. Обоснова­нием его действительности может служить скорее ценность, которая внутренне присуща закону. В позитивном законе содержится по край­ней мере одна ценность - наличие закона всегда лучше, чем его отсут­ствие, поскольку он как минимум создает правовую стабильность. Но правовая стабильность не единственная и не определяющая ценность, которую право должно реализовать. Наряду с правовой стабильностью выступают две другие ценности: целесообразность и справедливость. В иерархии этих ценностей мы должны поставить целесообразность права в том, что касается общего блага, на последнее место. Право не является только тем, что «полезно народу».

Но народу полезно, в конечном счете, то, что является правом, что создает правовую стабильность и стремится к справедливости. Пра­вовая стабильность, которая присуща каждому действующему закону в силу его позитивности, занимает среднее положение между целе­сообразностью и справедливостью. Правовой стабильности требует, с одной стороны, общее благо (то есть государство), а с другой - спра­ведливость. То, что право должно быть стабильным, что его нельзя толковать и применять сегодня и здесь так, а завтра и в другом месте -иначе, также и требование справедливости. Конфликт между правовой стабильностью и справедливостью, между спорным по содержанию действующим законом и справедливым, но не выраженным в форме закона правом является в действительности конфликтом между мнимой и реальной справедливостью. Этот конфликт нашел свое вы­ражение в Евангелие, в котором, с одной стороны, высказывается по­веление: «Подчиняйся начальнику, который имеет над тобою власть», а с другой - постулируется: «Богу повинуйся в большей мере, чем че­ловеку».

Конфликт между справедливостью и правовой стабильностью мог бы быть разрешен в том смысле, что позитивное и облеченное властной санкцией право имеет приоритет даже тогда, когда оно по содержа-

Философия права

нию несправедливо и нецелесообразно. Исключение составляют лишь ситуации, когда действующий закон становится столь вопиюще не­совместимым со справедливостью, что закон как «несправедливое право» отрицает справедливость. Невозможно разграничить случаи «законодательного неправа» и закона, действующего вопреки своему несправедливому содержанию. Зато можно четко определить: когда к справедливости даже не стремятся, а когда равенство, составляющее ее основу, сознательно отрицается в правотворческом процессе, тогда закон не является лишь «несправедливым правом», но даже более того - он является неправовым по своей природе, ибо право, включая и позитивное, нельзя определить иначе, чем порядок и совокупность законов (Satzung), призванных по сути своей служить справедливо­сти. И этому критерию право нацистов не отвечает ни в целости, ни в отдельных его частях.

Наиболее бросающейся в глаза чертой личности Гитлера, личности, которая наложила свой отпечаток на все нацистское «право», было полное отсутствие правды и права в истинном смысле этих слов. По­скольку у Гитлера не было и намека на правду, ему ничего не стоило без стыда и совести придавать своему пропагандистскому воздей­ствию видимость правды. А поскольку у него не было правового чув­ства, он без раздумий возводил самый вопиющий произвол в закон. Начало правления Гитлера ознаменовалось сочувственной телеграм­мой убийцам в Потемпе², а конец - жестоким обесчещением мучени­ков 20 июля 1944 г. На основе потемпского дела А. Розенберг даже разработал теорию, согласно которой все люди разные, равно как и убийства. Убийство пацифиста Жореса оценивалось во Франции, с его точки зрения, иначе, чем покушение на националиста Клемансо. Правонарушитель, который допустил ошибку, руководствуясь патрио­тическими побуждениями, не может подлежать такому же наказанию, как некто другой, мотивировка которого (в нацистском понимании) носила антинародный характер. Тем самым изначально давалось понять, что так называемое «национал-социалистическое право» стре­милось отмежеваться от требования, определяющего суть справедли-

Ночью 10 августа 1932 г. пятеро штурмовиков ворвались в квартиру рабочего-коммуниста в г. Потемпа (Верхняя Силезия) и забили его насмерть на глазах у матери. Земельный суд вынес им смертный приговор. Но тогдашний рейхс­канцлер Ф. фон Папен добился замены смертной казни пожизненным заключением. После захвата Гитлером власти убийцы были освобождены и восхвалялись как «заслуженные борцы». Этот случай привлек большое вни­мание в то время, так как поставил под вопрос правовую политику Гитлера. - С. Fest. Hitler. Eine Biographie. Frankfurt. - M., 1973. - С 474 ff.

Приложение 2

вости: равноправного отношения к равным. Как следствие, у этого «права» отсутствовала правовая природа. И оно не было «несправед­ливым правом». Оно просто не было правом вообще. Это особенно касается норм, с помощью которых национал-социалистическая партия, представляя, как и всякая другая партия, лишь часть населе­ния, предъявила претензию на узурпацию всего государства. Далее. Неправовой характер носили все законы, которые рассматривали лю­дей в качестве «неполноценных» (Untermenschen) и лишали их всех человеческих прав. Не имели правового характера и те уголовно-правовые санкции, которые без учета тяжести преступления руковод­ствовались лишь сиюминутной потребностью в устрашении и преду­сматривали одинаковые наказания для уголовных преступлений различной степени тяжести. Причем чаще всего - смертную казнь. Все это - только примеры «законодательного неправа».

Нельзя недооценивать - особенно после 12 лет фашистского режи­ма, - какую страшную угрозу для правовой стабильности может пред­ставлять собой понятие «законное неправо», отрицание правовой природы законов. Хотелось бы надеяться, что такое «неправо» окажет­ся единственной ошибкой в истории немецкого народа. Но в то же время мы должны быть готовы встретить во всеоружии потен­циальную опасность возврата подобного неправового государства посредством преодоления позитивизма, который лишал сил и спо­собности противостоять злоупотреблениям нацистского законода­тельства.

IV.

Сказанное относится к будущему. Что же касается «законодательного неправа» тех страшных 12 лет, то мы должны стремиться осущест­влять требование справедливости с наименьшими потерями для правовой стабильности. Нельзя оставлять разработку законов на усмотрение каждого судьи. Эта задача должна быть поручена высшей судебной инстанции или законодателю (см. Kleine, SJZ, S. 36). Один такой закон уже принят по взаимной договорености с администраци­ей американской зоны оккупации: Закон об отмене национал-социали­стического неправа в уголовном судопроизводстве. Согласно этому закону «политические акции по сопротивлению нацизму и милита­ризму не являлись уголовно наказуемыми деяниями» и тем самым устранялись трудности, связанные со случаями, подобными рассмот­ренному выше делу о дезертирстве. И наоборот, «родственный» За­кон об ответственности за нацистские преступления применялся в

Философия права

соответствии с правом, действующим в момент их совершения. Ниже, вне связи с этим законом, рассматривается проблема наказуемости по УК Третьего рейха. В рассмотренном выше деле о доносительстве презумпция посредственного исполнительства не оспаривается, если у доносчика был преступный умысел, для осуществления которого он использовал в качестве инструмента и средства уголовное право и ав­томатизм уголовного процесса. Подобный умысел имеет место осо­бенно в тех случаях, когда преступник заинтересован в устранении подозреваемого, будь то с целью жениться на его супруге, завладеть его квартирой, занять его положение или же из-за мести и т.д. (так в упомянутом выше экспертном мнении проф. Р. Ланге из Иены)³. Посредственным исполнителем является как тот, кто в преступных целях злоупотребляет своим правом приказывать в ущерб обязанности подчиняться, так и тот, кто посредством доноса использует с преступ­ными целями органы юстиции. Использование суда как инструмента особенно ярко проявляется в тех случаях, когда посредственный ис­полнитель мог рассчитывать и рассчитывал на действие политически ангажированной машины уголовной юстиции, независимо от того, руководствовался ли он идеологическим фанатизмом или совершал преступление под давлением тогдашних правителей. Если бы в дей­ствиях доносчика не было преступного умысла и он хотел бы лишь передать суду материалы, предоставив его решению дальнейшее, то он мог бы понести наказание как инициатор осуждения и косвенно -смертной казни только в том случае, если бы суд со своей стороны в результате вынесения приговора и его исполнения был признан виновным в преступлении против жизни. Суд в Нордхаузене как раз и пошел по этому пути. Наказуемость судей за убийство предполагает одновременно констатацию вынесения ими заранее заведомо непра­восудного приговора (§ 336, 344 УК), так как приговор независимого судьи может стать предметом наказания лишь в том случае, если этот судья нарушил принцип, которому призвана служить его независи­мость, и вынес данный приговор, подчиняясь закону, то есть праву. Если на основе разработанных нами принципов может быть установ­лено, что применяемый закон не является правом, а мера наказания, определяемая по свободному усмотрению судьи, например смертная казнь, свидетельствует о неприкрытом глумлении над стремлением к справедливости, то объективно налицо вынесение заведомо непра-

Конечно, верхом субъективизма теории соучастия является то, что злой умы­сел преступника - по типу «субъективного элемента неправа» - противоправ­ность - персонифицируется в личности посредственного исполнителя, которая у него отсутствует.

Приложение 2

восудного приговора. Но могут ли судьи, чье правосознание настолько деформировано господствующим позитивизмом, что они ничего, кро­ме действующего права, не знают, преднамеренно выносить неправо­судные приговоры при применении позитивных законов? Даже если у них такое намерение и было, у них остается последнее, правда, болез­ненное правовое средство - ссылка на угрозу их жизни, риску которой они сами себя подвергли, подтвердив под присягой понимание нацист­ского права как «законного неправа». Это средство - ссылка на § 54 УК об угрозе жизни в условиях крайней необходимости. Оно мучительно, так как образ мышления судьи должен быть направлен на достижение справедливости любой ценой, даже ценой жизни.

Наиболее просто решается вопрос о наказуемости обоих подручных палача за исполнение смертных приговоров. Нельзя поддаваться на уговоры тех, кто сделал своим ремеслом убийство людей, равно как и соблазняться его престижностью и доходностью в то время. Еще в далеком прошлом, когда ремесло палача было наследственным, за­плечных дел мастера находили себе оправдание в том, что они при­водили в исполнение приговоры, выносить которые и судить было задачей господ судей, «...господа борются со злом, а я выполняю их окончательный вердикт» - эхо этого изречения до сих пор слышится в звоне топора палача. Подобно тому, как смертный приговор, выне­сенный судьей, может быть признан наказуемым убийством лишь в том случае, если это заведомо неправосудный приговор, точно так же палач может быть наказан за казнь лишь тогда, если подпадает под состав преступления § 345: преднамеренное исполнение наказания, которое не должно быть исполнено. Карл Биндинг (Учебник. Особен­ная часть. - Т. 2. - 1905. - С. 569) так характеризует этот состав преступления: исполнителя и подлежащий исполнению приговор связывают отношения, аналогичные тем, что связывают судью и за­кон. Его единственная обязанность состоит в том, чтобы исполнить приговор с предельной точностью. Приговор определяет всю его деятельность: «Она правосудна, поскольку исполнитель следует приговору. Она неправосудна, поскольку исполнитель от него откло­няется. Однако учитывая, что в отрицании критерия, единственного и решающего для исполнения, - вся суть вины, то деликт (в § 345) можно охарактеризовать как исполнение заведомо неправосудного приговора», ибо ревизия законности приговора не входит в круг обя­занностей палача, презумпция его незаконности также не может при­чинить ему вреда. Неуход со службы (Nichtaufgabe seines Gewerbes) нельзя рассматривать как противоправное бездействие.

Философия права

V.

Мы не придерживаемся той точки зрения, что «формально-юридиче­ского сомнения вполне достаточно для «затуманивания» очевидного состава преступления». Наоборот, по нашему мнению, после 12 лет отрицания правовой стабильности очень важно с помощью формально-юридических аргументов бороться с соблазнами, которые легко могут возникнуть у каждого, кто пережил эти 12 лет опасностей и угнете­ния. Мы должны стремиться к справедливости, не забывая при этом ее составной части - правовой стабильности, и вновь строить право­вое государство, в котором в значительной мере нашли воплощение обе эти идеи. Демократия - несомненное благо, представляющее боль­шую ценность. Правовое же государство жизненно необходимо, как хлеб и вода, как воздух. И самое лучшее, что есть в демократии, -так это то, что лишь она одна способна обеспечить существование правового государства.

Густав Радбрух Философия права

Редактор Л.И. Гецелевич

Художественный редактор В.П. Григорьев

Технический редактор З.Д. Гусева

Компьютерная верстка Е.А. Надиной

Подписано в печать 23.01.2004.

Формат 60х90У₁₆. Бумага офсетная.

Гарнитура «Миниатюра». Печать офсетная.

Усл.печ.л. 15,00. Уч.изд.л. 15,48.

Изд. № 43/2003. Тираж 2000 экз.

Цена договорная. Заказ № 301.

Издательство «Международные отношения»

107078, Москва, Садовая-Спасская, 20

Тел. отдела реализации: 975-30-09

E-mail: [email protected]

сайт: www.inter-rel.ru

Отпечатано с оригинал-макета издательства «Международные отношения»

в ОАО «Типография «Новости»

105005, Москва, ул. Фридриха Энгельса, 46

Тел.: 265-54-07

Разделение империи на Западную и Восточную

 

Племенные союзы германцев, славян, сарматов, мавров все более крепли и расширялись. В их среде росла социальная дифференциация и все более укреплялась власть вождей. Некоторые из этих вождей, поступив на римскую службу, получали высокие чины и большие богатства, другие вели свои отряды на империю ради захвата новых земель для поселений. Рядовые варвары, которые селились в империи в качестве пленных летов и федератов, жестоко страдали от эксплуатации землевладельцев, государства и собственных вождей, по дешевке продававших их работорговцам, которые затем перепродавали их в провинции. Правительство, желая изолировать новых поселенцев, запрещало подданным империи вступать в браки, вести торговлю. Родственные связи варваров не признавались законом, поэтому понятно, что они охотно переходили на сторону своих соплеменников, которые вторгались в империю.

 

В это время за Дунаем сложились сильные готские союзы, с которыми воевали сарматские и славянские племена. Среди готов, которые находились в тесных отношениях с Империей, в IV в. стало распространяться христианство в форме арианства. Его проповедником был Ульфила, который стал первым епископом готов и перевел Библию на готский язык. Постепенно среди готов выделились две ветви, разделенные Днестром, — остготы и вестготы. В 70-х гг. тяжелое поражение готам было нанесено продвинувшимися до причерноморских степей гуннами. Покоренные гуннами остготы вошли в их племенной союз.

 

Гунны выступили совместно с некоторыми сарматскими и славянскими племенами против вестготов. Они оттеснили вестготов к Дунаю. Тогда вестготы обратились к правительству империи с просьбой предоставить им убежище на их территории.

 

Положение в империи было очень напряженным. Рано умершего Иовиана сменил выдвинутый высшими военными и гражданскими чинами Валентиниан (364 — 375 гг.), который снова разделил империю и назначил августом Востока своего брата Валента (364 — 378 гг.). При правлении Юлиана незавершенные и затем отмененные реформы ввергли империю в крайнее расстройство. К тому же император Валент был ревностным арианином (его брат проявлял известную терпимость к религиозным спорам) и начал преследование никейцев.

 

Писатели IV в. отмечают, что в годы правления Валентиниана и Валента вымогательства и злоупотребления чиновников достигли высшего предела. Неисправных налогоплательщиков уже не бичевали, а казнили. Тюрьмы были переполнены куриалами, ремесленниками и крестьянами. Население и солдаты массами бежали, некоторые пытались укрыться в больших городах, другие уходили в леса и пустыни. Многие переходили к варварам. Несмотря на повторные приказы без суда предавать смерти дезертиров и разбойников, колоны и рабы охотно скрывали их в имениях. В Сирии возникли целые поселения обратившихся в разбойников беглых крестьян, рабов и колонов, которые захватывали богатые имения и даже нападали на города. В Малой Азии снова восстали исавры, совершавшие набеги на соседние области. Города раздирались религиозными распрями между православными и арианами. Выборы епископов давали повод к кровавым столкновениям между сторонниками различных кандидатов на эту должность, приносившую теперь огромные доходы, власть и влияние. Так, при выборе константинопольского епископа Македония было убито более 3 тыс. человек.

 

В западных провинциях все более четко обозначался угрожавший знати союз масс с внешними врагами империи. Современники вынуждены были признать, что народ ждал варваров как освободителей. В Британии восстание местного населения совпало со вторжением живших на территории Каледонии пиктов, скоттов и германцев-саксов, которые были отважными мореплавателями и пиратами. В Галлии снова началось движение багаудов, их отряды соединялись с алеманнами, бургундами, франками, захватывали земли богатых собственников и убивали их самих. Карательные экспедиции Валентиниана сжигали и истребляли все на своем пути, но были бессильны подавить это движение.

 

В Африке движение местных крестьян, рабов и колонов, несмотря на временные поражения агонистиков, никогда не превращались. При Валентиниане это движение возглавил мавр Стахаон, который призывал к восстанию всю провинцию. Его схватили и казнили, это всколыхнуло широкие слои местного населения. Восстание разрасталось, все новые мавретанские племена примыкали к нему. Восставшими руководил теперь Фирм — вождь одного из мавретанских племен. На его сторону перешла и часть римских солдат. Восставшие захватили и сожгли крупнейший город Мавретании Цезарею и овладели многими латифундиями.

 

Но основной слабостью этого восстания было отсутствие единства. Главы племен были крупнейшими землевладельцами, и размах движения их напугал. Некоторые из них, такие как, например, брат Фирма, Гильдон, все время сохраняли верность императорскому правительству. Сам Фирм то пытался договориться с посланным на подавление восстания магистром конницы Феодосией, то снова начинал военные действия. Феодосии, силы которого были невелики, предпринимал экспедиции против отдельных племен и вел тайные переговоры с вождями других. После нескольких кровопролитных сражений Фирм вынужден был бежать под защиту одного из племенных вождей, но, узнав, что тот собирается выдать его Феодосию, повесился. Феодосии жестоко расправился с остатками повстанцев, но окончательно все же движение подавить не сумел. То затухая, то снова разгораясь, оно тянулось до завоевания Африки вандалами в V в.

 

Самым значительным из восстаний этого времени было восстание готов на Дунае. Придунайские провинции, где как раз тогда особенно быстро шло разорение, закрепощение крестьянства, находились в крайне тяжелом положении. По свидетельству Аммиана Марцеллина эти некогда цветущие области обнищали и запустели, а жители их томились в тюрьмах, скрывались, кончали жизнь самоубийством. Страдали равно и исконное население, и многочисленные переселенцы из числа карпов, сарматов и вестготов, количество которых непрерывно росло с середины III в.

 

Вскоре после прихода к власти императора Валента против него поднял восстание племянник Юлиана Прокопий. Он долго скрывался после смерти Юлиана и, воспользовавшись отсутствием Валента в Константинополе, проник в столицу и объявил себя императором. Перебравшись затем во Фракию, он нашел здесь активную поддержку среди солдат и населения, к нему стекались рабы, колоны, переселенцы из числа варваров. Задунайские готы прислали ему три тысячи солдат. Прокопий провозгласил продолжение политики Юлиана, направленной на поддержку городских курий, на более строгий контроль за бюрократией и облегчение налогового бремени. Ему удалось захватить Константинополь, однако господствующие круги восточной половины империи в конечном итоге не поддержали политику Прокопия. Движение перекинулось на Малую Азию, где повстанцы взяли крупный город Кизик. Знатных приверженцев Валента Прокопий казнил. Возможно, сам того не желая, в глазах знати он превратился в разбойника и возмутителя черни. Лишь с большим трудом, воспользовавшись предательством нескольких военачальников Прокопия, Валенту удалось разгромить его движение. Карательные экспедиции, пытки, казни обрушились на его участников. В 366 г. сам Прокопий был казнен.

 

Стремясь успокоить низшие слои населения и разрядить напряженную обстановку, Валентиниан и Валент провели ряд мер. Они издали несколько эдиктов, которые защищали «маленьких» людей от «сильных», учредили особую должность дефенсора (защитника) плебса, боролись с коррупцией чиновников. Вместе с тем были ограничены права городских курий, в частности сбор налогов с колонов был передан землевладельцам, а не городским властям.

 

В области внешней политики в 60 — 70-х гг. IV в. особую остроту приобрела проблема готов. Некоторые готские отряды, как мы уже говорили, принимали участие в восстании Прокопия. Валент в 366 — 369 гг. вел с готами войну, которая закончилась победой империи и заключением выгодного для нее мира. Однако обстановка на Дунае резко обострилась в середине 370 г.

 

Валент и Валентиниан начали постройку укреплений за Дунаем. Это привело к столкновению с квадами и сарматами, которые напали на Мезию. Во время войны с ними умер Валентиниан. Правителями западной половины империи стали его братья — Грациан, который еще раньше был его соправителем (367 — 383 гг.) и малолетний Валентиниан II (375 — 392 гг.). В этот напряженный момент на Дунай явились вестготы с просьбой принять их на римскую землю. Теснимая гуннами и аланами основная масса вестготов, которая жила к северу от Дуная, попросила у императора Валента разрешения на поселение в границах империи, обещая взамен служить римским интересам в качестве вспомогательных войск. Им дали такое разрешение в 376 г., и вестготы поселились во Фракии. Однако притеснения римских чиновников, искусственно вызванные трудности с доставкой продовольствия (готы не занимались земледелием и были вынуждены покупать продовольствие у местных жителей) вызвало общее восстание против римской власти. Восстание было поддержано беглыми рабами, рабочими с рудников и беднейшим населением. Повстанцы убивали или угоняли за Дунай знать, забирали и запахивали ее земли. Города, не оказавшие им сопротивления, они оставляли свободными, не облагая никакими налогами. Так как на сторону восставших переходили массы солдат, правительство не могло справиться с этим движением. Небольшие римские отряды, посланные против восставших, были разбиты. Готское восстание ширилось и приобретало грозный характер. Постепенно стихийные действия повстанцев, во главе которых встал готский вождь Фритигерн, превратились в планомерную войну против Рима. Опасность оказалась столь велика, что император Валент был вынужден снять несколько легионов с восточного фронта, прибыл из Антиохии в Константинополь и лично возглавил армию, выступившую против готов. На помощь Валенту двигалась из Италии армия западного соправителя Грациана. Около Адрианополя в кровопролитной битве римская армия была полностью разбита, а сам Валент погиб (378 г.). 40 тыс. римских солдат пали на поле боя.

 

Гибель императора и его армии поставила восточную половину империи в очень тяжелое положение. Вестготы безнаказанно опустошали провинции Балканского полуострова, движение их быстро крепло, все новые отряды готов, сарматов, славян переходили Дунай и присоединялись к Фритигерну. На западе его отряды доходили до Альп, на востоке подошли к Константинополю, но саму столицу взять не смогли. Это было первое торжество объединенных сил варваров и угнетенных масс. Знать была в панике. Грациан вызвал из Испании Феодосия, сына победителя Фирма, назначив его августом Востока и поручил ему подавление государственного восстания (379 г.).

 

Новый император принял энергичные меры по укреплению римской армии, он объявил большой рекрутский набор, в армию призывались все боеспособные мужчины, кроме рабов, слуг и поваров. Вместе с тем Феодосии вел политику заигрывания с готской знатью, соблазняя их заманчивой перспективой влиться в ряды господствующего класса империи. Вскоре ему удалось собрать достаточно боеспособную армию; благодаря этому, а также щедрым обещаниям готской знати, подкупу и договорам с вождями отдельных племен, среди которых после смерти Фритигерна начались раздоры, ему удалось заключить с ними мирный договор (382 г.). Часть готов перешла на сторону Феодосия, который сумел польстить им роскошными приемами в константинопольском дворце и высокими чинами в войске. Готы были признаны федератами империи, они были размещены сначала в Мезии, Фракии, а затем в Иллирии. Они получили зерно, скот и земли, сохраняли племенную организацию, племенных вождей, им выплачивалось жалованье из имперской казны, они были освобождены от налогов, могли исповедовать свою религию (как мы уже говорили, готы были ариане), подчинялись не имперским чиновникам, а своим племенным вождям. Взамен они должны были выставлять вооруженные дружины по приказу императора.

 

Основные условия этого договора говорят о больших изменениях в имперской политике по отношению к варварам. Разрешение целому варварскому союзу жить по своим законам и со своей администрацией положило начало создания на территории империи инородных образований — прообразов будущих варварских королевств.

 

В правление императора Феодосия (379 — 395 гг.) было достигнуто последнее, по существу уже эфемерное, объединение империи. Он сам в значительной мере зависел от готских войск и их вождей. Правительство же западной части империи еще больше зависело от своих варварских военачальников. Здесь вновь нарушилось политическое равновесие. Это выявилось в появлении узурпаторов. Грациан был свергнут и убит узурпатором Магном Максимом (382 — 387 гг.), которого сменил брат Грациана Валентиниан II, разбивший Максима с помощью Феодосия. При нем фактическим правителем был командующий галльской армией франк Арбогаст, в конце концов заменивший Валентиниана II императором Флавием Евгением (392 — 394 гг.). Евгений сделал попытку продолжить религиозную политику Юлиана и покровительствовал язычеству, поэтому его, кроме войска варваров, поддержали остатки языческой партии Рима и на его знамени монограмму Христа заменило изображение Геракла. Лишь благодаря крайнему напряжению сил гото-сарматской армии Феодосия, в которой, между прочим, находился готский вождь Аларих, впоследствии взявший Рим, и которой командовал вандал Стилихон, удалось разгромить франков Арбогаста. Последние три года своей жизни Феодосии был единоличным правителем всей империи. После его смерти в 395 г. восточная и западная части империи окончательно разделились.

 

Сложное внутреннее и внешнее положение государства заставило императорское правительство Феодосия принять ряд мер по укреплению империи. Был объявлен строгий розыск беглых колонов и рабов, и они были возвращены землевладельцам, были увеличены льготы для тех землевладельцев, которые приступали к возделыванию пустующих земель. В интересах сенаторского сословия была учреждена должность защитника сенаторов, который следил за охраной привилегий этого сословия.

 

Являясь опытным политиком, Феодосии понимал, какую напряженность в государстве создают ожесточенные споры, в частности ариан и никейцев, столкновения монахов и различных еретиков. и Феодосии решил покончить с этим. Являясь правоверным католиком-никейцем, он в своем эдикте «о католической вере» (380 г.) объявил об обязательности католического вероисповедания. Арианство после этого стало жестоко преследоваться. Арианство, бывшее религией готов и дунайских повстанцев, оказалось скомпрометированным в глазах знати. Ересь и язычество также были идеологическим оружием ее врагов и врагов императорского правительства, поэтому Феодосии запретил все религии и вероучения, кроме никейского православия. Понимая, что церковь может быть сильным союзником, только имея сильный авторитет, он и сам оказывал ей всяческое уважение и покровительство.

 

Особенно беспощадным было отношение к язычеству, которое усугубилось языческой политикой узурпатора Евгения. По приказу Феодосия языческие храмы разрушали, статуи богов разбивали, языческие обряды запрещались под страхом жестоких наказаний. В 393 г. были проведены последние Олимпийские игры — символ античной языческой религии и культуры, а олимпийские храмы разрушены. Стремясь показать свое благочестие, Феодосии — абсолютный монарх, доминус римлян, подчинился церковному отлучению архиепископа Милана Амвросия, наложенному на него за беспричинное избиение жителей города Фессалоники.

 

Теперь церковь стала могущественнейшей и богатейшей организацией, десятки тысяч людей содержались на ее счет. Высшее духовенство жило в роскоши, удивлявшей даже придворных сановников. Епископы Антиохии, Александрии, Константинополя, считавшиеся главами клира подчиненных им территорий, имели огромную власть и влияние. Особенно велики были притязания римских епископов, которые считали себя преемниками одного из наиболее близких, по преданию, учеников Христа — апостола Петра.

 

Скандальная роскошь высшего духовенства вызывала протест многих рядовых христиан. Несмотря на все запрещения, возникали новые секты, проповедовавшие аскетическую, простую жизнь, общность имущества, простой труд. Росло количество монахов и монастырей, но постепенно и монашеское движение теряло характер протеста против существующего положения. Щедрые пожертвования обогащали монастыри и их настоятелей. Крайний аскетизм стал постепенно ослабевать, вместе с тем рядовые монахи были обязаны повиноваться настоятелю и трудиться на монастырских землях.

 

В 395 г. Феодосии, который был прозван Великим, умер. Согласно завещанию империя была разделена между его сыновьями: августом Запада стал одиннадцатилетний Гонорий, а августом Востока — восемнадцатилетний Аркадий.

 

Таким образом, в 395 г. произошло окончательное политическое разделение рабовладельческого государства на два государственных образования: Западную Римскую империю и Восточную Римскую империю (Византию). Хотя во главе той и другой стояли родные братья и сыновья Феодосия, а в юридической теории сохранялась идея единой империи, управляемой лишь двумя императорами, фактически и политически это были два самостоятельных государства со своими столицами (Равенна и Константинополь), своими императорскими дворами, которые стояли перед императорскими правителями и, наконец, с равными социально-экономическими базами. Процесс исторического развития на западе и в Византии стал приобретать разные формы и пошел по разным путям. В Восточной Римской империи процессы феодализации сохраняли черты большей преемственности старых общественных структур, проходили медленнее, совершались при сохранении сильной центральной власти императора в Константинополе.

 

Иным оказался путь к феодальной общественно-экономической формации на западе. Его важнейшей особенностью является ослабление центральной власти римского императора и ее уничтожение как политической надстройки рабовладельческого общества, которое сохраняло и консервировало рабовладельческие порядки. Другой его особенностью является постепенное формирование на территории Империи самостоятельных политических образований — варварских королевств, в рамках которых процесс развития феодальных отношений приобретает отличные от Византии формы, в частности форму синтеза новых отношений, которые формировались в недрах разлагающихся рабовладельческих структур, и отношений, развивающихся среди завоевателей, варварских племен и племенных союзов.

 

Постепенное ослабление центральной власти Западной Римской империи объясняется серьезными социально-экономическими изменениями, которые произошли в римском обществе в IV — V вв. Кризис рабовладельческого способа производства стал особо острым, в этом же состоянии находилось и связанное с ним хозяйство. Приходили в упадок города, сокращалось товарное производство и торговля, постоянно усиливалась натурализация экономики, что привело к перемещению центра экономической жизни из городов в деревню, — необъятные латифундии, превращались в центры не только сельского хозяйства, но также ремесла и торговли.

 

Все более стали укрепляться социальные позиции крупных земельных магнатов — собственников огромных земельных массивов с самым разнообразным населением. Они располагали большим запасом продовольствия и ремесленной продукции, имели особую охрану и укрепления, виллы. Слабые западноримские императоры наделяли могущественных магнатов рядом привилегий: они освобождались от налогов, от обязательств по отношению к ближайшему городу, наделялись элементами политической власти над населением поместий. Как правило, магнаты принадлежали к высшему социальному слою империи — сенаторам. Они занимали важные посты в армии, в провинциальной администрации, при императорском дворе. Помимо императорских благодеяний, они самовольно (в ряде случаев с согласия населения) распространяли свою власть (патрониций) на соседние независимые деревни, в которых проживали свободные землевладельцы.

 

Постепенно укреплялось и церковное землевладение. Епископы теперь располагали огромными земельными участками, на них жили и трудились разные категории работников — колоны, рабы, зависимые и свободные земледельцы. В V в. на Западе получило широкое распространение монашество. Повсюду организовывались монастыри, которые также владели обширными землями. Укреплению церковного и, в частности, монастырского землевладения способствовали и добровольные пожертвования верующих крестьян, а также щедрые подарки императоров и более благоприятные условия существования, поскольку церковные земли были освобождены от налогов. Между светскими магнатами и церковными иерархами началось постепенное сближение. Часто члены одной и той же сенаторской семьи становились высшими чиновниками и занимали епископские кафедры. Так, например, семья знатного галльского аристократа Сидория Аполлинария сконцентрировала в своих руках и светскую, и церковную власть. Нередко случалось, что представители знати начинали свою карьеру в качестве императорского чиновника, а затем принимали священнический сан и становились церковными деятелями, как, например, Амвросий Медиоланский.

 

Особенно важным фактором, влияющим на экономическое положение в Западной империи в IV — V веках, стала налоговая политика государства. В целом резко возросли налоги и теперь превышали экономические возможности налогоплательщиков. Это постепенно погружало их в нищету, подрывало их хозяйства. Содержание роскошного императорского двора, разветвленного бюрократического центрального и провинциального аппарата, армии требовало огромных средств. В то же время общеэкономический упадок и сокращение материальных ресурсов хозяйств, а также натурализация империи, изъятие из-под налогового пресса церковных земель и многих магнатских латифундий, разорение обширных пространств варварскими набегами сокращали возможности налогоплательщиков. Тяжесть налогового бремени усугублялась хищениями и произволом бюрократического аппарата, а также непосредственно сборщиков налогов.

 

Произвол бюрократии и невыносимый фискальный гнет задевали даже интересы провинциальной знати, которая вместе с церковными общинами, во главе с епископами, всячески боролась за свои привилегии и требовала от слабеющей империи более энергичных мер по поддержанию безопасности границ, а также подавлению социальных движений народных масс — колонов, рабов, зависимых и просто обнищавших людей. С каждым десятилетием в V в. имперское правительство все хуже и хуже могло выполнять эти важнейшие для государства задачи. Это означало, что постепенно оно утрачивало свое право на существование. Провинциальные землевладельцы и местная церковь, опираясь на огромные земельные владения и обширные средства, постепенно брали в свои руки функции подавления восстаний, отражения варварских вторжений. Они игнорировали распоряжения императоров, вступали в сепаратные контакты с предводителями пограничных варварских племен. Произошло сужение социальной опоры Римской империи. Все это говорило о том, что началась ее медленная, но неуклонная агония.

 

Важным фактором социально-политического развития в западноримском рабовладельческом обществе V в., доказывающим его постепенную деградацию, стало усиливающееся расхождение интересов западной христианской церкви, которая объединилась вокруг папы, и императорского правительства. Западная церковь, которая располагала разветвленной организацией, огромными богатствами и сильным моральным воздействием на жителей государства, приобрела исключительное политическое влияние. Западным римским императорам не удалось парализовать это влияние и поставить его под собственный контроль, как это сделали императоры Византии. Способствовало этому также и формальное разделение резиденций. Центром западной церкви стал город Рим — символ римской мощи и культуры, а центром императорского двора — Медиолан, а с 402 г. — Равенна. С ростом политического влияния западной церкви стала возрастать и ее поддержка со стороны провинциальной знати, а также широко развитая благотворительность среди низших классов, которая реализовалась за счет огромных запасов продовольствия и материальных ресурсов церкви. Все это резким контрастом выступало на фоне усиливающегося налогового пресса со стороны центрального правительства. По мере того как падал авторитет империи и ее бюрократического аппарата, все больше возрастало социально-экономическое и политическое влияние церковной организации.

 

Общая деградация Западной Римской империи ярко выразилась в ее военной мощи. Реформированная императорами Диоклетианом и Константином, римская армия к концу IV в. обнаружила свою слабость и малую боеспособность. При сокращении материальных ресурсов и населения Империи, а также массовом уклонении от военной службы возникли огромные трудности с комплектованием армии. Пограничные войска превратились в слабо дисциплинированные поселения военных колонистов, которые больше занимались своим хозяйством, чем воинской службой.

 

Римская полевая армия также потеряла свои боевые качества, потому что она была составлена из насильно набранных рекрутов. Часто ими становились колоны, завербованные преступники и другие сомнительные элементы. Все чаще римские воины становились орудием честолюбивых планов своих командиров или грабителями своего собственного населения, а не средством защиты государства от внешнего врага.

 

Огромная римская армия, которая насчитывала порядка ста сорока тысяч пограничных и около ста двадцати пяти тысяч полевых войск, требовала колоссальных средств для содержания. С каждым десятилетием она все хуже и хуже выполняла свои прямые функции. Ослабление римской армии не было секретом для императорского правительства, укрепление армии стало для него первостепенной задачей. Для укрепления военной организации западноримские императоры пошли по пути, который был известен еще с IV в.: заключение договоров с вождями варварских племен, по которым последние объявлялись союзниками (федератами империи) и получали от императоров места для поселения, продовольствие, снаряжение, а также регулярную плату. Таким образом, они превращались в наемные соединения римской армии.

 

Однако каждый понимал, что это был наиболее опасный путь усиления военной мощи. Подобные варварские войска во главе со своими конунгами (королями) далеко не всегда повиновались императорским приказам. Они проводили самостоятельную политику и нередко обращали оружие не столько против внешнего врага, сколько против мирного населения с целью грабежа. К тому же возможность контактов с варварскими дружинами со стороны провинциальной знати усиливала наряду с другими причинами провинциальный сепаратизм и создавала условия для союза провинциальной знати и варварских предводителей. Все это, понятно, противоречило интересам императорского двора.

 

Одним из решающих факторов исторического развития римского общества и государства стали постоянные восстания и движения сельскохозяйственных работников и городского плебса. Внутри общества шло формирование новых слоев предводителей, что осложнялось наличием рабовладельческого государства, которое тормозило развитие более мягких форм зависимости, чем рабство. Все это привело к тому, что всеобщее закрепощение, установленное при доминате в IV в., являлось системой, которая выливалась в различные формы социального протеста. Положение усугубилось невыносимым фискальным гнетом, — а также произволом чиновников и армии, включая наемные варварские дружины. Все это происходило на фоне общего оскудения, отсутствия внутренней безопасности и стабильности. Особенностью массовых народных движений V в. был их разнородный социальный состав: в нем участвовали представители разных социальных групп — рабов, колонов, разоряющихся свободных земледельцев, ремесленников, торговцев, низших городских и даже некоторых средних слоев, куриалов. Очень часто социальный протест переплетался с сепаратными настроениями и религиозными столкновениями. Не имея четкой программы действий, массовые движения V в. объективно были направлены против рабовладельческого государства, против остатков отживших рабовладельческих отношений, которые мешали движению римского общества вперед.

 

Примером мощного и разнохарактерного по своему социальному составу народного движения является движение багаудов в Галлии, которое возникло еще в III в. В V в. оно вспыхнуло с новой силой. Древнеримский автор Сальвиан писал: «Что же иное породило движение багаудов, как не наши непомерные взыскания, нечестность правителей, проскрипции и грабежи, творимые людьми, которые превратили взимание общественных повинностей в источник собственного дохода, а налоги — в свою добычу?» Движение багаудов было настолько мощным, что охватило все центральные области Галлии, особенно сильным и организованным оно было в округе Арморика (совр. Бретань). Во главе со своим предводителем Тибаттоном багауды в 435 — 437 гг. освободили от римских властей Арморику и установили здесь свое правление. После своего поражения в 437 г., полученного от имперских войск во главе с Аэцием, в состав которых входили гуннские отряды, движение багаудов вновь вспыхнуло в 440-х годах и продолжалось почти целое десятилетие.

 

Как уже отмечалось выше, в Африке социальный протест населения принимал форму религиозных движений. Уже в III в. африканские христианские общины проявили сепаратистские настроения, которые получили организационное оформление в учении епископа Доната. Одним из крыльев донатизма стали циркумцеллионы и агонистики (борцы за истинную веру), в движении которых преобладали явления социального протеста. Противник агонистиков, причисленный позже церковью к лику святых, Августин писал: «Какой господин не был вынужден бояться своего раба, если он прибегал к их покровительству, кто осмеливался бы хотя бы угрожать разорителю или виновнику, кто мог взыскать с разорителя винных складов, с должника, требующего помощи и защиты? Под страхом дубинок, пожаров, немедленной смерти уничтожались документы на худших рабов, чтобы они уходили в качестве свободных. Отнятые долговые расписки возвращались должникам. Всех, кто пренебрегал их грубыми словами, принуждали выполнять приказания еще более грубыми бичами... Некоторые отцы семейств, люди высокого происхождения и благородного воспитания, были принесены еле живыми после их избиений или, привязанные к жернову, вращали его, подгоняемые бичами, как презренный скот». Вплоть до конца 420-х годов агонистики представляли серьезную опасность для местных рабовладельцев и римской власти в Африке.

 

Отныне ереси — религиозные течения, которые не признают догматы ортодоксальной церкви, — стали своеобразной формой социального протеста. Особенно получила распространение в V в. в Галлии ересь Пелагия — выходца из Британии, который отвергал основной догмат христианской церкви о греховной природе людей, обремененных первородным грехом Адама. Пелагий и его сторонники на основе этого отрицания отвергали рабство, угнетение и социальную несправедливость. Пелагианство, подчеркивая совершенную сущность человека, таким образом, через религиозные представления оправдывало различные формы социального протеста. Но каковы бы ни были формы проявления массовых народных движений, все они расшатывали отживающие свой век общественные отношения и государство — Западную Римскую империю, — которое стояло за ними. Кардинальные изменения социально-экономической структуры, государственной организации происходили в условиях усиливающегося притока варварских племен к римским границам, их постоянных прорывов и грабежей приграничных и глубинных территорий. Племенные федерации франков, свевов, алеманнов, бургундов, вандалов, готов и других племен, которые жили вдоль римского пограничного лимеса, переживали процесс разложения родового строя, который был ускорен мощным влиянием римской цивилизации. Происходило выделение слоев племенной знати, процесс разложения родового строя, который был ускорен мощным влиянием римской цивилизации. Происходило выделение слоев племенной знати, которые объединяли вокруг себя воинственные дружины своих соплеменников и для которых военное ремесло было единственным родом занятий. Все это приводило к тому, что росла воинственность приграничных варварских племен. Агрессивность их подогревалась ослаблением военной мощи империи и в то же время несметными богатствами, которыми обладали римские провинции.

 

В конце IV в. началось так называемое «великое переселение народов», которое было вызвано движением огромной коалиции племен во главе с гуннами из прикаспийских степей в западном направлении. Во время этого «великого переселения народов» конца IV — V в. в невиданных ранее масштабах произошли перемещения многочисленных народов, племенных союзов и племен Восточной и Центральной Европы. Они оказали огромное влияние на социально-экономические отношения и на политическое положение как в Европе, так и во всем Средиземноморье, на падение рабовладельческого римского общества, на падение всей античной цивилизации.

 

Таким образом, произошла фактически социальная революция, которая привела к разрушению рабовладельческого общества, основой и оплотом которого являлась Римская империя, произошла смена двух социально-экономических формаций.