Присвоил», в котором на общем фонеармянских интеллектуальных краж повествуется об армянских откровениях и свидетельствах

Уважаемые читатели! Продолжая материал «Пришел, увидел, …присвоил», хотелось привести наиболее «яркие» из фактов присвоения армянами нашей интеллектуальной собственности, истоки которых, как указывалось в предшествующем параграфе, восходят к началу нашей эры. Просим «ничему не удивляться» или «Nil admirani», как говорили древние римляне.

Попробуем сначала обрисовать общую панораму армянских интеллектуальных краж, «армянской традиции присвоения азербайджанских культурных традиций».

Начнем с того, что азербайджанские творения, звучащие в оригинале, но в армянской графике в значительном количестве хранятся в Институте древних рукописей Армении, Матенадаране и других хранилищах. Длится это давно, начиная с XVI–XVII веков. Только в Матенадаране находятся 55 рукописей, относящихся к азербайджанскому фольклору, 26 из которых датируются XIX в., а остальные – более ранними периодами. К примеру, если взять рукописи азербайджанских дастанов, то они также передавались на хранение, будучи переписанными в армянской графике. Эти дастаны, как правило, полностью звучат на азербайджанском, есть рукописи, прозаическая часть которых – на азербайджанском языке, а поэтическая – в переводе, либо наоборот. Наконец, многочисленные рукописи хранятся на азербайджанском и в переводе одновременно. И это, так сказать, письменно засвидетельствованная основа присвоения и арменизации. Знание азербайджанского языка, его употребление армянским населением, широкое использование армянскими деятелями культуры наших фольклорных образцов, их распространение и авторитет среди армян, в свою очередь, способствовали плагиату и арменизации, о чем мы писали несколько раньше.

Да, уважаемые читатели. Не останавливаясь на других армянских хранилищ рукописей, речь идет именно о Матенадаране, в котором хранятся фолианты из культурного наследия азербайджанского народа, в том числе на языке оригинала. Кстати, именно Матенадаран совсем недавно стал предметом переполоха в Национальной Академии Наук Армении в связи с заключением договора между этим хранилищем и Университетом штата Миннесота. Причина беспокойства армянских академиков едва ли не банальна. Оказывается, что американские ученые, получившие доступ к копиям древних рукописей и, как принято в ученых кругах, станут открыто обсуждать содержание древних рукописей, то, упаси боже, если они передадут их во «вражеские руки». Стало быть, древние манускрипты должны рассматриваться… в призме национальной безопасности Армении и потому… пользоваться грифом «секретно». Не удивляйтесь, уважаемые читатели, изложенному выше. Все это, наверное, могло бы занять достойное место среди армянских абсурдов, но поскольку речь идет о Матенадаране с хранящимися здесь и присвоенными образцами азербайджанского культурного наследия, то понять тревогу ученых соседей вполне возможно. Тем более что ссылки на подобные древние рукописи едва ли не главный аргумент в армянских исторических претензиях не чужие земли. В последнем случае, если ссылаются на то, чего нет в древних рукописях, либо утаивают то, что есть в них, то, действительно, матенадарановские рукописи становятся весьма опасными для армянских присвоителей чужой интеллектуальной собственности и фальсификаторов истории. Вот, наверное, и потому они должны быть скрыты от посторонних глаз, дабы притязания согласно армянской традиции присвоения чужих культурных традиций вкупе с исторической фальшью о «Великой Армении» и претензиями на чужие земли были бы современно и «обоснованно» подпитаны ссылками на древние рукописи.

Однако вернемся к теме, и посудите сами, уважаемые читатели.

Известные деятели культуры Армении еще в XIX веке широко использовали в своих произведениях образцы азербайджанского фольклора. В их числе Х.Абовян, М.Налбалдьян, Г.Агаян, П.Прошян, Р.Патканян, Г.Сундукян и др. Приведем конкретный пример. По использованным только в двух произведениях Х.Абовяна «Раны Армении» и «Песня Агаси» образцам азербайджанской словесности был составлен Г.Гаспаряном и издан словарь (Г.Гаспарян. Произ., IV т., Ереван, изд. АН, 1947, на арм.), в котором заимствованные у нас выражения именуются, как «диалект». Прошу обратить внимание уважаемых читателей: можно ли именовать «диалектом» сотню использованных Х.Абовяном азербайджанских слов только в романе «Раны Армении» таких как «плов», «чалма», «гарапапах», «хурджун», «тендир» и т.п., не говоря уже о напрямую переписанных с тюркча пословицах? И это не случайно, поскольку сам классик армянской литературы Х.Абовян был первым из собирателей азербайджанского фольклора, обходя деревни и города, записывал услышанные образцы от азербайджанского населения. Вот что он писал: «Я жил одной мечтой: броситься в ноги к хану, чтобы он дал мне кусок хлеба для пропитания, а я мог бы днем и ночью, обходя все населенные пункты… собрать и записать все то, что говорит народ» (Абовян, «Избр. произв.», Ереван, 1939, на арм.). И надо отдать должное – ему удалось многое собрать, в т.ч. песни и легенды, исторические были и предания, пословицы и поговорки, баятылар и анекдоты, ашугские сказания и дастаны и многое другое. Все собранное было записано на азербайджанском языке в армянской графике. К сожалению, горькие последствия этого сказались еще в те времена и продолжают сказываться сегодня. Все это происходило еще в первой половине XIX века. Именно в те годы, переданные Х.Абовяном небезызвестному в Азербайджане Боденштедту в латинской графике образцы азербайджанского фольклора были изданы последним как выражения армянского фольклора. Да, именно так, уважаемый читатель, Хачатур Абовян тщательно собирал образцы азербайджанского устного народного творчества, досконально их изучал, перезаписывал в армянской транскрипции и в полной мере использовал эти культурные истоки в своих произведениях. Не довольствуясь этим, Х.Абовян на основе своих подложных рукописей способствовал изданию еще в 1850 году в Берлине Ф.Боденштетдом трехтомника «Тысяча и одна ночь на Востоке», где азербайджанские фольклорные образцы были представлены европейскому читателю как армянские, а в отдельных случаях – и как фарсидские. Он же, Х.Абовян, способствовал изданию А. фон Гакстаузеном книги «Кавказская страна» (1855г.), где фольклорные ценности азербайджанского народа обманным путем выдавались в качестве армянских и даже известный азербайджанский дастан «Асли и Керем» был преподнесен в качестве культурного наследия армян. В галерее интеллектуальных грабителей того же периода достойное место должно быть отведено и Геворку Хагвердяну, который полностью переложил азербайджанский фольклорный источник «Сказку об Ашуге-Гарибе и Шахсенем» в свою. Усилиями интеллектуальных присвоителей печальная участь армянского присвоения постигла и такие замечательные азербайджанские дастаны, как «Шах Исмаил» и «Кероглу». Теоретическое кредо грабителей азербайджанского культурного наследия, по их собственному признанию (Г.Агаян), опиралось на отсутствие на армянском языке своих национальных колоритных ярких народных дастанов. По мнению культурных «распространителей» азербайджанского фольклора, наличие исключительно тюркских (азербайджанских) мотивов дастанов, причем на азербайджанском языке, в песенном творчестве так называемых армянских «ашугов» и «обосновывали» их «арменизацию» задним числом.

Тот же Г.Агаян значительное место в своей деятельности посвятил «арменизации» азербайджанского дастана «Кероглу». Плоды его «творчества» – «Мельник Кероглу» (1887г.), «Меч Кероглу» (1893г.), «Кероглу в заключении» (1893г.), наконец, специальное издание краденного в виде отдельной книги в 1898г. говорят сами за себя. Эта краденая интеллектуальная собственность азербайджанского народа явилась как бы «теоретическим» обоснованием арменизации эпоса «Кероглу» и, более того, практически была доведена до абсурда тем же Г.Агаяном попытками объяснения армянского происхождения самого героя эпоса – Кероглу. Этот, позволительно сказать, «теоретический изыск» был в полной мере использован в 1962 году в изданном на армянском языке сборнике произведений (т.2, стр.100), где преподносится, что отец Кероглу Ровшан вовсе не был слепым («Кор» по-азербайджански означает слепой), а был хором, то есть, происходил из армянского племени хорхоруньянов и де, мол, время исказило его истинное имя на «кор», которое и осталось в истории. Именно так и пробовали армяне преподнести европейскому читателю азербайджанский дастан «Кероглу». Мы еще вернемся к арменизации Кероглу, как к яркому примеру абсурда, в отдельном материале. Точно также в Париже была издана книга «Армянские народные напевы» (собрал Г.Боячьян, а для издания подготовил А.Сер­пекс), где основную часть составляли азербайджанские народные мелодии. Кстати, если следовать С.П.Агаяну, в напечатанной им в Ереване в 1961 году книге «Историческая дружба армянского и азербайджанского народов», то выходит, что Х.Абовян имел отношение и к «переводу» Боденштедтом поэзии Мирза Шафи на немецкий язык.

Вернемся к произведениям известных армянских деятелей культуры и в качестве примера, иллюстрирующего широкое использование ими образцов азербайджанского фольклора, остановимся только на некоторых пословицах. Все заимствованные и приводимые ниже пословицы используются именитыми армянскими авторами и звучат на армянском.

Х.Абовян: «Дейирлер дели денизе бир даш атды, йуз агыллы устюне токюлдю, чыхарда билмяди» (азер. оригинал: «Дели гуюя даш атды, агыллы чыхарда билмяди»).

Г.Агаян: «Дост достун узуня бахар, анджаг йад адам баш-аягына» (азер. оригинал: «Дост баша бахар, душмян – аяга»).

П.Прошян: «Чоряйи чорякчия вер, бирини да устялик» (азер. оригинал: «Чоряйи вер чорякчия, бир чоряк дя устялик»).

Г.Сундукян: «Юз йол олч, бир йол бич» (азер. оригинал: «Юз кяря олч, бир кяря бич»). Наряду с дословно переведенными на армянский язык заимствованиями встречаются и незначительно видоизмененные, есть и такие, которые «сформированы» из азербайджанского оригинала по принципу аналогии или антитезы. Вот несколько примеров:

Х.Абовян: «Мян ага, сян ага, бяс бизим дэнлимизи ким уютсун» (азер. оригинал: «Мян ага, сян ага, инекляри ким сага»).

П.Прошян: «Бир чичякля бахар олмаз», Г.Сундукян: «Бир чичякля яй олмаз» (азер. оригинал: «Бир гюлля бахар олмаз»).

Х.Абовян: «Кехня малын гиймяти олмаз» (азер. оригинал: «Уджуз етин шорбасы олмаз»).

Х.Абовян: «Чыраг оз дибиня ишыг салар» (азер. оригинал: «Чыраг оз дибиня ишыг салмаз») и т.д.

Возможно приводимые ниже армянские свидетельства, и проливают свет на природу подобных заимствований, но ни в коей мере не дают оснований для оправдания столь массового плагиата. Вот как объяснял это академик АН Армении Тертерьян в книге «Творчество Абовяна»: «Армяне в общении и разговорной речи всегда обращались к азербайджанским пословицам и поговоркам», поскольку сам Абовян считал, что «…[наш] народ усвоил огромное количество тюркских слов и пользуется ими поныне». Ему принадлежит и другое замечательное откровение: «Тюркча (азербайджанский) настолько внедрился в наш язык, что песни, стихи, пословицы у нас звучат по-тюркски (азербайджански)».

Другой классик армянской литературы и преемник Х.Абовяна, Г.Агаян: «Армянский народ и его ашуги не испытывают никаких трудностей в разговорной речи на тюркча, этот язык для армян словно родной… Поэтому мы и поем на тюркча (азербайджанском)». Еще более лаконично выразился Н.Налбалдян: «Они (армяне), даже поднимая тост, говорят по-азербайджански «йахшы йол». Что касается Прошяна, то плагиат или, если можно так выразиться, «совместность» создания образцов фольклора он объяснял тем, что «мы – братья, разделенные верой». Оставляя указанные высказывания без комментариев, приведем еще одно, которое, возможно, и ближе к истине. Известный литературовед М.Абегян, имя которого носит Институт литературы АН Армении (мы ссылались на книгу «Армянская средневековая литература» группы авторов этого института в прошлом параграфе): «К несчастью, мы сталкиваемся с тем, что наш язык беден на многозначные слова, выражений, несущих схожий смысл, в нем также мало и поэтому мы обращаемся хорошо знакомому нам тюркча (азербайджанскому) (М.Абегян, «Народные напевы»).

Уважаемые читатели! Как следует из приведенных фактов, условиями, способствовавшими становлению армянского плагиата, формированию армянской традиции по присвоению азербайджанских культурных традиций была широкая распространенность азербайджанского языка среди армянского населения, сбор и запись армянской графикой образцов нашего фольклора, их перевод на армянский язык, и, конечно, передача на хранение в соответствующие армянские хранилища и фонды. Немаловажна и «роль армянских исполнителей – «ашугов», способствовавших распространению фольклорных образцов в массах. Когда-то армянские деятели объясняли плагиат большим авторитетом, которым пользовались азербайджанские творения в среде армянского населения, особым отношением к азербайджанскому тюркча, о чем выше свидетельствовали известные армянские деятели.

Позднее появились и «аргументы», аппеллирующие к «сходству» фольклорных образцов, как, например, у Е.Арус­тамяна («Общие черты азербайджанских и армянских пословиц и поговорок»). Общая форма представления и близость содержания объяснялись историческими, общественными и экономическими связями и общностью географического ареала проживания. При этом не забывали подчеркнуть, что многие наши фольклорные образцы используются армянами в своем первозданном виде, в оригинале по причине стремления сохранить их глубокую философскую сущность, которая не допускала перевода на армянский язык. Далеко не случайно, что на страницах таких изданий, как «Армянские напевы», «Культурная жизнь Тифлиса», СМОМПК и других, начиная с конца XIX века, выражения азербайджанского фольклора печатались на исконном азербайджанском и параллельно – на армянском и именно так передавались в архивы. Невзирая на это, как мы указывали выше, наши фольклорные образцы подавались зачастую на иностранных языках и представлялись миру как творения армянского народа. И это планомерно осуществлялось во второй половине XIX века. Впоследствии стали появляться и получили развитие различные способы «обоснования» армянской принадлежности азербайджанских творений. Более того, нашлись и разъяснения, почему эти образцы используются армянами на азербайджанском языке. Вот, к примеру, как «обосновывалось» исполнение армянскими «ашугами» азербайджанских произведений на языке оригинала. О.Татевосян («Стихи Н.Гучага», Тифлис, 1903, на арм.) подобное исполнение одного из крупных армянских «ашугов» Гучага объяснял тем, что армянский исполнитель, оказывается, использовал не азербайджанский язык, а особый армянский «диалект» – «хайерен». Цитируем указанного автора: «…В прошлом (и даже сейчас), в силу влияния различных исторических причин, армянский народ исполнял свои песни на тюркча. Тем не менее, он (народ) любил и исполнение вышедших из народной среды певцов и на армянском языке. Для того чтобы различить их по форме и сути от тюркских, их назвали «хайеренами».

Дальше – еще интереснее! Академик М.Абегян в работе «Древние народные песни гусанов», то есть армянских «ашугов», «доказывает», что, помимо диалекта «хайерена», исполнители использовали еще более древнюю форму «антуни». И вот – главное. Оказывается, что в форме, подобно образцам «хайерена» и «антуни», у тюрков также существуют формы древних и средневековых песен, именуемые «тюркю» и «шарги». Выходит, что «хайерен» и «антуни» – прототипы «тюркю» и «шарги». И не как иначе!

Читатели, конечно, понимают, что «хайерен» и «антуни», в лучшем случае, разбавленные азербайджанскими словами переводы на армянский язык азербайджанских мотивов, а чаще всего – сами азербайджанские творения в оригинале.

Естественными являются и возникающие вопросы: почему, имея «хайерен» и «антуни», гусаны все же исполняли «тюркю» и «шарги», а азербайджанские ашуги никогда не исполняли ничего армянского, и, наконец, почему сложенные на армянском языке «хайерены» исполнялись на азербайджанском языке? Ответ очевиден: плагиат и есть плагиат. В последующих параграфах мы намерены продемонстрировать факты присвоения и арменизации различных образцов азербайджанских творений.

А в заключение считаем важным привести общие этапы армянских краж интеллектуальной собственности нашего народа. «Арменизация», как правило, проходила по некоторой наработанной схеме, через этапы освоения, присвоения и заключительной «арменизации».

Очевидно, что для того, чтобы присвоить и, тем более, представить перед всем миром образцы нашего культурного достояния как армянские («арменизировать»), необходимо их, прежде всего, освоить. Благо армянская среда была к этому подготовлена, и этап освоения обычно сводился к тому, что владеющие азербайджанским языком и не лишенные зачастую исполнительского таланта армянские представители исполняли, широко использовали наши образцы в оригинале. В процесс освоения стремились втянуть как можно большую часть населения, и потому осуществлялась запись наших образцов в армянской графике. Следом происходил перевод наших произведений на армянский язык, причем зачастую такой, что в нем арменизировались, по возможности, обстановка, быт, имена персонажей изменялись на армянский лад. Географические наименования мест оригинала заменялись названиями мест компактного проживания армян, вносились и другие армянские искажения. Таким образом, этап освоения был этапом широкого использования и распространения наших образцов, сопровождаемый такими отторжениями, плагиатом, фальсификацией и переделкой, которые ориентированы на восприятие в массовом армянском сознании инородного интеллектуального творчества как собственного.

После того как в общественном сознании, спустя некоторое время утверждалась фальсифицированная армянская «версия», наступал этап присвоения, который стремились теми или иными путями «обосновать» (в т.ч. материальными, околонаучными, «историческими»). С этой целью присваемые выражения, образцы азербайджанских оригиналов в армянской версии переносились на материальные носители, искусственно «удревнялись», передавались в фонды и архивы и обязательно издавались, зачастую – на иностранных языках. Параллельно с этим велись «научные» разработки, суть которых сводилась к обоснованию и разъяснению армянского происхождения, вымышленным свидетельствам и недобросовестным фактам, «древ­ности» и т.п. уже украденных ценностей.

Тем самым этап присвоения являлся этапом формирования фальсифицированных «подпорок» и материальных лжесвидетельств совершенных интеллектуальных краж.

Заключительный же этап – этап арменизации, характерная особенность которого – в стремлении развернуть дискуссии о происхождении и обладании объектами интеллектуальной собственности с их истинными хозяевами, используя подтасованные свидетельства и «доказательства», пытаясь привлечь на свою сторону международную общественность посредством информационно-пропагандистких методов, и наряду с этим – широкое создание информационных источников, ссылающихся уже на сфабрикованные свидетельства (создается последовательная система «ссылок»). Таким образом, этот этап сводился к фарисейству и лицемерию, логике «чтобы не быть уличенным во лжи, как можно громче самим же уличать».

О том, как и что в рамках приводимой схемы «приватизировалось» мы постараемся показать ниже.