Студопедия — Глава 6. Разум 4 страница
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Глава 6. Разум 4 страница






 

Я: «Ты видел, как выглядит Wiwimacher Берты?»

 

Он: «Нет, я видел Wiwimacher лошади, потому что я всегда бывал в стойле».

 

Я: «И тут тебе стало интересно знать, как выглядит Wiwimacher у Берты и у мамы?»

 

Он: «Да».

 

Я напоминаю ему его жалобы на то, что девочка всегда хотела смотреть, как он делает wiwi.

 

Он: «Берта тоже всегда смотрела (без обиды, с большим удовольствием), очень часто. В маленьком саду, там, где посажена редиска, я делал wiwi, а она стояла у ворот и смотрела».

 

Я: «А когда она делала wiwi, смотрел ты?»

 

Он: «Она ходила в клозет».

 

Я: «А тебе становилось интересно?»

 

Он: «Ведь я был внутри, в клозете, когда она там была».

 

(Это соответствует действительности: хозяева нам это раз рассказали, и я припоминаю, что мы запретили Гансу делать это.)

 

Я: «Ты ей говорил, что хочешь пойти?»

 

Он: «Я входил сам и потому, что Берта мне это разрешила. Это ведь не стыдно».

 

Я: «И тебе было бы приятно увидеть Wiwimacher?»

 

Он: «Да, но я его не видел».

 

Я напоминаю ему сон в Гмундене относительно фантов и спрашиваю: «Тебе в Гмундене хотелось, чтобы Берта помогла тебе сделать wiwi?»

 

Он: «Я ей никогда этого не говорил».

 

Я: «А почему ты этого ей не говорил?»

 

Он: «Потому что я об этом никогда не думал (прерывает себя). Когда я обо всем этом напишу профессору, глупость скоро пройдет, не правда ли?»

 

Я: «Почему тебе хотелось, чтобы Берта помогла тебе делать wiwi?»

 

Он: «Я не знаю. Потому что она смотрела».

 

Я: «Ты думал о том, что она положит руку на Wiwimacher?» Он: «Да. (Отклоняется.) В Гмундене было очень весело. В маленьком саду, где растет редиска, есть маленькая куча песку, там я играл с лопаткой». (Это сад, где он делал wiwi.)

 

Я: «А когда ты в Гмундене ложился в постель, ты трогал рукой Wiwimacher?»

 

Он: «Нет, еще нет. В Гмундене я так хорошо спал, что об этом еще не думал. Только на прежней квартире и теперь я это делал».

 

Я: «А Берта никогда не трогала руками твоего Wiwimacher'a?»

 

Он: «Она этого никогда не делала, потому что я ей об этом никогда не говорил».

 

Я: «А когда тебе этого хотелось?»

 

Он: «Кажется, однажды в Гмундене».

 

Я: «Только один раз?»

 

Он: «Да, чаще».

 

Я: «Всегда, когда ты делал wiwi, она подглядывала,– может, ей было любопытно видеть, как ты делаешь wiwi?»

 

Он: «Может быть, ей было любопытно видеть, как выглядит мой Wiwimacher?»

 

Я: «Но и тебе это было любопытно, только по отношению к Берте?»

 

Он: «К Берте и к Ольге».

 

Я: «К кому еще?»

 

Он: «Больше ни к кому».

 

Я: «Ведь это неправда. Ведь и по отношению к маме?»

 

Он: «Ну, к маме, конечно».

 

Я: «Но теперь тебе больше уже не любопытно. Ведь ты знаешь, как выглядит Wiwimacher Анны?»

 

Он: «Но он ведь будет расти, не правда ли?»[23 - Он хочет быть уверенным, что его собственный Wiwimacher будет расти.]

 

Я: «Да, конечно... Но когда он вырастет, он все-таки не будет походить на твой».

 

Он: «Это я знаю. Он будет такой, как теперь, только больше».

 

Я: «В Гмундене тебе было любопытно видеть, как мама раздевается?»

 

Он: «Да, и у Анны, когда ее купали, я видел маленький Wiwiniacher».

 

Я: «И у мамы?»

 

Он: «Нет!»

 

Я: «Тебе было противно видеть мамины панталоны?»

 

Он: «Только черные, когда она их купила, и я их увидел и плюнул. А когда она их надевала и снимала, я тогда не плевал. Я плевал тогда потому, что черные панталоны черны, как Lumpf, а желтые – как wiwi, и когда я смотрю на них, мне кажется, что нужно делать wiwi. Когда мама носит панталоны, я их не вижу, потому что сверху она носит платье».

 

Я: «А когда она раздевается?»

 

Он: «Тогда я не плюю. Но когда панталоны новые, они выглядят как Lumpf. А когда они старые, краска сходит с них, и они становятся грязными. Когда их покупают, они новые, а когда их не покупают, они старые».

 

Я: «Значит, старые панталоны не вызывают в тебе отвращение?»

 

Он: «Когда они старые, они ведь немного чернее, чем Lumpf, не правда ли? Немножечко чернее»[24 - Наш Ганс не может справиться с темой, которую он не знает как изложить. И нам трудно понять его. Быть может, он думает, что панталоны вызывают в нем отвращение только после их покупки; на теле матери они больше не вызывают у него ассоциации с Lumpf'ом или с wiwi; тогда уже они интересуют его в другом направлении.].

 

Я: «Ты часто бывал с мамой в клозете?»

 

Он: «Очень часто».

 

Я: «Тебе там было противно?»

 

Он: «Да... Нет!»

 

Я: «Ты охотно присутствуешь при том, когда мама делает wiwij или Lumpf?»

 

Он: «Очень охотно».

 

Я: «Почему так охотно?»

 

Он: «Я этого не знаю».

 

Я: «Потому что ты думаешь, что увидишь Wiwimacher?»

 

Он: «Да, я тоже так думаю».

 

Я: «Почему ты в Лайнце никогда не хочешь идти в клозет?» (В Лайнце он всегда просит, чтобы я его не водил в клозет. Он один раз испугался шума воды, спущенной для промывания клозета.)

 

Он: «Потому что там, когда тянут ручку вниз, получается большой шум».

 

Я: «Этого ты боишься?»

 

Он: «Да!»

 

Я: «А здесь, в нашем клозете?»

 

Он: «Здесь—нет. В Лайнце я пугаюсь, когда ты спускаешь воду. И когда я нахожусь в клозете и вода стекает вниз, я тоже пугаюсь».

 

Чтобы показать мне, что в нашей квартире он не боится, он заставляет меня пойти в клозет и спустить воду. Затем он мне объясняет: «Сначала делается большой шум, а потом поменьше. Когда большой шум, я лучше остаюсь внутри клозета, а когда слабый шум, я предпочитаю выйти из клозета».

 

Я: «Потому что ты боишься?»

 

Он: «Потому что мне всегда ужасно хочется видеть большой шум (он поправляет себя), слышать, и я предпочитаю оставаться внутри, чтобы хорошо слышать его».

 

Я: «Что же напоминает тебе большой шум?»

 

Он: «Что мне в клозете нужно делать Lumpf» (то же самое, что при виде черных панталон).

 

Я: «Почему?»

 

Он: «Не знаю. Нет, я знаю, что большой шум напоминает мне шум, который слышен, когда делаешь Lumpf. Большой шум напоминает Lumpf, маленький—wiwi» (ср. черные и желтые панталоны).

 

Я: «Слушай, а не был ли омнибус такого же цвета, как Lumpf?» (По его словам – черного цвета.)

 

Он (пораженный): «Да!»

 

Я должен здесь вставить несколько слов. Отец расспрашивает слишком много и исследует по готовому плану вместо того, чтобы дать мальчику высказаться. Вследствие этого анализ становится неясным и сомнительным. Ганс идет по своему пути, и когда его хотят свести с него, он умолкает. Очевидно, его интерес, неизвестно почему, направлен теперь на Lumpf и на wiwi. История с шумом выяснена так же мало, как и история с черными и желтыми панталонами. Я готов думать, что его тонкий слух отметил разницу в шуме, который производят при мочеиспускании мужчины и женщины. Анализ искусственно сжал материал и свел его к разнице между мочеиспусканием и дефекацией. Читателю, который сам еще не производил психоанализа, я могу посоветовать не стремиться понимать все сразу. Необходимо ко всему отнестись с беспристрастным вниманием и ждать дальнейшего.

 

«11 апреля. Сегодня утром Ганс опять приходит в спальню и, как всегда в последние дни, его сейчас же выводят вон.

 

После он рассказывает: «Слушай, я кое о чем подумал. Я сижу в ванне[25 - Ганса купает мать.], тут приходит слесарь и отвинчивает ее[26 - Чтобы взять ее в починку.]. Затем берет большой бурав и ударяет меня в живот».

 

Отец переводит для себя эту фантазию: «Я – в кровати у мамы. Приходит папа и выгоняет меня. Своим большим пенисом он отталкивает меня от мамы».

 

Оставим пока наше заключение невысказанным.

 

«Далее он рассказывает еще нечто другое, что он себе придумал: „Мы едем в поезде, идущем в Гмунден. На станции мы начинаем надевать верхнее платье, но не успеваем этого сделать, и поезд уходит вместе с нами“.

 

Позже я спрашиваю: «Видел ли ты, как лошадь делает Lumpf?»

 

Ганс: «Да, очень часто».

 

Я: «Что же, она при этом производит сильный шум?»

 

Ганс: «Да!»

 

Я: «Что же напоминает тебе этот шум?»

 

Ганс: «Такой же шум бывает, когда Lumpf падает в горшочек».

 

Вьючная лошадь, которая падает и производит шум ногами, вероятно, и есть Lumpf, который при падении производит шум. Страх перед дефекацией, страх перед перегруженным возом главным образом соответствует страху перед перегруженным животом».

 

По этим окольным путям начинает для отца выясняться истинное положение вещей.

 

«11 апреля за обедом Ганс говорит: „Хорошо, если бы мы в Гмундене имели ванну, чтобы мне не нужно было ходить в баню“. Дело в том, что в Гмундене его, чтобы вымыть, водили всегда в соседнюю баню, против чего он обыкновенно с плачем протестовал. И в Вене он всегда подымает крик, когда его, чтобы выкупать, сажают или кладут в большую ванну. Он должен купаться стоя или на коленях».

 

Эти слова Ганса, который теперь начинает своими самостоятельными показаниями давать пищу для психоанализа, устанавливают связь между обеими последними фантазиями (о слесаре, отвинчивающем ванну, и о неудавшейся поездке в Гмунден). Из последней фантазии отец совершенно справедливо сделал вывод об отвращении к Гмундену. Кроме того, мы имеем здесь опять хороший пример того, как выплывающее из области бессознательного становится понятным не при помощи предыдущего, а при помощи последующего.

 

«Я спрашиваю его, чего и почему он боится в большой ванне.

 

Ганс: «Потому, что я упаду туда».

 

Я: «Почему же ты раньше никогда не боялся, когда тебя купали в маленькой ванне?»

 

Ганс: «Ведь я в ней сидел, ведь я в ней не мог лечь, потому что она была слишком мала».

 

Я: «А когда ты в Гмундене катался на лодке, ты не боялся, что упадешь в воду?»

 

Ганс: «Нет, потому что я удерживался руками, и тогда я не мог упасть. Я боюсь, что упаду, только тогда, когда купаюсь в большой ванне».

 

Я: «Тебя ведь купает мама. Разве ты боишься, что мама тебя бросит в ванну?»

 

Ганс: «Что она отнимет свои руки и я упаду в воду с головой».

 

Я: «Ты же знаешь, что мама любит тебя, ведь она не отнимет рук».

 

Ганс: «Я так подумал».

 

Я: «Почему?»

 

Ганс: «Этого я точно не знаю»

 

Я: «Быть может, потому, что ты шалил и поэтому думал, что она тебя больше не любит?»

 

Ганс: «Да».

 

Я: «А когда ты присутствовал при купании Анны, тебе не хотелось, чтобы мама отняла руки и уронила Анну в воду?»

 

Ганс: «Да».

 

Мы думаем, что отец угадал это совершенно верно. «12 апреля. На обратном пути из Лайнца в вагоне 2-го класса Ганс при виде черной кожаной обивки говорит: „Пфуй, я плюю, когда я вижу черные панталоны и черных лошадей, я тоже плюю, потому что я должен делать Lumpf“.

 

Я: «Быть может, ты у мамы видел что-нибудь черное, что тебя испугало?»

 

Ганс: «Да».

 

Я: «А что?»

 

Ганс: «Я не знаю, черную блузку или черные чулки».

 

Я: «Быть может, ты увидел черные волосы на Wiwimacher'e, когда ты был любопытным и подглядывал?»

 

Ганс (оправдываясь): «Но Wiwimacher'a я не видел».

 

Когда он однажды снова обнаружил страх при виде воза, выезжавшего из противоположных ворот, я спросил его: «Не похожи ли эти ворота на роро?»

 

Он: «А лошади на Lumpf?» После этого каждый раз при виде выезжающего из ворот воза он говорит: «Смотри, идет Lumpfi». Выражение Lumpfi он употребляет в первый раз; оно звучит как ласкательное имя. Моя свояченица называет своего ребенка Wumpfi.

 

13 апреля при виде куска печенки в супе он говорит: «Пфуй, Lumpf». Он ест, по-видимому, неохотно и рубленое мясо, которое ему по форме и цвету напоминает Lumpf.

 

Вечером моя жена рассказывает, что Ганс был на балконе и сказал ей: «Я думал, что Анна была на балконе и упала вниз». Я ему часто говорил, что когда Анна на балконе, он должен следить за ней, чтобы она не подошла к барьеру, который слесарь-сецессионист[27 - Сецессион – название ряда объединений немецких и австрийских художников конца ХIХ – начала XX в.– Примеч. ред. перевода.] сконструировал весьма нелепо, с большими отверстиями. Здесь вытесненное желание Ганса весьма прозрачно. Мать спросила его, не было ли бы ему приятнее, если бы Анна совсем не существовала. На это он ответил утвердительно.

 

14 апреля. Тема, касающаяся Анны, все еще на первом плане. Мы можем вспомнить из прежних записей, что он почувствовал антипатию к новорожденной, отнявшей у него часть родительской любви; эта антипатия и теперь еще не исчезла и только отчасти компенсируется преувеличенной нежностью. Он уже часто поговаривал, чтобы аист больше не приносил детей, чтобы мы дали аисту денег, чтобы тот больше не приносил детей из большого ящикa, в котором находятся дети. (Ср. страх перед мебельным фургоном. Не выглядит ли омнибус как большой ящик?) Анна так кричит, это ему тяжело.

 

Однажды он неожиданно заявляет: «Ты можешь вспомнить, как пришла Анна? Она лежала на кровати у мамы такая милая и славная (эта похвала звучит подозрительно фальшиво).

 

Затем мы внизу перед домом. Можно опять отметить большое улучшение. Даже ломовики вызывают в нем более слабый страх. Один раз он с радостью кричит: «Вот едет лошадь с черным у рта» – и я, наконец, могу констатировать, что это лошадь с кожаным намордником. Но Ганс не испытывает никакого страха перед этой лошадью.

 

Однажды он стучит своей палочкой о мостовую и спрашивает: «Слушай, тут лежит человек... который похоронен... или это бывает только на кладбище?» Таким образом, его занимает теперь не только загадка жизни, но и смерти.

 

По возвращении я вижу в передней ящик, и Ганс говорит[28 - Для нас ясно, почему тема «Анна» идет непосредственно за темой «Lumpf'”: Анна – сама Lumpf, все новорожденные дети – Lumpf'ы.]: «Анна ехала с нами в Гмунден в таком ящике. Каждый раз, когда мы ехали в Гмунден, она ехала с нами в ящике. Ты мне уже опять не веришь? Это, папа, уже на самом деле. Поверь мне, мы достали большой ящик, полный детей, и они сидели там, в ванне. (В этот ящик упаковывалась ванна.) Я их посадил туда, верно. Я хорошо припоминаю это»[29 - Тут он начинает фантазировать. Мы узнаем, что для него ящик и ванна обозначают одно и то же – это пространство, в котором находятся дети. Обратим внимание на его повторные уверения.].

 

Я: «Что ты можешь припомнить?»

 

Ганс: «Что Анна ездила в ящике, потому что я этого не забыл. Честное слово!»

 

Я: «Но ведь в прошлом году Анна ехала с нами в купе».

 

Ганс: «Но раньше она всегда ездила с нами в ящике».

 

Я: «Не маме ли принадлежал ящик?»

 

Ганс: «Да, он был у мамы».

 

Я: «Где же?»

 

Ганс: «Дома на полу».

 

Я: «Может быть, она его носила с собой?»[30 - Ящик – конечно, живот матери. Отец хочет указать Гансу, что он это понял.]

 

Ганс: «Нет! Когда мы теперь поедем в Гмунден, Анна опять поедет в ящике».

 

Я: «Как же она вылезла из ящика?»

 

Ганс: «Ее вытащили».

 

Я: «Мама?»

 

Ганс: «Я и мама. Потом мы сел и в экипаж. Анна ехала верхом на лошади, а кучер погонял. Кучер сидел на козлах. Ты был с нами. Даже мама это знает. Мама этого не знает, потому что она опять это забыла, но не нужно ей ничего говорить».

 

Я заставляю его все повторить.

 

Ганс: «Потом Анна вылезла».

 

Я: «Она ведь еще и ходить не могла!»

 

Ганс: «Мы ее тогда снесли на руках».

 

Я: «Как же она могла сидеть на лошади, ведь в прошлом году

 

она еще совсем не умела сидеть».

 

Ганс: «О, да, она уже сидела и кричала: но! но! И щелкала кнутом который раньше был у меня. Стремян у лошади не было, а Анна ехала верхом; папа, а может быть, это не шутка».

 

Что должна означать эта настойчиво повторяемая и удерживаемая бессмыслица? О, это ничуть не бессмыслица; это пародия – месть Ганса отцу. Она должна означать приблизительно следующее: если ты в состоянии думать, что я могу поверить в аиста, который в октябре будто бы принес Анн у, тогда как я уже летом, когда мы ехали в Гмунден, заметил у матери большой живот, то я могу требовать, чтобы и ты верил моим вымыслам. Что другое может означать его утверждение, что Анна уже в прошлое лето ездила в ящике в Гмунден, как не его осведомленность о беременности матери? То, что он и для следующего года предполагает эту поездку в ящике, соответствует обычному появлению из прошлого бессознательных мыслей. Или у него есть особые основания для страха, что к ближайшей летней поездке мать опять будет беременна. Тут уже мы узнали, что именно испортило ему поездку в Гмунден,– это видно из его второй фантазии. «Позже я спрашиваю его, как, собственно говоря, Анна после рождения пришла к маме, в постель».

 

Тут он уже имеет возможность развернуться и подразнить отца. Ганс: «Пришла Анна. Госпожа Краус (акушерка) уложила ее в кровать. Ведь она еще не умела ходить. А аист нес ее в своем клюве. Ведь ходить она еще не могла (не останавливаясь, продолжает). Аист подошел к дверям и постучал; здесь все спали, а у него был подходящий ключ; он отпер двери и уложил Анну в твою[31 - Конечно, ирония, как и последующая просьба не выдать этой тайны матери.] кровать, а мама спала; нет, аист уложил Анну в мамину кровать. Уже была ночь, и аист совершенно спокойно уложил ее в кровать и совсем без шума, а потом взял себе шляпу и ушел обратно. Нет, шляпы у него не было».

 

Я: «Кто взял себе шляпу? Может быть, доктор?»

 

Ганс: «А потом аист ушел к себе домой и потом позвонил, и все в доме уже больше не спали. Но ты этого не рассказывай ни маме, ни Тине (кухарка). Это тайна!»

 

Я: «Ты любишь Анну?»

 

Ганс: «Да, очень».

 

Я: «Было бы тебе приятнее, если бы Анны не было, или ты рад, что она есть?»

 

Ганс: «Мне было бы приятнее, если бы она не появилась на свет».

 

Я: «Почему?»

 

Ганс: «По крайней мере она не кричала бы так, а я не могу переносить крика».

 

Я: Ведь ты и сам кричишь?»

 

Ганс: «А ведь Анна тоже кричит».

 

Я: «Почему ты этого не переносишь?»

 

Ганс: «Потому что она так сильно кричит».

 

Я: «Но ведь она совсем не кричит».

 

Ганс: «Когда ее шлепают по голому роро, она кричит».

 

Я: «Ты уже ее когда-нибудь шлепал?»

 

Ганс: «Когда мама шлепает ее, она кричит».

 

Я: «Ты этого не любишь?»

 

Ганс: «Нет... Почему? Потому что она своим криком производит такой шум».

 

Я: «Если тебе было бы приятнее, чтобы ее не было на свете, значит, ты ее не любишь?»

 

Ганс: «Гм, гм...» (утвердительно).

 

Я: «Поэтому ты думаешь, что мама отнимет руки во время купания и Анна упадет в воду...»

 

Ганс (дополняет): «...и умрет».

 

Я: «И ты остался бы тогда один с мамой. А хороший мальчик этого все-таки не желает».

 

Ганс: «Но думать ему можно».

 

Я: «А ведь это нехорошо».

 

Ганс: «Когда об этом он думает, это все-таки хорошо, потому что тогда можно написать об этом профессору»[32 - Славный маленький Ганс! Я даже у взрослых не желал бы для себя лучшего понимания психоанализа.].

 

Позже я говорю ему: «Знаешь, когда Анна станет больше и научится говорить, ты будешь ее уже больше любить».

 

Ганс: «О, нет. Ведь я ее люблю. Когда она осенью уже будет большая, я пойду с ней один в парк и буду все ей объяснять».

 

Когда я хочу заняться дальнейшими разъяснениями, он прерывает меня, вероятно, чтобы объяснить мне, что это не так плохо, когда он желает Анне смерти.

 

Ганс: «Послушай, ведь она уже давно была на свете, даже когда ее еще не было. Ведь у аиста она уже тоже была на свете»

 

Я: «Нет, у аиста она, пожалуй, и не была».

 

Ганс: «Кто же ее принес? У аиста она была».

 

Я: «Откуда же он ее принес?»

 

Ганс: «Ну, от себя».

 

Я: «Где она у него там находилась?»

 

Ганс: «В ящике, в аистином ящике».

 

Я: «А как выглядит этот ящик?»

 

Ганс: «Он красный. Выкрашен в красный цвет (кровь?)».

 

Я: «А кто тебе это сказал?»

 

Ганс: «Мама; я себе так думал; так в книжке нарисовано».

 

Я: «В какой книжке?»

 

Ганс: «В книжке с картинками». (Я велю ему принести его первую книжку с картинками. Там изображено гнездо аиста с аистами на красной трубе. Это и есть тот ящик. Интересно, что на той же странице изображена лошадь, которую подковывают. Ганс помещает детей в ящик, так как он их не находит в гнезде.)

 

Я: «Что же аист с ней сделал?»

 

Ганс: «Тогда он принес Анну сюда. В клюве. Знаешь, это тот аист из Шёнбрунна, который укусил зонтик». (Воспоминание о маленьком происшествии в Шёнбрунне.)

 

Я: «Ты видел, как аист принес Анну?»

 

Ганс: «Послушай, ведь я тогда еще спал. А утром уже никакой аист не может принести девочку или мальчика».

 

Я: «Почему?»

 

Ганс: «Он не может этого. Аист этого не может. Знаешь, почему? Чтобы люди этого сначала не видели и чтобы сразу, когда наступит утро, девочка уже была тут»[33 - Непоследовательность Ганса не должна нас останавливать. В предыдущем разговоре из его сферы бессознательного выявилось его недоверие к басне об аисте, связанное с чувством горечи по отношению к делающему из этого тайну отцу. Теперь он спокойнее и отвечает официальными соображениями, при помощи которых он которых он кое-как мог себе разъяснить столь трудную гипотезу об аисте.].

 

Я: «Но тогда тебе было очень интересно знать, как аист это сделал?»

 

Ганс: «О, да!»

 

Я: «А как выглядела Анна, когда она пришла?»

 

Ганс (неискренно): «Совсем белая и миленькая, как золотая».

 

Я: «Но когда ты увидел ее в первый раз, она тебе не понравилась?»

 

Ганс: «О, очень!»

 

Я: «Ведь ты был поражен, что она такая маленькая?»

 

Ганс: «Да».

 

Я: «Как велика была она?»

 

Ганс: «Как молодой аист».

 

Я: «А еще как что? Может быть, как Lumpf?»

 

Ганс: «О, нет, Lumpf много больше – капельку меньше, чем Анна теперь».

 

Я уже раньше говорил отцу, что фобия Ганса может быть сведена к мыслям и желаниям, связанным с рождением сестренки. Но я упустил обратить его внимание на то, что по инфантильной сексуальной теории ребенок – это Lumpf, так что Ганс должен пройти и через экскрементальный комплекс. Вследствие этого моего упущения и произошло временное затемнение лечения. Теперь после сделанного разъяснения отец пытается выслушать вторично Ганса по поводу этого важного пункта.

 

«На следующий день я велю ему рассказать еще раз вчерашнюю историю. Ганс рассказывает: „Анна поехала в Гмунден в большом ящике, мама в купе, а Анна в товарном поезде с ящиком, и тогда, когда мы приехали в Гмунден, я и мама вынули Анну и посадили на лошадь. Кучер сидел на козлах, а у Анны был прошлый (прошлогодний) кнут; она стегала лошадь и все кричала – но-но, и это было ужасно весело, а кучер тоже стегал лошадь. (Кучер вовсе не стегал, потому что кнут был у Анны.) Кучер держал вожжи, и Анна держала вожжи, мы каждый раз с вокзала ездили домой в экипаже (Ганс старается здесь согласовать действительность с фантазией.) В Гмундене мы сняли Анну с лошади, и она сама пошла по лестнице“.

 

Когда Анна в прошлом году жила в Гмундене, ей было всего 8 месяцев. Годом раньше, в период, на который, по-видимому направлена фантазия Ганса, ко времени приезда в Гмунден жена находилась в конце 5-го месяца беременности.

 

Я: «Ведь в прошлом году Анна была уже на свете?»

 

Ганс: «В прошлом году она ездила в коляске, но годом раньше, когда уже она у нас была на свете...»

 

Я: «Анна уже была у нас?»

 

Ганс: «Да, ведь ты же всегда ездил со мной в лодке, и Анна помогала тебе».

 

Я: «Но ведь это происходило не в прошлом году. Анны тогда еще не было вовсе на свете».

 

Ганс: «Да, тогда уже она была на свете. Когда она ехала в ящике, она уже могла ходить и говорить: „Анна“. (Она научилась этому только 4 месяца назад.)

 

Я: «Но она тогда ведь не была еще у нас».

 

Ганс: «О, да, тогда она все-таки была у аиста».

 

Я: «А сколько лет Анне?»

 

Ганс: «Осенью ей будет два года; Анна была тогда, ведь ты это знаешь?»

 

Я: «А когда же она была у аиста в аистином ящике?»

 

Ганс: «Уже давно, еще до того, как она ехала в ящике. Уже очень давно».

 

Я: «А когда Анна научилась ходить? Когда она была в Гмундене, она ведь еще не умела ходить».

 

Ганс: «В прошлом году – нет, а то умела».

 

Я: «Но Анна только раз была в Гмундене».

 

Ганс: «Нет! Она была два раза; да, это верно. Я это очень хорошо помню. Спроси только маму, она тебе это уже скажет».

 

Я: «Ведь это уже неверно».

 

Ганс: «Да, это верно. Когда она в первый раз была в Гмундене, она могла уже ходить и ездить верхом, а уже позже нужно было ее нести... Нет, она только позже ездила верхом, а в прошлом году ее нужно было нести».

 

Я: «Но она ведь только недавно начала ходить. В Гмундене она еще не умела ходить».

 

Ганс: «Да, запиши себе только. Я могу очень хорошо вспомнить. Почему ты смеешься?»

 

Я: «Потому, что ты плут, ты очень хорошо знаешь, что Анна была только раз в Гмундене».

 

Ганс: «Нет, это неверно. В первый раз она ехала верхом на лошади... а во второй раз» (по-видимому, начинает терять уверенность).

 

Я: «Быть может, мама была лошадью?»

 

Ганс: «Нет, на настоящей лошади в одноконном экипаже».

 

Я: «Но мы ведь всегда ездили на паре».

 

Ганс: «Тогда это был извозчичий экипаж».

 

Я: «Что Анна ела в ящике?»

 

Ганс: «Ей дали туда бутерброд, селедку и редиску (гмунденовский ужин), и так как Анна ехала, она намазала себе бутерброд и 50 раз ела».

 

Я: «И она не кричала?»

 

Ганс: «Нет».

 

Я: «Что же она делала?»

 

Ганс: «Сидела там совершенно спокойно».

 

Я: «И не стучала?»

 

Ганс: «Нет, она все время ела и ни разу даже не пошевелилась. Она выпила два больших горшка кофе – до утра ничего не осталось, а весь сор она оставила в ящике, и листья от редиски, и ножик, она все это прибрала, как заяц, и в одну минуту была уже готова. Вот была спешка! Я даже сам с Анной ехал в ящике, и я в ящике спал всю ночь (мы на самом деле года два назад ночью ездили в Гмунден), а мама ехала в купе; мы все время ели и в вагоне, это было очень весело... Она вовсе не ехала верхом на лошади (он теперь уже колеблется, так как знает, что мы ехали в парном экипаже)... она сидела в экипаже. Это уже верно, но я ехал совсем один с Анной... мама ехала верхом на лошади, а Каролина (прошлогодняя прислуга) ехала на другой... Слушай, все, что я тебе тут рассказываю, все неверно».







Дата добавления: 2015-10-15; просмотров: 363. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Обзор компонентов Multisim Компоненты – это основа любой схемы, это все элементы, из которых она состоит. Multisim оперирует с двумя категориями...

Композиция из абстрактных геометрических фигур Данная композиция состоит из линий, штриховки, абстрактных геометрических форм...

Важнейшие способы обработки и анализа рядов динамики Не во всех случаях эмпирические данные рядов динамики позволяют определить тенденцию изменения явления во времени...

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ МЕХАНИКА Статика является частью теоретической механики, изучающей условия, при ко­торых тело находится под действием заданной системы сил...

Признаки классификации безопасности Можно выделить следующие признаки классификации безопасности. 1. По признаку масштабности принято различать следующие относительно самостоятельные геополитические уровни и виды безопасности. 1.1. Международная безопасность (глобальная и...

Прием и регистрация больных Пути госпитализации больных в стационар могут быть различны. В цен­тральное приемное отделение больные могут быть доставлены: 1) машиной скорой медицинской помощи в случае возникновения остро­го или обострения хронического заболевания...

ПУНКЦИЯ И КАТЕТЕРИЗАЦИЯ ПОДКЛЮЧИЧНОЙ ВЕНЫ   Пункцию и катетеризацию подключичной вены обычно производит хирург или анестезиолог, иногда — специально обученный терапевт...

Решение Постоянные издержки (FC) не зависят от изменения объёма производства, существуют постоянно...

ТРАНСПОРТНАЯ ИММОБИЛИЗАЦИЯ   Под транспортной иммобилизацией понимают мероприятия, направленные на обеспечение покоя в поврежденном участке тела и близлежащих к нему суставах на период перевозки пострадавшего в лечебное учреждение...

Кишечный шов (Ламбера, Альберта, Шмидена, Матешука) Кишечный шов– это способ соединения кишечной стенки. В основе кишечного шва лежит принцип футлярного строения кишечной стенки...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.01 сек.) русская версия | украинская версия