КАССАНДРЕ 12 страница

x x x

Однажды из далекого кишла'ка

Пришел дехканин в кооператив,

Чтобы купить себе презерватив.

Откуда ни возьмись,-- мулла-собака,

Его нахально вдруг опередив,

Купил товар и был таков.

Однако!

без даты

 

x x x

Сулейману Стальскому

Там, где край был дик,

Там шумит арык,

Где шумел арык,

Там пасется бык,

А где пасся бык,

Там поет старик.

без даты

 

x x x

А. В. Звенигородскому

Звенигородский князь в четырнадцатом веке

В один присест съел семьдесят блинов,

А бедный князь Андрей и ныне нездоров...

Нам не уйти от пращуров опеки.

 

Сонет

Мне вспомнился старинный апокриф -

Марию Лев преследовал в пустыне

По той простой, по той святой причине,

Что был Иосиф долготерпелив.

Сей патриарх, немного почудив,

Марииной доверился гордыне -

Затем, что ей людей не надо ныне,

А Лев -- дитя -- небесной манной жив.

А между тем Мария так нежна,

Ее любовь так, боже мой, блажна,

Ее пустыня так бедна песками,

Что с рыжими смешались волосками

Янтарные, а кожа -- мягче льна -

Кривыми оцарапана когтями.

1933--1934

 

x x x

М. С. Петровых

Марья Сергеевна, мне ужасно хочется

Увидеть вас старушкой-переводчицей,

Неутомимо, с головой трясущейся,

К народам СССР влекущейся,

И чтобы вы без всякого предстательства

Вошли к Шенгели в кабинет издательства

И вышли, нагруженная гостинцами -

Полурифмованными украинцами.

1933--1934

 

x x x

Знакомства нашего на склоне

Шервинский нас к себе зазвал

Послушать, как Эдип в Колоне

С Нилендером маршировал.

1933--1934

 

x x x

Какой-то гражданин, не то чтоб слишком пьяный,

Но, может быть, в нетрезвом виде,-

Он

В квартире у себя установил орган.

Инстру'мент заревел. Толпа жильцов в обиде.

За управдомом шлют -- тот гневом обуян,-

И тотчас вызванный им дворник Себастьян

Бах! бах! -- машину смял, мошеннику дал в зубы.

Не в том беда, что Себастьян -- грубьян,

А плохо то, что бах какой-то грубый...

Начало 1934

x x x

Анне Ахматовой

Привыкают к пчеловоду пчелы,

Такова пчелиная порода...

Только я Ахматовой уколы

Двадцать три уже считаю года.

x x x

На берегу Эгейских вод

Живут архивяне. Народ

Довольно древний. Всем на диво

Поганый промысел его -

Продажа личного архива.

Священным трепетом листвы

И гнусным шелестом бумаги

Они питаются -- увы! -

Неуважаемы и наги...

Чего им нужно?

Весна 1934

 

x x x

В. Пясту

Слышу на улице шум быстро идущего Пяста.

Вижу: торчит из пальто семьдесят пятый отрыв.

Чую смущенной душой запах голландского сыра

И вожделею отнять около ста папирос.

Весна 1934

x x x

Не жеребенок хвостом махает!

Яша ребенок снова играет.

Яша, играйте лучше ребенка

И жеребенка перебрыкайте.

Весна 1934

x x x

Один портной

С хорошей головой

Приговорен был к высшей мере.

И что ж? -- портновской следуя манере,

С себя он мерку снял -

И до сих пор живой.

1 июня 1934

x x x

Случайная небрежность иль ослышка

Вредны уму, как толстяку аджика.

Сейчас пример мы приведем:

Один филолог,

Беседуя с невеждою вдвоем,

Употребил реченье "идиом".

И понадергали они друг другу челок!

Но виноват из двух друзей, конечно, тот,

Который услыхал оплошно: "идиот".

12 июня 1935

x x x

Не надо римского мне купола

Или прекрасного далека.

Предпочитаю вид на Луппола

Под сенью Жан-Ришара Блоха.

1934--1935

x x x

Карлик-юноша, карлик-мимоза

С тонкой бровью -- надменный и злой...

Он питается только Елозой

И яичною скорлупой.

Апрель 1936

x x x

Искусств приличных хоровода

Вадим Покровский не спугнет:

Под руководством куровода,-

За Стоичевым год от года

Настойчивей кроликовод.

24 февраля 1937

x x x

Источник слез замерз,

И весят пуд оковы

Обдуманных баллад

Сергея Рудакова.

 

Стихи к Наташе Штемпель

Пришла Наташа. Где была?

Небось не ела, не пила.

И чует мать, черна как ночь:

Вином и луком пахнет дочь.

Если бы проведал бог,

Что Наташа педагог,

Он сказал бы; ради бога,

Уберите педагога!

-- Наташа, как писать: "балда"?

-- Когда идут на бал,-- то: "да!"

-- А "в полдень"? -- Если день -- то вместе,

А если ночь -- то не скажу, по чести...

Наташа, ах, как мне неловко,

Что я не Генрих Гейне:

К головке -- переводчик ейный -

Я б рифму закатил: плутовка.

Наташа, ах, как мне неловко!

На Загоровского, на маму -

То бишь на божию коровку

Заказывает эпиграмму!

1936--1937

Наташа спит. Зефир летает

Вкруг гофрированных волос.

Для девушки, как всякий знает,

Сон утренний, источник слез,

Головомойку означает,

Но волосы ей осушает

Какой-то мощный пылесос,

И перманентно иссякает -

И вновь кипит источник слез,

24 февраля 1937

 

x x x

Эта книга украдена

Трошею в СХИ,

И резинкою Вадиной

Для Наташи она омоложена,

Ей дадена

В день посещения дядина.

Подражание новогреческому

Девочку в деве щадя, с объясненьями юноша медлил

И через семьдесят лет молвил старухе1: люблю.

Мальчика в муже щадя, негодуя, медлила дева

И через семьдесят лет плюнула старцу в лицо.

* (Найдено в архиве одной греческой старухи. Перевел с новогреческого О. Мандельштам)

1 В указанный момент юноше было 88 лет, а деве -- 86 лет (примечание переводчика).

1936--1937

 

x x x

О, эта Лена, эта Нора,

О, эта Этна -- И.Т.Р.

Эфир, Эсфирь, Элеонора -

Дух кисло-сладкий двух мегер.

24 февраля 1937

Решенье

Когда б женился я на египтянке

И обратился в пирамид закон,

Я б для моей жены, для иностранки,

Для донны покупал пирамидон,-

Купаясь в Ниле с ней или в храм и'дя,

Иль ужиная летом в пирамиде -

Для донны пирамид -- пирамидон.

Март(?) 1937

Экспромты. Отрывки. Строки из уничтоженных или утерянных стихов

x x x

Поднять скрипучий верх соломенных корзин...

x x x

.................... коробки

............. лучшие игрушки.

...... на пальмовой верхушке

Отмечает листья ветер робкий.

Неразрывно сотканный с другими,

Каждый лист колеблется отдельно.

Но в порывах ткани беспредельно

И мирами вызвано иными -

Только то, что создано землею:

Длинные трепещущие нити,

В тщетном ожидании наитий

Шелестящие своей длиною.

 

x x x

...Но в Петербурге акмеист мне ближе,

Чем романтический Пьеро в Париже.

1915?

 

x x x

Под зефиры весны

Что ты спишь, сельский муж?...

1910-е

 

x x x

А. Ахматовой

Целует мне в гостиной руку

И бабушку на лестнице крутой

После 1917

 

x x x

............................Канделаки

У него Брехничев взамен цепной собаки

 

x x x

Однажды прапорщик-заика

К своей прабабушке пришел...

Середина 1920-х

 

x x x

Набравши море в рот,

Да прыскает вселенной.

1932?

 

x x x

Вакс ремонтнодышащий

Начало 1930-х

 

x x x

Я давно полюбил нищету,

Одиночество, бедный художник.

Чтобы кофе сварить на спирту,

Я купил себе легкий треножник.

x x x

Убийца, преступная вишня,

Проклятая неженка, ма!

............. дар вышний,

Дар нежного счастья сама.

.........................

.........................

Блеск стали меча самурайской

И вся первозданная тьма

Сольются в один самородок,

Когда окаянней камней

Пленительный злой подбородок

У маленькой Мэри моей.

1933(?)

x x x

В оцинкованном влажном Батуме,

По холерным базарам Ростова

И в фисташковом хитром Тифлисе

Над Курою в ущелье балконном

Шили платья у тихой портнихи...

Апрель 1934

x x x

Эме Лебеф любил старух...

1933--1934

 

x x x

Это я. Это Рейн. Браток, помоги.

Празднуют первое мая враги.

Лорелеиным гребнем я жив, я теку

Виноградные жилы разрезать в соку.

x x x

Я семафор со сломанной рукой

У полотна воронежской дороги

x x x

На этом корабле есть для меня каюта

 

x x x

Там уж скоро третий год

Тень моя живет меж вами.

 

x x x

Но уже раскачали ворота молодые микенские львы

1937?

 

x x x

В Париже площадь есть -- ее зовут Звезда

............................ машин стада.

1937?

 

x x x

И пламенный поляк -- ревнивец фортепьянный..

Чайковского боюсь -- он Моцарт на бобах...

И маленький Рамо -- кузнечик деревянный.

x x x

Такие же люди, как вы,

С глазами вдолбленными в череп,

Такие же судьи, как вы,

Лишили вас холода тутовых ягод.

 

x x x

И веером разложенная дранка

Непобедимых скатных крыш...

 

x x x

Река Яузная,

Берега кляузные

 

x x x

Кинешь око удивленное

На прошедшие года.

1937, не ранее мая

x x x

Черная ночь, душный барак,

Жирные вши...

 

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Оставить отзыв о книге

Все книги автора

КАССАНДРЕ

Я не искал в цветущие мгновенья

Твоих, Кассандра, губ, твоих, Кассандра, глаз,

Но в декабре торжественного бденья

Воспоминанья мучат нас.

И в декабре семнадцатого года

Всё потеряли мы, любя;

Один ограблен волею народа,

Другой ограбил сам себя...

Когда-нибудь в столице шалой

На скифском празднике, на берегу Невы

При звуках омерзительного бала

Сорвут платок с прекрасной головы.

Но, если эта жизнь — необходимость бреда

И корабельный лес — высокие дома,—

Я полюбил тебя, безрукая победа

И зачумленная зима.

На площади с броневиками

Я вижу человека — он

Волков горящими пугает головнями:

Свобода, равенство, закон.

Больная, тихая Кассандра,

Я больше не могу — зачем

Сияло солнце Александра,

Сто лет тому назад сияло всем?

1917

2. Прославим, братья, сумерки свободы

Прославим, братья, сумерки свободы,

Великий сумеречный год!

В кипящие ночные воды

Опущен грузный лес тенет.

Восходишь ты в глухие годы,

О, солнце, судия, народ!

Прославим роковое бремя,

Которое в слезах народный вождь берет.

Прославим власти сумрачное бремя,

Ее невыносимый гнет.

B ком сердце есть, тот должен слышать, время,

Как твой корабль ко дну идет.

Мы в легионы боевые

Связали ласточек, — и вот

Не видно солнца, вся стихия

Щебечет, движется, живет.

Сквозь сети — сумерки густые —

Не видно солнца и земля плывет.

Ну, что ж, попробуем: огромный, неуклюжий,

Скрипучий поворот руля.

Земля плывет. Мужайтесь, мужи,

Как плугом, океан деля.

Мы будем помнить и в летейской стуже,

Что десяти небес нам стоила земля.

1918

è Призыв понять смысл происходящего, оценить его по достоинству; осознать отвественность бремени вождя; движение истории тяжело поворачивается.

Мифологические и исторические варианты мотива умирания истории:

1. Гибель Трои:

За то, что я руки твои не сумел удержать,За то, что я предал соленые нежные губы,Я должен рассвета в дремучем акрополе ждать.Как я ненавижу пахучие древние срубы! Ахейские мужи во тьме снаряжают коня,Зубчатыми пилами в стены вгрызаются крепко,Никак не уляжется крови сухая возня,И нет для тебя ни названья, ни звука, ни слепка. Как мог я подумать, что ты возвратишься, как смел?Зачем преждевременно я от тебя оторвался?Еще не рассеялся мрак и петух не пропел,Еще в древесину горячий топор не врезался. Прозрачной слезой на стенах проступила смола,И чувствует город свои деревянные ребра,Но хлынула к лестницам кровь и на приступ пошла,И трижды приснился мужьям соблазнительный образ. Где милая Троя? Где царский, где девичий дом?Он будет разрушен, высокий Приамов скворешник.И падают стрелы сухим деревянным дождем,И стрелы другие растут на земле, как орешник. Последней звезды безболезненно гаснет укол,И серою ласточкой утро в окно постучится,И медленный день, как в соломе проснувшийся вол,На стогнах, шершавых от долгого сна, шевелится. Ноябрь 1920

2. Смутное время:

На розвальнях, уложенных соломой,
Едва прикрытые рогожей роковой,
От Воробьевых гор до церковки знакомой
Мы ехали огромною Москвой.

А в Угличе играют дети в бабки
И пахнет хлеб, оставленный в печи.
По улицам меня везут без шапки,
И теплятся в часовне три свечи.

Не три свечи горели, а три встречи —
Одну из них сам Бог благословил,
Четвертой не бывать, а Рим далече —
И никогда он Рима не любил.

Ныряли сани в черные ухабы,
И возвращался с гульбища народ.
Худые мужики и злые бабы
Переминались у ворот.

Сырая даль от птичьих стай чернела,
И связанные руки затекли;
Царевича везут, немеет страшно тело —
И рыжую солому подожгли.

1916

3. Смерть Венеции:

Веницейская жизнь Веницейской жизни, мрачной и бесплодной,Для меня значение светло.Вот она глядит с улыбкою холоднойВ голубое дряхлое стекло. Тонкий воздух кожи, синие прожилки,Белый снег, зеленая парча.Всех кладут на кипарисные носилки,Сонных, теплых вынимают из плаща. И горят, горят в корзинах свечи,Словно голубь залетел в ковчег.На театре и на праздном вечеУмирает человек. Ибо нет спасенья от любви и страха,Тяжелее платины Сатурново кольцо,Черным бархатом завешенная плахаИ прекрасное лицо. Тяжелы твои, Венеция, уборы,В кипарисных рамах зеркала.Воздух твой граненый. В спальне тают горыГолубого дряхлого стекла. Только в пальцах - роза или склянка,Адриатика зеленая, прости!Что же ты молчишь, скажи, венецианка,Как от этой смерти праздничной уйти? Черный Веспер в зеркале мерцает,Все проходит, истина темна.Человек родится, жемчуг умирает,И Сусанна старцев ждать должна.1920

è Этим объясняется и лейтмотивный строй книги. Ключевые словообразы и устойчивые смысловые ряды:

· Черное ночное солнце – похороны

· Волна, медуза, холод, Лета – стужа

· Прозрачный, стекло, зеркала, Литейская тень

 

Происходит перемещение ориентиров с Др. Рима на др. Грецию. Поэт ищет и находит ее живые следы в современности: Крым и реалии крымской жизни:

Золотистого меда струя из бутылки текла
Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела:
— Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла,
Мы совсем не скучаем, — и через плечо поглядела.

Всюду Бахуса службы, как будто на свете одни
Сторожа и собаки, — идешь, никого не заметишь.
Как тяжелые бочки, спокойные катятся дни.
Далеко в шалаше голоса — не поймешь, не ответишь.

После чаю мы вышли в огромный коричневый сад,
Как ресницы, на окнах опущены темные шторы.
Мимо белых колонн мы пошли посмотреть виноград,
Где воздушным стеклом обливаются сонные горы.

Я сказал: виноград, как старинная битва, живет,
Где курчавые всадники бьются в кудрявом порядке;
В каменистой Тавриде наука Эллады — и вот
Золотых десятин благородные, ржавые грядки.

Ну, а в комнате белой, как прялка, стоит тишина,
Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала.
Помнишь, в греческом доме: любимая всеми жена, —
Не Елена — другая, — как долго она вышивала?

Золотое руно, где же ты, золотое руно?
Всю дорогу шумели морские тяжелые волны,
И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством и временем полный.

1917

è Поэт приходит к мысли о бытовом характере эллинской культуры, ее продолжении в русской культуре и даже языке.

è Мифологическим мотивам и образам в этом стих-и отводится структурно-образная роль.

Мифологическим мотивы и образы входят и в любовную лирику:

Возьми на радость из моих ладоней
Немного солнца и немного меда,
Как нам велели пчелы Персефоны.

Не отвязать неприкрепленной лодки,
Не услыхать в меха обутой тени,
Не превозмочь в дремучей жизни страха.

Нам остаются только поцелуи,
Мохнатые, как маленькие пчелы,
Что умирают, вылетев из улья.

Они шуршат в прозрачных дебрях ночи,
Их родина — дремучий лес Тайгета,
Их пища — время, медуница, мята.

Возьми ж на радость дикий мой подарок —
Невзрачное сухое ожерелье
Из мертвых пчел, мед превративших в солнце.

1920

è Образы пчел и меда в античной поэзии – символы любви. Звучит радость узнавания известного – вечное возвращение – нормальное течение жизни.

За то, что я руки твои не сумел удержать,
За то, что я предал соленые нежные губы,
Я должен рассвета в дремучем Акрополе ждать.
Как я ненавижу пахучие, древние срубы!

Ахейские мужи во тьме снаряжают коня,
Зубчатыми пилами в стены вгрызаются крепко,
Никак не уляжется крови сухая возня,
И нет для тебя ни названья, ни звука, ни слепка.

Как мог я подумать, что ты возвратишься, как смел?
Зачем преждевременно я от тебя оторвался?
Еще не рассеялся мрак и петух не пропел,
Еще в древесину горячий топор не врезался.

Прозрачной слезой на стенах проступила смола,
И чувствует город свои деревянные ребра,
Но хлынула к лестницам кровь и на приступ пошла,
И трижды приснился мужам соблазнительный образ.

Где милая Троя? Где царский, где девичий дом?
Он будет разрушен, высокий Приамов скворешник.
И падают стрелы сухим деревянным дождем,
И стрелы другие растут на земле, как орешник.

Последней звезды безболезненно гаснет укол,
И серою ласточкой утро в окно постучится,
И медленный день, как в соломе проснувшийся вол,
На стогнах, шершавых от долгого сна, шевелится.

è Страдания от любви подобно смертным мучениям = гибель Трои. Личная любвная тема сплетена с образом Елены Прекрасной.

 

Вырабатывается поэтика ассоциаций: Слово выбирает ту или иную предметную значимость. Поэтическое слово у М. предстает в многослойном контексте культурных и исторических ассоциаций.

 

Драматизм отношений М. и окружающей его современности раскрылся в стихах 1921-1922:

1. «Век»:

Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки?
Кровь-строительница хлещет
Горлом из земных вещей,
Захребетник лишь трепещет
На пороге новых дней.

Тварь, покуда жизнь хватает,
Донести хребет должна,
И невидимым играет
Позвоночником волна.
Словно нежный хрящ ребенка
Век младенческой земли —
Снова в жертву, как ягненка,
Темя жизни принесли.

Чтобы вырвать век из плена,
Чтобы новый мир начать,
Узловатых дней колена
Нужно флейтою связать.
Это век волну колышет
Человеческой тоской,
И в траве гадюка дышит
Мерой века золотой.

И еще набухнут почки,
Брызнет зелени побег,

Но разбит твой позвоночник,
Мой прекрасный жалкий век!
И с бессмысленной улыбкой
Вспять глядишь, жесток и слаб,
Словно зверь, когда-то гибкий,
На следы своих же лап.

Кровь-строительница хлещет
Горлом из земных вещей,
И горячей рыбой плещет
В берег теплый хрящ морей.
И с высокой сетки птичьей,
От лазурных влажных глыб
Льется, льется безразличье
На смертельный твой ушиб.

1922

2. Нет, никогда, ничей я не был современник,
Мне не с руки почет такой.
О, как противен мне какой-то соименник,
То был не я, то был другой.

Два сонных яблока у века-властелина
И глиняный прекрасный рот,
Но к млеющей руке стареющего сына
Он, умирая, припадет.

Я с веком поднимал болезненные веки —
Два сонных яблока больших,
И мне гремучие рассказывали реки
Ход воспаленных тяжб людских.

Сто лет тому назад подушками белела
Складная легкая постель,
И странно вытянулось глиняное тело, —
Кончался века первый хмель.

Среди скрипучего похода мирового —
Какая легкая кровать!
Ну что же, если нам не выковать другого,
Давайте с веком вековать.

И в жаркой комнате, в кибитке и в палатке
Век умирает, — а потом
Два сонных яблока на роговой облатке
Сияют перистым огнем.

1924

è Максимальная степень отрицания (4 раза) – передает мучительный душевный разлад: не вписывается в новый мир. Звучит мужественное стремление осознать необратимость происходящего.

 

Последний период творчества (1930-1937)

 

Два направления:

· Свободное размышление

· Гражданский ужас

 

Ø Создает цикл стихов «Армения». Пишется после путешествия.

Ø Сложное время: остро чувствует, что ему не удается обрести себя как поэта в новой эпохе.

Ø Главная тема – обретение действительности.

Ø Размышления о русской и европейской поэзии, о единстве культуры разных времен.

 

Батюшков (1932)

Словно гуляка с волшебною тростью,
Батюшков нежный со мною живет.
Он тополями шагает в замостье,
Нюхает розу и Дафну поет.

Ни на минуту не веря в разлуку,
Кажется, я поклонился ему:
В светлой перчатке холодную руку
Я с лихорадочной завистью жму.

Он усмехнулся. Я молвил: спасибо.
И не нашел от смущения слов:
Ни у кого - этих звуков изгибы...
И никогда - этот говор валов...

Наше мученье и наше богатство,
Косноязычный, с собой он принес
Шум стихотворства и колокол братства
И гармоничный проливень слез.

И отвечал мне оплакавший Тасса:
Я к величаньям еще не привык;
Только стихов виноградное мясо
Мне освежило случайно язык...

Что ж! Поднимай удивленные брови,
Ты, горожанин и друг горожан,
Вечные сны, как образчики крови,
Переливай из стакана в стакан...

è Один из вечных спутников М.

è Дафна, Тасс – образы Батюшкова

 

Лирика 30-х демонстрирует раздвоенность разночинской основы соц.-истор. «я» М. Он стремится сохранить верность демократическим заветам разночинной интеллигенции, в основе которых идея народолюбия и вины интеллигенции перед народом; одновременно ЛГ ощущает себя отщепенцем в народной семье.

 

Сложный образ Москвы как центра новой исторической эпохи.

Трагический поворот в теме Ленинграда: