ISBN 5-352-01625-0 1 страница

EX. 1 Доповніть пропуски необхідними дієсловами, яких не вистачає:

 

J’ai enseigné. Tu _____ ___________ Il ______ _________ Elle a ______ ________ Nous _______ enseigné Vous _____ ______ Ils _____ ________ Elles _________ enseigné

Je n’ai pas enseigné Tu __________ enseigné Il ___________ enseigné Elle n’a pas ____ Nous n’______ pas _____ Vous n’_____pas _____ Ils _____ __________ Elles n’ont pas ______

Est-ce que j’ai enseigné? As-tu enseigné? ____-t-il ____ a-t-____ enseigné? avons -______ enseigné _____- vous ____? Ont-ils _____? ____-elles enseigné?

EX. 2 Провідміняйте дієслово éduquer у всіх формах + -?

EX. 3 Утворіть множину:

1.Il a mangé - _______________; 2. Tu as écouté - ______________; 3. J’ai emporté - _________________; 4. J’ai dansé- _________________; 5. Elle a rougi - ________________; 6. il a réfléchi - __________________

EX. 4 Відкрийте дужки:

A. Sa découverte (provoquer) ___________________ un grand scandale. 2. On (protéger) _______________ nos enfants. 3. Tu (renoncer) _________________ de cette idée. 4. Les étudiants (développer) __________________ ce sujet? 5. Elle (ne pas réaliser) ______________ son rêve. 6. Dans la société on (parler beaucoup) _________________ de cet incident. 7. Ces sujets (ne pas fonctionner) ______________. 8. Dans l’âge adulte Irène (analyser) __________________ toute sa vie. 9. Son père (former) ___________ son caractère. 10. Vous (expliquer) ___________ le problème?
B. 1. Nous (faire) _______________ des progrès spectaculaire.. 2. Vous (lire) ____________ la nouvelle règle? 3. Les stagiaires (devoir) _____________ apprendre jour et nuit. 4. Vous (comprendre) ___________________ le devoir? 5. Hier notre groupe (avoir) _________________ un rendez-vous. 6. Mon père et ma mère (connaître) ________________ mon champion préféré. 7. Elle (voir déjà) _______________ ce film. 8. Tu (être) ________________ en forme ce jour-là? 9. Ces élèves (ne pas avoir) _______________ de bons résultats. 10. Je (avoir) ______________ besoin d’une interprète, elle me (traduire tout) _______________.

EX. 5 Провідміняйте дієслово aller у всіх формах + -?

EX. 6 Утворіть множину, увага на узгодження:

1. Je suis entrée - _____________; 2. Tu es venu _____________; 3. Il est sorti - ______________; 4. Elle est partie - __________5. Je suis monté - _________

EX. 7 Відкрийте дужки:

A. 1. Mon professeur (monter) ___________ au Mont-Blanc. 2. Nous (entrer) ____________ dans une Université très prestigieux. 3. Elle (devenir) ____________ une bonne femme avocat. 4. T. Chevtchenko (naître) ___________ en 1814. 5. Tu (descendre) ___________ cette montagne? 6. Le train Paris-Kyiv (arriver) ___________ à 18 heures. 7. Cet écrivain (mourir) __________________ il y a longtemps. 8. Nos éducatrices (aller) _________________ ensemble dans les montagnes. 9. Mon amie (tomber) ________________ de l’escalier. 10. Nous (rentrer) ___________________ de l’exposition pleins d’émotions.

B. Elle (se réveiller) _____________ tôt. 2. Nous (s’intéresser) …. De ce sujet. 3. Ils (se voir déjà) …. 4. Qu’est-ce qui (se passer) ….? 5. Commet tu (se reposer)….? 6. Je (s’adresser) …. au directeur. 7. Ses parents (s’installer) …. en banlieue de Paris. 8. Vous (se promener) …. et vous (s’embrasser)…? 9. Cet enfant (ne pas s’exprimer) ….. 10. Je (se concentrer) … pour dire la vérité.

EX. 9 Перекладіть:

1. Вона повернулася стомленою, але вона була щасливою. 2. Він оселився неподалік. 3. Ми прокинулися щоб попити. 4. Ти прочитав цю книгу? 5. Вони написали листа його батькам. 6. Я пішла в школу. 7. Цей психолог не зрозумів проблеми. 8. Учні не вивчили урок. 9. Яке нещастя, вона впала. 10. Вона мала багато, але вона не була не веселою.

 

1856-1939

 

Зигмунд ФРЕЙД

Тотем и табу

А

Санкт- Петербург Издательство «Азбука-классика»

УДК 159.9

ББК88.5

Ф86

Перевод с немецкого М. В. Вульфа

Фрейд 3.

Ф 86 Тотем и табу / Пер. с нем. М. В. Вульфа. — СПб.: Азбука-классика, 2005. — 256 с.

ISBN 5-352-01625-0

«Тотем и табу» — одна из наиболее значительных работ Зигмунда Фрейда, всемирно известного австрий­ского невропатолога, психиатра и психолога, основопо­ложника психоанализа. В этом масштабном и оригиналь­ном исследовании, до сих пор считающемся классикой психоанализа, Фрейд, опираясь на выводы своих психо­аналитических теорий, обращается к теме генезиса чело­веческого общества, культуры и цивилизации и излагает теорию возникновения моральных, религиозных и право­вых норм.

© В. Пожидаев, оформление серии, 1996 ISBN 5-352-01625-0 © «Азбука-классика», 2005

ВВЕДЕНИЕ¹

Нижеследующие четыре статьи, появившиеся в издаваемом мною журнале «Imago» («Образ») первого и второго года издания под тем же загла­вием, что и предлагаемая книга, представляют со­бой мою попытку применить точку зрения и ре­зультаты психоанализа к невыясненным пробле­мам психологии народов. По методу исследования эти статьи противоположны, с одной стороны, большому труду В. Вундта, пользующегося для той же цели положениями и методами не анали­тической психологии, а с другой стороны, работам цюрихской психоаналитической школы, пытаю­щейся, наоборот, проблемы индивидуальной пси­хологии разрешать при помощи материала из об­ласти психологии народов².

¹ Публикуется по изданию 1923 года в пер. М. В. Вульфа. Упоминаемые в тексте имена и названия приведены в соответ­ствие с современными нормами. В ряде случаев примечания ре­дакции заключены в скобки.

²Jung C.-G. Wandlungen und Symbole der Libido // Jahrbuch fur psychoanahtische und psychopathologische Vorschungen. Bd. IV, 1912; on же: Versuch eincr Darstellung der psychoanalytischcn Theorie. Bd. V, 1913 (Юнг К.-Г. Метаморфозы и символы либидо; он же: Эксперимент в психоаналитической теории // Ежегодник по психоанализу и психопатологии. 1912, 1913).

Охотно признаю, что ближайшим поводом к написанию моей работы послужили эти оба ис­точника.

Я сознаю недостатки моей работы. И не хочу касаться пробелов, которые зависят от того, что это мои первые исследования в данной области. Однако иные из них требуют пояснений. Я соеди­нил здесь четыре статьи, рассчитанные на внима­ние широкого круга образованных людей, но их, собственно говоря, могут понять и оценить только те немногие, кому не чужд психоанализ во всем его своеобразии. Назначение этих статей — стать посредниками между этнологами, лингвистами, фольклористами и т. д., с одной стороны, и психо­аналитиками — с другой; и все же они не могут дать ни тем ни другим того, чего им не хватает: первым — достаточного ознакомления с новой психологической техникой, последним — возмож­ности в полной мере овладеть требующим обра­ботки материалом. Им придется поэтому доволь­ствоваться следующим: надо здесь и там привлечь внимание и пробудить стремление к тому, чтобы обе стороны встречались чаще, что окажется не­бесполезным для научного исследования.

Обе главные темы, давшие наименование этой книге, тотем и табу, получают в ней неодинаковую разработку. Анализ табу отличается безусловно большей достоверностью, и разрешение этой про­блемы более исчерпывающе. Исследования тоте­мизма ограничиваются заявлением: вот то, что в настоящее время психоаналитическое изучение

может дать для объяснения проблемы тотема. Это различие связано с тем, что табу, собственно го­воря, еще у нас существует; хотя отрицательно понимаемое и перенесенное на другие объекты, по психологической природе своей оно является не чем иным, как «категорическим императивом» Канта, действующим навязчиво и отрицающим всякую сознательную мотивировку. Тотемизм, на­против, — чуждый нашему современному чувство­ванию религиозно-социальный институт, в дей­ствительности давно прекративший существова­ние и замененный новыми формами, оставивший только незначительные следы в религии, нравах и обычаях жизни современных народов и претер­певший, вероятно, большие изменения даже у тех народов, которые и теперь придерживаются его. Социальные и технические успехи в истории че­ловечества гораздо меньше повредили табу, чем тотему. В этой книге сделана смелая попытка раз­гадать первоначальный смысл тотемизма по его инфантильным следам, из намеков, в каких он снова проявляется в процессе развития наших де­тей. Тесная связь между тотемизмом и табу ука­зывает дальнейшие пути, ведущие к защищаемой здесь гипотезе, и если эта гипотеза в конце концов оказалась достаточно невероятной, то ее характер не дает основания для возражения против воз­можности того, что эта гипотеза все же в большей или меньшей степени приблизилась к трудно ре­конструируемой действительности.

Рим. 1913, сентябрь

Психоаналитическое исследование с самого начала указывало на аналогии и сходства его ре­зультатов в области душевной жизни отдельного индивида с результатами исследования психоло­гии народов. Вполне понятно, что сначала это происходило робко и неуверенно, в скромном объеме и не шло дальше сказок и мифов. Целью распространения указанных методов на эту об­ласть было только желание вселить больше до­верия к невероятным самим по себе результатам исследования, показывающим такое неожидан­ное сходство^

За протекшие с тех пор полтора десятка лет психоанализ заслужил, однако, к себе доверие; до­вольно значительная группа исследователей, идя по указаниям одного, пришла к удовлетворитель­ному сходству в своих взглядах, и теперь, как ка­жется, наступил благоприятный момент, чтобы приступить к границе индивидуальной психоло­гии и поставить перед работой новую цель. В ду­шевной жизни народов должны быть открыты не только подобные же процессы и связи, какие были выявлены при помощи психоанализа у индиви­да, но должна быть также сделана смелая попытка осветить при помощи достижений психоанализа то, что осталось темным или сомнительным в пси­хологии народов. Молодая психоаналитическая наука желает как бы вернуть то, что позаимствова­ла в самом начале своего развития у других облас­тей знания, и надеется вернуть больше, чем в свое время получила.

Однако трудность предприятия заключается в качественном подборе лиц, взявших на себя эту новую задачу. Вряд ли стоило ждать, пока иссле­дователи мифов и психологии религии, этнологи, лингвисты и т.д. начнут применять психоанали­тический метод мышления к материалу своего исследования. Первые шаги во всех этих направ­лениях должны быть, безусловно, предприняты теми психиатрами, которые до настоящего вре­мени, как и исследователи сновидений, овладели психоаналитической техникой и ее результатами. Но они пока не являются специалистами в дру­гих областях знания, и если приобрели с трудом кое-какие сведения, то все же остаются дилетан­тами или в лучшем случае автодидактами. Они не смогут избежать в своих трудах слабостей и ошибок, которые легко будут замечены и, может быть, вызовут насмешку со стороны цехового ис­следователя-специалиста, который владеет всем материалом и умеет распоряжаться им. Пусть же он примет во внимание, что наши работы имеют только одну цель — побудить его сделать то же самое лучше, применив к хорошо знакомому ма­териалу инструмент, который мы можем дать ему в руки.

Касаясь предлагаемой небольшой работы, я должен указать еще на одно извиняющее обстоя­тельство, а именно что она является первым ша­гом автора на чуждой ему до того почве. К этому присоединяется еще то, что по различным внеш­ним мотивам она преждевременно появляется на

свет и публикуется по истечении гораздо более короткого периода, чем другие сообщения, гораз­до раньше, чем автор был в состоянии разрабо­тать богатую литературу предмета. Если я тем не менее не отложил публикования, то к этому меня побуждало соображение, что первые работы и без того грешат большей частью тем, что хотят охва­тить слишком много и стремятся дать такое пол­ное разрешение задачи, какое, как показывают позднейшие исследования, никогда не возможно с самого начала. Нет поэтому ничего плохого в том, если сознательно и с намерением ограничи­ваешься небольшим опытом. Кроме того, автор находится в положении мальчика, который на­шел в лесу гнездо хороших грибов и прекрасных ягод и созывает своих спутников раньше, чем сам все сорвал, потому что видит, что он не в состо­янии справиться о обилием найденного.

У всякого принимавшего участие в развитии психоаналитического исследования остался до­стопамятным момент, когда К.-Г. Юнг на частном научном съезде сообщил через одного из своих учеников, что фантазии некоторых душевноболь­ных (Dementia ргаесах — раннее слабоумие) уди­вительным образом совпадают с мифологически­ми космогониями древних народов, о которых не­образованные больные не могли иметь никакого научного представления. Это указало не только на новый источник самых странных психических следствий болезни, но и подчеркнуло самым ре­шительным образом значение параллелизма он-

ю

тогенетического и филогенетического развития и в душевной жизни. Душевнобольной и невротик сближаются, таким образом, с первобытным че­ловеком, с человеком отдаленного доисториче­ского времени, и если психоанализ исходит из верных предположений, то должна открыться возможность свести то, что имеется у них общего, к типу инфантильной душевной жизни.

I БОЯЗНЬ ИНЦЕСТА

Знания о доисторическом человеке на всех ста­диях его развития мы получаем благодаря предме­там и утвари, оставшимся после него, благодаря сохранившимся сведениям о его искусстве, рели­гии и мировоззрении, которые дошли до нас непо­средственно или же традиционным путем в сказа­ниях, мифах и сказках, и по сохранившимся руди­ментам в наших собственных обычаях и нравах. Кроме того, в известном смысле он является на­шим современником. Еще живут люди, которые, как полагают, очень близки первобытным наро­дам, гораздо ближе нас, и в которых мы поэтому видим прямых потомков и представителей древ­них людей. Таково наше мнение о диких и полу­диких народах, душевная жизнь которых приоб­ретает для нас особый интерес, если мы можем в ней обнаружить хорошо сохранившуюся предва­рительную ступень нашего собственного разви-

и

тия. Если это предположение верно, то сравнение должно открыть большое сходство «психологии первобытных народов», как показывает ее этно­графия, с психологией невротиков, насколько мы с ней познакомились благодаря психоанализу, и это дает нам возможность увидеть в новом свете знакомое уже и в той и в другой области.

По внешним и внутренним причинам я выби­раю для этого сравнения племена, которые этно­графы считают самыми дикими, несчастными и жалкими, а именно туземцев самого молодого кон­тинента — Австралии, сохранившего в своей фауне так много архаического, исчезнувшего в других местах.

Туземцев Австралии рассматривают как осо­бую расу, у которой ни по физическому облику, ни по лингвистическим особенностям нет родст­ва с ближайшими соседями — меланезийскими, полинезийскими и малайскими народами. Они не строят ни домов, ни прочных хижин, не обраба­тывают землю, не разводят никаких домашних животных, кроме собаки, не знают даже гончар­ного искусства. Питаются исключительно мясом различных животных, которых убивают, и коре­ньями, которые выкапывают. Среди них нет ни королей, ни вождей. Общие дела решают собра­ния взрослых мужчин. Вряд ли у них возможна религия в форме почитания высших существ. Причем племена внутри континента, вынужден­ные вследствие недостатка воды бороться с самы­ми жестокими жизненными условиями, по-види-

мому, во всех отношениях еще более примитив­ны, чем жители побережья.

Разумеется, мы не можем предполагать, что эти жалкие нагие каннибалы в половой жизни окажутся нравственными в нашем понимании, ограничивающими себя в высокой степени в про­явлениях своих сексуальных влечений. И тем не менее мы знаем, что они поставили себе целью с тщательной заботливостью и мучительной стро­гостью избегать инцестуозных половых отноше­ний. Более того, вся их социальная организация направлена именно к этой цели или она связана с этим достижением.

Вместо всех отсутствующих религиозных и со­циальных установлений у австралийцев имеется система тотемизма. Австралийские племена рас­падаются на маленькие семьи или кланы, из кото­рых каждая носит имя своего тотема. Что же такое тотем? Чаще — животное, идущее в пищу, без­вредное или опасное, внушающее страх, реже — растение или сила природы (дождь, вода), находя­щиеся в определенном отношении ко всей семье. Тотем считается праотцем всей семьи, кроме того, ангелом-хранителем и помощником, предрекаю­щим будущее и узнающим и милующим своих де­тей, даже если он, как правило, опасен для других. Лица одного тотема связаны священным, в случае нарушения влекущим наказания обязательством не убивать (уничтожать) своего тотема и воздер­живаться от употребления его мяса (или от дру­гого доставляемого им наслаждения). Признак то-

тема не связан с отдельным животным или от­дельным существом: он связан со всеми индиви­дами этого рода. Время от времени устраиваются праздники, на которых лица одного тотема в це­ремониальных танцах изображают или подражают движениям своего тотема.

Тотем передается по наследству по материн­ской или отцовской линии; весьма вероятно, что первоначально повсюду был первый тип переда­чи и только затем произошла его замена вторым. Принадлежность к тотему лежит в основе всех социальных обязательств австралийцев; с одной стороны, она выходит за границы принадлежнос­ти к одному племени и, с другой стороны, ото­двигает на задний план кровное родство¹.

Тотем не связан ни с областью, ни с местопо­ложением. Лица одного тотема живут раздельно и мирно уживаются с приверженцами других то­темов².

* FrazerJ.-D. Totemism and Exogamy. L, 1910. Vol. I. P. 53 {Фрэзер Д.-Д. Тотемизм и экзогамия). Тотем связывает крепче, нежели кровные или родственные связи в нашем современном смысле.

² Эта квинтэссенция тотемической системы не может остать­ся без объяснений и ограничений. Название «тотем» было пере­нято в 1791 году англичанином Дж. Лонгом у индейцев Север­ной Америки. Само же явление постепенно завоевало огромный интерес и вызвало богатую литературу, из которой особенно упо­минаю как о главном произведении о четырехтомной книге Джеймса Джорджа Фрэзера «Тотемизм и экзогамия» (1910) и книге и статье Эндрю Лонга («The Secret of the Totem», 1905). Шотландцу Ферпосону Макленнану (1800—1870) принадлежит заслуга открытия значения тотемизма в доисторическую эпоху человечества. Тотемические установления наблюдались и наблю­даются теперь кроме австралийцев у североамериканских иидей-

А теперь мы должны наконец перейти к тем особенностям тотемической системы, которые привлекают к ней интерес психоаналитика. Поч­ти повсюду, где имеется тотем, существует закон, что члены одного и того же тотема не должны вступать друг с другом в половые отношения, еле-

цев, далее у народов океанических островов, Юго-Восточной Азии и в большой части Африки. Некоторые необъяснимые иным образом исторические следы и остатки дают возможность считать, что когда-то тотемизм был распространен и среди арий­ских и семитских древних народов Европы и Азии, и многие исследователи склонны видеть в нем всюду необходимую про­шедшую фазу человеческого развития.

Каким же образом доисторические люди дошли до того, чтобы выбрать себе тотем, то есть положить в основу своих со­циальных обязательств и, как мы знаем, также своих сексуаль­ных ограничений представление о своем происхождении от того или другого животного? По этому поводу имеется много теорий, обзор которых читатель может найти в «Психологии народов* Вильгельма Вундта (т. II — «Мифы и религия»), но нет единства взглядов. Обещаю, что в недалеком будущем изберу проблему тотемизма предметом особого исследования и попытаюсь разре­шить се, применяя психоаналитический метод.

Дело не только в том, что теория тотемизма спорна, сами факты, относящиеся к нему, едва ли могут быть выражены в общих положениях вроде сделанной выше попытки. Ист почти ни одного положения, когда бы не приходилось говорить об ис­ключениях и противоречиях. Но нельзя забывать, что даже са­мые примитивные и консервативные народы в известном смысле являются старыми народами, имеют за собой долгий период жиз­ни, в течение которого то, что было первоначальным у них, уже прошло длительное развитие и имело много искажений. Таким образом, в настоящее время тотемизм встречается у народов, еще сохранивших его в самых разнообразных стадиях вымирания, распада, перехода к другим социальным и религиозным инсти­тутам или в стационарных формах, вероятно довольно далеко отошедших от его первоначальной сущности. Трудность заклю­чается, таким образом, в том, что нелегко решить, что в настоя­щих условиях следует рассматривать как настоящее отражение полного смысла прошлого и что — как вторичное искажение это­го прошлого.

дователъно, не могут также вступать между со­бой в брак. Это и составляет связанную с тотемом экзогамию.

Этот строго соблюдаемый запрет весьма заме­чателен. Его нельзя объяснить тем, что нам из­вестно о понятиях или свойствах тотема. Невоз­можно поэтому понять, каким образом он попал в систему тотемизма. Неудивительно, что некото­рые исследователи считают, что первоначально — в древнейшие времена и соответственно настоя­щему смыслу — экзогамия не имела ничего об­щего с тотемизмом, а была к нему добавлена без глубокой связи в то время, когда возникла необ­ходимость в брачных^ ограничениях. Как бы там ни было, соединение тотемизма с экзогамией су­ществует и оказывается очень прочным.

В дальнейшем изложении мы выясним значе­ние этого запрета.

а) Соплеменники не ждут, пока наказание ви­новного за нарушение этого запрета постигнет его, так сказать, автоматически, как при других запретах тотема (например, при убийстве живот­ного тотема), а виновный самым решительным образом наказывается всем племенем, как будто дело состоит в том, чтобы предотвратить угро­жающую всему обществу опасность или освобо­дить его от гнетущей вины. Несколько строк из книги Фрэзера могут показать, как серьезно от­носятся к подобным преступлениям эти, с нашей точки зрения, в других отношениях довольно без­нравственные дикари.

В Австралии обычное наказание за половое сношение с лицом из запрещенного клана — смертная казнь. Все равно, находилась ли женщи­на в той же самой группе людей или ее взяли в плен во время войны с другим племенем, мужчи­ну из враждебного клана, имевшего с ней сноше­ние как с женой, вылавливают и убивают его то­варищи по клану так же, как и женщину. Однако иногда, если удастся избежать на определенное время их поимки, оскорбление прощается. У пле­мени тати в Новом Южном Уэльсе (Австралия) в тех редких случаях, о которых известно, был умерщвлен только мужчина, а женщину избива­ли, или расстреливали стрелами, или подвергали ее и тому и другому, пока не доводили до полу­смерти. Причиной, почему ее не просто убивали, было предположение, что, может быть, она под­верглась насилию. Также при случайных любов­ных отношениях запрещения клана соблюдаются очень точно, нарушения таких запрещений оце­ниваются как гнуснейшие и караются смертной казнью (Howitt).

b) Так как такое же жестокое наказание по­лагается и за мимолетные любовные связи, кото­рые не привели к деторождению, то маловероят­но, чтобы существовали другие, например прак­тические, мотивы запрета.

c) Раз тотем передается по наследству и не из­меняется вследствие брака, то легко предвидеть последствия запрета, например, при унаследова­нии со стороны матери. Если муж принадлежит к

клану с тотемом кенгуру и женится на женщине с тотемом эму, то дети, мальчики и девочки, все эму. Сыну, рожденному в этом браке, благодаря правилу тотема окажется невозможным кровосме­сительное общение с матерью и сестрами, которые также эму¹.

d) Но достаточно одного указания, чтобы убе­диться, что связанная с тотемом экзогамия дает больше, следовательно, и преследует больше, чем только предупреждение инцеста с матерью и се­страми. Она делает для мужчины невозможным половое соединение со всеми женщинами его кла­на, то есть с целым рядом женщин, не находящих­ся с ним в кровном родстве, так как рассматрива­ет всех этих женщин как кровных родственников. С первого взгляда совершенно непонятно психо­логическое оправдание этого чрезмерного ограни­чения, далеко превосходящего все, что можно по­ставить наряду с ним у цивилизованных народов. Очевидно только, что роль тотема (животного) как предка принимается здесь всерьез. Все, что происходит от того же тотема, считается кровным родством, составляет одну семью, и в пределах

¹ Отцу, который принадлежит к клану с тотемом кенгуру, предоставляется, однако, возможность, по крайней мере согласно этому запрету, инцеста со своими дочерьми эму. При унаследо­вании тотема со стороны отца отец — Ketuypy и дети также кен­гуру; получается, что отцу был бы тогда запрещен инцест с до­черьми, а для сына был бы возможен инцест с матерью. Эти следствия запрета тотема содержат указания на то, что унасле­дование по материнской линии более древнее, чем по отцовской линии, поэтому есть основания полагать, что запреты тотема преж­де всего направлены против ипцестуозных вожделений сына.

этой семьи все является абсолютным препятстви­ем к сексуальному соединению, даже самые отда­ленные степени родства.

Таким образом эти дикари проявляют необык­новенно высокую степень боязни инцеста, или ин-цестуозной чувствительности, связанной с не со­всем понятной нам особенностью, состоящей в за­мене реального кровного родства тотемическим родством. Нам незачем, однако, слишком преуве­личивать это противоречие, сохраним лишь в па­мяти, что запреты тотема включают реальный ин­цест как частный случай.

Но остается загадкой, каким же образом про­изошла при этом замена настоящей семьи кланом тотема, и разрешение этой загадки совпадает, мо­жет быть, с разъяснениями самого тотема. Надо иметь в виду, что при известной свободе сексуаль­ного общения, переходящей границы брака, кров­ное родство, а вместе с ним и предупреждение ин­цеста становятся настолько сомнительными, что является необходимость в другом обосновании за­прета. Не лишне поэтому заметить, что нравы ав­стралийцев признают такие социальные условия и торжественные случаи, при которых исключается обычное право мужчины на женщину.

Язык этих австралийских племен¹ отличается особенностью, имеющей несомненную связь с ин­тересующим нас вопросом. А именно — обозначе­ние родства, которым они пользуются, предпола-

¹ Как у большинства тотемических народов.

гает не отношения двух индивидов между собой, а отношения между индивидом и группой. Они принадлежат, по выражению Л.-Г. Моргана, к «классифицирующей» системе. Это значит, что всякий называет отцом не только своего родителя, но и другого любого мужчину, который согласно законам его племени мог бы жениться на его ма­тери и стать таким образом его отцом. Он называ­ет матерью помимо своей родительницы всякую другую женщину, которая, не нарушая законов племени, могла бы стать его матерью. Он называет братом, сестрой, не только детей его настоящих ро­дителей, но и детей всех названных лиц, находя­щихся в родительской группе по отношению к не­му, и т.д. Родственные названия, которые дают друг другу два австралийца, не указывают, следо­вательно, на кровное родство между ними, как это соответствовало бы смыслу нашего языка. Они означают скорее социальную, чем физическую связь. Близость к этой классифицирующей систе­ме проявляется у нас в детской речи, когда ребен­ка заставляют каждого приятеля и приятельницу родителей называть «дядей», «тетей», или в пере­носном смысле, когда мы говорим о «братьях в Аполлоне», о «сестрах во Христе».

Нетрудно найти объяснение этого столь стран­ного для нас оборота речи, если видеть в нем отте­нок того брачного института, который Rev. L Fison назвал «групповым браком», сущность которого со­стоит в том, что известное число мужчин осущест­вляет свои брачные права над известным числом

женщин. Дети этого группового брака имеют осно­вание смотреть друг на друга как на братьев и сес­тер, хотя они не все рождены одной и той же мате­рью, и считают всех мужчин группы своими отцами.

Хотя некоторые авторы, как, например, В. Wes-termarck в его «Истории человеческого брака»¹, не соглашаются с выводами, которые другие авторы сделали из существования в языке названий груп­пового родства, все же лучшие знатоки австралий­ских дикарей согласны с тем, что классифицирую­щие названия родства следует рассматривать как пережиток времен группового брака. Больше того, по мнению Спенсера и Жиллена, еще и теперь можно установить существование известной фор­мы группового брака у племен урабунна и диери (Центральная Австралия). Групповой брак пред­шествовал, следовательно, индивидуальному бра­ку у этих народов и исчез, оставив явные следы в их языке и нравах.