Глава 47. Без Джорди

 

Наступила и прошла осень. Вслед за нею зима. Весной Грегуар согласился прилететь на свой бракоразводный процесс и тем самым завершить его.

Он сдержал слово, и вот, в конце апреля Оливия с Грегуаром стояли около здания городской ратуши Аугсбурга. Свободные друг от друга. Несмотря на то, что Оливия рассчитывала находиться в совершенно другом состоянии по завершению развода, не одна, а с любимым человеком, она все равно была очень рада своей вновь обретенной свободе.

Они с Грегуаром молчали. Последние минуты в обществе человека, который, как когда-то Оливия надеялась, станет ей опорой на всю жизнь, ее тяготили.

Грегуар в свои тридцать пять лет был высоким крупным мужчиной с густыми вьющимися волосами. Оливия помнила, как в молодости они были длинными, и он заделывал их в хвост. Сейчас же ее бывший муж носил короткую стрижку. Хвост не подходил к имиджу сенатора штата.

Они очень много пережили вместе, но Оливия не чувствовала связи. Она смотрела на этого мужчину, знала, что он любит ее, но также знала, что он никогда не любил ее так. Так, как Джорди. Он всегда любил ее для себя, не для нее.

И как раз в этот момент неловкого молчания она увидела, как по ступенькам к ним навстречу взбегал прокурор, бывший им с Грегуаром очень хорошим знакомым.

– Оливия! Грегуар! – радостно воскликнул Отмар, увидев их. – Что вы делаете возле городской мэрии? Опять женитесь?

– В этот раз наоборот, – ответил Грегуар, приветствуя старого друга. – Мы только что развелись. Можешь поздравить нас.

После того как прошло первое удивление, Отмар Шпрингер внимательно посмотрел сначала на Оливию, потому на Грегуара.

Женщина, которую он давно знал и которая всегда казалась ему образцом женственности, рядом с которой можно было представить исключительно сильного и властного мужчину, освободившись от оного, выглядела спокойной, как всегда прекрасной и… счастливой.

– Что-то, я посмотрю, бывшая невеста довольна больше бывшего жениха, – проговорил прокурор, стараясь шуткой развеять возникшее в груди тяжелое чувство. Эти двое всегда казались ему чудесной парой.

Все засмеялись.

– Так ты теперь свободна? – опять в шутку спросил Отмар. – И я могу попытать счастья?

Оливия с улыбкой покачала головой.

– Нет, я не свободна.

– А сейчас начинается самое интересное, – с раздражением произнес Грегуар, выпрямляясь и глядя поверх их голов, ясно давая понять, как он сыт по горло этой темой.

– Вот как, – уже без энтузиазма проговорил Отмар, откидывая полы пиджака и кладя руки на пояс. По-деловому. – Кто это? Это может быть либо мальчик, либо старик. Других мужчин в твоем заведении, из которого ты не выбираешься на свет божий, не водится. Я его знаю?

– Знаешь, – ответила Оливия, собравшись было открыть всю правду. – Это…

– Это не мужчина, Отмар! – перебил ее Грегуар, по-товарищески кладя прокурору руку на плечо. – Я бы с удовольствием рассказал тебе сию душещипательную историю, но опаздываю на самолет.

Оливия никак не отреагировала на выпад бывшего мужа. Отмар отметил про себя, что она на самом деле на него не сердилась. Молодая женщина продолжала все так же спокойно стоять, наблюдая за разговором двух друзей.

– Как не мужчина? – изумился прокурор. – Женщина что ли? – засмеялся он, показывая тем самым, насколько смехотворным звучит для него это предположение.

– Женщина, – с понимающей улыбкой произнесла Оливия. Она привыкла к тому, что Отмар постоянно веселился. И он осекся под ее взглядом.

– Не хочу больше это слушать, – проговорил Грегуар, пожимая Отмару руку. – Оливия!

Они прощались навсегда. Вот так по-будничному. Оливия почувствовала что-то наподобие сожаления. Сожаления оттого, что они не смогут быть друзьями.

– Грегуар, – проговорила она. – Спасибо, что приехал.

– Всегда пожалуйста! – отсалютовал он и побежал по ступенькам вниз, чтобы поймать такси.

Нить с прошлым была порвана. И будущее у каждого теперь будет свое.

– Ну и дела, – произнес Отмар, глядя другу во след.

– Пойдем-ка! – ту же сказал он, бережно беря молодую женщину за локоть и ведя к входу к ратуше. – Все мне расскажешь подробно.

 

Отмар привычным энергичным шагом зашел в кабинет, который ему предоставляла мэрия для работы во время судебных заседаний, усадил Оливию в кресло, сам сел за стол, позвонил секретарю и заказал кофе.

– Я тебя слушаю, – сказал он, изучающе глядя на хозяйку пансионата.

Они давно знали друг друга. И Оливия никогда не была похожа на женщину, которая может потерять голову от любви, это, во-первых, и от любви к другой женщине, это, во-вторых. – Давно вы вместе?

– Мы не вместе, – тут же спокойно ответила Оливия. Во взгляде ее Отмару почудилось предупреждение, но потом он понял, что молодая женщина была готова к любой его реакции.

Он оторопело смотрел на нее, дивясь все больше и больше

– Я никогда не был сторонником того, чтобы ты проводила жизнь в своей глуши. Что вообще с тобой происходит?

– Отмар, – Оливия глубоко вздохнула. Ей совершенно не хотелось пускаться в пространные объяснения. Не потому что она чего-то стыдилась, а просто потому что она это уже пережила. И оставила в прошлом. Боль потери, тоску, нежелание жить. С собой взяла только надежду на чудо. Но разве такое объяснишь? – Сейчас со мной ничего не происходит, – ответила ему Оливия. – Со мной все уже произошло. Произошло все, что могло и не могло произойти.

– Кто это? Что это за женщина такая? Эрика? Мадлен? Или как там зовут медсестру на ресепшн? – сыпал вопросами прокурор.

– Медсестра на ресепшн – это Моника. Но это не она.

Оливия улыбнулась. Потом даже рассмеялась от попыток представить на месте Джорди Эрику или Монику.

– Ее зовут Джорди Риверс, – ответила она. – Год назад ты прислал ее в мой пансионат на исправительные работы за плохое поведение.

– Риверс-Риверс… – повторил чуть слышно мужчина. – Год назад… Такая худенькая и дерзкая, да?

– Да, – подтвердила Оливия, и улыбка ее стала нежной с оттенком гордости. – Именно такая.

– Ты влюбилась в хулиганку? – не веря своим ушам, спросил Отмар. – В девчонку?

Они оба смотрели друг на друга, выжидая. Оливия молчала. Защищаться она не собиралась, зная по опыту, что попытки защиты вызовут еще больший шквал обвинений. Отмар был хорошим прокурором.

– У нее же ничего нет, – продолжал он с удивлением. – Ни образования, ни профессии, ни работы. Совершенно ничего. Что она может тебе дать?

Когда Оливия поняла, что Отмар имел в виду, она сначала не могла найти слов от изумления, а потом стала смеяться, легко и весело, так, что прокурор тоже заулыбался, хотя и не понимал, почему она смеется.

В воображении молодой женщины тут же возник образ улыбающейся Джорди, остановившейся на мгновение на бегу, смотрящей на нее с такой любовью и с таким чувством, будто весь мир принадлежит ей, и она дарит его Оливии.

– То, что у меня есть, мне не нужно в любимом человеке, – только и ответила она.

– И почему вы не вместе? – спросил Отмар, нахмурившись. Пазл в его голове не складывался.

Оливия прикусила губу, потом прямо посмотрела на старого друга и ответила, тихо и четко выговаривая каждое слово:

– Потому что прошлым летом она ушла.

– Как ушла?

Отмар практически подпрыгнул в своем большом кожаном кресле важного человека.

– Ей же нельзя! Нельзя покидать пределы пансионата без сопровождения!

– У нее были веские на то причины.

– И ты только сейчас мне об этом говоришь? Ты хоть понимаешь, что это незаконно?

Мужчина бушевал. Но уже через секунду он, понимая, что сейчас уже ничего, кардинально меняющего ситуацию, предпринять нельзя, успокоился так же быстро, как и вспыхнул.

– Ее срок прошел. На данный момент, если у тебя нет претензий, и если она жива, – многозначительно добавил он, – она свободна.

– Она жива, – улыбнулась Оливия. Этот вопрос она не могла ставить под сомнение. – И у меня нет претензий.

– Что ты тогда от меня хочешь? – продолжал Отмар, не замечая, как перешел от обвинений к защите. – Чтобы я ее нашел? Где мне ее искать?

– Успокойся, Отмар. Я ничего от тебя не хочу, – поспешила угомонить его порыв молодая женщина. – Может, только воды.

– Я заказал кофе.

– Кофе, так кофе.

– И что ты теперь будешь делать? – спросил он растерянно. – Как же ты сама ее найдешь?

– Я не буду ее искать, – ответила Оливия. Ответила мягко, но с этой мягкостью невозможно было спорить.

– На что же ты надеешься?

Отмар все больше недоумевал. Он смотрел на женщину перед собой и не узнавал ее. С одной стороны, перед ним сидела прежняя Оливия, сдержанная, красивая, знающая себе цену, временами сводящая его с ума своей недоступностью, но земная, с другой же стороны, в ней было что-то новое: неуловимое спокойствие, которое невозможно было ничем поколебать.

– Я пережила столько счастья и столько боли за последние месяцы, – ответила она на его вопрос. – И не перестала любить. И уже не перестану. А любящий человек – он всегда надеется. На чудо в том числе. Вот и все, что я могу тебе сказать.

 

Вечером Оливия прогуливалась по территории пансионата. В одиночестве. Она теперь многое делала в одиночестве, которое сейчас ощущалось как никогда ранее. Хотя и раньше Джорди редко составляла ей компанию в повседневных заботах. Чаще всего Джорди с Майклом делали что-нибудь на лужайке или в саду. И вот теперь, когда Оливия смотрела на Майкла, одиноко копающегося вокруг роз или яблонь, она особенно остро чувствовала и свое одиночество.

Но весна была прекрасна. Неудержима и прекрасна. И вместе с нею, так ненавязчиво, но неотступно твердящей о возрождении жизни, хотелось жить и Оливии. Воздух дышал прохладой, был прозрачен в только-только распускающейся листве, и молодая женщина ощущала его зябкость, плотнее закутываясь в кардиган во время прогулок.

Джорди не давала о себе знать вот уже более полугода, но, казалось, она покинула пансионат только вчера. Оливия видела ее везде, ей до сих пор слышался ее смех с улицы, когда она сидела и работала в кабинете. Когда кто-нибудь особенно резко распахивал дверь, хозяйка пансионата вздрагивала и оборачивалась в надежде увидеть там девушку. И с этой надеждой время ничто не могло поделать. А сама Оливия и не хотела.

Все страхи и сомнения, терзавшие ее прошлым летом, казались теперь смехотворными. Вот если бы только… Если бы только Джорди вернулась…

Несмотря на прошедшие месяцы, Оливия была уверена, что девушка любит ее. Она чувствовала это. Чувствовала сердцем, потому что и ее любовь, ставшая вдруг самым главным жителем внутреннего мира молодой женщины, росла и крепла, несмотря ни на что, отбросив обиды, сомнения и непонимание происходящего.

Обойдя пансионат по периметру, Оливия завидела на лавочке у крыльца Барбару и захотела посидеть со старушкой. Та, укрытая двумя пледами, с безмятежным наслаждением человека, оставившего все другие наслаждения позади, вдыхала свежий весенний воздух, наполненный влагой и нежными только проснувшимися запахами.

– Мой муж с господином Боссонгом затеяли очередной метафизический спор, а я решила прогуляться, – поприветствовала Барбара молодую женщину.

Оливия с нежностью посмотрела на нее, садясь рядом. Госпожа Либхерр сильно сдала за зиму. И если прошлым летом она резво участвовала в конкурсах на празднике открытия бассейна, то этой весной едва могла самостоятельно передвигаться. При мысли о том, что скоро придет ее время, Оливия почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Она любила своих старичков.

– Не надо плакать, – сказала Барбара, вынимая свою худую костлявую руку из-под пледа и кладя ее поверх руки молодой женщины. – Жизнь продолжается.

Женщины, молодая и пожилая, взявшись за руки, обе смотрели, как по небу бегут узкие сизые облака. Небо, еще непонятного светло-серо-розового цвета, в недрах которого еще только рождался голубой, сливалось на горизонте с бледными горными вершинами. Все было не таким, как летом. Все было таинственным, скрывавшим за своим покровом будущее.

– Нет, Барбара, – мягко возразила Оливия. – Жизнь не продолжается. Жизнь заканчивается, а затем начинается заново. Все по новой. Радоваться, смеяться, есть, дышать, все заново.

Старушка не стала спорить. Разве с молодостью, у которой вся эта жизнь еще впереди, поспоришь?