ГЛАВА 4. Так бей в барабаны, Бес Громовик!

 

 

Так бей в барабаны, Бес Громовик!

Свищи, Соловей, в оглохшие уши!

Сползай на дубы, вертисвет Змеевик!

Буди, Будимир, уснувшие души!

Чурослав

 

 

Возвращаемся к нашим баракам. Шутка ли сказать, но я подружился с человеком, лично знавшим не кого-нибудь, а самого Эккарта! Ведь до Арсеньева я об Эккарте и о Туле слышал только краем уха.

Родных у старика не было, никакого «подогрева» он ни от кого не получал, хлебал «суп – Байкал» (прозрачный; дно видно) и курил махорку.

У меня же, благодаря стараниям моей сердобольной матушки, водился и чаёк, и «Беломор». Сам я к тому времени уже пристрастился к очень крепкому чаю, по-лагерному – «купеческому». Чай на зоне служил разменной монетой, но бывали периоды, когда приходилось довольствоваться «вторяком с подмолодкой». О спиртном же не было даже помыслов.

Надо заметить, что бытовал особый, изысканно-суровый ритуал заварки чая и самого чаепития, не уступавший по сложности и значимости японским чайным церемониям. И вот, приютившись в доверху забитой книгами каморке Арсеньева или ещё где-либо вдали от посторонних глаз, мы, обжигая губы, помаленьку вкушали зелье из прокопчённой дочерна кружки. Старик оживал, и я, «стряхнув пыль с ушей», весь обращался в слух. Иногда к нам присоединялся давнишний знакомый Арсеньева; немец, виртуозно игравший любые мелодии на губной гармонике. Бывало, он исполнял «Хорста Весселя», но всегда стоя; вставали и мы с Арсеньевым.

Попытаюсь передать основной смысл того, что я запомнил и усвоил. Арсеньев передавал мне то, что слышал от самого Эккарта, которого называл «трезвомыслящим мистиком», в отличие от некоторых других, чрезмерно экзальтированных его сообщников.

Итак, древние не признавали вымысла, как такового; они говорили только о реальном, о случившемся. Сказания являлись одновременно повествованиями нравственно-воспитательными: ведь те или иные события происходят не сами по себе, а по воле Высших Сил. Вдумываясь в предания, человек стремился постичь промысл этих неведомых Сил Природы. Так прошлое освещалось религиозным авторитетом, не позволявшим измышлять какую-либо отсебятину.

Кроме того, в старые добрые времена суровой языческой простоты и глубины чувств, люди безоговорочно верили в действенную магическую силу слова. Они знали, что всякое лживое слово, направленное против чистого, честного человека, отскочит от него и, обретя лишь новую силу от толчка, обернётся против лжеца и покарает его.

Снорри Стурлассон, составитель младшей Эдды [12], был абсолютно убеждён в правдивости скандинавских «саг о древних временах», а также скальдов, исполнявших исторические песни. Поэзию скальдов он признавал несомненно-достоверным свидетельством героического прошлого. «Мы считаем истинным всё то, о чём говорится в этих песнях», – писал Снорри во вступлении к «Кругу Земному».

Братья Гримм тоже всегда утверждали, что они не нашли в немецкой народной песне ни одного слова лжи.

Добавлю, что и нашим Баянам – хранителям и исполнителям былин, была безусловно присуща глубокая вера в то, что в былинах этих поётся о бывалом, происходившем когда-то. В «Слове о полку Игореве» впервые появилось слово «былина», переводимое специалистами в данном случае как «действительное событие». То же самое относится к сказкам-бывальщинам, т.е. сказкам, которые принимались за быль; за то, что было.

Позволю себе немного отступить от канвы основного повествования и привести ещё несколько любопытных примеров из мифологии и эпоса разных народов. Позволю также добавить собственные соображения, основанные на новых исторических данных, – ведь со времени бесед с Арсеньевым прошло уже около полувека.

Понятие «историчности» вполне приложимо к «Махабхарате», которая неоднократно именует себя «итихасой» (дословно: «так было на самом деле»).

Пурана в буквальном переводе означает «древняя». Но это слово также и синоним истории. Е.П. Блаватская указывает, что самые старшие разделы пуран были составлены безвестными летописцами на основе устных преданий в глубочайшей древности, но переведены с какого-то ныне забытого языка на санскрит значительно позднее.

Вавилонский жрец Бероз, примерно 300 лет до н.э. написавший по-гречески «Историю Халдеи», пользовался подлинными вавилонскими документами. Особенно подробно он изложил историю первобытных времён. Начиная с Цицерона и других античных классиков, многие поколения историков смеялись над «сказочной» хронологией Бероза и над его трудом, как над вымыслом, однако открытие соответственных клинописных оригиналов IV тысячелетия до н.э. явилось прямым материальным подтверждением правильности и достоверности сведений, сообщаемых жрецом.

Глиняные таблички шумерских писцов с протокольной точностью описывали исторические факты. Даже некоторые позднейшие списки эпоса о Гильгамеше кончаются словами: «Согласно древнему подлиннику списано и сверено».

Известно, что многие места иудейской «священной истории» фактически являются плагиатом вавилонских мифов, сложенных задолго до Иеговы; например, мифа о сотворении Вселенной, рассказа о рае и грехопадении, о всемирном потопе и т.п.

Иудеи, лишённые собственных культурно-исторических традиций, сюжеты своего «боговдохновенного» писания просто-напросто украли у вавилонян. Вообще, вся библейская «книга бытия» напичкана украденными и плохо переваренными мифологиями более древних народов: аккадийцев, халдеев, хеттов и других, а такие местных ханаанеев, населявших «землю обетованную» (Палестину) до её завоевания иудеями.

Точно установлено, что библейская легенда о потопе есть не что иное, как почти дословная копия вавилонского описания из поэмы о Гильгамеше, сходная с ней даже в мелких деталях. Но сама вавилонская поэма является лишь списком со всё более и более древних подлинников. Семиты-вавилоняне заимствовали предание о потопе от шумеров – досемитического населения Двуречья, а сами шумеры – от своих загадочных предшественников, условно называемых убаидцами.

Глиняные таблички шумеров упоминают пять городов: Эриду, Баб-Табира, Ларак, Сиппар и Шурупак, существовавших до потопа. Три из пяти уже найдены археологами, а главное – были обнаружены следы катастрофического наводнения, постигшего некогда эти места. Не зря ещё в античности родилась поговорка, что на дне амфоры с легендами всегда можно найти жемчужины истинных фактов.

Верховный египетский жрец и храмовый летописец Манефон, составивший по просьбе Александра Македонского историю Египта, с педантичной точностью перечисляет все древнейшие династии фараонов-полубогов, начиная свою хронологию от 30627 г. до н.э. До недавних пор, согласно общепринятым в академической науке представлениям, счита­лось, что в столь баснословные времена эти земли были необитаемы. Но сведения Манефона оказались подтверждены результатами полевых работ археологов: в 1969 г. в долине Нила были найдены каменные орудия и зёрна культурных злаков, свидетельствующие о присутствии здесь человека уже в ту эпоху и даже раньше.

Когда Шамполлионом и другими исследователями были обнаружены ритуальные папирусы, запечатлевшие мифические, самые отдалённые времена, называемые Царством Богов и Героев, то египтологи были поражены, что даже в такой глубочайшей древности эти свещенные предания были в точности такими, какими их записал Манефон.

* * *

Немецкий учёный Фр. Шпигель в XIХ в. произвёл доскональный исторический анализ поэмы Фирдоуси «Шах-Намэ» и сопоставление её с Авестой. Оказалось, что даже второстепенные мифические лица и подроб­ности «Шах-Намэ» совпадают не только с Авестой, но и с Риг-Ведой.

Внимательно вслушиваясь в устные предания седой старины, учёные нередко делают открытия, приосвещающие историю тех эпох, от которых не осталось никаких письменных свидетельств и подтвер­ждающие эти предания фактическим материалом. Так, например, индейцы племени Навахо в штате Аризона (те самые Навахо, в культуре которых свастика, как свещенный знак, присутствует, по меньшей мере, уже 3000 лет), хранят воспоминания о Великом Духе, разгне­ванном междоусобными распрями их давних Предков и сошедшем из бездны пространства в ослепительно-огненном столбе, испепелившем всё вокруг. В месте его приземления, указываемого индейцами и названного бледнолицыми каньоном Дьявола, был обнаружен гигантский метеоритный кратер диаметром в 1200 м и глубиной в 250 м. Изучение кратера показало, что он образован болидом (огненным шаром), весящим около 300 тысяч тонн. Случилось это примерно 50 тысяч лет назад. А ведь до недавнего времени (до открытий американского археолога Картера и других учёных) считалось, что человека на североамериканском континенте тогда и в помине не было.

Как предполагают антропологи, мыслящий человек, подобный современному, существует не менее 70 тыс. лет, а очень возможно, и более. За это время в истории Земли произошли немалые измене­ния. Пришли с севера и растаяли льды последнего, четвертичного оледенения, опустились обширные участки суши, не раз наступал и отступал океан. Всё это не могло не сохраниться в памяти поколений. И действительно, отражение этих, подчас трагических событий, мы находим в мифах и эпосе.

Один из самых ранних греческих мифов – миф о борьбе олим­пийских богов с титанами – детьми Геи. «Ужасна и упорна была эта борьба... Стонала земля, грохот наполнял воздух, всё кругом колебалось... Огонь охватил всю землю, моря кипели, дым и смрад заволокли всё густой пеленой...»

Не говорит ли это устное догреческое предание о каком-то грандиозном катаклизме, связанном с вулканической и тектонической жизнедеятельностью Земли? Возможно, что битва Зевса с титанами является мифологизированным откликом на некую губительную геологическую катастрофу, сопровождавшуюся разрушительным землетря­сением и моретрясением. Возможно также, что подобные смутные отзвуки на очень древние события содержатся и в скандинавском мифе о Рагнароке.

Название пролива Баб-эль-Мандеб, что означает «Ворота слёз», происходит, согласно преданиям берегового населения, от страшного наводнения (возможно, от суперцунами, вызванного подводным землетрясением с эпицентром в Индийском океане ещё в доисторические времена), при котором погибло бесчисленное множество на­рода. Геофизики установили, что было время, когда Аравийский полу­остров соединялся с Африкой, и Красного моря вообще не существовало. Но появилась трещина, и она продолжала расширяться, пока не разрушилась последняя сухопутная перемычка и бушующие океанские волны хлынули во впадину, образовав Красное море.

Когда это произошло? Одни исследователи полагают, что очень давно, несколько сотен тысяч лет назад, другие называют гораздо меньшие сроки, вплоть до 10 тысяч лет.

В мифе о Фаэтоне иносказательно запечатлено эхо великого космического события – гибель планеты вследствие какой-то колос­сальной катастрофы, потрясшей Солнечную систему. По подсчётам астрономов, планета эта, вращавшаяся некогда вокруг Солнца, была меньше Марса, но больше Меркурия. Её орбита проходила между Марсом и Юпитером. Какая-то неведомая сила разнесла её на мелкие куски. Обломки Фаэтона составили целый пояс небесных тел – астероидов, некоторые из которых были во время взрыва отброшены далеко за пределы притяжения.

О сокрушительном падении на Землю «светила, уклонившегося с пути» (крупного астероида по-современному), повлекшем изменение наклона земной оси, климата, вызвавшем геологические сдвиги, затопление океаном целых участков суши и сопровождавшемся ужасными, невиданными разрушениями, и повествует древнее предание, как разъяснил Солону жрец египетской богини Нэйт. При этом бритоголовый иерофант ещё и отечески пожурил «мудрейшего из семи мудрых»: «О Солон, Солон! Вы, эллины, всегда дети... Не имеете вы в душе ни одного старого мнения......и ни одного знания, поседевшего от времени».

С греческим мифом о Дардане и гибельном Дардановом потопе, происшедшем на памяти человечества, античные историки связывали прорыв вод Чёрного моря (Понта Эвксинского), которое когда-то было озером, в Средиземное. Вслед за Босфорским проливом образовались и Дарданеллы. Современная геология подтверждает выводы античных учёных и правоту греческого мифа: действительно, только в конце четвертичного (антропогенного) периода Чёрное море перестало быть «внутренним морем» и соединилось со Средиземным.

* * *

Мифы издревле почитались родовым сознанием духовными сокро­вищами племени. Не случайно старшей из девяти муз была Каллиопа – муза эпической поэзии, покровительница и вдохновительница вещих рапсодов, а матерью муз считалась богиня памяти – Мнемозина.

Существеннейший признак любой героической поэмы в том, что она всегда основана на предании, то есть на некоей исторической правде, пусть даже полузабытой, причудливо переосмысленной, но всё же правде.

Вдумчиво анализируя народные сказания и сопоставляя встреча­ющиеся среди фантастических образов и персонажей реальные детали с данными, собранными археологией, этнографией и другими науками, мы можем за цветистой завесой традиционно-мифологи­чес­ких метафор и аллегорий различить действительные исторические события.

Так, например, прочитав о славном подвиге эддического героя Сигурда, умертвившего дракона Фафнира, можно отнестись к этому трояко. Во-первых: понять буквально, как малый ребёнок. Во-вторых: объявить вымыслом, что, конечно же, проще всего. И, наконец, в-третьих: попытаться под типичным для архаического эпоса покро­вом поэтических иносказаний и притч обнаружить некий факт, послуживший краеугольным камнем для повествования.

Именно так и поступил известный германист Отто Хофлер, увидевший в победе Сигурда над драконом героико-мифический символ реального исторического события – знаменитой битвы германцев во главе с Арминием против римлян в Тевтобургском Лесу (9 г. н.э.), когда наголову были разбиты «непобедимые» легионы захватчиков.

Сюжеты о борьбе со Змеем (Драконом) и другими сказочными чудищами присутствуют и в нашем эпосе. Наличие в былинах мифологического элемента является своего рода поэтическим орнаментом, взятым из устойчивого фольклорного запаса генетической памяти.

Былина «Добрыня и Змей» – это лишь христианизированный вариант гораздо более древних Языческих преданий. Те, кто умеют правильно читать прошлое, погребённое, казалось бы, под спудом веков, угадают в былине «Добрыня и Змей» отзвуки ратных подвигов Олега Вещего, Светослава Храброго и предшествующих им князей, избавивших Русь от хазарского ига и разгромивших злейшего, смер­тельного врага наших Предков – Хазарский каганат.

Славянорусский героический эпос уходил корнями в глубинные пласты родо-племенного, общинного строя. В нём были сильны архаичные мифологические мотивы, и поэтому исконная, лютая опас­ность – опустошительные наезды кочевых орд из Дикой степи – олицетворялась в виде гигантского страшилища – Змея, которого побеждает доблестный витязь [13].

Но затем к победам русского оружия примазалась церковь: на изначальное, народнопоэтическое повествование стала наслаиваться позднейшая иудовизантийская терминология, а хазар – союзников Византии – заслонили собой печенеги, половцы и прочие «идолища поганые», а потом и татары.

Реальные, но подчас безымянные исторические личности полувыветрились, полуслилисъ в условно-обобщённый, модернизированный в духе времени образ Добрыни, а его змееборчество стало тракто­ваться как победа над язычеством.

Но достаточно лишь немного поскоблить хрестоматийный, воцерковлённый образ «православного богатыря» – сатрапа Владимира Кровавого, чтобы под тонким налётом христианских красок вновь воссиял светлый лик подлинного Победоносца – достославного Языческого Князя.

Обидно, что, как писал Гнедич Пушкину, – «Тень Святослава скитается не воспетая...»

* * *

Можно лишь сожалеть, что героический эпос многих народов и, конечно же, наш, настолько захламлён библейско-евангельскими фантасмагориями, что порой бывает очень трудно очистить его от дурнопахнущей псевдонародной шелухи и добраться до цельного, не­тронутого ядра. «Палеонтологи» Языческой культуры нередко уподоб­ляются Жоржу Кювье, восстанавливавшему облик ископаемого животного по одной-единственной найденной кости. Те же, кто умывает руки в отношении непредвзятого исследования дохристианской истории Руси, отдают её на откуп воинствующим попам, пытающимся представить наших Пращуров примитивными и невежественными дикарями.

Эти «дикари» создали могучую, величественную, родовитую Культуру, и она донесла до нас своё живое, первозданно-свежее дыхание в безыскусственных северорусских преданиях, в трогательных обрядовых песнях, в торжественных, как гимны, напевах былин, в «охальном» творчестве скоморохов, в поверьях, нравах, обычаях и приметах. По ним можно судить об общественных, этических и эстетических идеалах Народа. В них – отражение той таинственной субстанции, что именуется духовностью.

Древнерусская народная словесность, эпическая поэзия служила своего рода устной летописью, неписанным учебником родной истории. И хотя сокровенное содержание наших свещенных сказаний было либо выхолощено, либо загажено церковниками, оно успело оплодотворить сердца верных, и с тех пор есть две Руси: одна видимая, христианизированная, а другая – русалочья, светлая и потаённая.

Для того, кто имеет ключ к уразумению Родного Язычества, оно является одновременно и историей, и религией, и наукой, и философией. Но прежде всего – этикой. Главным в древнерусском Язычестве были не боги и не волхвование, а нравственные ценности. Поступай всегда так, как велит тебе твоё внутреннее достоинство, и не жди похвалы ни от богов, ни от людей, а только от собственной совести. Превос­ходство любого религиозного Учения может быть доказано не «божест­венностью» его основателя, а только лишь превосходством этических плодов этого Учения.

Да, наши ведьмы и ведуны были сожжены проповедниками «любви и всепрощения». Да, наши капища были разрушены христоносцами. Но нерукотворное почвенное основание, на котором они зиждились, стоит не­поколебимо: ЭТО – РОДНАЯ МАТЬ-ЗЕМЛЯ. И здесь – залог нашей неизбежно-грядущей Победы:

Ветры несут отражение скал,

Холод согреет волчью кровь,

Я выбираю звериный оскал,

Вы на колени опуститесь вновь.

Из поэзии Волколаков