МИР СПИРИТИЧЕСКИЙ, ИЛИ МИР ДУХОВ 6 страница

“Он не видит Бога но он чувствует Его верховность, и когда какая-то вещь не должна быть сделана или какое-то слово сказано, он наитивно ощущает незримое предостережение, запрещающее ему делать это. Разве у вас самих нет предчувствий, которые для вас как бы тайные предупреждения делать или не делать ту или иную вещь? То же самое и у нас, только в большей степени, ибо, как ты понимаешь,' поскольку сущность духов более утонченна, нежели ваша, то они могут лучше получать божественные предостережения.”

— Передается ли ему указание непосредственно самим Богом или чрез посредничество других духов?

“Оно не идет ему непосредственно от Бога; чтобы сообщаться с Ним, надо быть того достойным. Бог передает ему Свои указания через духов, находящихся на более высокой ступени совершенства и знания.”

245. Зрение у духов, так же оно ограничено, как у людей?

“Нет, оно не помещается в них самих.”

246. Нужен ли духам свет для того, чтобы видеть?

“Они видят сами собой и не имеют потребности во внешнем свете; темноты для них не существует, кроме той только, в которой они могут быть ради искупления.”

247. Есть ли у духов надобность переноситься на расстояние, чтобы видеть в двух разных точках? Могут ли они, к примеру, видеть одновременно то, что происходит в двух разных полушариях Земли? *

“Так как дух передвигается со скоростью мысли, то можно сказать, что он повсюду видит одновременно; его мысль может излучаться и устремляться в нескольких различных направлениях, но способность эта зависит от его чистоты: чем менее он очищен, тем более ограничено его зрение; одни лишь высшие духи могут объять все целое.”

+ Способность зрения у духов есть естественное свойство их природы, заключающееся во всем их существе, как свет заключается во всех частях светящегося тела: это разновидность вселенского ясновидения всеохватывающего, объемлющего сразу и пространство, и время, и вещи: для него не может быть ни темноты, ни матерьяльных препятствий. Не трудно понять, что так оно и должно быть; у человека зрение есть работа зрительного органа, воспринимающего внешний свет, без света человек оказывается погружен в темноту; у духа, так как способность видеть есть внутреннее свойство его природы, зрение не зависит от света, поступающего извне, поскольку у него способность эта никак не связана с каким-либо внешним объектом (См. “Вездесущность”, N 92).

248. Видит ли дух предметы так же отчетливо, как и мы?

“Более, отчетливо, ибо его зрение проникает то, что вы не можете проникнуть; ничто его не затемняет.”

249. Воспринимает ли дух звуки?

“Да, он воспринимает также и те звуки, которых ваши грубые органы слуха воспринять не могут.”

— Способность слуха, заключается ли она во всем его духовном существе, как и способность зрения?

“Все восприятия являются естественным свойством духа и составляют часть его существа: когда он облачен матерьяльным телом, то ощущения доходят до него лишь по каналу органов чувств, но в свободном состоянии они более не ограничены определенным местом (не локализованы).”

250. Поскольку ощущения являются самою природой духа, то возможно ли ему как-то от них отключаться?

“Дух видит и слышит лишь то, что он хочет видеть и слышать. Это общее правило, и в особенности касается оно высоких духов, несовершенные же зачастую оказываются вынуждены слышать и видеть вопреки своему желанию то, что может быть полезно для их улучшения.”

251. Понимают ли духи музыку?

“Ты хочешь сказать, вашу музыку? Что она рядом с музыкой небесной? С той гармонией, о которой на земле ничто не может вам дать понятия? Одна и другая — все равно, что песня дикаря и сладостная мелодия. Однако низшие духи могут испытывать определенное удовольствие, слушая вашу музыку, потому что им еще не дано понимать музыку более возвышенную. Для духов музыка обладает бесконечным очарованием в соответствии с их сильно развитыми способностями восприятия; я говорю о музыке небесной, коия есть все самое прекрасное и сладостное из того, что духовное воображение только может себе представить.”

252 Чувствительны ли духи к красотам природы?

“Красоты природы на разных планетах столь различны, что нельзя познать их все. Да, они чувствительны к этому в зависимости от их склонности оценить и понять: для высоких духов есть красоты целого, пред которыми бледнеют красоты, так сказать, частного"

253. Испытывают ли духи наши людские потребности и наши физические страдания?

“Они знают их, потому что они их претерпели, но не испытывают их матерьяльно, как вы: они теперь духи.”

254. Ощущают ли духи усталость или потребность в отдыхе?

“Они не могут знать усталости так, как ее понимаете вы, и, стало быть, они не нуждаются в физическом отдыхе, как вы его понимаете, поскольку у них нет органов, силы которых вам нужно восстанавливать: но дух отдыхает в том смысле, что он не пребывает в постоянной деятельности; он не действует матерьяльным образом; его действие целиком интеллектуально, и отдых его исключительно морален. Это означает, что есть такие мгновенья, когда мысль его перестает быть столь деятельной и не направляется на какой-либо определенный объект; это самый -настоящий отдых, но который никак не сравним с отдыхом тела. Род усталости, который могут испытывать духи, находится в прямой зависимости от их неразвитости; ибо чем более они развиты, тем менее отдых им необходим.”

255. Когда какой-либо дух говорит, что он страдает, то какова природа испытываемого им страдания?

“Нравственные треволнения терзают их гораздо более, нежели физические страдания.”

256. Тогда почему случается, что духи жалуются на страдания от холода или жара?

“Воспоминание о том, что они вынесли при жизни, зачастую столь же мучительно, как сама явь: нередко это просто сравнение, с помощью которого, за отсутствием лучшего средства, они пытаются выразить вам свое положение. Когда они вспоминают о своем теле, они испытывают ощущение, определенно напоминающее то, какое испытываете вы, когда, сняв с себя пальто, думаете, что вам еще какое-то время придется его носить.”

§ 48. ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ ОЧЕРК ОБ ОЩУЩЕНИЯХ У ДУХОВ

257. Тело есть орудие боли. Если это и не первопричина, то по меньшей мере причина непосредственная Душа обладает восприятием этой боли: это восприятие — следствие этой первопричины. Воспоминание которое она о перенесенной боли сохраняет, может быть очень мучительно, но не может иметь физического действия. Воистину ни хлад, ни жар не могут разладить элементы, составляющие душу; душа не может ни замерзнуть, ни сгореть. Но разве не наблюдаем мы повседневно, как воспоминание или боязнь физической боли производят те же следствия, что и сама действительность? и даже вызывают смерть? Общеизвестно, что те, у кого ампутирована какая-либо часть тела, ощущают боль в том самом члене, которого больше нет. Определенно, не этот член является источником, ни даже отправной точкой болевого ощущения: просто мозг сохранил в себе это впечатление, только и Всего. Можно, стало быть, предположить, что есть нечто аналогичное в страданиях духа после смерти. Более глубокое изучение перисприта, играющего важную роль во всех спиритических феноменах, в туманообразных или осязаемых появлениях, состояние духа в миг смерти, настойчивая его мысль о том, что он все еще жив, впечатляющая картина мучений, которые претерпевают самоубийцы, казненные и люди, бывшие при жизни слишком глубоко погруженными в матерьяльные наслаждения, — все это, а также и великое множество иных фактов пролило свет на вопрос об ощущениях и восприятиях у духов и дало объяснения, которые мы вкратце сейчас и изложим.

Перисприт является связующим звеном между духом и материей тела. Элементы, его составляющие, черпаются в окружающей среде, во вселенском флюиде: перисприт одновременно имеет в себе и от электричества, и от магнетического флюида, и, в определенной степени, от грубой материи. Можно было б сказать, что это квинтэссенция материи, что это начало органической жизни, но не начало жизни интеллектуальной: интеллектуальная жизнь заключается в самом духе. Помимо того, перисприт также проводник внешних ощущений. В теле эти ощущения локализуются в органах, служащих как бы открытыми дверями для входов этих ощущений. Когда же тело разрушается, то характер восприятия делается общим. Вот почему дух не говорит, что у него голова, к примеру, болит сильнее, чем ноги. Во всяком случае, не следует путать ощущения перисприта, ставшего самостоятельным, с ощущениями тела: эти последние можно взять лишь в качестве сравнения, но не аналогии. Освободившись от тела, дух может страдать, но страдание это не будет походке на страдание тела; и, однако, это страдание не будет исключительно моральным, каковы, например, угрызения совести, ибо он жалуется также и на холод и на жар: причем время года — зима или лето — здесь ни при чем: мы видели, как они проходят сквозь пламя, не имея никаких болевых ощущений; температура воздуха, стало быть, не производит на них никакого впечатления. Боль, каковую они ощущают, не является, значит, собственно физической болью: это некоторое смутное внутреннее ощущение, которое и сам дух порою не всегда сознаёт вполне, в частности потому, что боль эта не локализована и не вызвана внешними причинами: это скорее какое-то воспоминание, нежели явь, но воспоминание вполне мучительное. Иногда, однако, как мы сейчас увидим, это может быть более чем воспоминание.

Опыт учит нас, что в миг смерти перисприт высвобождается из тела более или менее медленно: в первое мгновение дух не можете объяснить своего состояния; он не верит в то, что он мертв; он чувствует, что он жив; он видит свое тело со стороны: он знает, что это его тело, но не понимает, что он от него отделен. Это состояние длится столько времени, сколько еще сохраняется связь между телом и периспритом. Один самоубийца говорил о нём: “Нет, я не умер”, — и добавлял: “И все-таки я ощущаю, как меня гложут черви”. Но ведь, определенно, черви не гложут перисприт, и еще менее сам дух; они. могут глодать лишь физическое тело. Но так как разделение тела и перисприта не было полным, то из-за этого происходил как бы моральный отголосок, сообщавший духу о том, что происходит в теле. “Отголосок”, конечно же, не подходящее слово, оно может навести на мысль о следствиях слишком матерьяльных: это же, скорее, сам вид, того, что происходит в его теле, с которым его все еще связывает перисприт, производил в нем такую иллюзию, которую он принимал за действительность.. Таким образом, это не было воспоминанием, поскольку при жизни черви глодать его не могли: это было ощущение настоящего мгновения. На этом примере видно, какие выводы можно вывести из фактов, если наблюдать их внимательно. При жизни тело получает ощущения извне и передает их духу через посредство перисприта, составляющего, вероятно, то, что называют “нервным флюидом”. И тело, будучи мертво, ничего не ощущает, потому что в нем более нет ни духа, ни перисприта. Перисприт, освобожденный от тела, испытывает ощущения; но так как они более не приходят к нему через конкретную дверь того или иного чувства, то ощущение это является для него общим. И поскольку в действительности он лишь передатчик ощущения, так как именно дух обладает сознанием, то из этого следует, что если бы перисприт мог существовать без духа, он ощущал бы ничуть не более, чем тело, когда оно мертво: точно так же как если бы дух совсем не имел перисприта, он был бы совершенно не доступен каким-либо мучительным ощущениям; это именно и имеет место у духов, окончательно очистившихся. Мы знаем, что чем более они ощущаются, тем более субстанция перисприта становится эфирной; из этого следует, что матерьяльное влияние уменьшается по мере того, как дух прогрессирует, т. е. сам перисприт делается менее грубым.

Но, скажут нам, приятные ощущения также передаются через перисприт, как и неприятные; значит, если чистый дух недоступен одним, то он должен также быть недоступен и для других. Да, несомненно, это касается тех ощущений, какие происходят от известного нам влияния материи. Звук наших музыкальных инструментов, аромат наших цветов не производят на высшего духа никакого впечатления, и все же у него есть свои сокровенные ощущения, очарование коих невыразимо и о коих мы не можем составить себе ни малейшего понятия, потому что мы находимся в том же положении, в каком находятся слепые от рождения в отношении к свету. Мы только знаем, что это есть; но вот каким образом? — здесь знание для нас останавливается. Мы знаем, что есть способность восприятия, ощущение, зрение, слух; что эти качества являются неотъемлемым свойством всего духовного существа, а не так, как у человека — одной из частей его физического организма; но еще раз — посредством чего? Этого мы и не знаем. Сами духи не могут дать нам в этом отчета, так как язык наш не создан для того, чтобы выражать идеи, которых мы не имеем, так же точно, как в языках дикарей нет слов для выражения понятий наших искусств, наук и философских доктрин.

Говоря, что духи недоступны впечатлениям нашей материи, мы имеем в виду духов очень высокого ранга, эфирная оболочка которых не имеет себе здесь подобия (аналога). Не так обстоит дело с теми, перисприт которых более плотен; они воспринимают наши звуки и запахи, но только не какой-то определенной частью своего существа, как то было при их жизни. Можно сказать, что молекулярные колебания ощущаются всем их существом и так достигают (хотя и несколько иным образом, что производит некоторое видоизменение в восприятиях) до их sensorium commune*, т. е. до самого духа. Они слышат звук нашего голоса, и, однако, они понимают нас и без слов, просто через передачу мысли; и проникновение это тем легче, чем дух более разматерьялизован. Что касается их зрения, то оно не зависит от нашего света. Способность видеть — это главное свойство души: для нее темноты не существует; и зрение более объемно, более проникновенно у тех, кто более очищен. Душа, или дух, имеет, стало быть, в самой себе способность всех восприятий: в телесной жизни восприятия приглушены и искажены грубостью наших органов; во внетелесной жизни они все более проясняются по мере очищения полу-матерьяльной оболочки.

Эта оболочка, заимствованная из окружающей среды, меняется в зависимости от природы миров, в которых дух пребывает. Переходя из одного мира в другой, духи меняют оболочку, как мы меняем платье, переходя от зимы к лету или переезжая с полюса к экватору. Самые возвысившиеся духи, когда посещают нас, облачаются в земной перисприт, и тогда их восприятие производится так же, как и у наших обычных духов; но все они, как низшие, так и высшие, слышат и видят лишь то, что они хотят слышать и видеть. Не имея органов чувств, они по своему желанию могут сделать свои восприятия обостренно острыми. или вовсе отключить их. Есть Лишь одна вещь, которую они понуждаются слышать, — это советы благих духов. Их зрение — это способность постоянно действующая, но они могут делать себя взаимно невидимыми друг для друга. В зависимости от ранга, который они имеют, они могут скрываться от тех, что ниже их, но не от тех, которые их выше. В первые мгновения, следующие за смертью, дух всегда видит смутно и неясно; зрение проясняется по мере того, как он высвобождается, и может приобрести ту же ясность, что и при жизни, не говоря уже о способности видеть сквозь тела, непрозрачные для нас. Что касается протяженности зрения в безграничном пространстве, в будущем и прошедшем, то эта протяженность зависит от степени чистоты и возвышения духа.

Вся эта теория, скажут нам, не очень-то утешительна. Мы-то думали, что раз освободившись от нашей грубой оболочки, орудия наших страданий, мы страдать более не будем, а вы вот говорите, что мы будем страдать и еще: будет ли это тем образом или иным, страдание все равно остается страданием. Увы! Да, мы будем страдать и впредь, и много, и долго, но мы можем также и не страдать больше, с того самого мига, как мы оставляем эту физическую жизнь.

Все дело в том, что если одни здешние страдания порою от нас и не зависят, то зато многие другие являются естественными последствиями нашей собственной свободной воли. Достаточно вернуться к их источнику, и будет видно, что наибольшее число их есть последствие причин, не создавать которых было в наших силах. Сколькими страданьями, сколькими недугами и болезнями человек обязан только своей неумеренности, своему честолюбию, словом, своим страстям! Человек, который всегда бы жил умеренно, ничем не злоупотреблял, который всегда был бы прост во вкусах своих, скромен в своих желаниях, уберег бы себя от многих треволнений. Так же обстоит дело и с духом; страдания, которые он претерпевает, всегда суть последствие того образа жизни, который он вел на земле; конечно же, он не будет больше страдать от подагры и ревматизма, но у него будут другие страдания, ничуть не лучше этих. Мы с вами видели, что страдания эти — результат связей, еще существующих между ним и материей: что чем более он освобожден от влияния материи, иначе говоря, чем более он разматерьялизовался, тем меньше он испытывает мучительных ощущений; между тем, только от него одного зависит освободиться от этого влияния прямо здесь, сейчас, в этой своей жизни: у него есть свобода воли и, следовательно, выбор между тем, делать ему ту или иную вещь или же нет. Пусть он укротит свои животные страсти, пусть не будет у него ни ненависти, ни зависти, ни ревности, ни гордыни; пусть не будет он порабощен эгоизмом: пусть очистит он свою душу светлыми чувствами; пусть он творит добро; пусть вещам и делам этого мира он придает только то значение, какого они заслуживают — тогда, даже под своей земной оболочкой, он будет уже очищен, тогда он уже будет освобожден от материи, и когда он станет покидать эту оболочку, он более не будет испытывать на себе ее влияния, физические страдания, которые он претерпел, не оставят ему никакого мучительного воспоминания: ему не останется о них никакого неприятного впечатления, потому что все. это затрагивало лишь его тело, но не дух. Он счастлив, что свободен от этих страданий, а спокойствие его совести освобождает его от какого-либо морального страдания. Мы спрашивали об этом тысячи духов, принадлежащих ко всем слоям общества, занимающих самые различные социальные положения; мы изучали их во все периоды их спиритической жизни, начиная от того мига, как они покидали свое тело; мы шаг за шагом следовали за ними в их загробной жизни, дабы увидеть, какие изменения происходят в них, в их мыслях, в их ощущениях, и в этом отношении люди самые заурядные отнюдь не были теми, кто был для нас наименее ценным предметом исследования. И мы всегда могли видеть, что страдания находятся в самой прямой связи с их прижизненным поведением, последствия коего они претерпевают, и что эта новая жизнь есть источник невыразимого блаженства для тех, кто шел по пути добра. Из чего следует, что те, кто страдает, сами в этом виноваты, и что пенять они должны только на самих себя, как в мире ином, так и в этом.

_________

* Центрального органа чувств (лат.)

§ 49. ВЫБОР ИСПЫТАНИЙ

258. Будучи в скитающемся состоянии и перед тем, как начать новое существование в теле, обладает ли дух сознанием и предвидением того, что случится с ним при жизни?

“Он сам выбирает род тех испытаний, которым он желает подвергнуться, в этом и состоит свобода его воли.”

— Стало быть, это не Бог налагает на него терзания земной жизни в качестве наказания?

“Ничто не происходит без соизволения Божьего, ибо это Он установил все законы, управляющие Вселенной. Так что спрашивайте, почему Он создал такой закон, а не какой иной! Давая духу свободу выбора, Он оставляет ему всю ответственность за свои действия и за их последствия: ничто не сковывает его будущее; дорога добра открыта ему так же, как и дорога зла. Но если он не выдержит испытаний, то ему еще останется утешение, что для него не все кончено, и что Бог, в благости Своей, оставляет за ним право заново начать то, что он сделал пока что плохо. Следует, однако, различать, что есть дело воли Божьей и дело воли человеческой. Ежели вам грозит опасность, то не вы создали эту опасность, это Бог создает ее вам; но у вас есть воля опасности этой подвергнуться, потому что вы увидели в ней средство продвижения и Бог позволил вам средство это использовать.”

259. Если дух имеет выбор рода испытания, которому ему предстоит подвергнуться, то следует ли из этого то, что все терзания, кои мы испытываем в своей жизни, были предвидены и выбраны нами самими?

“„Все" — слово не вполне подходящее, ибо речь не идет о том, будто вы выбрали и предусмотрели все, что случается с вами в мире, вплоть до мельчайших подробностей; вы выбрали род испытания, непосредственные же факты суть следствие вашего положения и зачастую ваших собственных действий. Если дух пожелал родиться среди злодеев, например, то он знал, во что он будет вовлечен, хотя и не знал конкретно каждого действия, которое он совершит: эти действия суть результат его воли или свободы его воли. Дух знает, что, избирая такую дорогу, он должен будет вести такого рода борьбу: он, стало быть, знает характер превратностей, с которыми встретится, но не знает точно, будет ли это конкретно то событие или иное. Конкретные события рождаются силою обстоятельств и самих вещей. Только лишь крупные события, те, что влияют на судьбу, одни они предусмотрены. Если ты выбираешь дорогу, испещренную ухабами и рытвинами, то ты знаешь, что тебе надо быть весьма осторожным, потому что для тебя есть опасность споткнуться и упасть, но ты не знаешь, в каком именно месте ты упадешь, и может статься, что ты не упадешь вовсе, если будешь достаточно осторожен. И если, когда ты будешь идти по улице, тебе свалится на голову черепица с крыши, то не думай, что так оно было у тебя на роду написано, как это по обывательски говорят.”

260. Как дух может пожелать родиться среди людей, ведущих порочную жизнь?

“Необходимо, чтобы он был направлен в среду, где он сможет подвергнуться испытанию, которого он просил. Так вот! Должно же быть соответствие: для того чтобы бороться с инстинктом разбоя, нужно находиться среди людей этого сорта.”

— Если бы на Земле не было людей, ведущих порочный образ жизни, то, выходит, дух не смог бы найти здесь среды, соответствующей некоторым испытаниям?

“Неужели об этом стоило б жалеть? Именно это и имеет место в высших мирах, куда зло не находит доступа: и поэтому там пребывают лишь добрые духи. Сделайте так, чтобы на вашей Земле в скором времени стало бы то же самое.”

261. В тех испытаниях, которым дух должен подвергнуться, чтобы достичь совершенства, должен ли он испытать все виды искушений: должен ли он пройти через все обстоятельства, какие только смогут возбудить в нем гордыню, зависть, скупость, чувственность и т. д.?

“Конечно же нет, ведь есть такие, которые с самого начала выбирают дорогу, освобождающую их от многих испытаний; но тот, кто дает увлечь себя на дурной путь, подвергается всем опасностям этого пути. Так, дух может, к примеру, попросить богатства — и оно может быть ему дано; и тогда, в зависимости от своего характера, он может стать скупым или расточительным, эгоистичным или великодушным либо же может предаться всем наслаждениям чувственности: но все это не значит, что он неизбежно должен пройти чрез горнило всех этих наклонностей.”

262. Как дух, в самом начале своем простой, несведущий и неискушенный, может со знанием дела выбрать себе существование и быть ответственным за этот выбор?

“Бог возмещает ему его недостаток опыта, показывая дорогу, которой он должен следовать, как ты делаешь это с ребенком, начиная от колыбели: но по мере того как развивается его свободная воля," Бог мало-помалу оставляет его хозяином выбора, и тогда-то он нередко и сбивается на дурной путь, если не слушает советов благих духов: это именно и есть те, что можно назвать „падением человека".”

— Когда дух пользуется свободой своей воли, то всегда ли выбор телесного существования зависит исключительно от его воли или же это существование может быть ему вменено волей Божьей как искупление?

“Бог умеет ждать: Он не торопит с искуплением: однако Он может вменить тому или иному духу определенное существование в том случае, если дух из-за своей неполноценности или злой воли не способен сам понять, что было бы для него наиболее полезно, и когда Бог видит, что это существование может послужить его очищению и продвижению и одновременно быть ему искуплением.”

263. Делает ли дух этот выбор непосредственно после смерти?

“Нет, некоторые верят в вечные муки: сказано же вам: это их наказание.”

264. Что руководит духом при выборе испытаний, которым он желает подвергнуться?

“Он выбирает те, что могут служить ему искуплением, в зависимости от характера его ошибок, и побудить его к более быстрому продвижению. Одни, таким образом, могут взять на себя жизнь, полную нужды и лишений, дабы попытаться вынести ее мужественно: другие желают испытать себя соблазном богатства и могущества, соблазном, который гораздо более опасен неумеренностью и злоупотреблениями, к каковым он может привести, а также дурными страстями, которые все это развивает; третьи, наконец, хотят испытать себя борьбой, которую им придется вести при соприкосновении с пороком.”

265. Если некоторые духи избирают соприкосновение со злом как испытание, то есть ли такие, которые выбирают его из симпатии и желания жить в среде, соответствующей их вкусам, или для того, чтоб мочь матерьяльно предаться матерьяльным наклонностям?

“Конечно, есть такие, но это случается лишь с теми, чье нравственное чувство еще недостаточно развито: испытание приходит к ним само собой и дольше довлеет над ними. Рано или поздно они начинают понимать, что удовлетворение грубых страстей имеет для них самые плачевные последствия, каковые они будут претерпевать в. течение времени, которое покажется им вечностью: и Бог может оставить их в этом состоянии до той поры, пока они не поймут, своей ошибки и сами не изъявят желания искупить ее в благотворных испытаниях*.”

266 Не кажется ли естественным выбирать себе испытания менее мучительные?

“Для вас, да; для духа, нет: когда он отделен от материи, он лишается иллюзий и думает иначе.”

+ Здесь, на Земле, находясь под влиянием плотских идей, человек видит в этих испытаниях лишь мучительную их сторону: поэтому ему представляется естественным выбирать те из них, которые, с его точки зрения, могут быть сопряжены с матерьяльными наслаждениями; но в жизни духовной он сравнивает эти мимолетные и грубые наслаждения с ненарушенным блаженством, которое он предвидит, и тогда что значат для него какие-то преходящие страдания? Дух, стало быть, может избрать самое тяжкое испытание и, следовательно, существование самое мучительное в надежде быстрее достичь лучшего состояния, как больной нередко выбирает самое неприятное лекарство ради того, чтобы раньше поправиться. Так тот, кто хочет связать свое имя с открытием неизвестной страны, не избирает дороги, усыпанной цветами; он знает, каким опасностям подвергается, но он знает также о той славе, что ему уготована, если он добьется своего.

Ученье о свободе в выборе наших существований и испытаний, которым нам должно подвергнуться, перестает казаться необычайным, если принять во внимание то обстоятельство, что духи, освобожденные от материи, расценивают вещи иначе, нежели мы. Они видят свою цель, для них гораздо более серьезную, чем какие-либо мимолетные мирские наслаждения. По завершении каждого существования они видят и тот шаг, который ими только что сделан, и понимают, сколь они еще нуждаются в очищении, чтобы цели этой достичь: вот почему они добровольно подвергают себя всем превратностям телесной жизни, сами испрашивая те испытания, какие позволят им дойти быстрее. Так что не удивляйтесь тому, что дух не отдает предпочтения жизни самой приятной и легкой. Этой жизнью, лишенной невзгод и тягости, он не может наслаждаться в своем состоянии несовершенства: он предвидит ее, и ради того, чтобы достичь ее, он и стремится стать лучше.

Разве повседневно мы не имеем перед глазами своими примера подобного выбора? Человек, без минуты покоя работающий какую-то часть своей жизни, чтобы скопить состояние, — что это, если не сверхзадача, которую он ставит перед собой ради лучшего будущего? Военный, участвующий в рискованной компании; путешественник, пренебрегающий не менее серьезными опасностями в интересах науки или своего состояния, — что же это еще, как не добровольные испытания, которые должны доставить им почести и богатство, если только они вернутся из них живыми? Чему только не подвергает себя человек ради своей выгоды и славы? А всевозможные конкурсы и соревнования, разве не являются они также добровольными испытаниями, которым подвергают себя с целью возвыситься на избранном поприще деятельности? К сколько-нибудь значительному положению в науке, в искусстве, в какой-либо иной деятельности человек приходит, лишь пройдя чрез горнило низших положений, каковые суть не что иное, как испытания. Человеческая жизнь есть, таким образом, срисованное подобие жизни спиритуальной, мы находим в ней в уменьшенном виде те же перипетии. Если, стало быть, в здешней жизни мы зачастую выбираем самые трудные испытания ради цели более высокой, то почему бы тогда дух, коий видит дальше тела и для которого жизнь в теле лишь мимолетный эпизод, не избрал бы существование мучительное и исполненное трудов, если это существование должно подвести его к вечному блаженству? Те, кто говорят, что коль человек имеет право выбирать себе существование, то они тогда попросят быть принцами или миллионерами, походят на слепцов, которым зримо только то, до чего они дотрагиваются, или на детей-лакомок, которые на вопрос, кем бы они хотели быть, отвечают: кондитером или торговцем сладостями, Так путник, который в долине, окутанной туманом не видит ни длины, ни конца своего пути, поднявшись на вершину горы, охватывает взглядом и тот путь, что он уже прошел, и тот, который ему остается пройти; он видит свою цель и препятствия, которые еще предстоит одолеть, и может тогда с большим успехом определить, что ему надлежит делать для того, чтобы дойти. Воплощенный дух похож на путника у подножия горы; освобожденный от земных пут, он возвышается, как тот, кто стоит на вершине. Для путника цель есть отдых после тягот пути; для духа — это верховное блаженство после терзаний и испытаний.