АНКЕТА ДЕБЮТАНТА 20 страницаЕго думы вспугнул Тэмугэ-отчигин. Переступив порог юрты, младший брат смущенно-неуверенно кашлянул, проговорил: - К матери большие гости прибыли - наш дядя Даритай и двоюродный брат Хучар. - О-о! - удивленно округлил рот Тэмуджин, тряхнул головой, победно глянул на Боорчу и Джэлмэ. Если к нему пожаловал хитромудрый дядя, не боясь гнева Таргутай-Кирилтуха, то... - Зови скорее! - сказал Тэмугэ-отчигину. - Они сюда не идут. - Почему? - Об этом их спросила наша мать. Дядя сказал: негоже старшему идти на поклон к младшему. - Как, как? Опасливо поглядывая на брата, Тэмугэ-отчигин слово в слово повторил сказанное. Глаза Тэмуджина налились чернотой, по вздрагивающим щекам пятнами пошел румянец; сдавленно просипел: - Во-от что! - Бурно выдохнул из груди воздух, гневно загремел: Блудливые псы! Ждут, что я буду слизывать пыль с их гутул?! Гоните из куреня! Плетями! Нет, коровьим дерьмом! Боорчу, кличь нукеров. - Это можно. Это я сейчас,- весело отозвался Боорчу, но не побежал из юрты, даже не поднялся. - Это просто, Тэмуджин. Но когда я был маленьким, бабушка говорила мне: <Не бери горячий уголь голой рукой, обожжешь пальцы>. - Боорчу! - угрожающе крикнул Тэмуджин. - Ладно, я сделаю, как ты велишь. Но тебе не мешало бы послушать, что об этом скажет Джамуха. - Что Джамуха? Они мои родичи! - Джамуха - твой анда. И не ты ли говорил, что он для тебя ближе кровных братьев, что его душа - половина твоей души? Если так, обе половины должны быть в согласии. И как ни гневен был Тэмуджин, уразумел, что Боорчу говорит правильно. Молча отправился в юрту анды. Джамуха в легком шелковом халате и просторных мягких чаруках лежал на кошме, слушал седовласого сказителя улигэрча. Его лицо было задумчиво-сосредоточенным, казалось, он видит перед собой что-то особенное и не может решить, верить ли увиденному. Улигэрч сидел у почетной стены, рядом с Уржэнэ. Голос у него был с заметным дребезгом, таким, какой бывает у треснувшего котла, но сильный и гибкий; речь его завораживала складностью; слова как бы сцеплялись друг с другом, будто завитки на узорном войлоке, и бесконечной была цепь причудливого узора. Ленивый покой юрты, празднично-ублажающая речь улигэрча вызвали в душе Тэмуджина легкое презрение. Джамуха какое-то время смотрел на своего друга отрешенно, словно не узнавая или не понимая, почему он здесь. Знаком повелел улигэрчу замолчать, сел. - Наверное, опять дела? - В полувопросе Джамухи различима была досада. - Да. Важные. Приехали Хучар и Даритай-отчигин. - Гость - радость хозяина. Чем же ты обеспокоен? - Я не обеспокоен. Я злее раненого вепря. Дядя прибыл ко мне за почестями. Старшинством своим заносится. Джамуха сбросил с ног чаруки, натягивая гутулы, снизу вверх посмотрел на Тэмуджина, неодобрительно хмыкнул. - Почитать старших, анда, нам деды завещали. Разве Даритай не родной брат твоего отца? А Хучар кто тебе? Если мы не станем уважать ни родства, ни старшинства, что будет со всеми нами? Но ты ли говорил мне, что не держишь в сердце зла? - Они не берегли честь рода. Я ходил с кангой на шее, а они Смотрели на меня и пили, ели, и ни у одного не застряла кость в горле, ни один не поперхнулся! Не уважающие свой род могут ли требовать уважения к себе? Обувшись, Джамуха встал рядом с Тэмуджином будто меряясь с ним ростом. Он был на полголовы ниже Тэмуджина, уже в плечах. Насупился, шагнул в сторону. - Тэмуджин, ты все время оглядываешься назад. Это худо. Несогласие принесло не одному тебе, всем нойонам много разных бед. Унижали тебя. Но унижены были и твой дядя, и твои двоюродные братья. Пристало ли считать, кто больше, кто меньше? И надо ли, раздуваясь от гордости, возвышаться друг над другом, накликая на Свою голову новые беды? - Не я возвышаюсь над своими родичами... - начал было Тэмуджин и вдруг умолк, помолчав, сказал почти спокойно: - Твои слова, анда, разумны. Я их принимаю. Идем к моей матери. Он сказал не совсем то, что думал. В словах Джамухи была правота, но не она угасила гнев и убедила его. Понял вдруг куда более важное: Даритай-отчигин и Хучар приехали к нему, а не он к ним, Уже одним этим они поставили себя ниже его, Тэмуджина. Хитрый Даритай-отчигин, чтобы совсем не пасть в глазах своих нукеров и в своих собственных глазах, придумал ловкий ход. Ну и пусть хитрит, изворачивается. Разве это что-то меняет? И разве переломится шея, если он поклонится своему дяде? Чтобы кланялись тебе, умей и сам поклониться. Он первым переступил порог материнской юрты, медленно распрямился. Даритай-отчигин, Хучар сидели у стены с онгонами, разговаривали с матерью. Оба сразу же встали. Маленький верткий дядя бросился к нему с радостным воплем: - Наконец-то я вижу тебя, родной ты мой страдалец! И закрутился, оглядывая, ощупывая маленькими своими руками Тэмуджина. В суматохе, поднятой им, никто никому не поклонился, но все получилось очень пристойно. И Тэмуджин окончательно утвердился в своей догадке, даже больше, в узеньких вроде бы смеющихся глазах дяди он уловил что-то похожее на страх. От этого стало легко, будто свалил с плеч тяжелую ношу. За обедом Даритай-отчигин говорил без умолку, безбородое его лицо лучилось мелкими морщинками, можно было подумать, что он здесь самый счастливый. А Хучар был немногословен. Крупный, тяжеловесный, чернобородый, он держался в стороне, посматривал на Тэмуджина и Джамуху, что-то прикидывая в уме. - Эх, Тэмуджин!.. - Даритай-отчигин горестно сложил руки. - Печаль о тебе убавила мою жизнь на много лет. А сейчас смотрю на тебя, багатура, и годы возвращаются обратно... Но и обидел ты нас тоже... Пошел на меркитов - не позвал. Мы ли не твои самые близкие родичи? - Дело поправимое. - Тэмуджин спрятал усмешку. - Я собираюсь в кочевья Таргутай-Кирилтуха. Приглашаю... - Неужели дерзнешь? Силен ты стал, Тэмуджин. Таким же был твой отец, а мой любимый брат Есугей. Весь ты в него - лицом, умом, смелостью... Оэлун, я правильно говорю? Ну вот... Так почему же нам в таком случае не пойти на Кирилтуха? Пойдем, Хучар? Помедлив, Хучар буркнул: - Может, и пойдем. - Нам от Таргутай-Кирилтуха досталось в эти годы, - пожаловался Даритай-отчигин. - Тебе, Тэмуджин, легче было. Тебе что - колоду немного поносил и сбросил. А он у нас до сих пор на шее висит. Тэмуджин внимательно прислушивался к голосу дяди: врет или не врет? Как будто нет. Если здраво рассудить, так оно и получается. Задушить их Таргутай-Кирилтух не смог, но и ходу не дает. Он для них как тяжелый вьюк для скаковой лошади. Они будут рады скинуть его. Может быть, в самом деле ударить на тайчиутов? - Хучар, в бабки с нами сыграть не хочешь? - спросил, улыбаясь, Джамуха. - В бабки? - Хучар, углубленный в свои думы, не сразу понял его. А-а... Нет, в бабки играть не хочу. - И не играй. Снова обыграем... О Таргутай-Кирилтухе разговор напрасен. - Почему? - насторожился Тэмуджин. - Да потому... Опять старые болячки расковыривать? Начни разбираться, - каждый кем-то обижен, каждый кого-то обидел. Что же у нас получится? Сегодня сговоримся мы и разграбим улус Таргутай-Кирилтуха. А чей черед завтра? Нет, высокородные нойоны, эта дорога ведет к гибели. И тут я вам не попутчик. Надо жить по древнему степному обычаю, а не вымещать свои обиды, не приводить к покорности друг друга. Будем цапаться, и наши вольные племена поработят татары или найманы, меркиты или... Махнул рукой. - Что говорить... Для Тэмуджина это высказывание Джамухи было неожиданностью. Правда, о том, чтобы напасть на Кирилтуха, до этого речи не было, но Тэмуджин считал: рано или поздно он потребует у нойона тайчиутов ответа за все обиды, причиненные роду Есугея, и казалось, что анда не мыслит как-то иначе. Теперь, выходит, полагаться в этом деле на него он не может. Печально. - Старина, старина... - со вздохом сказал Даритай-отчигин. - Мы всей душой за то, чтобы у нас было как в прежние времена. Но Таргутай-Кирилтух... - Откочуете от него - и все! - перебил Отчигина Джамуха. - Степь велика, широка, всем места хватит. Даритай-отчигин замолчал. Тэмуджину показалось, что дядя не больно-то рвется к откочевке от Таргутай-Кирилтуха. Но почему? Напасть на него согласен, а просто откочевать не хочет. Что за этим кроется? - Счастливое старое время... - снова вздохнул Даритай-отчигин.- И как хорошо, что вы, молодые, чтите отцовские обычаи. Конечно, и у вас бывают небольшие заблуждения. Вы переманиваете людей из улуса тайчиутов. Ну, это можно... Но к вам бегут люди из моего куреня, из куреней Хучара, Алтана, Сача-беки-твоих близких родичей, Тэмуджин. Мы приехали просить: не принимайте наших рабов. Отсылайте обратно. - За этим и прибыли? - спросил Тэмуджин. Спросил спокойно, но внутри все закипело. Когда растаскивали улус отца, никто не вспомнил о старых обычаях, даже о простых приличиях. А теперь, видишь, как! - Людей принимает Тэмуджин, и я этого не одобряю, - сказал Джамуха. Тэмуджин еле сдержался, чтобы не крикнуть Джамухе: <Знаю, что не одобряешь, но ты мог бы и помолчать. Хотя бы сейчас>. Наклонился, пряча пылающее лицо, глухо сказал: - Я не сделаю с улусом Таргутай-Кирилтуха того, что он сделал с улусом моего отца, не стану возвращать мне принадлежащее копьем и мечом. Эти слова предназначались Джамухе, он уступал ему в одном, чтобы не уступить никому в другом. - Но я бы предал память о моем отце, если бы не сделал всего, дабы вернуть его владения. Я принимаю людей не чужих - они принадлежали моему отцу. Ты, мой дядя Даритай, ты, мой брат Хучар, какие владения считаете своими? Ваши курени со всем, что в них есть, часть улуса моего отца. Он поднял голову. Мрачное лицо Хучара стало еще мрачнее, Даритай-отчигин уже не жмурил свои хитрые глаза, безбородое его лицо сразу постарело. Этого, конечно, они не ждали. Хотя нет, скорей всего этого они и ждали, этого и боялись. Потому-то и не хотят откочевывать от Таргутай-Кирилтуха. Откочуют - он, Тэмуджин, все отберет-так рассуждают. А вот если пойдут вместе с ним на тайчиутов, окажут услугу, и у него уже не будет права отобрать курени. Кроме того, прельщает надежда нахватать в разбитом улусе тайчиутов добычи. Хитры, ну и хитры... Да, но чего добился он, бросив им в лицо слова правды? Теперь они будут знать, что от него добра им ждать не приходится. И они, ненавидя Кирилтуха, станут поддерживать тайчиутов. Пока это не страшно. Но кто знает, что там, впереди... Он взглянул на Джамуху. Анда выстругивает из щепки зубочистку, тени от длинных ресниц падают на глаза, от этого они непроницаемы, как ненастная ночь. Перевел взгляд на мать. Она стоит у очага с деревянным ковшом в руке, лицо напряженное, так и кажется, что сейчас бросится защищать его. Ну, не беда... Теперь ему известно, чего ждут, чего хотят дорогие родичи. А они знают, что он может сделать с ними, если вечное небо не обойдет его своими милостями. Сейчас можно поговорить и по-другому. - Я буду принимать людей из ваших куреней. Могу ли я сделать иначе? Таргутай-Кирилтух - враг. Вы под его рукой. Каждому ясно, как я должен поступить. Но все изменится, если вы уйдете от него. Не потребую ни единого человека, ни коня, ни барана, ни рваного аркана. Все, что у вас есть, - ваше. - Будь на твоем месте твой отец и мой любимый брат, он сказал бы так же! - Лучики морщин опять стали собираться у глаз Даритай-отчигина. Хучар угрюмо проговорил: - Лед можно растопить, слово - изменить. - Мое слово не лед, а белый камень. И в огне, и в воде остается одинаковым. А потом - имеющий голову должен думать и сам. Благодаря помощи моего анды и хана-отца Тогорила, у меня довольно скота, юрт и кибиток. Мне от вас ничего не нужно. Только не держитесь за хвост коня Таргутай-Кирилтуха. Разговор затянулся до позднего вечера. Уже в темноте Тэмуджин Провел гостей в свою юрту, распрощался и пошел к Борте. Он устал от споров, от приливов злости и обиды. Анда Джамуха прав: свое прошлое, свои старые боли надо отодвинуть, забыть. Это очень мешает. Но как забыть, отодвинуть, если боль - живая? Вот и Борте... Идет к ней, а в душе начинается такое, от чего хочется разбить свою голову. Там, в кочевьях меркитов, когда миновала первая радость встречи, он стал расспрашивать, как она жила, и осекся. То, что она должна была рассказать, еще не рассказанное каленым железом вошло в сердце. Он повернулся, ушел. С тех пор разговора об этом не заводил, но всегда помнил, что с ней было, и мучился сам, мучил Борте вспышками ненависти. В юрте жены горел небольшой огонь. Борте сидела у очага, гладко обструганной палкой размешивала в котле какое-то варево. - Ужинать будешь? - Нет. Дай что-нибудь попить. - Кумыса? - Лучше кислого молока. Он сел к огню. Жена взяла деревянную чашу, наклонилась к очагу, посмотрела - чистая ли? - сюда же подтянула бурдюк, осторожно, не пролив ни одной капли, наполнила чашу, протянула ему. - Ты подавала чашу и тому?.. - хрипло, не узнавая своего голоса, спросил он. Она опустила взгляд, промолчала, чаша в ее руке дрогнула, молоко пролилось через край. Он толкнул кулаком снизу вверх. Молоко выплеснулось, залило ее шелковый номрог, чаша покатилась к огню. Она ладонью вытерла молоко, подняла чашу, снова наполнила ее. - Тэмуджин, тебе лучше убить меня. У меня, кажется, будет ребенок, а я не знаю, твой ли он... - Она посмотрела на него измученным, тоскующим взглядом. - Я должна была умереть там... Но мне так хотелось увидеть снова тебя. В этом я виновата... Он взял из ее рук молоко, выпил, ударил чашу о камни очага (развалилась на три части) и вышел. Миновал последние юрты куреня, оказался в степи. На небе равнодушно перемигивались звезды, под подошвами гутул поскрипывала дресва, ломались сухие стебли травы. Сначала он шел быстро, почти бежал, но постепенно шаг становился ровнее... VIII Сизый морозный туман окутывал долины. Смутно темнели юрты куреня, а люди, мелькавшие у юрт, казались бесплотными духами. Джамуха постоял, глубоко вдыхая холодный воздух, и легким, бодрым шагом пошел к коновязи. Нукер сметал со спины его Беломордого пушистый иней. Конь беспокойно вертелся, и утоптанный снег звонко похрустывал под копытами. Джамуха потрепал коня по холке, положил на его спину потник, поверх потника чепрак, отороченный бахромой из мягкой кожи, на чепрак - седло с крутыми луками, окованными бронзовыми узорными пластинами, с бронзовыми же стременами, затянув подпруги, снял оброть и надел уздечку, плетенную из узких ремешков. Отступил на шаг - остался доволен: хороший конь, хорошая сбруя, и день впереди хороший - охота! В середине куреня собирались нукеры. Там становилось тесно и шумно. Шаман Теб-тэнгри раскладывал жертвенный огонь. Дым не поднимался вверх, а смешивался с морозным туманом и облаком висел над головами людей. Мимо, не заметив Джамуху, рысью проскакали нойоны Сача-беки и Хучар. За ними толпой валили нукеры на разномастных лошадях. Родичи Тэмуджина все-таки откочевали от тайчиутов. Их курени стоят недалеко отсюда. Первое время они держались особняком, настороженно, однако понемногу успокоились. Это будет первая совместная охота. По дороге должны присоединиться и Даритай-отчигин с Алтаном. Ведя коня в поводу, Джамуха пошел к огню. Воины расступались перед ним, торопливо кланялись. Сача-беки, коротконогий и, несмотря на годы, молодцеватый, с быстрым взглядом раскосых глаз, наклонился с седла. - Пора бы трогаться. Кого ждем, Тэмуджина? Джамуха огляделся. Все в сборе, но Тэмуджин еще не подъехал, и это, конечно, не очень хорошо. Запаздывая, он как бы ставит себя над другими, тогда как все они - равны. Однако ему не хотелось, чтобы Сача-беки и Хучар думали о побратиме плохо, потому сказал: - Не все люди еще готовы. Наконец появился Тэмуджин вместе с неразлучными Джэлмэ и Боорчу. Все трое были в простых бараньих шубах и мерлушковых шапках. Тэмуджин не выделялся ни одеждой, ни оружием, и седло, и узда на его коне были не лучше, чем у других. Анда не любит украшений, а может быть, с умыслом не хочет отличаться от своих нукеров - смотрите, я такой же, как все, и мне нужно не больше, чем всем. Едва Тэмуджин подъехал, Теб-тэнгри начал молитву о даровании охотникам счастья-удачи. Он был в полном шаманском облачении, звук металлических подвесок, голубоватых от изморози, был чист и звонок. По окончании молитвы, Тэмуджин сразу же тронул коня. Джамуха, вскочив на Беломордого, догнал его и, оттеснив Боорчу, поехал рядом. Застоявшийся конь рвал повод, суетливо перебирал ногами. - Пробежим? Пусть кони согреются. - Впереди трудный день. Силы коней надо беречь, - сказал Тэмуджин. - Как хочешь... Джамуха ослабил поводья. Беломордый пошел рысью, далеко вперед выкидывая тонкие ноги. Холодный ветер упруго ударил по лицу. Джамуха почему-то надеялся, что за ним поскачут и остальные. Оглянулся. Тэмуджин ехал шагом, рядом с ним опять был Боорчу, за ними - Сача-беки и Хучар, чуть приотстав, строем двигались остальные охотники. Конец строя тонул в морозном тумане. Джамуха подумал, что, если бы захотел пробежать анда, за ним перешли бы на рысь все. От этой мысли стало неприятно, он отогнал ее и осадил коня. Но поджидать охотников не стал. В стороне остались два куреня. Из одного прискакало около двадцати всадников - младшие братья Тэмуджина и брат Джамухи Тайчар со своими нукерами. В морозной мгле чернели юрты еще одного куреня. Здесь их поджидали Даритай-отчигин и Алтай Их люди врезались в строй сбоку, ломая его, сами нойоны подъехали к Тэмуджину. Он что-то им сказал, и они поскакали вдоль строя, наводя порядок. Джамуха усмехнулся. Анда Тэмуджин не очень-то почтительно встречает своих старших родичей. Туман понемногу начал оседать Сквозь него пробивались лучи восходящего солнца Показались горы, покрытые лесом. Снег стал глубже. За одинокими деревьями и кустами горбатились сугробы, на них темнели вмятины звериных следов. Неожиданно впереди Джамуха увидел полосу снега, измятого копытами коней. Полоса тянулась к вершине долины Как раз туда же направлялись и они Джамуха соскочил с седла, всмотрелся в следы, ощупал вмятины пальцами - люди проехали совсем недавно. И было их, судя по всему, чуть больше сотни. Он подождал своих, сказал Тэмуджину: - Нас опередили. Придется искать другое место. - Сначала посмотрим, кто эти охотники. - Это или тайчиуты, или люди, подвластные им - других тут быть не может,- сказал Алтан - Лучше нам туда не ходить. - Нас в пять-шесть раз больше. - Тэмуджин оглядел ряды охотников. - В случае чего мы их разом прихлопнем, - проговорил, загораясь, Сача-беки. Тэмуджин насмешливо поглядел на него, ничего не сказал, поехал по следам Джамуха поверстался с ним. - Анда Тэмуджин, звери есть и в других долинах. - Но мы еще дома решили охотиться здесь. Кто сворачивает с намеченной дороги, может заблудиться. Чего опасаешься? - Мне не хотелось бы никаких столкновений с тайчиутами. - А почему ты думаешь, анда Джамуха, что я ищу драки? Я тебе уже говорил не сделаю с Таргутай-Кирилтухом того, что он сделал со мной. Или ты мне не веришь? - Тебе я верю Но когда знаешь, что конь лягается, зачем лезть к нему с хвоста? - Все будет хорошо, анда Джамуха. Они подошли к лесу. Навстречу выехали три всадника. За деревьями прятались остальные. У каждого наготове лук и стрела. - Воевать собрались? - со смехом спросил Тэмуджин незнакомых всадников. Один из них, старик с маленькими слезящимися глазами, выпрямился в седле. - Мы пришли сюда облавить зверя. Зачем вы идете нашим следом? - Вы кто такие? - Я Улук-багатур. Там мои люди из племени чонос. - Почему вы не со своими владетелями тайчиутами? Улук-багатур проворчал: - Молодой, а знать хочешь много. Сам-то кто? - Вытер ладонью глаза, всмотрелся в лица людей - Э-э, да тут все наши, тайчиутские: Даритай, Алтан, Сача-беки, Хучар... Теперь я знаю, кто ты, парень. - Вы тоже ушли от тайчиутов? - Зачем нам бегать туда-сюда! Ищет потерявший, а мы ничего не теряли. - Ну, это дело ваше, - легко согласился с ним Тэмуджин. - Как, однако, быть сегодня? Нам надо уходить, искать другую долину. А зимний день короток. Ничего не добудем. Пойдем, шумом отгоним вашего зверя. Вы тоже ничего не добудете. Может быть, вы примете нас к себе? Старик повернулся к своим товарищам: - Что думаете вы? А? Один из них, постарше, покрутил головой. - При дележе добычи нам достанутся копыта. - Борджигины, известно, любят брать, но не любят отдавать, - добавил второй. Тэмуджин насупился. - Откуда тебе знать, какие мы есть, Борджигины? - А Даритай кто? В прошлом году взял у меня повозку, совсем новую Взамен хотел дать хорошего скакуна. Не дал. - Он врет! - привскочил на стременах Даритай-отчигин - Коня тебе послал, но, если он издох по дороге, я виноват? Завязалась перебранка. Тэмуджин слушал, сердито сверкая глазами. Вдруг резко крикнул: - Хватит! Ты получишь коня Из моего табуна. Сам выберешь. - Давно бы так! А то... - Так будем охотиться вместе? Улук-багатур почесал за ухом. - Ничего не сделаешь, придется. - Сразу видно мудрого человека... - Тэмуджин помолчал, что-то обдумывая. - Твой возраст высок, ты знаешь эти места лучше, чем мы, возьми поводья облавной охоты в свои руки. Все мы будем внимать твоему слову. - Наклонил перед Улук-багатуром голову, в знак покорности опустил руки. Другим нойонам и Джамухе ничего не осталось, как сделать то же самое. Джамуха подумал, что анда поступил правильно, но что-то ему все-таки не по душе, что-то не нравилось... Улук-багатур, удостоенный столь высокой чести, стал важным, даже глаза уже не слезились. Посмотришь - не нойон захудалого племени, подвластного другому, а сам хан найманский. Непререкаемым, отрывистым голосом распорядился, кто пойдет с правым, кто с левым крылом; из своих людей назначил главных. Стали разъезжаться Джамуха оказался рядом с Алтаном. Двоюродный дядя Тэмуджина, одетый в лисью доху, крытую зеленой материей, подпоясанный ярким шелковым кушаком, обиженно поджимал толстые губы, его красное, будто снегом натертое, лицо было пасмурным. - Почему мы должны облавить зверя как простые загонщики? Джамуха промолчал. - И все наш Тэмуджин, - не унимался Алтан. - Он тебя не заставлял ехать с загонщиками. - Не заставлял. Но и ни о чем не спрашивал. А спросить надо было. Джамухе нечего было сказать Алтану. Все верно. Тэмуджину следовало узнать, как на это смотрят они - равные с ним. Но он все решает сам. Решает правильно, тут ничего не скажешь. И все-таки... Охотники выстроились для загона - друг от друга на два полета стрелы. Джамуха представил, какой огромный угол леса охвачен облавой, и перестал думать о Тэмуджине. Охота - занятие, достойное настоящих мужчин. И день хороший. Морозная дымка растаяла бесследно, воздух стал до того прозрачным, что казалось, чуть напряги зрение - и на самых дальних горах можешь рассмотреть трещины в скалах, отдельные деревья. Толстые, пушистые хлопья снега лежали на лапах сосен и елей, мягкие сугробы укрывали палый лист, сухие сучья и валежины, от этого лес выглядел чистым, светлым, насквозь пронизанным ярким зимним светом. Беломордый шел ровным, спокойным шагом. Мерзло поскрипывало седло, позвякивали удила, справа негромко перекликались загонщики. По их голосам Джамуха выравнивал направление, сам тоже изредка подавал голос: - Эгей! На снегу видны были следы обитателей леса. Вот петляет глубокая, утоптанная заячья тропка, а тут пробежали косули, там паслись кабаны-снег изрыт, перемешан с землей... Добыча будет! Облавный круг понемногу уменьшался. В редколесье Джамуха уже видел соседей-загонщиков. Перевалили крутой пригорок, стали спускаться в долину, заросшую кустарниками и высокой, выбеленной осенними ветрами травой. Кое-где над этой низкой растительностью возвышались огромные стволы лиственниц с голыми ветвями. В черноте густого кустарника затрещали ветви, мелькнуло и исчезло серое пятно. Джамуха достал из саадака лук и стрелу. Беломордый теперь шел настороженно, прядал заиндевелыми ушами, пофыркивал. В душе Джамухи росло нетерпеливое желание броситься вперед, увидеть бегущего зверя, со звоном опустить тетиву лука. Но загонщик не имеет права отрываться от своих товарищей. За это сурово наказывают. После охоты виновника привяжут к дереву и бьют стрелами без железных наконечников. Тело становится пестрым от синяков и кровоподтеков... Ну, его-то к дереву не привязали бы. А может, попробовать кинуть строй и посмотреть, что будет? Ему стало весело от этой озорной мысли... На прогалину выскочил ошалелый заяц, присел, оглядываясь и двигая длинными ушами. Стрела Джамухи расшибла ему голову, на снегу ярко заалела кровь. Загонщики одобрительно гукнули. Он, не слезая с коня, подобрал добычу, приторочил к седлу. Справа опять затрещали кусты. Вдоль нити загонщиков тяжело бежал лось. Горбоносая голова поднята вверх, каменно-темные рога откинуты на спину. В боку торчат три обломленных стрелы, с них брызгами летит кровь. Джамуха вскинул лук, прицелился. Стрела ударила в шею. Лось запнулся, ткнулся головой в снег. Замычал и повалился на бок. - Ого-го! Какой великий мэрген! Джамуха был доволен: выстрел, что и говорить, удачный. Но у него не было времени задержаться у лося, осмотреть ею, выпить глоток хлещущей из раны крови. Звери, стиснутые в тугое кольцо, носились по зарослям кустарника. Треск веток, топот ног, щелканье копыт, облака взбитого снега, рев, крики людей подстегивали Джамуху. Он вертелся в седле, не в силах сидеть спокойно. Загонщики теперь двигались вплотную друг к другу, стремя в стремя. Вскоре они остановились. В кругу под кустами промелькнула мерлушковая шапка Тэмуджина. <А почему должен стоять я?> - удивился Джамуха, ударил коня, ворвался в толчею круга. Первой же стрелой свалил косулю, второй тяжело ранил гурана с красивыми ветвистыми рогами, добивать его не стал - это сделают потом и без него. Неожиданно конь резко остановился - впереди была глубокая рытвина. И в это время сбоку из мелких кустиков выскочил матерый кабан. На загривке дыбилась щетина, из клыкастого рта летела слюна. Торопливо натянул лук. Стрела впилась кабану в хребтину, но он даже не замедлил стремительного бега. Беломордый всхрапнул, кинулся в сторону. Джамуха вывалился из седла, кувырком полетел в рытвину. Снег забил глаза, ноздри. Вытираясь, услышал сдержанный смех загонщиков. Побежал догонять коня. Вскочив в седло, промчался через весь круг, не обращая внимания на обезумевших животных. Навстречу попались Сача-беки и Хучар. Они, не в пример ему, ехали шагом, стреляли неторопливо, с достоинством, как и подобает высокородным. Тэмуджина он нашел за пределами круга, под толстой лиственницей. Он стоял у огня рядом с Улук-багатуром. Шуба распахнута, шапка, запорошенная снегом, иглами рыжей хвои, сбита на затылок, высокий лоб блестит от пота. - А я только что послал за тобой! - весело крикнул он. - Ты почему весь в снегу? - Упал, - нехотя признался Джамуха, отмечая в уме, что анда послал за ним только после того, как побывал в кругу сам. Слез с коня. При падении ушиб ногу, сейчас она сильно заныла. Стараясь не хромать, подошел к огню, Присел на чье-то седло, потер колено. - Какая охота, анда Джамуха?! Я такой ни разу в жизни не видел. - Э-э, что это за охота! - с пренебрежением сказал Улук-багатур. - То ли было в старое время! Племена не знали розни, охотились вместе, и десять тысяч, и двадцать тысяч загонщиков выезжали на облаву. К огню подъехали Сача-беки, Бури-Бухэ и Хучар, чуть погодя Даритай-отчигин и Алтан. Все были разгорячены охотой, много говорили, смеялись, ели печень - кто сырую, кто слегка обжаренную на углях. Лиственничные сучья в огне громко щелкали, раскидывая красные искры. Шум, поднятый животными, стиснутыми в круг, крики людей понемногу стихали. От загонщиков пришли три старика, поклонились Тэмуджину и Улук-багатуру. - Великие повелители бесстрашных мэргенов! Вечное синее небо и добрые духи этих благословенных мест даровали вам богатую добычу Берите, что дано, но знайте: путник в безводной степи, опорожнив сразу бурдюк с питьем, поступит неразумно. Ваш путь и путь ваших детей далек-будьте бережливыми. Улук-багатур молитвенно сложил руки. - Добрые духи этих гор и долины, благодарим за щедрую милость! Смотрите: мы не берем ничего лишнего, ненасытной жадности нет места в наших сердцах... А вы, мудрые старцы, хранители наших обычаев, подите и разорвите круг. Большие и малые звери, оставшиеся в живых, пусть будут живы, пусть множатся! Старики снова низко поклонились, но не уходили, ждали слова Тэмуджина. - Идите. Что могу добавить я к сказанному достойным и много знающим Улук-багатуром? Джамуха с уважением подумал: <Умен мой анда! Кто-то другой на его месте не удержался бы от искуса показать свое знание обычаев и умение говорить не менее затейливо и красиво, чем старика>. Загонщики начали выволакивать убитых животных на чистую поляну. Длинными рядами лежали окровавленные косули, изюбры, лоси, кабаны, кабарожки, зайцы. Нойоны отправились делить добычу - каждому по количеству его людей. Подсчитали, кому сколько достанется, но Тэмуджин вдруг решил, что делить так нельзя. - Племя чонос невелико. Будет справедливо, если сильные помогут слабым. Выделим чоносам долю сверх всего. Благодаря умной распорядительности мудрого Улук-багатура мы стали обладателями этой добычи. Вознаградим его и за это особой долей.
|
