И ЕГО РЕАЛЬНЫЕ ИСТОЧНИКИ

Подлинник настоящей Конвенции, английский, арабский, испанский, китайский, русский и французский тексты которой являются равно аутентичными, сдается на хранение Генеральному секретарю Организации Объединенных Наций.

В удостоверение чего нижеподписавшиеся полномочные представители, должным образом уполномоченные своими правительствами, подписали настоящую Конвенцию.

Совершено в Вене двадцать третьего августа тысяча девятьсот семьдесят восьмого года.

(Подписи)

 

Роман А.С.Пушкина «Дубровский» в 7-ом классе.

1. Многообразие приемов изучения эпических произведений в средних классах (А.С.Пушкин «Дубровский).

 

Диапазон методических решений при изучении романа «Дуб­ровский» гораздо более широк, тем более, что произведение изу­чалось то в 6-м, то в 5-м, то в 7-м классах. Н. И. Кудряшев (1950), Т. Ф. Курдюмова (1959), И. И. Аркин (1960), Т. В. Звере (1966), М. А. Снежневская (1968,1978), В. Г. Маранцман (1974), М. Д. Пушкарева (1976), Н. Я. Мещерякова (1976) предложи­ли различные системы уроков и приемы, способствующие ос­воению пушкинского романа. Как правило, путь анализа «вслед за автором» оказывается наиболее эффективен и поси­лен для учеников. Пониманию композиции романа способ­ствует сопоставление его плана и окончательного текста, про­яснению авторской позиции — стилистический анализ, вклю­чающий сопоставление разных редакций романа. Установка на чтение романа может быть создана заочной экскурсией «Барская усадьба», которая вводит учеников в атмосферу про­изведения и дает необходимый исторический комментарий к тексту. После урока ученикам предлагается ответить на воп­росы, выявляющие все стороны читательского восприятия (эмо­ции, воображение, осознание содержания и формы). На сле­дующем уроке, суммируя читательские впечатления учени­ков, учитель создает установку на анализ, обсуждая проблем­ный вопрос: «Почему Дубровского при всех доблестях пресле­дуют неудачи?». Неизбежность катастроф, которые всякий раз подстерегают полюбившегося школьникам героя, требуют об­думывания всего течения романа, сопоставления сюжетных линий отцов и детей. Беседа по первой главе романа «Ссора друзей» помогает понять, почему разрушено «долгое согла­сие» Дубровского и Троекурова. Урок «Отец и сын» дает воз­можность проследить развитие конфликта до сцены суда, которая предлагается ученикам для устного рисования. Сопостав­ление эпизодов приезда в Кистеневку В. Дубровского и Трое­курова приводит к мысли о том, что добрые намерения людей не в силах преодолеть социальный закон. Поворотный момент в развитии сюжета, «Пожар в Кистеневке», по мнению мето­дистов, полезно укрупнить, составляя киносценарий. Следу­ющее звено сюжета на уроке «Учитель», связанное с превра­щением В. Дубровского в Дефоржа, раскрывается в цепочке пересказов с изменением лица рассказчика (случай с медве­дем — от лица Троекурова, обед в Покровском — от лица Вла­димира Дубровского). Отношения Маши Троекуровой и Вла­димира Дубровского на уроке «Любовь и бегство» могут быть раскрыты в процессе составления учениками монтажа для выразительного чтения. Чтение диалогов помогает не только эмоционально приблизиться к героям, но и понять мотивы их поступков и чувств.

Сопоставление изящного циника Верейского и грубого дес­пота Троекурова, не лишенного, однако, человеческих чувств, проходит в диспуте, организованном вопросами учителя. Зак­лючительный урок «Судьба героя» проходит как сопоставле­ние чернового плана и композиции романа и размышление над тем, завершен ли роман и отчего Пушкин не захотел его печатать.

 

НЕНАПЕЧАТАННЫЙ РОМАН

И ЕГО РЕАЛЬНЫЕ ИСТОЧНИКИ

 

Роман «Дубровский» был написан Пушкиным поразитель­но быстро. 21 октября 1832 г. начата первая глава. Главы рождаются одна за другой. Энергия письма напоминает ритм «болдинской осени», хотя роман пишется в Петербурге. В этой стремительности, даже в том, что роман нетерпеливо пишет­ся карандашом, — след увлечения Пушкина своим замыс­лом, который в ходе работы меняется, становится все более широким и значительным. После небольшого перерыва рабо­та над романом возобновляется, и 6 февраля 1833 г. Пушкин заканчивает 19-ю главу. Рукопись носит следы тщательной правки. Но в печать Пушкин роман не отдает. Он остался в бумагах поэта и только в 1842 г. увидел свет. Издатели дали роману название «Дубровский».

Жесткая цензура николаевского царствования не помешала Пушкину попытаться напечатать «Медного всадника», выпус­тить в свет «Историю Пугачева», «Капитанскую дочку». Однако «Дубровского» Пушкин и не пробует печатать¹. Несмотря на раз­решение цензуры, появление «Дубровского» уже после смерти писателя было воспринято реакционной критикой как «восхва­ление преступлений». Может быть, возможность такого отклика на роман останавливала Пушкина? Но вряд ли можно объяснить решение Пушкина не печатать «Дубровского» лишь такого рода опасениями. По общему мнению, «Дубровский» — незавершенное произведение. Судя по одному из дошедших до нас черновых пла­нов, роман должен был иметь третий том, содержание которого пред­ставлялось Пушкину таким:

Жизнь Марьи Кириловны.

Смерть князя Верейского.

Вдова.

Англичанин.

Свидание.

Игроки.

Полицмейстер.

Развязка.

Незавершенность романа, однако, весьма условна. «Дубров­ский» в том виде, в каком он существует, представляет собою художественное целое. Финалы многих пушкинских произве­дений в силу своей нетрадиционности создают впечатление незаконченности действия («Евгений Онегин», «Борис Году­нов», «Пир во время чумы», не говоря уже о неясности исхо­да в романтических поэмах «Кавказский пленник», «Бахчи­сарайский фонтан»). Пушкин в широких полотнах не любил ставить последней точки. В представлении поэта жизнь неис­черпаема и завершенность сюжетной схемы казалась Пушки­ну, как впоследствии Чехову, искусственной². Но даже если согласиться с мнением о незавершенности романа, возникает неизбежный вопрос: что помешало Пушкину опубликовать «Дубровского»?

Первые критические отзывы о «Дубровском» намечают еще один мотив, который мог заставить Пушкина отказаться от печатания романа. Критик «Санкт-Петербургских ведомостей» сразу после выхода романа в свет, в 1841 г., писал: «Молодой Дубровский кажется нам лицом не русской природы. Это ка­кая-то смесь Фрадиаволо и Карла Моора — русский офицер, который из мщения и ненависти делается атаманом разбой­ников, потом под личиною гувернера-француза скрывается в доме Троекурова, смертельного врага своего; ловкий и хит­рый удалец, который, будучи преследуем полициею, в этом самом доме, без важной побудительной причины, грабит но­чью одного гостя и открывает ему свое имя... — все это не весьма естественно, в радклифовском, а не в пушкинском духе. Впрочем, при прелести рассказа не весьма правдоподобное содержание этой повести занимательно в высшей степени»¹. Критик отбрасывает психологические и социальные мотиви­ровки поступков героя и таким образом превращает «Дубров­ского» в пародийную копию разбойничьих и авантюрных ро­манов, столь популярных в начале прошлого века. Это давало повод, хотя и с оговорками, сделать заключение о художе­ственном несовершенстве романа, которым и объясняли не­желание Пушкина печатать «Дубровского». Вероятно, такая позиция была и политически в то время весьма удобна. Объя­вить бунтующего героя порождением не русской действитель­ности, а плодом западных влияний значило освободить роман от острого социального содержания.

Однако пушкинский герой не был плодом литературных фантазий.

«Роман "Дубровский", — писал первый биограф Пушкина П. И. Бартенев, — внушен был Нащокиным. Он рассказывал Пуш­кину про одного белорусского небогатого дворянина, по фамилии Островский (как и назывался сперва роман), который имел про­цесс с соседом за землю, был вытеснен из именья и, оставшись с одними крестьянами, стал грабить, сначала подьячих, потом и дру­гих. Нащокин видел этого Островского в остроге»².

В советском литературоведении выяснена широкая реальная основа «Дубровского»¹. Пушкину было известно судебное дело нижегородского помещика Дубровского, у которого в 1802 г. незаконно было отнято имение его родственника. Уездный суд утвердил это решение, оставив поместье за женой губернско­го прокурора. Дубровский, однако, послал своих крестьян в отнятое имение, чтобы они привезли оттуда лес. Своих пре­следователей, сержанта и солдат, крестьяне готовы убить «по приказу» барина.

Этот сюжет был характерен для русской действительности 30-х годов. Его типичность проступает в определенном сход­стве фабулы «Дубровского» и романа Лермонтова «Вадим». По мнению И. Л. Андроникова, это сходство объясняется тем, что Пушкин и Лермонтов исходили из общего источника — дела Крюкова и Муратова².

При всем многообразии прототипов Дубровского исследова­тели склоняются к тому, что основными впечатлениями, по­ложенными в основу романа, оказались болдинские.

Перед началом работы над романом Пушкин снова побы­вал в Болдине, где недовольные крестьяне требовали смеще­ния управляющего. П. А. Вяземский писал жене: «Может быть, едет и Пушкин через Москву в Нижегородскую дерев­ню унимать своих лафайетов и шатобрианов»³. В романе со­хранились и гнев нижегородских крестьян, и многие реаль­ные названия, связанные с этими местами. Действительно Кистеневка — соседнее с Болдином сельцо, находившееся в 135 верстах от Волги и полученное поэтом от отца в 1830 го­ду. А в Нижегородском уезде жил помещик Иван Федорович Троекуров, владевший огромными вотчинами. Но не следует преувеличивать воздействия на Пушкина местного материа­ла, который входил в состав романа преображенным мыслью писателя, сопряженным со множеством других «иногородних» фактов.

Местом действия «Дубровского» Пушкин сделал Поволжье — колыбель многих крестьянских восстаний на Руси. Однако впечатления жизни псковского края также не обойдены в «Дуб­ровском». Крепостной быт Покровского во многом напомина­ет нравы, царившие в Петровском, имении двоюродного деда Пушкина, генерал-майора Петра Абрамовича Ганнибала. Гру­бость, необузданность темперамента, властность и «чадолю­бие» при этом — все эти черты в их странном сочетании ока­зались в образе К. П. Троекурова. Даже пейзажи романа не­сут в себе следы Михайловских впечатлений Пушкина¹. Регу­лярный парк Покровского похож на расчерченный липовыми аллеями Петровский парк. Даже дорога от Покровского до Кистеневки оказывается подобием пути от Петровского в Михайл овское: «Он ехал берегом широкого озера, из которого вытекала речка и вдали извивалась между домами... Выехав из деревни, поднялись они на гору, и Владимир увидел бере­зовую рощу и влево на открытом месте серенький домик с красною кровлею; сердце в нем забилось: перед собою видел он Кистеневку и бедный дом своего отца».

Эти и другие детали (письмо Егоровны очень похоже на письмо няни Пушкина — Арины Родионовны) давали повод говорить об «интимной близости образа Дубровского к Пуш­кину» (Н. О. Лернер, И. Н. Кубиков). Видя смысл романа в сопоставлении судеб и положения новой знати и обедневшей аристократии, «Дубровского» называли своеобразной «автор­ской исповедью» Пушкина². Широта реальной основы рома­на, личностная окраска многих его мотивов и ситуаций отво­дят упрек в чисто литературном «происхождении» романа. Таким образом, ни опасение цензуры, ни подчиненность про­изведения литературной традиции не могут быть серьезными объяснениями того, что Пушкин не напечатал роман.