ГЛАВА V. Похороны совершились на третий день. Тело бедного старика лежало на

 

 

Похороны совершились на третий день. Тело бедного старика лежало на

столе, покрытое саваном и окруженное свечами. Столовая полна была дворовых.

Готовились к выносу. Владимир и трое слуг подняли гроб. Священник пошел

вперед, дьячок сопровождал его, воспевая погребальные молитвы. Хозяин

Кистеневки в последний раз перешел за порог своего дома. Гроб понесли рощею.

Церковь находилась за нею. День был ясный и холодный. Осенние листья падали

с дерев.

При выходе из рощи, увидели кистеневскую деревянную церковь и кладбище,

осененное старыми липами. Там покоилось тело Владимировой матери; там подле

могилы ее накануне вырыта была свежая яма.

Церковь полна была кистеневскими крестьянами, пришедшими отдать

последнее поклонение господину своему. Молодой Дубровский стал у клироса; он

не плакал и не молился - но лицо его было страшно. Печальный обряд кончился.

Владимир первый пошел прощаться с телом - за ним и все дворовые - принесли

крышку и заколотили гроб. Бабы громко выли; мужики изредко утирали слезы

кулаком. Владимир и тех же 3 слуг понесли его на кладбище - в сопровождении

всей деревни. Гроб опустили в могилу - все присутствующие бросили в нее по

горсти песку - яму засыпали, поклонились ей, и разошлись. Владимир поспешно

удалился, всех опередил, и скрылся в Кистеневскую рощу.

Егоровна от имени его пригласила попа и весь причет церковный на

похоронный обед - объявив, что молодой барин не намерен на оном

присутствовать - и таким образом отец Антон?, попадья Федотовна и дьячок

пешком отправились на барский двор, рассуждая с Егоровной о добродетелях

покойника и о том, что, повидимому, ожидало его наследника. (Приезд

Троекурова и прием ему оказанный были уже известны всему околодку, и

тамошние политики предвещали важные оному последствия.)

- Что будет - то будет, - сказала попадья, - а жаль, если не Владимир

Андреевич будет нашим господином. Молодец, нечего сказать.

- А кому же как не ему и быть у нас господином, - прервала Егоровна.-

Напрасно Кирила Петрович и горячится. Не на робкого напал - мой соколик и

сам за себя постоит - да и, бог даст, благодетели его не оставят. Больно

спесив Кирила Петрович! а небось поджал хвост, когда Гришка мой закричал

ему: Вон, старый пес! - долой со двора!

- Ахти, Егоровна, - сказал дьячок, - да как у Григорья-то язык

повернулся, я скорее соглашусь, кажется, лаять на владыку, чем косо

взглянуть на Кирила Петровича. Как увидишь его, страх и трепет и краплет пот

?, а спина-то сама так и гнется, так и гнется...

- Суета сует, - сказал священник, - и Кирилу Петровичу отпоют вечную

память, всь как ныне и Андрею Гавриловичу, разве похороны будут побогаче, да

гостей созовут побольше - а богу не всь ли равно!

- Ах, батька! и мы хотели зазвать весь околоток, да Владимир Андреевич

не захотел. Небось у нас всего довольно, - есть чем угостить, да что

прикажешь делать По крайней мере, коли нет людей, так уж хоть вас уподчую,

дорогие гости наши.

Сие ласковое обещание и надежда найти лакомый пирог ускорили шаги

собеседников и они благополучно прибыли в барской дом, где стол был уже

накрыт и водка подана.

Между тем Владимир углублялся в чащу дерев, движением и усталостию

стараясь заглушать душевную скорбь. Он шел не разбирая дороги; сучья

поминутно задевали и царапали его, нога его поминутно вязла в болоте, - он

ничего не замечал. Наконец достигнул он маленькой лощины, со всех сторон

окруженной лесом; ручеек извивался молча около деревьев, полобнаженных

осенью. Владимир остановился, сел на холодный дерн, и мысли одна другой

мрачнее стеснились в душе его... Сильно чувствовал он свое одиночество.

Будущее для него являлось покрытым грозными тучами. Вражда с Троекуровым

предвещала ему новые несчастия. Бедное его достояние могло отойти от него в

чужие руки - в таком случае нищета ожидала его. Долго сидел он неподвижно на

том же месте, взирая на тихое течение ручья, уносящего несколько поблеклых

листьев - и живо представляющего ему верное подобие жизни - подобие столь

обыкновенное. Наконец заметил он, что начало смеркаться - он встал и пошел

искать дороги домой, но еще долго блуждал по незнакомому лесу, пока не попал

на тропинку, которая и привела его прямо к воротам его дома.

Навстречу Дубровскому попался поп со всем причетом. Мысль о несчастлив

ом предзнаменовании пришла ему в голову. Он невольно пошел стороною и

скрылся за деревом. Они его не заметили и с жаром говорили между собою,

проходя мимо его.

- Удались от зла и сотвори благо, - говорил поп попадье, - нечего нам

здесь оставаться. Не твоя беда, чем бы дело ни кончилось. - Попадья что-то

отвечала, но Владимир не мог ее расслышать.

Приближаясь увидел он множество народа - крестьяне и дворовые люди

толпились на барском дворе. Издали услышал Владимир необыкновенный шум и

говор. У сарая стояли две тройки. На крыльце несколько незнакомых людей в

мундирных сертуках, казалось, о чем-то толковали.

- Что это значит, - спросил он сердито у Антона, который бежал ему

навстречу. - Это кто такие, и что им надобно? - Ах, батюшка Владимир

Андреевич, - отвечал старик, задыхаясь. - Суд приехал. Отдают нас

Троекурову, отымают нас от твоей милости!..

Владимир потупил голову, люди его окружили несчастного своего

господина. - Отец ты наш, - кричали они, цалуя ему руки, - не хотим другого

барина, кроме тебя, прикажи, осударь, с судом мы управимся. Умрем, а не

выдадим. - Владимир смотрел на них, и странные чувства волновали его. -

Стойте смирно, - сказал он им, - а я с приказными переговорю. - Переговори,

батюшка, - закричали ему из толпы, - да усовести окаянных.

Владимир подошел к чиновникам. Шабашкин, с картузом на голове, стоял

подбочась и гордо взирал около себя. - - Исправник, высокой и толстый

мужчина лет пятидесяти с красным лицом и в усах, увидя приближающегося

Дубровского, крякнул, и произнес охриплым голосом: - Итак, я вам повторяю

то, что уже сказал: по решению уездного суда отныне принадлежите вы Кирилу

Петровичу Троекурову, коего лицо представляет здесь г. Шабашкин. -

Слушайтесь его во всем, что ни прикажет, а вы, бабы, любите и почитайте его,

а он до вас большой охотник. - При сей острой шутке исправник захохотал, а

Шабашкин и прочие члены ему последовали. Владимир кипел от негодования. -

Позвольте узнать, что это значит, - спросил он с притворным холоднокровием у

веселого исправника. - А это то значит, - отвечал замысловатый чиновник, -

что мы приехали вводить во владение сего Кирила Петровича Троекурова и

просить иных прочих убираться по-добру по-здорову. - Но вы могли бы,

кажется, отнестися ко мне, прежде чем к моим крестьянам - и объявить

помещику отрешение от власти... - А ты кто такой, - сказал Шабашкин с

дерзким взором. - Бывший помещик Андрей Гаврилов сын Дубровский волею божиею

помре, - мы вас не знаем, да и знать не хотим.

- Владимир Андреевич наш молодой барин, - сказал голос из толпы.

- Кто там смел рот разинуть, - сказал грозно исправник, - какой барин,

какой Владимир Андреевич, - барин ваш Кирила Петрович Троекуров - слышите

ли, олухи.

- Как не так, - сказал тот же голос.

- Да это бунт! - кричал исправник. - Гей, староста сюда!

Староста выступил вперед.

- Отыщи сей же час, кто смел со мною разговаривать, я его!

Староста обратился к толпе, спрашивая, кто говорил? но все молчали;

вскоре в задних рядах поднялся ропот, стал усиливаться и в одну минуту

превратился в ужаснейшие вопли. Исправник понизил голос и хотел было их

уговаривать. - Да что на него смотреть, - закричали дворовые, - ребята!

долой их! - и вся? толпа двинулась. - Шабашкин и другие члены поспешно

бросились в сени - и заперли за собою дверь.

- Ребята, вязать?, - закричал тот же голос, - и толпа стала напирать...

- Стойте, - крикнул Дубровский. - Дураки! что вы это? вы губите и себя и

меня. - Ступайте по дворам и оставьте меня в покое. Не бойтесь, государь

милостив, я буду просить его. Он нас не обидит. Мы все его дети. А как ему

за вас будет заступиться, если вы станете бунтовать и разбойничать.

Речь молодого Дубровского, его звучный голос и величественный вид

произвели желаемое действие. Народ утих, разошелся - двор опустел. Члены

сидели в сенях?. Наконец Шабашкин тихонько отпер двери, вышел на крыльцо и

с униженными поклонами стал благодарить Дубровского за его милостивое

заступление. Владимир слушал его с презрением и ничего не отвечал. - Мы

решили, - продолжал заседатель, - с вашего дозволения остаться здесь

ночевать; а то уж темно, и ваши мужики могут напасть на нас на дороге.

Сделайте такую милость: прикажите постлать нам хоть сена в гостиной; чем

свет, мы отправимся во-свояси.

- Делайте, что хотите, - отвечал им сухо Дубровский, - я здесь уже не

хозяин. - С этим словом он удалился в комнату отца своего, и запер за собою

дверь.