ЧЕЛОВЕК ДЕЛА

 

 

Сэм Слокер знал толк в виски, в пшенице, в часах, в морских свинках, в

колесной мази, в чулках, в ракушках, в сортах индиго, в бриллиантах, в

подошвах, в фотографиях и во многом другом. Когда я встретил его в первый

раз в Оклахоме, он торговал эликсиром собственного производства,

противоядием от укусов бешеных ящериц. В Миннесоте мы столкнулись с ним у

стойки багроволицей вдовы, трактирщицы миссис Пирлс. Он предлагал вдове свои

услуги в качестве мозольного оператора за одну бутылку шотландского виски.

- Ну, Сэм, расскажите, - попросил я, когда бутылки были уже откупорены,

- как вышло, что доллары стали для вас нумизматической редкостью, и мозоли

мисс Пирлс чуть не сделались жертвой вашей финансовой политики.

Сэм задумчиво сплюнул на кончик моего сапога и нехотя проронил:

- Не люблю я попов.

- О, Сэм, - энергично запротестовал я, - вы знаете, что никогда в нашем

роду не было длиннорясых.

- Да нет, - угрюмо проворчал он, - я говорю об этом старом мерзавце, об

этой клистирной кишке, об этом кроличьем помете, о дакотском мормоне. Ведь

собаке цены не было, я мог бы продать каждого щенка не меньше чем за тысячу

долларов.

- А пес был ваш? - неуверенно спросил я, боясь, что не совсем точно

поспеваю за ходом мыслей Сэма Слокера.

- Ну да, мой. Я получил его еще щенком от сторожа питомника за пачку

табаку. Когда дакотское преподобие увидел собаку на выставке, у него хребет

затрясся от восторга. Тогда же я и продал ему собаку с условием, что первые

щенята - мои. У меня уже и покупатели были. А, проклятый пророк, попадись ты

мне, гнилая твоя селезенка, был бы ты у меня кладбищенским мясом!

- Ну, и что же? - с интересом спросил я. Сэм яростно стукнул кулаком по

столу:

- Эта церковная росомаха, этот скаред убил ее из-за куска протухшего

ростбифа. Что же, по-вашему, собака так и должна сидеть на диете? Да еще

такая благородная собака. Нет, пусть я буду на виселице, пусть мною

позавтракают койоты, если я не прав. У этого святоши от жадности свихнуло

мозги набекрень, когда он обнаружил, что его мясные запасы тают. Нет собаки,

нет щенят - пропали мои доллары.

- Да, - сочувственно заметил я, - история, действительно, неприятная.

Прощаясь, Сэм протянул мне руку и уже в дверях процедил сквозь зубы:

- Только одно и утешает меня, что тащить мясо приучил собаку я сам. Всю

зиму у меня был довольно недурной мясной стол.

 

1908 г. (Э. Паперная)

 

 

И. А. Бунин

 

СОНЕТ

 

 

Поп сив и стар. Глаза красны от слез.

Одна забота - зажигать лампады.

Жена в гробу. И дочка за оградой.

Последний друг - худой, облезлый пес.

 

Теперь попу уже не много надо:

Краюшку хлеба, пачку папирос.

Но жаден пес. С ним никакого сладу.

Лукав, хитер. И мясо он унес.

 

Нет, так нельзя! В глазах усталых пламень.

Поп, ковыляя, тащится в сарай.

Берет топор. И, наточив о камень,

Псу говорит в последний раз: прощай

 

Топор взлетел в широком плавном взмахе,

И заалела киноварь на плахе.

 

1913 г (А. Финкель)

 

 

Н. Гумилев

 

I

 

 

У истоков сумрачного Конго,

Возле озера Виктория-Нианца

Под удары жреческого гонга

Он свершал магические танцы

Бормотанье, завыванье, пенье,

Утомясь, переходило в стоны,

Но смотрел уже без удивленья

Старый пес - подарок Ливингстона

 

II

 

 

Пестрый сеттер, быстр как ветер,

Всех был преданней на свете,

Не воришка и не трус

Но для старых и голодных

Добродетели бесплодны,

Драгоценней мяса кус

Пестрый пес лежал так близко,

Мяса кус висел так низко,

Над землей всего лишь фут

И открылась в сердце дверца,

А когда им шепчет сердце,

Псы не борются, не ждут

 

III

 

 

Сегодня ты как-то печально глядишь на ковры и обои

И слушать не хочешь про страны, где вечно ласкающий май

Послушай, огни погасим, и пригрезится пусть нам обоим,

Как жрец, разозлившись на пса, смертоносный схватил ассегай.

 

Помчалось копье, загудя, убегавшей собаке вдогонку,

И, кровью песок обагрив, повалился наказанный пес.

Послушай, - на озере Ньянца, под звуки гудящего гонга,

Жил сеттер голодный и быстрый, и мясо жреца он унес...

 

1914 г. (А. Финкель)

 

 

Анна Ахматова

 

Я бедный попик убогий,

живу без улыбок и слез.

Ах, все исходил дороги

со мною немощный пес.

 

Обветшала грустная келья,

скуден мяса кусок.

И его в печальном весельи

куда-то пес уволок.

 

И смерть к нему руки простерла...

Оба мы скорбь затаим.

Не знал я, как хрупко горло

под ошейником медным твоим.

 

1914 г. (Э. Паперная)

 

 

Максимилиан Волошин

 

Псу-супостату, взалкавшему мясо!

Зри, на себе раздираю я рясу

И проклинаю тебя я теперь,

Зверь нечувствительный, неблагодарный,

Тать, сластолюбец, лукавый, коварный,

Скверны исполненный, мерзостный зверь.

Буду судиться с тобою я ныне:

Мать родила тебя ночью в полях,

И, о тебе не заботясь, о сыне,

Пуп не обрезала, и не омыла,

И не посолила, и не повила,

Бросила тя на попрание в прах.

Сукой забытый щенок беспризорный,

Был уготован ты смерти позорной.

Я ж тебе молвил: живи во крови.

Жалости полный, слезою Рахили

Вымыл, покрыл тебя епитрахилью

И сочетался с тобою в любви.

Шерсть расчесал твою, блох уничтожил,

У очага разостлал твое ложе,

В пищу дарил тебе лучший кусок.

Ты ж возгордился, безумный щенок,

Сам непомерной облек себя властью,

Полный желаний беспутных, больных,

И распалялся нечистою страстью

К изображениям на мясных.

И, насбирав в околотке паршивых

Псов, доброты моей не оценя,

Ты, блудодейственный, ты, похотливый,

Мясо украл у меня, у меня!

Гнев изолью, истощу свою ярость,

Буду судиться с тобой до конца,

Семя сотру, прокляну твою старость,

От моего не укрыться лица.

Ты не избегнешь положенной кары,

Шею подставлю твою под удары,

Поволоку тебя сам на позор,

Сам подыму на тебя я топор,

Прах орошу искупительной кровью,

Ибо тебя возлюбил от всех псов я,

Больше Барбоса и больше Жужу.

Полный страдания, ныне гляжу

Я на твои неизбывные муки,

Но не опустятся грозные руки,

Ибо я полн справедливости, пес,

Ибо я правды нездешней орудье,

Ибо свершаю не месть - правосудье,

Ибо ты мясо иерея унес...

 

1917 г. (А. Финкель)

 

 

Василий Каменский

 

Жил поп мордастый

и пес зубастый

в ладу, как всякие скоты,

и даже выпили на "ты".

Какую ж кличку,

какую ж кличку

псу подарил расстрига поп?

"Сарынь на кичку,

сарынь на кичку,

паршивый пес, ядреный лоб".

Пес заворчал -

"с костями баста,

добуду мяса, коль я не трус".

И тотчас в кухне заграбастал

он у попа

огромный кус.

Поп увидал, что кус похищен,

и ретивое сдержать не смог.

"Подлец ты,

шельма,

голенище!

Полкварты дегтя лаптем в бок!"

 

1918 г. (А. Розенберг)

 

 

Михаил Зощенко