Комментарии. училищ» выработала через четыре года «Устав о народных училищах», утвержденный императрицей, согласно которому в губернских и уездных городах предполагалось

училищ» выработала через четыре года «Устав о народных училищах», утвержденный императрицей, согласно которому в губернских и уездных городах предполагалось открыть соответственно главные и малые учили­ща; большой популярностью училища эти в самом деле не пользовались, и власти вынуждены были даже вербовать туда учеников принудительно. Близкие мысли об опасностях, которыми чревато просвещение русского народа, высказывал Жозеф де Местр в i8io г. в «Пяти письмах о народном образовании в России», адресованных министру просвещения графу А. К. Разумовскому и распространявшихся в списках среди русских католиков, и в «Четырех главах о России»: «Дадим свободу мысли тридцати шести миллионам людей такого закала, каковы русские, и — я не устану это повторять— в то же самое мгновение во всей России вспыхнет пожар, который сожжет ее дотла» (Maistre J. de. Quatre chapitres sur la Russie. P., 1859. P. 22; эта работа, написанная в начале i8io-x гг., была впервые опубликована только в 1859 ^г-; ^см- Степанов М. (ШебунинА. Н.) Жозеф де Местр в России // ЛН. Т. 29/30. М., 1937- С. доб—6о2). Николай I разделял эти опасения и, по свидетельству Баранта, «был озабочен нежелательными последствиями, какие излишняя об­разованность приносит средним классам, порождая в них тщеславие, зависть, уничтожая всякую иерархию, рождая невостребованные способ­ности и тем умножая гибельную праздность. „Следует,— говорил император,— учить каждого тому, чем он будет заниматься на уготован­ном ему поприще"» (Notes. P. 80).

С. 247- ...обделены подлинным счастьем...у русских же оно невозможно вовсе.— Комментарий Лабенского: «Если верить г-ну де Кюстину, тень смерти и страшный могильный покой царят во всей России <...) Здесь не знают, что такое счастье, отдых, даже удовольствие. Осадное положение сделалось здесь обыденностью!! Неужели автор не понимает, что подобного правле­ния нет ни в одном уголке земного шара по той простой причине, что оно невозможно? Мыслимое ли дело — общество, где человек лишен права испытывать счастье? Разве осадное положение может длиться веками?» (Labinski. Р. 37—З⁸)-

С. 247—248. ...невзирая на весьма открытый нрав ее внука...— Примечание Кюстина к изданию 1854 ^r" «Видно, что временами путешественник давал­ся в обман точно так же, как и вся остальная Европа».

С. 249- ...который я сам устроил в Севилье...— Описанию народного праздника в доме английского консула в Севилье посвящено письмо трид­цать третье в книге Кюстина «Испания при Фердинанде VII» (1838).

С. 251- ...к сотне и больше ударов кнута... Но зато смертная казнь от­менена! — Ср. у Баранта: «Отмена смертной казни в России — не что иное, как жестокое лицемерие. Кнутом палач может убить — а может и не убить, в зависимости от того, что ему прикажут» {.Notes. P. 316). Смертная казнь в России была отменена указами Елизаветы Петровны 1753 ч '754 ^г-' "рч Екатерине вновь введена за государственные преступления, но применялась избирательно и крайне редко.

Брошюра Я. Н. Толстого (i79¹—¹867) «Взгляд на российское законода-

Комментарии

тельство» вышла на французском языке в Париже в январе 1840 г. (см. подробнее примеч. к т. 2, с. 22).

С. 253- •••мещанин во дворянстве, над которым издевается муфтий. — Намек на четвертое действие комедии Мольера «Мещанин во дворянстве» (1670), где домочадцы главного героя, переодетые знатными турками и возглавляе­мые таким же поддельным «муфтием», в ходе шутовской церемонии присва­ивают ему титул «великого мамамуши».

Enguirlander— слово, вызвавшее у критиков Кюстина самую бурную реакцию. Если Сен-Марк Жирарден в статье в «Journal des Debats» вслед за Кюстином трактует этот глагол как «особое французское слово, которым русские обозначают искусство очаровывать иностранцев», то Я. Толстой (Tolstoy. P. 73)> Вяземский (Cadot. P. 276), М.А.Ермолов, автор брошюры «Еще несколько слов о сочинении г-на де Кюстина» (декабрь 1843; Cadot. P. 232) в один голос утверждают, что подобного слова в России никто не употребляет; Толстой в брошюре «Письмо русского к французскому журна­листу о диатрибах антирусской прессы» высказывает предположение, что этот «варваризм» Кюстин услышал от князя К*** (Козловского), который и должен нести за него ответственность (см.: Tolstoy. Lettre. P. 15). Француз­ско-русский словарь Н. Макарова (1870) также не указывает никакого значения этого слова, кроме прямого — «украшать гирляндами». Француз­ские словари XIX в. указывают переносное значение — соблазнять, обо­льщать, в современном языке не существующее. Если слово «enguirlander» в России не употребляли, то самому наблюдению писателя легко отыскива­ются параллели в донесениях французских дипломатов, служивших в Пете­рбурге. См., напр., впечатления секретаря французского посольства Э. Сер­ее в примеч. к наст. тому, с. 219-

С. 254- •••^в честность мужика.— В первом и втором издании Кюстин писал «мюжик»; эту транскрипцию он исправил на более верную только в третьем издании 1846 г. (см. т. 2, дополнение i).

Сардинский посол, точнее, посланник — граф Росси.

Кто кого здесь проводит за нос?— Бомарше. Севильский цирюльник. Д. з-Явл. 11.

...всего лишь византийских греков...— Возможно, реминисценция слов На­полеона об Александре I (см. примеч. к наст. тому, с. 162—163).

...испорченные веком остроумцев... преступление, то есть ложь, есть всегда величайшая ошибка...— Возможно, намек на широко известную максиму одного из «величайших остроумцев» — Талейрана: «Это хуже, чем пре­ступление, это ошибка».

С. 255- «Журналь де Деба» — газета братьев Бертенов, принадлежавшая при Июльской монархии к числу официозных, что давало возможность правительству излагать там свою точку зрения на международные события не официально, а от лица частных лиц. Помимо парламентских дебатов в газете публиковались политические новости и культурная хроника (рецен­зии на новые книги и спектакли). В ноябре 1835 г. на страницах «Журналь де Деба» был помещен ряд статей, резко осуждавших Николая I за его «варшавскую речь» (см. примеч. к наст. тому, с. 212) и вообще за его политику

49б

Комментарии

по отношению к Польше, в которой «из-под маски учтивости и цивилизован­ности, какую с грехом пополам нацепила на себя Россия, выступает старая Московия, выходит на свет допетровское варварство» yournal des Debats, 13 ноября 1835 г.); отзывы газеты о россии были почти всегда критичны и не могли нравиться российскому императору. Тем не менее многие очевидцы подтверждают, что «Журналь де Деба» была «единственной газетой, кото­рую император внимательно читал и от которой очень хотел добиться молчания либо снисходительности», в связи с чем Я. Н. Толстой всячески пытался отыскать способы подкупить и эту газету и помещать в ней статьи в прорусском духе, причем весной 1839 г., по свидетельству Баранта, эти попытки сделались особенно энергичны (АМАЕ. Т. 194- Fol. 84 verso;

донесение Баранта Тьеру от 6 мая 1839 г.). Ср. также мнение Баранта о значении, которое император придавал отзывам европейской прессы:

«Хвалебная статья в «Журналь де Деба» — важное событие; о ней говорят, ей радуются. Ради того, чтобы доставить себе это удовольствие, отвоевать эту победу, ведутся переговоры. Разумеется, император желал бы также не вызывать неудовольствия подданных. Он тщательно заботится о том, чтобы не восстановить их против себя. Но в глубине души он куда больше дорожит мнением заграницы и многие поступки совершает, а многие слова произносит исключительно для того, чтобы ее задобрить» (Notes. P. 363—364)' ° «самолю­бии императора, оскорбляемом критическим тоном газеты ^«Журналь де Деба»), вдохновителем которой он считает французского монарха», пишет в своих воспоминаниях — со слов императрицы — французский дипломат Ф. де Кюсси (Cussy F. de. Souvenirs. P., 1909. Т. 2. Р. 287). После выхода «России в 1839 году» «Journal des Debats» поместил (4 января и 24 марта 1844 г.) рецензию на нее Сен-Марка Жирардена, весьма сочувственную по отношению к Кюстину и весьма критическую по отношению к России.

...извращает привычный смысл старинного понятия «законная власть»...— Речь идет о противопоставлении двух типов монархии — абсолютной и наследственной в России и конституционной и выборной во Франции, где после Июльской революции на трон был посажен избранный нацией «король французов» Луи-Филипп, хотя у свергнутого «короля Франции» Карла Х был внук, герцог Бордоский, к которому престол должен был перейти по наследству (этого желали легитимисты, упрекавшие Луи-Фи­липпа в незаконности, нелегитимности его воцарения; этого же не мог простить новому королю и Николай I).

С. 256. Петергоф— дворец, сооруженный на обращенном к морю естественном уступе в 1714— ^Т²^) ^гг-; ^в '745—1755 ^гг- перестроен В. В. Растрелли.

Ленотр Андре (1613—1700) — французский парковый архитектор, со­здатель так называемого «французского», то есть регулярного парка, ос­нованного на внесении в природу упорядоченности и подчинении ее стро­гой симметрии.

И тут одна видимость! — Отзыв фрейлины-очевидицы подтверждает догадку Кюстина об «иллюзорности» петергофских чудес: «Здесь играют в буржуазную и деревенскую жизнь. Император, императрица и другие

А. де Кюстин, т.

 

Комментарии

члены семьи живут в различных фермах, коттеджах, шале, во всякого рода павильонах, разбросанных в парке Александрии, где все эти великие мира сего предаются иллюзии жить как простые смертные. Когда идет дождь, — что в Петергофе обычно, — у императрицы в спальне появляются лягушки, так как эта комната на одном уровне с болотистой почвой, прикрытой роскошными цветниками, разведенными здесь с огромными затратами. Сырость такова, что в ее комодах и шкафах растут грибы, а она целое лето страдает от воспалений и ревматизма. Если во время каникул наступает жара, то комнаты детей, очень низкие и находящиеся в верхнем этаже, непосредственно под железной крышей, выкрашенной наподобие соломен­ной крыши, напоминают чердаки венецианских «пьомби», и бедные дети задыхаются, а дворцы, прекрасно выстроенные и с массой воздуха, в кото­рых можно было бы найти защиту от сырости и зноя, пустуют в то самое время года, когда представляли бы более всего удобств» (Тютчева. С.

п6 —и7)-

С. 257- Ингрия — одно из названий Ижорской земли (территории, занимающей берега Невы и юго-западное Приладожье).

С. 258. Ариосто Лудовико (1474—'533)— итальянский поэт, автор героикомической поэмы «Неистовый Роланд» (1516), одному из героев которой Кюстин был обязан своим именем (см. примеч. к наст. тому, с. 27).

Шифр императрицы — вензель, составленный из ее инициалов.

С. 259- Английский дворец, расположенный в Английском парке (к юго-западу от Нижнего парка) — первая постройка Д. Кваренги в России (1791—i79^S отделка интерьеров завершена в 1802—1805 гг.).

Директор императорских театров — Александр Михайлович Гедеонов (1790—1867), к которому у Кюстина имелось рекомендательное письмо (см.: Tarn. P. 514)-

С. 2бо. ...слова о войне великого князя Константина.— См.: Карпович. С. 1^9—i8o, 267. Это высказывание Константина Павловича постоянно упо­миналось в рассказах о нем; ср. в дневнике полковника Гагерна слышанный им в сентябре 1839 г. рассказ неназванного русского собеседника: «Нико­лай хотел двинуть польскую армию в 1828 году на Турцию, чтобы тем сблизить ее с русской армией; кроме того, представлялся случай удовлетво­рить честолюбие поляков в раздаче орденов и чинов; но Константин не пожелал этого, ибо армия была ему необходима для парадов, а кроме того, он держался убеждения, что rien ne gate une armee comme la guerre (ничто так не портит армию, как война.— $6/'.)» (PC. 1891. № i. С. 17). Об иных мотивах отказа Константина отправить часть польской армии на войну с турками см.: Олегов щит. С. 65.

...что и доказало его поведение в Польше.— Намек на недостаточную жесткость Константина Павловича по отношению к его подданным-поля­кам при подавлении восстания, начавшегося в ноябре 1830 г.

С. 261. ...Вергилиев Нептун... - В книге V «Энеиды» Нептун, «укрощаю­щий волны», по просьбе Венеры смиряет бурю, чтобы позволить Энею отплыть: «В упряжь родитель коней золотую впряг и взнуздал их // Пенной уздой, и волю им дал, отпустивши поводья, // И по вершинам валов полетел

Комментарии

в колеснице лазурной; // Зыбь замирает пред ним, и равниною стелется гладкой // Бурный простор под его колесом, и тучи уходят» (Вергилий. Энеида. V, 816—820; пер. С. Ошерова).

С. 262....в газетах о несчастье писать не будут...— Петербургская газета (на фр. яз.) «Journal de Saint-Petersbourg» в самом деле умолчала о послед­ствиях бури, зато «Санкт-Петербургские ведомости» давали информацию на этот счет трижды: в №№ 162 и 163 (i9 ^{и 20} июля) перечислены «повреждения и даже несчастные случаи», которые причинила буря, под­нявшаяся и/23 июля в 4 часа пополудни (с указанием числа сломанных деревьев и сорванных с крыш железных листов); в № 164 от 21 июля 1839 ^г-дано особое разъяснение: «В отвращение разных слухов более или менее преувеличенных (...) считаем обязанностью довести до всеобщего сведения, что известия о разного рода повреждениях и о числе утонувших — большею частью жертвах собственной неосторожности - - представлены в нашей газете нисколько не в уменьшенном виде против тех известий, которые, по тщательным разысканиям, собраны городской полицией. (...) Всякие слухи, несогласные с известиями, в нашей газете помещенными, суть слухи невер­ные, ни на чем не основанные. Не лишним будет заметить, однако ж, что подобных гроз и бурь надо было ожидать непременно, потому что они везде были нынешний год в чужих краях. Тем, кто читает иностранные газеты, известно, вероятно, что несчастные случаи, причиненные бурею в Петер­бурге и его окрестностях, ничего не значат в сравнении с теми бедствиями, какие причинены ею во Франции». Наконец, в № i68 (26 июля 1839 r-) помещен заимствованный из «Прибавлений к Ведомостям санкт-петербург­ской полиции» список всех утонувших и без вести пропавших во время бури (числом шестнадцать) и снова помещено предупреждение, что «всякие слухи, противоречащие сообщенным в этой газете сведениям, должны считаться совершенно неосновательными». Сходным образом информиро­вала о разрушениях (18 июля) и перепечатывала из «Прибавлений» список жертв (24 июля) «Северная пчела». Признавая серьезность происшествия, русские газеты, однако, не склонны были излишне его драматизировать. В том же тоне описывал события Греч: «Среди жертв называли лишь два имени: бывший актер придворного театра Самойлов, который плыл по заливу, направляясь отнюдь не в Петергоф, и мастер музыкальных инст­рументов Бах. Сострадательный маркиз уверяет, что подобные несчастья повторяются в этот день ежегодно, но что на сей раз погибло народу больше, чем обычно; в подтверждение своих слов он рассказывает два страшных происшествия, но не называет имен тех, кто пали жертвами бури. Что ж! если вы желаете, чтобы вам поверили, назовите имена. В день петергофского праздника происшествий на море доселе не случалось никог­да. Несчастные последствия бури 23 июля 1839 года— факт совершенно исключительный» (Gretch. P. 59°°> ° «страшных происшествиях» см. ниже, в письме семнадцатом). Убежденностью в том, что русская пресса умалчивает о неприятных событиях, Кюстин, возможно, также был обязан беседам с Барантом; ср. сообщение последнего о пожаре в петербургском балагане Лемана: «согласно привычкам русского правительства, здешние

Комментарии

газеты об этом происшествии даже не упомянут» (АМАЕ. Т. 191. Fol. 44—45; донесение i6 февраля 1836 г.). Другие иностранные дипломаты, находившиеся в России, приходили к сходным выводам о «бессловесности» русских; сардинский посланник Жозеф де Местр в i8i2 г. докладывал своему королю: «Взбреди— как это ни не­вероятно— российскому императору на ум сжечь Санкт-Петербург, никто не скажет ему, что деяние это сопряжено с некоторыми не­удобствами, что даже при холодном климате нет нужды в столь большом костре, что этак, пожалуй, из домов вылетят стекла, обои почернеют, а дамы перепугаются, и проч.; нет, все промолчат; в крайнем случае подданные убьют своего государя (что, как известно, нимало не означает, чтобы они не питали к нему почтения) — но и тут никто не проронит ни слова» (Maistre J. de. Oeuvres completes. Lyon. 1886. Т. i2. P. i8o).

С. 263. На следующий год эмские воды вернули императрице здоровье. — Кюстин в 1840 г. также был в Эмсе и виделся там с императрицей (из письма г-же де Курбон от 6 августа 1840 г.: «Императрица была со мной мила по-преж­нему; вот ее последние слова: „Вы такой великий путешественник, что я не стану говорить вам «прощайте»; вы поедете в Константинополь, вернетесь через Крым и заедете к нам"»— Revue de France. 1934- iSJ¹¹"¹- P. 739)-

С. 265. Марли — дворец в Петергофе, названный так в честь построен­ного Ж. Ардуэном-Мансаром для Людовика XIV дворца Марли в одно­именном лесу (разрушен в XIX веке); петергофский Марли, расположен­ный на перемычке между прудами, в западной части Нижнего парка, был построен в 1720—1723 гг. по приказу Петра I; с i76o-x гг. стал его мемориальным музеем.

С. 266. Какой прок был императору в этот день являть публике подобное добродушие? — Комментарий Греча: «Доставлю себе удовольствие рассеять недоумение маркиза: счастливый кадет был третий сын императора, стояв­ший в строю вместе с юношами его возраста. В самом деле, именно среди кадетов дети государя обучаются службе и военной дисциплине, и мне не раз случалось видеть цесаревича в первом взводе первого кадетского кор­пуса. Те русские люди, которые окружали маркиза, не поняли, должно быть, его вопроса, а может быть, он напал на одного их тех иностранцев, которые умудряются прожить в нашей стране десять и даже двадцать лет, так ничего в ней и не поняв. Таким-то образом автор с непростительной легкостью выдал прилив отеческой любви за комедию, с некиим тайным умыслом разыгранную для публики» (Gretch. P. 62). Третьим сыном им­ператора был великий князь Николай Николаевич (1831—1891).

С. 267. ...солдаты черкесской гвардии.— По-видимому, Кюстин имеет в виду гвардейский казачий полк (о французском неумении или нежелании разбираться в различиях между национальностями подданных Российской империи см. примеч. к наст. тому, с. 22).

Комментарии

Письмо шестнадцатое

С. 268. Петербург, 2J июля...— По старому стилю 15 июля. Госпожа *** — Баронесса Фредерике (см. примеч. к наст. тому, с. 190). Коттедж— трехэтажное здание, построенное в петергофском парке Александрия для Александры Федоровны по проекту архитектора А. Мене-ласа в 1827—1829 гг. в стиле английского загородного дома-коттеджа, вошедшего в ту пору в моду в Европе; стены, лестницы, мебель коттеджа были оформлены в «готическом» стиле.

С. 269. ...обрамленное белым капотом...— Имеется в виду капот-шляпка, у которого на затылке полей не было, а по бокам они были «так широки и так стянуты лентами, что профиль дамы не всегда можно было раз­глядеть» {Кирсанова. С. 118).

С. 270. ...и ее старшая дочь...— Софья Петровна Фредерике....я принимаю участие в ее семье.— Речь идет о братьях баронессы Фредерике—Адаме (1805—1866) и Игнации (i8i2 или 1813—1884). Оба были замешаны в польском восстании 1830—1831 гг. и после его подавле­ния бежали за границу. Далее их судьбы сложились по-разному. Адам, вначале занимавший отчетливо антирусские позиции, нашедшие печатное выражение в брошюре «Польское дело в истинном свете» (1831; на фр. яз.), в 1834 ^г- резко переменил взгляды и выпустил в Париже книгу «Правда о России», которая доказала, что он «образумился и весьма глубоко проник истину о России» (ЛН. Т. 31—-32. С. 466), призванной объединить под своим скипетром все славянские народы; те же панславистские и прорусские идеи Гуровский более развернуто изложил в книге «Цивилизация и Россия» (на титульном листе ее значится 1840 год, но в реальности она появилась в конце 1839 г.; толки о ней шли уже в декабре: i8 декабря 1839 ^r- А. И. Тургенев писал брату из Петербурга: «Гуровский издал еще брошюру о России и Польше, доказывая, как слышу, невозможность независимости последней», а 23 декабря добавлял: «Говорят, что Гуровский все хвалит, но ничего не доказывает: мало фактов» — РО ИРЛИ. Ф. 309- ^° 7о6. Л. 93> 95). Наградой Гуровскому послужило разрешение вернуться в Россию, однако служба в провинциальных русских городах не принесла ему ни удовлетворения, ни повышения по службе, и в 1844 г. он бежал из России, в 1848 г. выпустил в Италии книгу о панславизме, а кончил жизнь в США, куда эмигрировал в 1849 г. После выхода «России в 1839 году» начали циркулировать слухи о том, что Адам Гуровский «сообщил некоторые подробности Кюстину, дабы отомстить русскому правительству за свой неуспех» (А. И. Тургенев — Н. И. Тургеневу, 21 июля / з августа 1844 г. — НЛО. С. из). Однако недавно опубликованное письмо Кюстина к Адаму Гуровскому от 31 августа/12 сентября 1839 г. из Петербурга, где маркиз высказывает сожаление о том, что ему не удалось повидать Гуровского в России, окончательно опровергает эту версию (см.: НЛО. С. 129). Гораздо более близким было знакомство Кюстина с младшим братом Адама, Иг-нацием. Познакомившийся с маркизом в 1835 г., юный поляк жил в его доме на правах любовника несколько лет, до тех пор, пока — уже после поездки

Комментарии

Кюстина в Россию — не влюбился в испанскую инфанту Изабеллу, дочь инфанты Луизы-Шарлотты и инфанта Франсиско де Пауло, брата Фер­динанда VII и Дона Карлоса, которую 8 мая 1841 г. похитил из монастыря, куда ее поместили родные (заметим, что инфанта была самая натуральная, а не «какая-то девка» по прозвищу Infanta, как полагает Б. Парамонов — Звезда. 1995- ^° ²- ^- '^Q)- Влюбленные бежали в Бельгию, где поженились, и впоследствии инфанта родила Игнацию девять детей. Одной из целей поездки Кюстина в Россию было желание замолвить слово за Игнация перед императором и упросить его, чтобы он возвратил младшему Гуров-скому конфискованное у него после восстания поместье в Польше. Несмотря на ходатайства Кюстина и баронессы Фредерике (ближайшей подруги императрицы), поместье Гуровского в октябре 1841 г. все же было конфис­ковано окончательно — вероятно, на решение императора повлиял скандал с похищением инфанты, прогремевший на всю Европу. Критики Кюстина были склонны связывать недоброжелательность его книги с неудачей хода­тайства за Игнация Гуровского (см.: Gretch. P. ю) и ставить писателю в вину его «противоестественные» отношения с молодым поляком (Я. Н. Толстой сразу по выходе «России в 1839 году» доносил Бенкендорфу: «Он ^Кю­стин) прибыл в Россию с тем, чтобы выпросить прощение для г-на Гуров­ского, того самого, который похитил испанскую принцессу ^...) Этот г-н Гуровский внушил г-ну де Кюстину гнусную страсть; он жил в его доме, распоряжался всем, как хозяин, и всецело подчинил покровителя своему влиянию: здесь его прозвали маркизой де Кюстин»— ГАРФ. Ф. 109. CA. Оп. 4. № 192. Л. 64; подл. по-фр.). Добавим, что за Гуровского просил не один Кюстин, но и П. Б. Козловский; в сохранившемся письме к нему от ю/22 июля 1839 г. чиновник Коллегии иностранных дел Григорий Петро­вич Волконский (сын министра двора П. М. Волконского) обсуждает способы добиться удовлетворения прошений трех поляков, о которых хода­тайствует Козловский, причем имя одного из них — граф Гуровский (см.:

BN. JVAF. № 16607. Fol. 333)- Козловский по праву пользовался репутацией заступника гонимых поляков, однако совпадение дат позволяет предполо­жить, что в данном случае он действовал не по собственной инициативе, а по просьбе Кюстина. I

С. 271- Слушала она меня с большим вниманием.— Некоторые читатели и критики Кюстина считали сцену в коттедже вымышленной или ненату­ральной. Так, Сен-Марк Жирарден в первой части своей рецензии (Journal des Debats, 4 января 1844 г.) называет любезное обращение императрицы и цесаревича с Кюстином комедией, какую, по словам самого Кюстина, всегда разыгрывают перед иностранцами русские, причем комедией «стол» ловкой, что она ввела в заблуждение и Кюстина» (утверждение это было оспорено Я. Н. Толстым в брошюре «Письмо русского к французскому журналисту о диатрибах антирусской прессы»— Tolstoy. Lettre. P. ia—13)-Тем не менее известно, что Кюстин в самом деле обсуждал с императрицей судьбу братьев Гуровских, в частности Адама. В письме к Адаму от З¹ августа/12 сентября 1839 ^г- ^он пересказывает слова императрицы: «Мы многого ждем от графа Адама Гуровского теперь, после того как он

Комментарии

образумился и обратился на путь истинный» (Forycki R. Miedzy apostazja a palinodia polityczna; hrabia Adam Gurowski i markiz de Custine//Blok-Notes Muzeum Literatury im. A. Mickiewicza. Warszawa. 1991. № ю. S. 320).

Я встречал его недавно в Эмсе...— Из письма Кюстина к Софи Гэ от 12 июня 1839 г. из Эмса известно, что И. Гуровский, приехавший в Эмс с английским паспортом, боялся столкнуться с кем-то из русских и потому сразу по приезде русского цесаревича со свитой почел за лучшее уехать в Бельгию; поэтому Ж.-Ф. Тарн называет упоминание о встрече великого князя с Гуровским неточностью (см.: Tarn. P. 5'3)> однако не исключено, что краткая встреча все-таки состоялась. Летом следующего, 1840 года в Эмсе, когда Кюстин еще раз увиделся с российской императрицей (см. примеч. к наст. тому, с. 263), Гуровский снова находился при нем и «порхал подле русских красавиц, которые, впрочем, весьма некрасивы» (Revue de France. 1934- Aout. P. 740).

Кому нужен нынче в России поляк...?— Император не доверял полякам, даже когда они изъявляли ему свою покорность, и на вопрос Баранта, не пытаются ли польские изгнанники вымолить у него прощение и вернуться на родину, отвечал: «Нет, благодарение Богу; это была бы покорность неискренняя; от них ничего хорошего ждать не приходится»,— хотя, впрочем, тут же припомнил нескольких поляков, которые, «добившись права возвратиться, вели себя отменно и служили с усердием» [Souvenirs. Т. 5. Р. 49°; донесение от 6 ноября 1836 г.). Такое отношение Николая I к полякам находило отражение во французской прессе: газета «Commerce» 8 февраля 1838 г. пересказывала, якобы со слов Баранта, реплику императора в ответ на ходатайство за какого-то поляка-эмигранта:

«У меня и так слишком много поляков; их у меня полно в армии, среди чиновников, а между тем ни один не внушает мне доверия.— Возьмите, например, моего обер-егермейстера графа Браницкого; его мать — племян­ница Потемкина, его отец был повешен поляками; он владеет в России миллионным состоянием, и несмотря на все это, он отдал бы половину своего состояния за то, чтобы послать меня ко всем чертям». Подозрения императора были далеко не всегда неосновательны; они оправдались, например, в случае с братом Игнация Гуровского, Адамом. «Характер поляков,— утверждал Отчет Третьего Отделения за 1844 год,— ясно выразился в графе Адаме Гуровском, который вместе с другими участвовав­шими в польском мятеже удалялся за границу и в 1835 г. получил всемило­стивейшее дозволение возвратиться в Россию; здесь он удостоен был многих монарших милостей, но, невзирая на это, в апреле 1844 г. скрылся за границу! Таковы почти все поляки: сколько ни изливают на них милостей, они все смотрят врагами России!» (ГАРФ. Ф. 109. On. 223. № 9- -^- ^l3^ °^-)-

С. 275. Ораниенбаум— местность, где в конце XVII века находилась мыза Теирис, подаренная в начале XVIII века Петром I Александру Даниловичу Меншикову (1673—1729)1 который в 1710 г. начал строить здесь Большой дворец, в 1727 г., после ареста и ссылки владельца отошед­ший вместе с территорией в казну. В 1743—'P^i гг. Ораниенбаумский дворец был резиденцией великого князя Петра Федоровича (будущего

Комментарии

императора Петра III); с 1831 г. стал летней резиденцией великого князя Михаила Павловича и его жены.

...развалины маленькой крепости, из которой Петра III вывезли в Ропщу...— Во второй половине 1 1У>-^- гг. в Ораниенбауме возник небольшой военный городок— Петерштадт. В центре его была выстроена земляная крепость с пятью бастионами, а внутри нее — каменный двухэтажный дворец и нес­колько служебных построек. Если эти последние были разобраны в конце XVIII в., а земляные укрепления снесены в начале XIX в., то дворец Петра III сохранился до наших дней. Во дворце в Ропше император Петр III, низложенный Екатериной II 28 июня 1762 г., был 6 июля 1762 г. убит Алексеем Орловым.

С. 276. Рюльер Клод Карломан де (17 35—'79')— французский поет и историк, в 1760 г. прибывший в Петербург в качестве секретаря француз­ского посольства при после бароне де Бретее и ставший свидетелем перево­рота 1762 г., приведшего Екатерину к власти. По возвращении во Францию, в 1768 г., Рюльер получил заказ написать в наставление дофину, будущему королю Людовику XVI, историю смут в Польше; русский двор предлагал ему большие деньги за то, чтобы он отказался от этой работы, но Рюльер отверг посулы, обещав лишь ничего не публиковать до смерти Екатерины II, и в самом деле полностью «История анархии в Польше и раздробления этой республики» была издана лишь в 1807 г.; тем не менее фрагменты из нее были читаны в парижских салонах и даже открыли их автору путь во Французскую академию (1787); к книге о Польше примыкает сочинение, которое цитирует Кюстин: «Анекдоты о перевороте в России» (изд. 1797;

рус. пер. см. в кн.: «Россия XVIII глазами иностранцев. Л., 1989)» которое цитирует Кюстин и которое рисует перед читателем картину государства, где всеми владеет страх и где деспотическая власть беспощадно угнетает всех подданных. В цитируемом Кюстином отрывке из Рюльера упомянуты:

княгиня Екатерина Романовна Дашкова (1744—i8io), сподвижница Екате­рины П во время переворота; Григорий Николаевич Теплов (1717— 1779)— секретарь Екатерины II; князь Федор Сергеевич Барятинский (i74²—1814) — поручик лейб-гвардейского Преображенского полка, впо­следствии обер-гофмаршал Екатерины; граф Никита Иванович Панин (1718—1783)— дипломат, воспитатель великого князя Павла Петровича;

Григорий Александрович Потемкин (i739—'79¹)» впоследствии светлей­ший князь Таврический и фаворит императрицы.

С. 277- •••тот... что утаил записку княгини Дашковой...— Намек на эпизод, рассказанный Рюльером ранее: накануне переворота 1762 г. княгиня Даш­кова написала Екатерине записку: «Приезжай, государыня, время дорого» и послала ее с Орловым, а тот, «думая присвоить в пользу своей фамилии честь революции (•••') имел дерзкую хитрость утаить записку княгини Дашковой и объявил императрице: «Государыня, не теряйте ни минуты, спешите!» (Россия XVIII века глазами иностранцев. Л., 1989. С. 289).

...некто Потемкин, семнадцати лет от роду.— Формулировка, дословно повторяющая фразу из письма Екатерины II к Понятовскому от а августа 1762 г., посвященного событиям 6 июля. Потемкин (которому было в то

Комментарии

время 23 года) конвоировал карету Петра III из Ораниенбаума в Петергоф и был в Ропше в день гибели «бывшего императора», однако при кончине его, по-видимому, не присутствовал (см.: Русский биографический словарь. СПб., 1905. Т. 14. С. 650).

С. 277—278. ...беседок, в которых императрица Екатерина назначала любов­ные свидания...— Интенсивное строительство в Ораниенбауме шло в первые годы царствования Екатерины II: в 1762 г. к юго-западу от Большого (Меншиковского) дворца началось строительство «Собственной дачи» им­ператрицы, в состав которой входили Китайский дворец и обширный парк;

строительство велось десять лет, а затем интерес императрицы к этим местам несколько охладел.

Письмо семнадцатое

С. 279- Петербург, sg июля...— По старому стилю 17 июля.

С. 28о....о каких не имеют представления ни в одной другой стране.— Примечание Кюстина к третьему изданию 1846 г.: «См. брошюру г-на Греча».

С. 282. «Преследования и муки католической церкви в России» (1842) — книга графа М.-Ж. д'0ррера (см. о нем примеч. к наст. тому, с. 6).

«В октябре 1840 года... поезда столкнулись».— Греч. (Gretch. P. 6о) и Тол­стой (Tolstoy. P. 2i) указали Кюстину на ошибку, допущенную газетой «Journal des Debats», на которую он ссылается: катастрофа произошла не в октябре, а 11/23 августа 1840 г. «Я был в ту пору одним из директоров железной дороги,— пишет Греч,— и могу уверить маркиза, что этот несчастный случай лишил жизни в общей сложности пять человек: карет­ника Даэна, купеческого сына Зверкова, жену красильщика Мозебаха, юношу, чье имя я забыл, и мальчишку — помощника кочегара. Два челове­ка получили ранения— серьезные, но не смертельные. Около десятка отделались легкими травмами или просто ушибами. Если маркиз может назвать мне шестого погибшего, я готов заплатить ему из своего кармана десять тысяч франков. Роковое столкновение произошло в двух с половиной лье от заставы, так что ни одного полицейского поблизости не было. Все меры принимались по приказанию дирекции железной дороги, состоявшей из частных лиц» (Gretch. Р. 6о—6i).

С. 283—284. ...какая здесь в чести,— это тахт.— Примечание Кюстина к третьему изданию 1846 г.: «См. господина Греча».

С. 285. Нам его тайно продала полиция...— Комментарий Греча: «Трупы, подобранные на улице и в других местах, предоставляются полицией Медицинской Академии бесплатно; население Петербурга так велико, что трупов здесь предостаточно, и никто не дал бы за мертвое тело и сантима» (Crotch. P. 6з).

Берк Уильям (i79²—1829)— англичанин, который в конце i820-x гг. убивал людей, чтобы поставлять трупы в анатомические театры, и сеял страх по всей Англии: люди боялись быть «бёркированными».

Комментарии

 

ч. S

...напоминает свод законов Ивана Грозного.— Имеется в виду судебник Ивана IV (155°)' утвержденный первым на Руси Земским собором и суля­щий смертную казнь «тем, кто поднимет руку на государя, бунтовщикам, предателям, поджигателям, богохульникам, убийцам, разбойникам, фаль­шивомонетчикам и главарям банд», а наказание кнутом — «обыкновенным ворам» (SchnitzlerJ.-H. Essai d'une statistique generale de 1'Empire de Russie. P, 1829. P. 274).

С. 289. Сбиры — судебные и полицейские стражники в Италии и дру­гих странах; здесь — полицейские.

Император Николай создал свод законов! — Первый полный свод законов в 15 томах был издан в 1832 г. и вступил в силу i января 1835 г.; в рецензиях на брошюру Я. Н. Толстого «Взгляд на российское законодательство» (см. примеч. к т. 2, с. 22) этот свод законов преподносился как шедевр законо­творческой мысли, не уступающий кодексу Наполеона (см.: La France. 22—23 января 1840 г.).

С. 290. Это слова архиепископа Торонтского... г-н Валери...— В книге Валери (наст. имя и фам. Антуан Клод Паскен; 1789—1847) «Итальянские достопримечательности и анекдоты» (1842) глава 36 посвящена тарантско-му архиепископу Джузеппе Капеце-Латро (1744—'836); глава эта не могла не обратить на себя внимание Кюстина, так как в ней нарисован чрезвычай­но сочувственный и лестный портрет Дельфины де Кюстин, входившей в число близких людей и корреспонденток архиепископа, образованного, светски гостеприимного и космополитически открытого разнонациональ-ным контактам. В книге Валери приведенной Кюстином фразы о русских нет (возможно, что писатель сам слышал ее от Капеце-Латро), однако вообще суждение это пользовалось большой популярностью и неоднократно встречается в литературе. Ср., например, у Ансело: «Русские подобны выстроенным их руками кирпичным зданиям, которые первый же несчаст­ный случай лишает покрывающего их ровного слоя белой краски: под блестящей оболочкой цивилизации, так преждевременно их укрывшей, нетрудно обнаружить татар» (Ancelot. P. 308) или у полковника Гагерна со ссылкой на Наполеона: «Приподнимите кожу — и вы обнаружите татари­на» (Россия. С. 671). Сходную мысль о несовпадении внешнего покрова и внутренней сути выражали и другие иностранцы — но не прибегая к эффектному сравнению с татарами: ср., например, у секретаря, а затем поверенного в делах французского посольства в 1775—'78о гг. шевалье де Корберона: «Поначалу вы видите с одной стороны варварский народ, а с другой — просвещенное, образованное дворянство с манерами любезны­ми и учтивыми, но, присмотревшись, замечаете, что дворяне в сущности — те же варвары, хотя одетые и разукрашенные; от черни они отличаются лишь с виду» (Voyage. P. 8о8).

...русские гораздо более озабочены тем, чтобы заставить нас поверить... тще­славная приверженность ко всему показному...— Диагноз, который ставили и другие путешественники; ср. у Ансело: «из всех человеческих слабостей русским наиболее свойственно тщеславие; оно у них в крови. Говоря с иностранцем о памятниках своей страны, русский никогда не скажет:

Комментарии

„Какая прекрасная вещь!"; он скажет: „Это лучшая вещь в мире!"» (Ancelot. P. 226) или у Гагерна: «Размеры его ^московского Большого театра) таковы, что ничего не услышишь и не увидишь хорошенько, но русские все-таки очень довольны; лишь бы можно было сказать:

наш театр самый большой» (PC. 1891. № i. С. 14). Можно предположить, что о русской цивилизации как цивилизации показной, вводимой лишь из тщеславия, Кюстин беседовал и с Барантом, в чьих «Заметках» за­печатлен характерный эпизод: Николай I издал манифест, в котором благодарил поляков дворян Киевской губернии — за верность России во время польского восстания 1830—1831 гг., но сразу после этого начались гонения на тех же дворян, которым генерал-губернатор Левашов объяснил такую «непоследовательность» афоризмом: «Манифест— для Европы, а для вас — кнут» (J^fotes. P. 364).

С. 291. ...чудесное воздвижение сего памятника...— Кюстин, по-видимому, контаминирует два события — установление монолита Александровской колонны на постамент (30 августа 1832 г.) и открытие колонны, отпразд­нованное ровно через два года с куда большей помпезностью (см. примеч. к наст. тому, с. 174)- Поднимали колонну с помощью 6о кабестанов и системы блоков.

С. 292. ...собор Святого Исаака... гранит, бронза и железо: ничего больше. — Комментарий Греча: «А самый главный материал, мрамор, он даже не

заметил» (Gretch. P. 49)-

...церковного культа, изуродованного политикой! — Негативное восприятие Кюстином православной церкви было обострено свершившимся почти непо­средственно перед его приездом в Россию, в марте 1839 г., присоединением к православной церкви двух миллионов верующих из Белоруссии и Литвы, которые прежде принадлежали к Унии, то есть при сохранении православ­ных обрядов исповедовали католическое учение об исхождении Святого духа и признавали папское первенство над церковью. После присоединения бывшие униаты «стали подчиняться Синоду и столько же заботиться о папе, сколько о Далай-ламе» (А. И. Тургенев — Н. И. Тургеневу, 26 августа 1839 г.; РО ИРЛИ. Ф. 309. № 7о6. Л. 28 об.). Русская пропаганда изображала присоединение как совершенно добровольное, но в появившейся в 1842 г. книге д'0ррера и пространных рецензиях на нее в «Journal des Debate» в октябре 1842 г. (см. примеч. к т. 2, с. 3^) приводились многочисленные случаи преследования католиков и униатов, не желавших менять веру (преследования эти, комментировал Барант, зачастую «объясняются причи­нами отнюдь не религиозными, ибо император и те из министров, кто подталкивает его к этим мерам, отнюдь не принадлежат к числу истово верующих и не находятся под влиянием духовенства; тут все дело в видах политических» — то есть в русификаторской политике царского правитель­ства, которое преследовало католиков, потому что отождествляло их с рево­люционерами и прочими врагами порядка. Ср. сходную трактовку насаж­дения православия в Польше в газете «Siecle» (21 ноября I837)¹ «Будь в основе всех этих деспотических расчетов религиозное убеждение, их, пожалуй, можно было бы извинить. Но прозелитизм императора Николая

5"7

Комментарии

лишь в последнюю очередь заслуживает названия прозелитизма религиоз­ного. Греческая религия, постепенно проникающая в Польшу, есть орудие политическое, призванное отнять у народа самые живые черты его древнего патриотизма». Вообще положение католической церкви в России смущало даже самых ревностных поклонников царской империи из числа француз­ских легитимистов. Они скрепя сердце признавали, что, говоря о преследо­ваниях католиков в России, Кюстин не погрешает против истины, и подчер­кивали, насколько подобная политика компрометирует царское правитель­ство. «Г-н де Кюстин оставит в умах глубокий след, — писал 11 августа 1843 г. редактор легитимистской газеты «Quotidienne» П.-С. Лоранти русскому министру народного просвещения С. С. Уварову.— Конечно, русская нация выше клеветы, но человеческие суждения не свободны от впитываемых людьми впечатлений. Что до меня, г-н граф, я очень мало расположен слушать клевету, будь она даже весьма остроумна. Есть вещи, которые гораздо лучше остроумия; это чувство справедливости, а за отсут­ствием такового — хороший вкус. Это, однако ж, не помешает мне выразить пожелание, чтобы предвзятость, клевета и оскорбления не имели ни малей­шего отношения к действительности, особенно если речь идет о вопросе, столь важном в отношении философическом, вопросе, от которого зависит само величие русской монархии. История учит нас, что если усиление Церкви в ущерб могуществу королевских династий всегда оказывалась гибельным, то еще более гибельным— причем не только для Церкви, но и для монархии — оказывалось усиление королевской власти в ущерб Церкви. Вот почему мне больно было читать все, что в последние два года писали в Париже о России. Я мог предположить, что жалобы католиков преувеличены, но я мог допустить также, что естественным стремлением такого правительства, как ваше, является стремление подчинить своему влиянию все, что имеет влияние на человечество. И допущение мое, г-н граф, не имело в себе ничего оскорбительного, но, тем не менее, заставляло опасаться, как бы подобное воздействие на умы не вылилось поначалу в принуждения, а самый успех предприятия не породил бы однажды реакцию тем более сильную, чем более могущественна будет победившая монархия. Вот мой взгляд на вопросы, дававшие другим авторам поводы для сочинения книг против России и ее государя» {BN. NAF. № 16604. Fol. 170). Такого же мнения был и А. И. Тургенев: «Отвечайте на статью в «Дебатах» 11 октября (третьего дня) о попе Домбровском, высеченном кнутом 150 ударами! и на I47"*¹ умершем! — требовал он 25 октября 1844 г. от своего корреспондента, редактора «Журнала министерства народного просвещения» К. С. Сербиновича.— Она возбудила здесь негодование в лучших умах и добрых сердцах, я едва успокоил Рекамье и Шатобриаиа, объяснив им, что и при милосердной Елисавете Петровне, уничтожившей смертную казнь,— не более ioi удара за смертоубийство, а что ныне гораздо менее, что священство совсем не подвержено телесному наказанию, что ата статья — явная клевета, и проч. Из учтивости поверили мне, но не совсем. Огласите истину или объясните факт: мы не вправе пренебрегать клеветою, особливо когда действуем на умы самые беспристрастные. Чем

Комментарии

опровергать быль и небылицу Кюстина, лучше бы уничтожать такие покле­пы словом и делом» (PC. 1882, № 5- С. 45°) • S заметке «Journal des Debats» рассказывалось о польском католическом священнике, который после рево­люции 1830 г. эмигрировал в Париж, но в начале 1844 г- переодетым вернулся в Польшу для улаживания семейных дел, был узнан, схвачен и умерщвлен.

Афанасий Великий (296—373) — архиепископ александрийский, «отец православия»; Иоанн Златоуст, святой (347—4°7) ^-- отец церкви, мастер церковного красноречия.

...русские священники не проповедуют религию своим соотечественникам. — См. примеч. к т. 2, с. 13-0 цивилизаторской роли католической религии см. у Кюстина ниже, в «Кратком отчете о путешествии» (письмо тридцать шестое).

«Приидите ко мне... чтобы видеть!..» — Контаминация евангельских рече­ний (Матф., и, 28; 5, 8; ii, i5).

С. 2Q3. Когда бы орудие подавления стало одновременно и орудием освобожде­ния... — Примечание Кюстина к третьему изданию 1846 г.: «См. книгу о злоключениях католической церкви обоих обрядов, написанную по-немец­ки священником-ораторианцем и переведенную на французский в 1843 г. графом де Монталамбером». Автором этой книги был немецкий богослов, член конгрегации ораторианцев Августин Тейнер (1804—1874); переводчи­ком— граф Шарль Форб де Монталамбер (1810—1870), член палаты пэров, католический публицист, переводчик Мицкевича и защитник уг­нетенной Польши. Обширные отрывки из этой книги, процитированные Кюстином в третьем издании, см.: т. 2, дополнение 2.

...то подобие независимости... что еще сохраняла за собой несчастная Цер­ковь...— Подчинение православной церкви светскому государю (после упразднения Петром I патриаршества — см. примеч. к наст. тому, с. 85 и ioi) представлялось французским католическим публицистам одним из главных пороков российской системы; «Gazette de France» 2 января 1838 г. желала Николаю I в качестве новогоднего подарка покорения Констан­тинополя, установления креста над Гробом Господним в Иерусалиме, а после этого — соединения двух церквей, католической и православной, и непременного признания императором духовного главенства папы рим­ского, ибо главенство над русской церковью самого императора «противус-мысленно в отношении духовном».

...с чисто человеческой стороны. — Примечание Кюстина к 3-ему изданию 1846 г.: «Последние плоды этой узурпации, явленные в царствования Екатерины и Николая, описаны в указанной выше книге, полной фактов любопытных и малоизвестных». Речь о книге Тейнера (см. примеч. к наст.

тому, с. 293)-

С. 294- Вчера я прогуливался вместе с одним... французом... место учителя...— Лабенский, причисляя «воспитателей и воспитательниц, слу­жащих в знатных семьях», к числу тех людей, чьи рассказы Кюстин напрасно принимал на веру, характеризует их как «людей образованных, почтенных, зачастую хорошего происхождения, занимающих, однако,

5"9

Комментарии

 

"я; Жя •щ -.,ta"'. - 1

I

ложное положение в обществе, с которым они соприкасаются, но не смеши­ваются, и вынужденных, подчас невольно, судить это общество, где то и дело находятся глупцы, указывающие им на их место, пристрастно и несправедливо» (Labinski. P. 97)-

С. 2Q5- Разве вам не известно, что как раз теперь происходит на Волге? — Ср. в заметках Баранта: «Мятеж крестьян в Симбирской губернии продолжает­ся и усиливается. Говорят, что убиты пятнадцать помещиков либо управля­ющих, а около двух тысяч беглых крестьян скрылись в лесах. Подавление восстания будет, конечно, чрезвычайно суровым. Ежегодно в какой-нибудь точке империи происходят подобные возмущения, подавляемые более или менее быстро, но, как правило, без особого труда. Ни правительство, ни помещики этого не обсуждают, во всяком случае, с иностранцами, и очень скоро все покрывается забвением» (Notes. P. 321). Последнее уточнение позволяет предположить, что Кюстин узнал о крестьянских волнениях именно от Баранта, сообщающего в другой своей заметке подробности, близкие к тем, которые приводит ниже Кюстин: «Только что в Симбирской губернии началось крестьянское восстание. Крестьяне — сами или по чье­му-либо наущению — вообразили, будто император недавно подарил зем­ли, к которым они приписаны, цесаревичу. Тотчас же они прекратили признавать над собою власть своих помещиков и повиноваться им. Дошло до того, что одного помещика крестьяне убили самым зверским образом:

изжарили на огне; убили также и исправника. Восстание длится уже несколько дней. Мы о подобных событиях узнаем лишь случайно и получа­ем сведения самые отрывочные. Правительство держит такие происшествия в секрете, русские — то ли по привычке к сдержанности, то ли по беззабот­ности— о них разговаривать не любят, поэтому обычно подобные факты остаются неизвестными. Уверяют, что бунты происходят довольно часто:

иные помещики не решаются жить в своих имениях и не бывают там даже наездами» {Notes. P. 298—299)- О волнениях крестьян в Симбирской губер­нии летом 1839 г. см.: Крестьянское движение. С. 343—З^!. Одной из причин волнений в отчете III Отделения названа разнесшаяся «по поводу бракосо­четания великой княжны Марии Николаевны весть, что крестьяне будут освобождены», а также «благоустройство удельных крестьян и оказываемая им защита, ^которые) сильно подействовали на возбуждение еще большего омерзения к крепостному состоянию». «Толки всегда одни и те же,— резюмирует автор отчета, — царь хочет, да бояре противятся» (Крестьянское движение. С. 343—344)- Началось все с пожаров, возникших, возможно, просто от засухи, а затем среди крестьян распространились слухи, «что поджоги производят помещики для разорения своих крестьян, которые назначены быть вольными или отданными в приданое его императорскому высочеству великой княгине Марии Николаевне», и крестьяне начали жечь поместья и убивать помещиков (Крестьянское движение. С. 345)-

Императорскими крестьянами Кюстин называет государственных, или казенных, крестьян, устройство которых в царствование Николая I было поручено графу П. Д. Киселеву, для чего в апреле 1836 г. было создано Пятое отделение его величества канцелярии, впоследствии преобразованное

5Ю

Комментарии

в министерство государственных имущсств; в отношении государственных крестьян в самом деле принимались более существенные и удачные меры, чем в отношении крестьян владельческих (их обеспечивали зерном в неуро­жайные годы, давали податные льготы, малоземельных наделяли землей и проч.; кроме того, у них были введены зачатки самоуправления: «сельские общества» и волости имели свои сходы, избирали «голов», «старшин» и особых судей).

С. 297- Пушкин, как вы знаете, был величайший поят России.— Информа­цию о дуэли Кюстин мог почерпнуть из заметок в «Journal des Debats» за 28 февраля и 4 марта 1837 г. (см.: Щеголев П. Е. Дуэль и смерть Пушкина. М.,

1987. С. 343—344)-

С. 298. Дуэль в России... не согласуется с общественными нравами...— В соответствии с тезисом об отсутствии у русских чувства чести (см. примеч. к наст. тому, с. 83) Кюстин преувеличивает экзотичность дуэли для русской психики. Дуэли были запрещены еще Петром I, но это не мешало русским дворянам прибегать к этому способу защиты своей чести (в начале XIX века дуэли в России происходили, по-видимому, едва ли не чаще, чем во Франции). См. о дуэлях в России: Лотман. С. 529—538> Востриков А. В. Поэтика оскорбления в русской дуэльной традиции // Пятые тыняновские чтения. Рига; Москва, 1994- С. юо—109.

...он велит отслужить панихиду...— Возражение Греча: «Никогда им­ператор не заказывал торжественной панихиды по Пушкине, и тем более не присутствовал на этой церемонии» (Gretch. P. 67).

С. 299- ...одаренного юноши... осмеливается даже написать оду...— По мнению исследователей, комментируемое место — «первый заграничный отзыв о Лермонтове» (Шульц В. К. Лермонтов в переводе французских писателей // PC. 1883. № 8. С. 275)- Изложение Кюстином истории Лермон­това вызвало возражения Греча: «Молодой офицер, уже несколько раз нарушивший субординацию, сочинил стихотворение на смерть Пушкина в духе, не угодном правительству, ибо постарался особенно превознести в поведении покойного то, что заслуживало справедливого упрека. Он в самом деле был отправлен на Кавказ, однако пребывание в тамошней армии не только не погубило его талант, но, напротив, позволило ему расцвести с новой силой. Он вернулся спустя некоторое время целый и невредимый. В Грузии он не бывал, и потому гибельное воздействие тамошнего климата ему не грозило. По возвращении продолжал он сочи­нять стихи и искать ссоры со всяким, кто попадется на пути; он дрался с сыном г-на де Баранта, за что вторично был сослан на Кавказ, где скоро погиб на дуэли» (Gretch. P. 67—68).

...императору— покровителю словесности!— «Смерть поэта» Лермонтова была впервые опубликована на русском языке в 1858 г., а до этого распро­странялась в списках.» Первый французский перевод отрывков из «Смерти поэта» Лермонтова был опубликован только в 1855 г. (в статье Сен-Рене Талландье «Кавказский поэт»— «Revue des Deux Mondes», i февраля 1855 г.). Кюстин, по-видимому, опирается на чей-то устный пересказ. По мнению М. Кадо, источник тезиса о «благодарности императору» —

5"

Комментарии

эпиграф к стихотворению, взятый из трагедии французского драматурга Ж. Ротру «Венцеслав» (I647)^: «Будь справедлив и накажи убийцу!// Чтоб казнь его в позднейшие века // Твой правый суд потомству возвестила, // Чтоб видели злодеи в ней пример» (Cadot. P. 438).

С. goo. ...перечитать переводы... стихотворений Пушкина... у новой западноев­ропейской школы в поязии.— Кюстин мог прочесть по-французски несколько стихотворений в сборнике П. де Жюльвекура «Балалайка. Народные рус­ские песни и другие стихотворения, переведенные стихами и прозой» (1837;

впрочем, если народные песни Жюльвекур переводил стихами, то Пуш­кина, напротив,— прозой); оду «Клеветникам России» в переводе Н. Б. Голицына (1839; ^см- подробнее примеч. к т. а, с. ао8), стихотворение «Полководец» в переводе Каролины Павловой в ее сборнике «Les Preludes» («Прелюды»; 1839), изданном в Париже при посредничестве А. И. Тур­генева; несколько стихотворений в сборнике Элима Мещерского «Les Boreales» («Северное сияние»; 1839); не раз переводился на французский в годы, предшествовавшие выходу книги Кюстина, «Бахчисарайский фон­тан» (перевод Ж.-М. Шопена— 1826; перевод Ш. Бодье— 1837; перевод Н. Б. Голицына, посланный им Кюстину в составе «Поэтических опы­тов»,— 1839). Подробнее см.: Шульц Б. К.// Древняя и новая Россия. i88o. Т. i7. Май— август. С. 17—3⁶; 305—330; 447—497- Т. i8. Декабрь. С. 408—4^I7• Все эти переводы в самом деле почти не передавали самобытнос­ти пушкинского творчества. Кроме того, мысль о подражательности пуш­кинских сочинений Кюстин мог почерпнуть из наиболее обстоятельного очерка о Пушкине, опубликованного к моменту выхода «России в 1839 году» — статьи Шарля Бодье в «Revue des Deux Mondes» (i августа 1837 г.;

см. о ней: Cadot. Р. 4"9> 434—435) i ^{и и3} статьи А. де Сиркура о «Борисе Годунове», помещенной в том же 1837 г. в журнале «Revue francaise et etrangere» (т. а). О заемном характере русской литературы, «дословно воспроизводящей формы, физиономию и даже предрассудки нашей ^фран­цузской) словесности», писал и Ансело (Ancelot. P. 299)- Кюстин признавал­ся, что увидел в Пушкине не «истинно русскую поэзию», но лишь подража­ние «новой английской и немецкой школе», не только на страницах «Рос­сии в 1839 году», но и в написанном еще до выхода книги, 7 марта 1843 г. (см.: Lettres a Vamhagen. P. 44²)» частном письме к Варнгагену, который, со своей стороны, был о Пушкине очень высокого мнения, чем в 1839 году в Киссингене даже удивил А. И. Тургенева; 2 июля 1839 г. тот сообщал брату о Варнгагене: «поразил своим пониманием России: более всего восхищается Пушкиным» (РО ИРЛИ. Ф. 309. № 7°6- Л. 9; подл. по-фр.). Пренебрежительное отношение Кюстина к стилю Пушкина вызвало отпор Я. Н. Толстого: «Г-н де Кюстин, не употребивший ни одного слова нашего языка без того, чтобы не исказить его самым диким образом, принимающий тараканов (пруссаков) за персики, а крестьян заставляющий пить вместо кваса «кварц», дерзает судить наших поэтов не только за идеи, но за стиль и чистоту выражений! (...) Да читали ли вы, г-н маркиз, хоть французские переводы его поэм?» (Tolstoy. Р. 8о—81).

Поляк Мицкевич...— Стихи и поэмы Адама Мицкевича (1798—1855)»

5^

Комментарии

с 1832 г. жившего в Париже, неоднократно переводились в 18зо-е гг. на французский язык; в новом переводе К. Островского «Сочинения» Миц­кевича вышли в Париже в 1841 г., как раз в пору работы Кюстина над «Россией в 1839 году». Возможные заимствования Кюстина из «Объяснений поэта», заключающих Третью часть поэмы «Дзяды» (1832; фр. пер. 1834 и 1841), отмечены в соответствующих местах наших примечаний. Кюстин мог знать Мицкевича не только как поэта, но и как автора «Лекций о славянской литературе», которые тот с конца 1840 г. читал в парижском Коллеж де Франс. М. Кадо предполагает, что курсы 1840—1841 и 1841—-1842 гг. могли оказать на Кюстина влияние, заметное, например, в оценке Ивана Грозного или в подчеркивании «татарского» элемента в психологии русских {Cadot. Р. 257); если принять эту гипотезу, тогда к плодам этого влияния позволительно отнести и мысль об отсутствии в России русской, национальной литературы, не раз повторявшуюся Мицкевичем (см. например, лекцию от 7 июня 1842 г.— Мицкевич. Т. 4- С. 39°—391)- Впрочем, в 1841—1842 гг. Кюстин жил по большей части вне Франции, в Швейцарии и Италии, а первое издание лекций Мицкевича на французском языке датировано 1849!'•> потому вопрос о том, в какой мере автор «России в 1839 году» был знаком с содержанием этих лекций, остается открытым.

С. зоо—з⁰¹- Неповторимость мысли... связана со своеобразием речи... лучшим учителем французского всегда была кормилица...— Во Франции сравнительно незадолго до выхода книги Кюстина об этом напомнил Шатобриан в «Опы­те об английской литературе» (1836): «Судить произведения, написанные на живом языке, способен лишь тот, для кого этот язык родной. Напрасно вы полагаете, что владеете иностранным языком: вам недостает молока кормилицы и тех первых слов, что человек слышит от нее, будучи еще в пеленках; есть тонкости, которым учит только отечество. (...) Народы Севера, пишущие на всевозможных языках, лишены какого бы то ни было стиля. Слова разных языков, загромождая память, спутывают понятия: вы не знаете, каким покровом одеть зародившуюся у вас мысль, каким наречием воспользоваться, дабы лучше передать ее. <...) Чтобы стать плохим писа­телем, достаточно научить свою память, как попугая, словам нескольких наречий: многоязычный ум может привести в восхищение разве что глухоне­мых. Тем, кто посвятил себя изящной словесности, очень полезно учить живые языки, исследовать их, читать на них; опасно говорить на них, опаснее же всего — писать» (Эстетика раннего французского романтизма. М., 1982. С. 240—241). В издание 1854 г. Кюстин ввел примечание к этому месту, где прямо указывает на то, что его мысли в данном случае восходят к Шатобриану. В русле тех же концепций романтического национализма рассуждал в статье «Мнение иностранцев о России» А. С. Хомяков, невольно повторяя презираемого им «маркиза», против которого, собствен­но, и направлена эта статья: «Иностранец, как бы он ни овладел чужим языком, никогда не обогатит его словесности: он всегда будет писателем безжизненным и бессильным. Ему останутся чуждыми те необъяснимые прихоти наречия, в которых выражается вся прелесть, вся подвижность народной физиономии» (Хомяков А. С. О старом и новом. М., 1988. С. 97)-

Комментарии

С. go^I- Монтень гордился, что выучил латынь прежде французского...— Монтень. Опыты, I, 26.

Не каждый великий писатель — Руссо... — Жан Жак Руссо родился и про­вел детство в Женеве, где, впрочем, говорили тоже по-французски — но не так чисто и правильно, как в Париже. Высокая оценка Руссо как писателя сочеталась у Кюстина со скептическим отношением к его общественно-политическим теориям; ср. вт. а, с. 151 фразу о естественном состоянии, «рождающем только насилие и несправедливость».

С. З⁰²- •••ч"ю ^ш сумеют уже оценить ни прозу Боссюя и Шатобриана...божественную гармонию Ламартина!— В начале XIX века прежде всего стараниями г-жи де Сталь (книги «О литературе», i8oo, и «О Германии», i8io, изд. 1813) во Франции начала укореняться мысль, что французский литературный канон — не единственный возможный (как считалось в XVII и XVIII веках, когда Париж выступал в роли единственного законодателя литературных вкусов и мод), что английская и немецкая словесности (по г-же де Сталь, «северные», исполненные меланхолии) также имеют право на существование и даже, пожалуй, достойны подражания. Именно с этим «литературным космополитизмом» полемизирует Кюстин, противопостав­ляя иностранным писателям французских авторов самой разной ориента­ции, от романтиков Ламартина и Гюго до таких классических мастеров слога, как проповедник Жак Бенинь Боссюэ (1627—17°4) ^или маркиза Мари де Севинье (1626—1696), вошедшая в литературу благодаря своим превосходным по стилю частным письмам. Несмотря на некоторый скеп­тицизм по отношению к Руссо, заметный в комментируемом пассаже, Кюстин, постоянно критикующий русских за отсутствие у них националь­ной самобытности, сближается в этом с автором «Общественного договора», осуждавшим Петра I, который хотел создать из своих подданных «немцев и англичан, когда надо было начать с того, чтобы создавать русских» (Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М., 1969. С. 183).

Письмо восемнадцатое

С. 303- Петербург, у июля...— По старому стилю i8 июля. С. 304- Виконт Анри де Бельзенс, помощник командира пехотного полка, стоявшего в городе Кане, был в 1790 г. растерзан солдатами, чьи патрио­тические и революционные чувства он оскорбил.

Мадемуазель Мари де Сомбрёй (i774—1823) сумела во время резни, которая шла в тюрьмах в начале сентября 1792 г. (см. примеч. к наст. тому, с. з²), вырвать из рук убийц своего престарелого отца, коменданта Дома Инвалидов. Маркиз де Сомбрёй был казнен два года спустя, 17 июня 1794 г., а его дочь, также арестованная, вышла на свободу после термидориан­ского переворота. «Стакану крови мадемуазель де Сомбрёй» посвящено несколько исследований, авторы которых считают этот мелодраматический эпизод плодом контрреволюционной пропаганды (см.: Michelet J. Histoire de la Revolution franyaise. P., 1952. Т. 2. P. 1566). Тем не менее во времена

Комментарии

Кюстина эту легенду рассказывали в салонах как историю правдивую; так, А. И. Тургенев слышал ее в январе 1838 г. в салоне г-жи Лагранж от французского литератора Сиркура; в этом варианте героиней выступала дочь друга Сомбрёя (у Тургенева — - Сомбреля), монархистского публициста Франсуа Луи Сюло (i757— ^l79²)'• «До⁴¹-, молодая и прекрасная, бросалась за отца к ногам судей-палачей, но не могла их умилостивить: они обещали ей спасти отца, если она согласится выпить стакан крови друга его, Сомбреля. Она выпила и спасла отца, но ненадолго; через несколько дней он погиб на гильотине» (письмо П. А. Вяземскому от 8 января 1838 г.- РО ИРЛИ. Ф. з°9- ^° ^l'^г'J• ^- 3°)-Архиепископ Тарантский Капеце-Латро (см. примеч. к наст. тому, с. 290) называл «достойной продолжательницей мадемуазель Сомбрёй» мать Кюстина (см.: Valery. Curiosites et anecdotes italiennes. P., 1842. P. 386).

...героически погибли в кармелитском монастыре... — В этом монастыре, превращенном в тюрьму (см. примеч. к наст. тому, с. 44)» 7 сентября i79^{2 r}-были казнены 172 священника, отказавшихся присягать в верности нации, закону и королю, как того требовал закон от 12 июля 1790 г.

...в Лионе... расстреливали картечью...— В Лионе в октябре 1793 ^г- было подавлено контрреволюционное восстание, и