Виндзорский треугольник

 

В 16 часов 20 минут 15 сентября 1984 года после девятичасовых родов в больнице Святой Марии Диана произвела на свет мальчика — Генри (Гарри) Чарльза Альберта Дэвида. Так же, как это было в случае с Уильямом, первое имя младенца выбрала Диана, последующие — Чарльз.[31]

Время второй беременности стало одним из самых счастливых в жизни супругов. Диана признавалась, что «в те шесть недель, которые предшествовали появлению Гарри, мы были близки, как никогда прежде».

Все резко изменилось после рождения Гарри. По словам принцессы, Чарльз был сильно разочарован. Увидев младенца, он воскликнул:

— О боже! Мальчик! Да еще рыжий!

Позже Диана признается:

«После процедуры амниоцентеза мне сообщили, что вторым ребенком будет мальчик. Я знала, что Чарльз очень хочет девочку, поэтому решила ему ничего не говорить и скрывать пол младенца до самого рождения. Когда же Чарльз увидел Гарри и выразил свое недовольство, внутри меня словно что-то захлопнулось».

Принцесса опять нарисовала очень мрачную картину. Но так ли обстояло дело на самом деле? Да, у Виндзоров существует такая традиция — сначала родить мальчика, потом девочку. Однако вряд ли ее несоблюдение могло привести к семейному кризису.

Сомнение вызывает и упоминание о цвете волос Гарри. Рыжий всегда считался «фирменным знаком» Спенсеров и не должен был стать для Чарльза сюрпризом.

Согласно некоторым свидетельствам, принц нисколько не удивился.

«Я не думаю, что Чарльз был разочарован, когда узнал, что у него родился еще один сын, — утверждает один из его близких помощников. — Мне кажется, это заблуждение, вызванное будущими событиями в жизни принцессы. У меня сложилось впечатление, что Чарльз был восхищен появлением Гарри».

А как же тогда воспоминания Дианы? Возможно, она просто неправильно интерпретировала слова мужа.

«Воскликнуть, да еще с презрительной интонацией — для Чарльза это было совершенно не характерно, — замечает один из его друзей. — Он мог сказать: «Ооо! Рыжие волосы!», но это была бы всего лишь ирония. Когда принц прочитал воспоминания своей супруги об этих событиях, они его очень расстроили».

Тем не менее Диана продолжала настаивать на своем. Она считала, что во взаимоотношениях с Чарльзом действительно произошел надлом, причем возник он еще до появления Гарри на свет:

«Промежуток времени между рождением Уильяма и Гарри покрыт мраком депрессии. Я просто вычеркнула этот период из своей жизни, поскольку в нем было слишком много душевных страданий. Удивительно, что Гарри вообще появился на свет».

Это признание выглядит, по меньшей мере, странным. Даже если оставить за скобками другое воспоминание — о близости с мужем в последние шесть недель перед родами, удивление вызывает совсем не это. Ведь, если разобраться, у нее были все необходимые компоненты для женского счастья — собственный дом, муж, дети. Диана находилась в таком положении, о котором многие представительницы прекрасной половины человечества могут только мечтать, и она, несомненно, с головой погрузилась в одну из самых благородных житейских забот — материнство. «Дети — они и были ее жизнью», — замечает дворецкий Дианы Пол Баррелл.

В Кенсингтонском дворце на выкрашенных в персиковый цвет стенах гардеробной висело два десятка фотографий принцессы с Уильямом и Гарри. Фотографии детей стояли на рояле, на письменном столе Дианы, на полках — словом, везде. На дверях принцесса расклеила записки «Я люблю Уильяма и Гарри», и дабы слова не расходились с делом, старалась ради своих мальчиков, как могла. Например, однажды она распорядилась поставить во внутренний дворик Кенсингтонского дворца огромный надувной замок. Пока дети осваивали новый аттракцион, слуги надели на себя костюмы медведей и разыграли нападение. Но Уильям быстро разобрался что к чему, узнав слуг по ботинкам.

Когда дети подрастут, Диана пригласит на чай в Кенсингтонский дворец известную американскую модель Синди Кроуфорд, от которой Уильям был без ума. Увидев своего кумира живьем, принц засмущался, покраснел и не смог вымолвить ни слова.

«Дети превратились в самую главную составляющую ее жизни, занимали все ее время, — вспоминает стилист принцессы Сэм Макнайт. — Больше всего Диана хотела, чтобы у принцев была самая обычная жизнь, насколько это вообще возможно в их положении. Свою миссию она видела в том, чтобы подготовить детей к их будущей роли, но так, чтобы сохранить при этом обычные человеческие качества».

В отношениях с сыновьями Диана старалась избегать так называемого «иерархического воспитания» (как однажды емко выразился известный австрийский дирижер Герберт фон Караян), когда между родителями и детьми устанавливается непреодолимый психологический барьер.

«Она была удивительным образом настроена на те чувства, эмоции и переживания, которые испытывали Уильям и Гарри, — говорит ее подруга Козима Сомерсет. — Диана постоянно находилась с ними в тесном контакте. Она была способна не только слушать, но и услышать своих детей, умея ценить их собственные мнения».

Принцесса стремилась к тому, чтобы ее дети не просто выполняли свой королевский долг, потому что так надо. Она хотела, чтобы в их отношении к подданным было как можно больше понимания, теплоты и человечности.

«Я хочу, чтобы мои дети умели понимать человеческие эмоции, знали о том, что некоторые люди могут быть неуверены в себе или испытывать чувство незащищенности. Я хочу, чтобы для них не были секретом такие понятия, как стресс, надежда и мечты», — скажет она в своем интервью Мартину Баширу в 1995 году.

Для этого необходимо, чтобы «ее мальчики», как она любила их называть, не только видели, как живут обычные люди, но и сами окунулись в их быт. Вот почему Уильям и Гарри учились в обычных подготовительных школах, ходили по обычным магазинам и кинотеатрам, расплачивались обычными деньгами.

Последнее звучит несколько непривычно, но словосочетание «обычные деньги» не должно вводить читателя в заблуждение. Так уж заведено, что, хотя члены королевской семьи и сделаны из той же плоти и крови, что и все люди, их жизнь заметно отличается от жизни большинства подданных. Например, принц Чарльз, совершая какую-либо покупку, никогда не станет расплачиваться за нее — ни деньгами, ни кредитной картой. За него это сделает прислуга. А Диана только в зрелые годы с удивлением узнала, что для приведения машины в движение используется бензин, который можно заправить (возмездно, разумеется) на бензоколонках.

Принцесса не знала цену деньгам. Нередко ее счета за телефонные разговоры достигали четырехзначных цифр. Зато, когда целительница Симона Симмонс отправила ей для оплаты своей работы за три месяца счет в 600 фунтов, Диана возмутилась:

— Что это такое? Думаю, нам это следует обсудить.

Симона попыталась объяснить, что эти деньги не блажь, а оплата ее услуг, — она живет на эти деньги.

Но принцесса не хотела ничего слушать.

— Возьми лучше мой CD-проигрыватель, — предложила она.

— Но у меня уже есть один, — ответила целительница.

— Ну и хорошо, будет второй, — не отступала принцесса. — Сможешь слушать музыку в разных частях дома.

Если бы Диана видела крохотную квартирку, в которой жила Симона, она бы наверняка поняла всю бессмысленность своего предложения.

Принцесса хотела, чтобы у ее детей было немного по-другому.

Кроме финансового, она уделяла пристальное внимание и другим вопросам.

«Диана очень ответственно подходила к воспитанию своих детей, — замечает ее подруга Кэролин Бартоломью. — Она была очень чувствительна к их индивидуальным качествам, прекрасно отдавая себе отчет в различиях между братьями».

Например, принцесса быстро поняла: рыжий цвет волос у Гарри — далеко не единственный признак, унаследованный от древнего рода Спенсеров. Буквально с детства у ее младшего сына проявился бойцовский дух, хорошо знакомый всем, кто так или иначе соприкасался с владельцами Элторпа. Принцесса не исключала, что ее мальчик выберет карьеру военного.

Так оно и произойдет. В апреле 2006 года Гарри закончит Королевскую военную академию Сандхёрст. В начале 2008 года возглавит роту бронетанковой разведки Королевского конногвардейского и драгунского полка и отправится воевать в Афганистан в провинцию Гильменд.

Несмотря на воинственность младшего сына, большую обеспокоенность Дианы вызывал все-таки Уильям. На это было несколько причин. Во-первых, его общественный статус — будущий наследник британского престола. Принцесса считала, что ее старший сын будет «фантастическим королем».

Мнение Дианы разделяют многие специалисты в области древней истории. Так, по словам одного из членов Британского ордена друидов, «принц Уильям — полное имя которого Уильям Артур — был рожден в день летнего солнцестояния. Если он последует древнему обычаю и при коронации возьмет себе второе имя, то станет королем Артуром. Так при помощи Дианы будет возрождена кровь древних британских королей, и появится новый король Артур».

Второе, на что принцесса не могла не обратить внимания, — характер ее старшего сына, в котором совместились чувствительность матери и сосредоточенность отца.

«Я хочу, чтобы Уильям знал о других сторонах жизни и не рос избалованным ребенком, — скажет как-то Диана сестре Брайде Доуд из благотворительной организации Мариллак[32]. — Я часто разговариваю с ним об этом, показываю фотографии различных мест. Мы посещаем с ним благотворительные центры для бездомных. Еще когда он был ребенком, сразу было видно, что у него огромный потенциал».

Уильям станет достойным сыном своей матери.

«Моими руководящими принципами являются честность, искренность, внимательность и забота, — скажет он на рубеже XXI века. — Я многому научился, общаясь с бездомными. Моя мать очень хорошо использовала свое положение, помогая другим людям. Как, впрочем, и мой отец. И я надеюсь, что последую их примеру».

Уильям не раз подтвердит свои слова делом. Например, в декабре 2009 года он проведет вместе с бездомными ночь под лондонским мостом Блэкфрайерс. В тот вечер на улице будет минусовая температура, но, несмотря на это, сын Дианы возьмет с собой лишь старый спальный мешок, а местом для сна выберет обычную картонную коробку. Утром принц отправится в штаб-квартиру «Центрпоинт», где приготовит группе бездомных завтрак.

У Дианы сложатся очень теплые отношения с Уильямом. По мере взросления он станет для матери не только сыном, но и преданным другом. Сама принцесса любила называть его «мой маленький мудрый старичок».

«Диана признавалась мне, что общается с Уильямом на очень глубокие и личные темы, — вспоминает ее друг Роберто Деворик. — Он служил для нее серьезной моральной опорой».

Справедливости ради следует заметить, что Чарльз не отставал от своей жены в заботе о подрастающем поколении. Они оба любили своих детей, хотя и делали это по-разному. Диана была более открыта и естественна, Чарльз же подходил к исполнению своих родительских обязанностей со свойственной ему основательностью, перечитав о воспитании массу книг и статей.

Словом, в том, что касалось детей, это была самая обычная семья. Но тогда почему Диана так настойчиво сгущала краски (вспомним хотя бы: «Промежуток времени между рождением Уильяма и Гарри покрыт мраком депрессии…»)?

Ответ на этот вопрос и прост и сложен одновременно. Прост — потому что подобное поведение принцессы стало прямым следствием ее психологического состояния. Сложен — поскольку заставляет задуматься: а чем было вызвано это состояние?

В январе 1983 года Диану обследовал известный американский специалист в области психиатрии доктор Томас Холмс. По его мнению, принцесса страдала неврозом навязчивых состояний. Из-за перманентного стресса она была близка к болезни на 80 процентов.

С диагнозом доктора Холмса можно не соглашаться, но факт остается фактом — негативные эмоции в жизни Дианы стали превалировать. Только связано это было не с тем, что у нее родился второй сын и цвет его волос оказался рыжим. После нескольких лет брака веселая, открытая по натуре Диана оказалась на краю ужасающей бездны одиночества. Ее мучили переживания, о которых она никому не могла поведать, ей требовались советы и помощь, которые не от кого было получить, ее переполняли чувства и эмоции, с которыми не с кем было поделиться.

«Диане было очень сложно довериться кому-то в дворцовом лабиринте, — комментирует ее положение модельер Джаспер Конран. — Она совсем запуталась. Доверясь кому-то, она не знала, предадут ее или нет».

Однако положение принцессы было не безнадежным. Ей повезло, что в столь напряженный момент рядом с ней все-таки оказался человек, с кем она могла дышать одним воздухом, мыслить в одном направлении, обсуждать одни и те же проблемы. Таким человеком стала Сара Маргарет Фергюсон, известная больше как Ферджи. Две женщины были знакомы уже шесть лет и даже приходились друг другу двоюродными сестрами в четвертом поколении. Забавно, но их матери, учившиеся вместе в одной школе Доухэм, также были лучшими подругами. Отчасти именно благодаря Диане Сара Фергюсон познакомилась с младшим сыном королевы принцем Эндрю, герцогом Йоркским. Знакомство оказалось удачным — 23 июля 1986 года молодые люди поженились в Вестминстерском аббатстве.

Появление в королевской семье жизнерадостной, полной оптимизма Ферджи стало для Дианы если не «лучом света в темном царстве», то уж по крайней мере глотком свежего воздуха.

«Принцессе импонировал бунтарский дух ее невестки, — считает Симона Симмонс. — Диане нравился подход Ферджи: «К чертям, что обо мне думают!»».

Сама принцесса о благотворном влиянии Ферджи сказала просто: «Она облегчила мою ношу». С ней можно было и поговорить по душам, и просто подурачиться. Как, например, это произошло в июне 1987 года на королевских скачках в Аскоте, когда «виндзорские хулиганки», как они себя сами называли, принялись тыкать зонтиками в спину впереди сидящей Лулу Блэкер. Или на приеме в Букингемском дворце, организованном в октябре 1991 года в честь президента Италии Франческо Коссиги. Получив примерно через тридцать минут после начала мероприятия сигнал, что они могут удалиться, Диана и Ферджи степенно вышли из зала. Затем, скинув туфли и подобрав платья, «виндзорские хулиганки» громко засмеялись и помчались наперегонки вдоль коридора. По словам одного из очевидцев, «в тот момент принцесса и герцогиня больше напоминали обычных детей, которые только что избавились от чего-то очень нудного и неприятного».

В следующий раз молодые женщины принялись названивать по защищенной линии королеве-матери. Когда на другом конце провода снимали трубку, они ее тут же бросали и начинали безудержно хохотать. Конечно, это было глупо, но им казалось очень забавным.

Несмотря на все эти легкомысленные эпизоды, было бы неправильно думать, что присутствие Ферджи привнесло в жизнь Дианы только милое времяпрепровождение и веселый задор. Отношения с золовкой значили для принцессы гораздо больше. Ферджи позволила Диане поверить в себя и свои силы.

«Я иногда себя спрашиваю, — говорит один из сотрудников дворца, — что бы произошло с браком супругов Уэльских, если бы Сара так и не появилась бы? Ведь на самом деле эти две женщины собрались разрушить не что-нибудь, а систему».

Про разрушение системы сказать сложно, но начиная с середины 1980-х годов брак супругов Уэльских стал действительно подвергаться серьезным испытаниям на прочность. На это указывало несколько симптомов. В первую очередь — взаимоотношения Чарльза и Камиллы, которые, согласно «официальной»[33]точке зрения, возобновились только в 1986 году.

Обращает на себя внимание, что Чарльз не стал скрывать этого факта. Еще до выхода «официальной» биографии, во время телевизионного интервью все тому же Димблби, он де-факто признал существование адюльтера.

— Что вы можете сказать по поводу тех серьезных обвинений, которые выдвигались в ваш адрес, — будто бы вы изменяли супруге буквально с самого начала вашей совместной жизни? — спросил Джонатан.

— Все эти спекуляции не имеют ничего общего с правдой, — спокойно ответил Чарльз. — Камилла Паркер-Боулз мой большой друг. Мы дружим уже продолжительный период времени. И такими наши отношения останутся и впредь.

— Вы пытались сохранять верность, как торжественно поклялись во время свадебной церемонии? — поинтересовался Димблби, решив подойти к этому вопросу с другой стороны.

— Да, — без лишнего волнения произнес принц.

— И вы были верны своей супруге?

— Да, — и здесь Чарльз сделал очень важное дополнение: — По крайней мере до тех пор, пока наш брак не оказался безвозвратно разрушен.

Это прозвучало как признание. Понял ли принц, что сказано было что-то не то, но спустя некоторое время он вновь вернулся к теме измены и попытался объяснить свою позицию:

— Это последнее, что я хотел. Ошибкой было бы думать, что я уже женился с намерением совершить подобный поступок и все мое поведение носило сугубо циничный характер. Я это к тому говорю, что я не циник. Возможно, я сейчас напоминаю самодовольного человека, но я делал все от меня зависящее, чтобы поступать правильно.

По мнению Чарльза, появление в его жизни Камиллы стало ответной реакцией на рушившийся брак. В общении с ней, как утверждает официальный биограф, он смог найти «понимание, теплоту и стабильность».

Не соглашаясь с официальной версией, большинство исследователей приводят другие даты возобновления отношений между Чарльзом и Камиллой. Одни указывают на 1984 год, другие — на 1983-й, третьи — на 1982-й. Не исключен и такой вариант, что их взаимоотношения вообще никогда не прекращались.

Последней точки зрения придерживаются некоторые очевидцы.

«У меня возникло ощущение, что они всегда были вместе», — делится своими впечатлениями Мэри Хелвин, которая в 1983 году начала встречаться с братом Камиллы Марком Шэндом.

Один из сотрудников поместья Хайгроув Энди Холден вспоминает, как однажды, в ноябре 1983 года, Диана нажала на кнопку телефонного аппарата в кабинете мужа. Неожиданно для нее на другом конце провода трубку сняла миссис Паркер-Боулз. Принцесса была в бешенстве и устроила грандиозный скандал.

Когда речь заходит о любовном треугольнике Диана — Чарльз — Камилла, у большинства людей возникает закономерный вопрос: как принц мог предпочесть миссис Паркер-Боулз двадцатилетней девушке, красотой которой восхищались миллионы? Этого не могли понять и сами Виндзоры. Однажды отец Чарльза герцог Эдинбургский Филипп не выдержал и удивленно воскликнул, обращаясь к Диане:

— Вот чего не могу понять — как мужчина, находясь в здравом уме, мог бросить вас ради Камиллы!

На самом деле все просто. Человеческая психика — весьма тонкая субстанция, и для ее понимания не всегда достаточны доводы разума, принятые нормы и устоявшиеся правила. Многие современники признавали, что, какой бы красотой ни обладала принцесса Уэльская, от ее визави — Камиллы — исходило что-то такое, перед чем не могли устоять многие мужчины.

«Это очень сложно описать, — говорил один из ее друзей. — У Камиллы смеющиеся глаза, а сама она полна веселья. Присмотревшись к ней поближе, вы замечаете, что в ней присутствует какая-то материнская забота, и понимаете, что Чарльз в ней нашел. О да! В ней действительно есть что-то, чего так не хватает Диане».

Рядом с Камиллой Чарльз чувствовал себя не принцем, а человеком. С ней он мог разговаривать на любые темы, доверяя самые сокровенные мысли и чувства. Камилла была не просто любовницей — она была его верным другом и незаменимым советником, на нее он мог положиться во всем. И как Диана ни старалась (и как Чарльз ни хотел), но она так и не смогла вытиснуть Камиллу из этой ниши.

Обида, гнев и горечь бессилия доводили принцессу до отчаяния.

«Меня не покидало чувство, что все валится из рук, — признается она. — Я ощущала себя бесполезной и безнадежной в любом виде деятельности».

Однажды у Дианы состоялся очень интересный диалог с телохранителем, Кеном Уорфом, позволяющий нам заглянуть в ее внутренний мир.

— Кен, вы же знаете о Камилле, не правда ли? — спросила принцесса.

Испугавшись провокации, Уорф попытался отстраниться:

— Ну, знаете, мэм. Это все-таки не мое дело, ияне хотел бы в это вмешиваться.

Но Диана и не собиралась его провоцировать:

— Да, возможно, Кен, вы правы, но я говорю это вам потому, что иногда у меня бывают сильные перепады настроения. Вы должны быть готовы к этому и знать, чем они вызваны. Больше всего меня беспокоит эта женщина, ияне знаю, как с ней справится.

— Что вы имеете в виду под словом «справиться»? — спросил Уорф.

— Я действительно не знаю, как с ней справиться. Она здесь, и я ничего не могу с этим поделать. Кен, понимаете, она не просто вновь появилась. Она была здесь всегда с момента нашей свадьбы. Я пыталась смотреть на нее как на старого друга и надеялась, что когда-нибудь их отношения сойдут на нет.

— Вы беседовали с вашим мужем на эту тему?

— Он не будет меня даже слушать! Это пустая трата времени!

Как гласит официальная биография: «В браке с Дианой не было никакого скандала, после которого стало бы понятно, что все попытки принца сохранить отношения лишены всякого смысла. Их совместная жизнь разрушалась постепенно». Причем в качестве водораздела, после которого «брак стал медленно распадаться на части», Димблби указал уже знакомый нам 1986 год.

1986 год действительно был знаковым. В мае супруги Уэльские приехали с официальным визитом в Канаду. Во время посещения выставки Экспо-86 в Ванкувере Диане стало плохо, и она потеряла сознание. Последнее, что принцесса успела произнести, прежде чем упасть в обморок, было:

— Дорогой, я исчезаю.

Чарльз повел себя неожиданно черство. Когда его супруга пришла в себя, он потребовал от нее впредь не устраивать подобных сцен публично.

Как заметил один из членов их команды, «в поведении принца впервые за все годы их совместной жизни не было сочувствия. В их взаимоотношениях что-то изменилось. Чарльз больше не выглядел тем заботливым мужем, которого мы привыкли видеть раньше».

Изменился не только характер взаимоотношений, но и быт знаменитых супругов. Они спали в разных спальнях, придерживались разного распорядка дня, приезжали в Хайгроув на разных машинах — словом, как выразился Джонатан Димблби, «находясь вместе, они жили разными жизнями».

«Слугам, конечно, ни о чем не говорили, — вспоминает Пол Баррелл, — но мы не были слепыми и видели, что происходит. В тех редких случаях, когда супруги находились в Хайгроуве вместе вечером, когда дети уже легли спать, мы слышали наверху крики, хлопанье дверей и сердитые шаги на лестнице. Днем все замирало, и дом погружался в мрачную тишину».

По словам одного из друзей принцессы, Кенсингтонский дворец превратился в «сумасшедший дом».

«Когда во дворец приезжал Чарльз, там тут же воцарялась совершенно необычная атмосфера, — признается массажист Дианы Уна Шэнли-Тоффоло. — Оба супруга были заметно напряжены. Диана чувствовала себя очень скованной в его присутствии».

Принцесса нервничала. Как результат — участилась приступы булимии, которые, по ее собственным словам, стали еще более «неистовыми и буйными».

Летом 1986 года Диана отдыхала на Майорке с королем Испании Хуаном Карлосом и его супругой Софией.

«Я ненавижу эту поездку, — скажет она позже. — Они все думали, что Чарльз самое лучшее создание на свете. И кто такая эта девчонка, которая приехала с ним? Я знала, что во мне что-то есть. Но я никак не могла сделать так, чтобы это увидели и другие. Все время каникул я провела вниз головой в унитазе. Мне было так плохо…».

О том, насколько плохо было принцессе, можно судить по воспоминаниям известной портретистки Эмили Патрик, сеансы у которой Диана посещала после возвращения с Майорки.

«Принцесса была напряжена от корней волос до пят, — говорит Эмили. — Она не переставала двигаться и постоянно хотела обсудить проблемы похудения. Сразу было видно, что Диану что-то не устраивает в ней самой, и она тщательно старалась это скрыть».

Этим же летом во время одной из ссор с Чарльзом Диана схватила перочинный нож и ударила себя сначала в грудь, а затем в каждое из бедер. Было «море крови», но, как утверждала принцесса: «Мой муж не обратил на это никакого внимания».

На самом деле это не так. Сказать, что подобная эмоциональная неразбериха нисколько не беспокоила принца, значит погрешить против истины. В ноябре 1986 года, доведенный до отчаяния, Чарльз признался одному из своих друзей:

«Меня как будто заперли в клетке. Я мечусь по ней взад-вперед, стремясь найти выход и вырваться на свободу. Насколько ужасным может быть несовместимость в характерах, и насколько разрушительным оказывается подобное воздействие на основных участников этой экстраординарной драмы! В сложившейся ситуации есть все необходимые компоненты для греческой трагедии».

Главным виновником разворачивающейся в Хайгроуве и Кенсингтонском дворце «греческой трагедии» Чарльз видел именно себя. «Я никогда не думал, что все это закончится подобным образом, — написал он в одном из своих писем. — И как я смог допустить, чтобы все пошло кувырком..,».

Диане требовалась профессиональная психологическая помощь. Вновь в жизни принцессы появились психиатры, и вновь они оказались бессильны. Единственным шагом вперед можно считать лишь откровенное признание Дианы в том, что она страдает булимией.

Заявление принцессы не стало неожиданностью. Окружение королевской семьи все чаще стало подозревать в состоянии Дианы что-то неладное. Прислуга, например, постоянно перешептывалась о странных вечерних набегах на кухню с опустошением холодильника.

«Мы все видели, что происходит, но никак не могли понять — почему Диана не поправляется?» — вспоминает матрос с яхты «Британия».

Фотограф Артур Эдварде, снимавший принцессу, ужасался:

«Я был поражен, насколько Диана похудела. Платье висело на ней, словно на скелете. Кости выпирали сквозь кожу».

Скрывать булимию было бессмысленно. Но о чем принцесса умолчала, так это о тяжести приступов, что сделало дальнейшее лечение малоэффективным. В результате, как вспоминает сама Диана, «врач прописал мне таблетку и предложил заткнуться».

Не способствовало выздоровлению и чувство недоверия, которое Диана питала к врачам и близким друзьям своего мужа:

«Они постоянно пытались показать мне, что я неуравновешенна и больна. По их мнению, лучше всего, если я побуду дома и некоторое время просто отдохну. На самом же деле они хотели разрушить меня как личность, изолируя от общества».

Именно в этот период принцесса Уэльская начинает активно увлекаться оккультными науками. В Кенсингтонский дворец приглашаются медиумы, астрологи, хироманты, графологи, экстрасенсы, а также множество всевозможных целителей, использующих нетрадиционные методики лечения: остеопаты, специалисты по акупунктуре и японскому массажу биологически активных точек шиатцу, ароматерапевты и гидротерапевты. Специалистов было слишком много, а их выбор не всегда подчинялся законам логики. Впрочем, перефразируя известные слова Владимира Жаботинского, «логика — наука греческая, и в данном случае она ни к чему».

Увлечение принцессы нетрадиционными целителями было вызвано двумя причинами — одной явной, другой не очень. В основе явной лежит самая обычная потребность в общении. Диане был чужд стиль бесед, который веками вытачивался в королевских резиденциях. «Все придворные говорят загадками, — недоумевала она. — Они никогда не выражают свои мысли прямо, и вам постоянно приходится самому додумывать, что же они хотели сказать на самом деле».

У Дианы была Ферджи, но ее присутствия было явно недостаточно для заполнения коммуникативного вакуума. Принцессе требовались еще собеседники, которым она смогла бы выговорить все, что наболело у нее на душе.

«Я была потрясена, когда Диана буквально на первой же встрече стала посвящать меня во все свои проблемы, как будто мы были знакомы уже много лет, — удивлялась астролог Дебби Франк. — Такое ощущение, что ей просто нужен был кто-то, с кем можно было поговорить».

«Иногда она просто звонила, чтобы рассказать, как провела день», — вторит ей медиум принцессы Рита Роджерс.

Энергетическую целительницу Симону Симмонс, которая также пользовала принцессу, эта особенность даже возмущала:

«Днану очень трудно было лечить, потому что едва она входила ко мне в кабинет, как начинала говорить без умолку. Обычно первые десять минут у меня уходили только на то, чтобы ее успокоить. Затем принцесса начинала задавать бесчисленные вопросы. Когда же я тактично предлагала ей немного помолчать, она тут же говорила: «Сейчас, сейчас, только сначала я должна тебе сказать то-то и то-то, а иначе я не смогу успокоиться». После того как я давала ей возможность выговориться, у нее тут же появлялась другая тема, которую ей срочно требовалось обсудить».

Однажды, чтобы успокоить Диану или по крайней мере занять ее чем-нибудь другим, только не разговорами, Симона предложила ей смородиновые леденцы. К концу сеанса вся пачка леденцов была пуста!

Второй и значительно более важной причиной обращения Дианы к столь нетривиальному поиску помощи извне стала попытка найти путь к себе и преодолеть хроническую неуверенность в собственных силах.

«Нетрадиционные методики лечения были необходимы, потому что давали ей надежду, что она сможет отыскать ответы на интересующие ее вопросы, что она сможет справиться со своими проблемами, — считает Симона Симмонс. — Ведь на самом деле Диана была очень неуверенным в себе человеком. Я бы даже сказала, она была одной из самых неуверенных личностей, которых я когда-либо знала. Душевные переживания заставляли ее искать утешение самыми необычными способами, и вряд ли был хоть какой-то вид терапии, который она не попробовала».

Так, в одной клиник на севере Лондона Диана проходила процедуру ободочного спринцевания; энергетический целитель Симона Симмонс лечила ее электромагнитным полем; Стивен Твигг предлагал «холистическую терапию» и глубокий массаж; доктор Мэри Лавдей прописывала принцессе Уэльской специализированный витаминный курс; а врач-лозоходец Джек Темпл при помощи маятника выявлял у Дианы «энергетические блокады». Кроме того, для лечения болей в спине принцесса использовала мануальную терапию, для поддержания стройной фигуры — диету и Гербалайф, для повышения жизненной энергии — ароматерапевтический массаж с применением различных масел и китайскую гимнастику тайцзицюань, для снятия напряженности в теле — массаж ступней и акупунктуру.

«Иглоукалывание помогает мне обрести спокойствие и расслабиться, — признавалась супруга Чарльза. — В такой работе, как у меня, я не могу позволить себе паниковать».

Использование игл порой доходило до исступления. Например, когда в 1997 году аукционный дом Christie's организовал распродажу 79 платьев принцессы, Диана так переживала, что решила отправиться на мероприятие с иглами в ушах. Она попросила своего стилиста Натали Симоне сделать ей такую прическу, чтобы можно было скрыть от публики столь необычные предметы.

Среди прочих методик по обретению эмоционального здоровья особого упоминания достойна так называемая терапия высвобождаемым гневом. В ходе ее проведения Диана кричала, ругалась, топала ногами и лупила подвесную грушу, чувствуя, как с каждым криком или ударом по груше неприятные эмоции покидают ее тело и ей становится легче.

Отдельной темой станет предсказание будущего. Принцессу волновали три вопроса: «Удастся ли мне вернуть Чарльза?», «Что меня ожидает?» и «Обрету ли я, наконец, счастье?».

Обычно Диана говорила:

«Я не верю полностью в астрологию. Специалисты в этой области больше имеют дело с предположениями и указанием каких-то направлений, чем конкретно с событиями, которые должны произойти».

И тем не менее ее веры окажется достаточно, чтобы детально изучить свой звездный знак.

«Диана считала, что, как и у их биологических собратьев, астрологические Раки имеют толстый хитиновый слой, под которым скрывается мягкое нутро, — замечает Пол Баррелл. — Еще она считала, что именно принадлежность к Ракам объясняет ее любовь к воде и долго лелеемую мечту переехать на побережье».

Также принцесса неоднократно пересказывала свои гороскопы (с трепетом, а не с иронией) в беседах с близкими друзьями, возможно и подстраивая под них свою жизнь.[34]

Куда более необычным выглядит увлечение принцессы гипнозом и спиритизмом. Во время гипнотических сеансов Диана пыталась визуализировать свою злость. Затем она направляла ее в камин, где та благополучно исчезала в языках пламени.

Что касается спиритизма, то, как утверждала сама Диана, ей удалось вступить в контакт с духом своего дяди Эдмунда, пятого барона Фермоя, покончившего жизнь самоубийством в августе 1984 года после продолжительной и безуспешной борьбы с депрессией, а также с любимой бабушкой, графиней Цинтией Спенсер. По заверениям принцессы, Цинтия всегда заботилась о ней из потустороннего мира.

Сама Диана считала, что на этой планете она живет уже не первый раз. Принцесса верила, что в прошлой жизни была мученицей во времена Иисуса Христа. Одному из своих астрологов Пэнни Торнтон она призналась, что слышит голоса, указывающие ей на определенные действия, а иногда и просто подающие определенные сигналы. Так, у нее было «странное чувство» как раз накануне того момента, когда у Джонни Элторпа случился обширный инсульт.

Кроме того, принцесса искренне верила, что обладает уникальными способностями производить диагностику по фотографии. Например, во время своего визита в Южную Африку в 1997 году она сказала Нельсону Манделе, что у него проблемы с селезенкой и почками. А премьер-министру Джону Мейджору принцесса порекомендовала больше внимания обращать на свое сердце. Тот лишь рассмеялся в ответ, восприняв это как милую шутку.

Необычное увлечение принцессы различными методиками восстановления здоровья и обретения душевного спокойствия было настолько велико, а его природа — настолько разнообразна, что оно невольно вызывало скептицизм как у друзей Дианы, так и у самих целителей.

«У принцессы порой на один день было запланировано до пяти различных сеансов. Она переходила от одного способа лечения к другому, не удовлетворенная их результатами, — вспоминает Симона Симмонс. — Диана чувствовала, что ей не хватает чего-то важного. Она с энтузиазмом обращалась к всевозможным видам лечения, считая их волшебной палочкой. Один взмах — и все прошло».

Но ничего не проходило. Обращение к оккультным наукам не смогло улучшить психологический климат знаменитого брака. Супруги Уэльские все больше отдалялись друг от друга, превращая совместную жизнь, начало которой положила свадебная церемония 29 июля 1981 года, в несостоявшуюся сказку.

В этом плане очень показателен спектакль — а по-другому это просто не назовешь, — который супруги Уэльские разыграли в ноябре 1990 года, когда восьмилетний принц Уильям пошел в свою первую школу Ладгроув в Беркшире.

Биограф Диаиы Тина Браун сравнила передачу Уильяма из рук в руки с «обменом политическими преступниками у Берлинской стены». И она была недалека от истины. Вместо того чтобы, как любая счастливая семья, приехать к зданию школы вместе, Диана со своим сыном отправились на «ягуаре» из Кенсингтонского дворца, а Чарльз на «бентли» из любимого Хайгроува. Обе машины въехали на территорию школы через задние ворота. Затем за разросшимися лавровыми кустами Диана и Уильям пересели в машину Чарльза, и только после этого (уже в полном составе) «бентли» принца подъехал к парадному входу. Школу чета Уэльских покинула не менее таинственным образом. Диана и Чарльз выехали на одной машине. Оставшись без свидетелей (как им тогда казалось[35]), они вновь расселись по разным автомобилям.

По мнению Дианы, после восьми лет брака ее взаимоотношения с мужем стали «сложными и запутанными». Как она сама говорила, «Чарльз превратил мою жизнь в самую настоящую пытку».

О том, что имела в виду принцесса, красноречиво свидетельствует следующий эпизод, произошедший в марте 1989 года во время официального турне по странам Персидского залива. Чарльз сознательно старался отстранить свою супругу от общения с представителями правящих домов. Однако полностью это сделать ему не удалось, и во время кофе-брейка один из эмиров все-таки обратился к Диане:

— Что Ваше Королевское Высочество собирается делать во время пребывания в нашей стране?

Принцесса сразу оживилась. Она уже приготовилась рассказать о напряженной программе, которую для нее подготовил пресс-секретарь Патрик Джефсон — посещение клиники для умственно отсталых детей, медицинского центра для женщин-иммигранток и бизнес-школы для девушек, — как ее неожиданно оборвал Чарльз:

— Шопингом, не так ли дорогая?

Диана тут же покраснела, пробормотала что-то себе под нос и замолчала до конца мероприятия.

Ставший свидетелем этого инцидента Патрик Джефсон вспоминал:

— Слова принца в этой мертвой тишине упали, словно камни на фарфоровую тарелку.

Когда все закончилось, Патрик подошел к прежнему секретарю супругов Уэльских Джону Райдделлу и спросил:

— Я правильно понял этот эпизод?

— О, да! — ответил Джон. — Это и есть тот мир, в котором они живут!

Аналогичный инцидент произошел в апреле 1991 года во время визита в Бразилию.

Свидетелями разделявшей супругов пропасти на этот раз оказались посол Бразилии в Великобритании Паоло Тарсо Флеха де Лима и его жена Люсия.

Паоло вспоминает:

— Диана и Чарльз разговаривали между собой, но при этом чувствовалось, что их беседа лишена естественной легкости. Они были очень напряженны.

В самолете Диана принялась читать какие-то материалы. Поймав на себе взгляд посла, она с гордостью сказала:

— Это мое домашнее задание по Бразилии.

Паоло даже не успел сказать что-то в ответ, как в салоне раздался язвительный голос Чарльза:

— Да, она практически ничего не знает о Бразилии.

Помимо всего прочего не зарубцевалась и рана, связанная с присутствием миссис Паркер-Боулз. Скорее наоборот. По словам астролога принцессы Дебби Франк, в конце 1980-х годов отношение Дианы к Камилле превратилось в самую настоящую «навязчивую идею».

Вердикт Дианы был однозначен:

— В браке нас было трое, так что теперь там стало тесно.

Она была права. Брак не лодка Джерома К. Джерома. Троим в нем действительно тесно. Не потому ли теперь принцесса не стеснялась обсуждать проблему супружеской измены не только со своими друзьями, ной с обслуживающим персоналом?

Как и следовало ожидать, подобная открытость не встретила одобрения у членов королевской семьи. «И стоит переживать из-за таких мелочей? К тому же — что она, первая, кто оказался в такой ситуации?» — недоумевали Виндзоры. Одним удивлением, правда, дело не ограничивалось. Придворные перешептывались, что королева-мать была «очень раздражена» поведением своей невестки.

Но если кто забыл, Диана была из рода Спенсеров, а они не привыкли молчать, когда им наступают на ноги. В феврале 1989 года на торжественном приеме в доме сэра Джеймса и Аннабель Голдсмит, устроенном в честь сорокалетнего юбилея сестры Камиллы Аннабель Эллиот, Диана дала самый настоящий бой своей сопернице.

Уже само появление принцессы на этом мероприятии в Ормлилодж-хаус вызвало удивление у многих — и чувство неприятия у ее мужа. Телохранитель Кен Уорф вспоминал, что всю дорогу в Ричмонд Чарльз, не скрывая своего недовольства, упрекал Диану за ее нежелание пропустить юбилей. Сама принцесса выразилась более эмоционально: «Он колол меня всю дорогу… колол, колол, колол!»

Впоследствии Диана назовет свое решение появиться в Ормлилодж-хаус «самым смелым поступком за все девять лет совместной жизни».

Развязка произошла, когда обед уже закончился и все разошлись по интересам, обсуждая последние новости и сплетни. Оставив супругу одну, Чарльз уединился вместе с одним из гостей и Камиллой в оранжерее. Друзья принца пытались отвлечь Диану пустыми разговорами, но она не для того приехала на званый прием, чтобы терпеть подобное унижение. Выждав полчаса, принцесса отправилась искать своего супруга. В оранжерее на цокольном этаже она увидела Чарльза в компании какого-то мужчины и миссис Паркер-Боулз. С «могильным спокойствием» (по ее же собственным словам[36]) она сказала:

— Камилла, я хотела бы с вами наедине обсудить сложившуюся ситуацию.

Чарльз со своим другом нехотя пошел наверх, где его уже ждала (совершенно некстати) Аннабель Голдсмит. Хозяйка дома собиралась познакомить принца с коллекцией картин своей дочери Джейн Бирли.

Когда женщины остались одни, Диана села рядом с Камиллой и, глядя в глаза своей визави, строго произнесла:

— Я хочу, чтобы вы знали — я отлично осведомлена о том, что происходит между вами и моим мужем. Я не вчера появилась на свет! И не стоит меня воспринимать как дуру!

Что ответила Камилла и как дальше развивался диалог, осталось загадкой. Известно только, что спустя некоторое время у Дианы состоится следующая беседа с Чарльзом.

— Дорогой, тебе, наверное, интересно, о чем мы говорили с Камиллой?

— Да, — ответил принц.

— Мне нечего скрывать, можешь спросить у нее, — произнесла Диана. — Я просто сказала, что люблю тебя!

Теперь уже непринципиально, сказала ли она тогда Чарльзу правду или просто слукавила, — главное другое. Из этой фразы становится понятна позиция Дианы, которая в тот момент не только не собиралась бросать своего мужа, но, если это потребуется, готова была бороться за него. Аналогичный вывод напрашивается и из другого упоминания об этой встрече.

«Я спросила Камиллу: «Что я сделала неправильно? Что во мне не так? Почему он хочет с тобой больше проводить времени, чем со мной?»».

Насколько бы фантастично это ни звучало, но после всего пережитого Диана действительно не теряла надежду сохранить брак. Ее друзья даже стали разрабатывать полушутливые, полусерьезные планы о восстановлении отношений с принцем. По словам одной из ее подруг, «Диана хотела иметь от него ребенка, она отчаянно хотела иметь от него ребенка. Она все еще любилаЧарльза».

На обратном пути из Ормлилодж-хаус уже Диана «колола» своего мужа. Она то и дело повторяла:

— И как ты только мог поступить так со мной! Это же настолько оскорбительно и унизительно! Как ты мог!

Но Чарльз лишь молча смотрел на мелькающий за окном пейзаж.

По приезде в Кенсингтонский дворец у принцессы началась истерика.

«Всю ночь я провела в слезах, — вспоминает она. — Я еще никогда так не рыдала. Я плакала и плакала, чувствуя, как с каждой новой слезинкой наружу выходит горе, которое за все эти годы накопились в моем организме».

Принцесса не хотела понять, что в отношениях с Чарльзом произошел надлом, и если сохранить брак было еще возможно, то хрустально чистое чувство любви — вряд ли. Другая бы на ее месте смирилась, закрыв глаза на происходящие в семье несуразицы, но для Дианы подобная эмоциональная толерантность была просто немыслима. Безразличие Чарльза лишь с новой силой запустило маховик депрессии и саморазрушения.

«В характере Дианы присутствовал сильный конфликт двух различных персоналий, — замечает одна из ее подруг Роза Монктон. — Она была очень сложным человеком, с одной стороны, и простым, наивным ребенком — с другой. Подобное сочетание порой значительно усложняло ей жизнь. И если одна сторона ее личности была словно доброе и отзывчивое существо, то другая больше напоминала раненого зверя. Но, как и любое раненое животное, Диана могла быть жестокой, причиняя боль тем, кто, по ее мнению, представлял опасность».

Все эти эпизоды из жизни четы Уэльских недвусмысленно говорили о нависших над браком тяжелых предгрозовых тучах внутренних противоречий, конфликтов, измен и недопонимания. Другой вопрос — хватит ли этих составляющих, чтобы, преодолев сопротивление дворцовых устоев и правил, подвести под знаменитым браком черту развода? Вскоре жители Туманного Альбиона узнают на него ответ…

 

Decree nisi [37]

 

Во время беседы с одним из своих близких друзей принцесса призналась, что планирует в июле 1991 года «освободиться». Вряд ли она говорила о разводе. Скорее, речь шла о возможности начать новую, раздельную жизнь — только уже не как супруги принца Уэльского, а как матери потенциального наследника престола.

Диана не случайно выбрала эту дату — именно на июль приходились сразу два юбилея: собственное тридцатилетие и десятилетняя годовщина совместной жизни с Чарльзом. Сохранились сведения, что расставание с Чарльзом должно было совпасть с разрушением брака ее лучшей подруги Сары Фергюсон, отношения которой с герцогом Йоркским, принцем Эндрю также были далеки от идеала, и уже давно. Если подобные замыслы действительно существовали, то совместный выпад «виндзорских хулиганок» мог серьезно сказаться на монархии.

Однако ничего не произошло. И, как считает близкий друг Дианы Джеймс Хьюитт, ничего другого и ожидать было нельзя:

«В Букингемском дворце просто не допустили бы, чтобы две женщины одновременно объявили о расставании — с Эндрю и Чарльзом. Диане дали в весьма определенных выражениях понять, что в таком случае последствия для Виндзоров будут катастрофичными».

Из триумфального сражения с Системой (или, как теперь Диана нередко называла штат при королеве, — с Фирмой) ее день рождения и десятая годовщина брака с Чарльзом превратились всего лишь в локальные PR-бои с привлечением прессы.

28 июня «Daily Mail» вышла с заголовком: «С Днем рождения, дорогая! Я не смогу присутствовать на вечеринке». В статье сообщалось, что, скорее всего, Диана отпразднует свой юбилей в отеле «Савой» в компании близких друзей, в числе которых имя ее супруга не значится.

Чтобы сохранить лицо, Чарльзу пришлось предпринять ответные шаги. Спустя два дня известному светскому обозревателю Найджелу Демпстеру позвонили из пресс-службы принца и объяснили сложившуюся ситуацию: «Его Королевское Высочество предложил своей супруге все, что она хотела, — праздничный ужин, бал, но она отказалась, предпочитая остаться в роли мученицы».

После обмена PR-ударами, этот раунд остался за Дианой. На следующее утро она с удовольствием узнала, что, согласно опросам общественного мнения, ее выбрали самым популярным членом королевской семьи.

8 июля супруги Уэльские присутствовали в Альберт-холле на «Реквиеме» Джузеппе Верди. Когда прозвучала финальная кода, Диана повернулась к залу и начала махать публике. Раздался гром аплодисментов.

Журналист Эндрю Нил вспоминал:

«Услышав овацию, устроенную слушателями его супруге, Чарльз буквально выскочил из королевской ложи. Он выглядел очень жалким».

Впоследствии председатель Комитета по жалобам на прессу лорд Макгрегор обвинит Диану в манипулировании средствами массовой информации. На самом деле все эти статьи были еще цветочками. В июле 1991 года Диана начала готовить настоящую PR-бомбу. О том, из каких компонентов она состояла и какой урон нанесла членам королевской семьи, мы поговорим позже, в соответствующей главе, посвященной прессе. Сейчас же самое время рассказать о другом, не менее удивительном событии.

18 декабря 1989 года Чарльз гостил в поместье Итон-лодж, принадлежащем семидесятичетырехлетней вдовствующей герцогине Вестминстерской. Поздним вечером, как ни в чем не бывало, он снял телефонную трубку и, набрав номер Камиллы, стал с ней беседовать. Их разговор не сильно отличался от множества других разговоров влюбленных. За одним исключением. Шесть минут телефонного диалога были записаны на аудиопленку. Впоследствии этой записи присвоят даже отдельное имя — «Камиллагейт».

Худший анти-PR не приснился бы Чарльзу даже в самом жутком кошмаре. Нет, он не сказал ничего аморального, просто он был искренен, излагая мысли, которые должны были услышать не миллионы людей, а один-единственный человек. Чарльз фантазировал на эротические темы и признавался Камилле в любви.

Когда Диана прослушала запись, она пришла в ужас. Больше всего ее потрясла даже не откровенность — степень близости между Камиллой и Чарльзом для принцессы давно уже не была секретом. Нет. Ее поразило другое. Большую часть записанного фрагмента влюбленные обсуждали банальный вопрос — где предаться любви в ближайшее время. Прозвучали имена многих людей, которых принцесса считала своими друзьями. Они не только знали о существовании романа, но частично способствовали его развитию. Неудивительно, что после этого с большинством из них Диана расторгла дальнейшие отношения.

Несмотря на общественный резонанс, возникший после обнародования записи, «Камиллагейт» — всего лишь одна сторона медали уникального эпизода из истории Британского королевского дома. Вторая сторона также касалась записи частного разговора, но уже другого. Теперь его участниками были Диана и один из ее друзей — Джеймс Гилби. Историческая беседа состоялась спустя две недели после «Камиллагейта», накануне нового, 1990 года, и получила название «Сквиджигейт».[38]

В отличие от Чарльза, Диана не обсуждала интимные подробности своей жизни. Скорее даже наоборот.

Едва Гилби начинал говорить на околосексуальные темы, она тут же меняла тему. И тем не менее запись разговора представляла для принцессы большую угрозу. Образ невинной жертвы, к которому привыкли миллионы ее поклонников и поклонниц, мог быть разрушен. Перед слушателями предстал совершенно другой человек — отличный от того, которого они привыкли видеть на страницах газет и журналов или на экранах телевизоров. В «Сквиджигейте» Диана сплетничает о Ферджи и обсуждает эту «чертову семейку».[39]Она выдает за интеллектуальную победу диалог с епископом из Норвича (по ее же собственным словам — «с этим чертовым епископом»), которая по меньшей мере такой не является. Принцесса хочет придать себе вес и, тем не менее, ищет одобрения среди других, более старших членов королевской семьи. И в первую очередь — королевы-матери.

— Бабушка Чарльза всегда смотрит на меня с очень странным выражением лица, — говорит она Гилби. — Нет, это не ненависть. Больше похоже на одновременное проявление интереса и жалости. Я так и не понимаю ее до конца. Каждый раз, когда я ловлю ее взгляд, она загадочно улыбается и отводит глаза.

Однако не этого фрагмента Диана боялась больше всего. Куда опаснее было следующее.

Диана: В мои планы не входит беременеть.

Гилби: Это и не произойдет. Хорошо?

Диана (хихикая): Конечно.

Гилби: Не думай об этом. Ты не забеременеешь, это не случится.

В этих четырех репликах содержится фактическое признание в супружеской измене. Только теперь уже со стороны принцессы Уэльской. Все это могло закончиться для Дианы не только большими финансовыми потерями в случае развода — если, конечно, до этого дойдет, — но и нанести непоправимый вред ее репутации.

При прочтении расшифровок «Камиллагейта» и «Сквиджигейта» невольно возникают два вопроса. Кто их записал? И как вообще стала возможна их публикация?

Согласно официальной версии, разговор Дианы и Гилби был записан бывшим банковским служащим, семидесятилетним Сирилом Риненом. Он просто баловался аппаратурой, сканирующей радиоспектр, и случайно наткнулся на беседующих. Первоначально Ринен собирался предупредить принцессу, что ее, мол, подслушивают. Но потом, словно вспомнив максиму проницательного Шарля Мориса де Талейран-Перигора «Избегайте первых побуждений, поскольку они почти всегда благородны», — решил не торопиться. А уже когда осознал, что на этом можно заработать неплохие деньги, смело нажал кнопку «REC».

Не менее случайным образом была произведена и запись «Камиллагейта».

Случайность! А может, и в самом деле случайность? Как ни странно, но в случае с разговором Камиллы и Чарльза такая вероятность существует. Какой-нибудь любитель, решивший проверить новый комплект радиосканирующей аппаратуры, вполне мог поймать откровения принца и записать их.

Однако во втором случае все не так просто. Базовая станция в Абингдоне, единственная, с которой Ринен мог перехватить сигнал, заработала только 3 марта 1990 года — то есть спустя два месяца после записи разговора. Версия Ринена вызвала сомнения и у технических специалистов, проверявших как саму запись, так и его аппаратуру. Вердикт однозначен: «Эта запись не могла быть выполнена на оборудовании мистера Ринена, как, впрочем, и на любом другом устройстве, настроенном на рабочий диапазон частот базовой станции в Абингдоне».

Специалисты все больше сходятся во мнении, что «Сквиджигейт» записан не с радиоэфира, а с телефонной линии где-то на участке между спальной Дианы в Сандрингеме и ближайшим коммутатором. По словам биографа Дианы Тины Браун, «старшие сотрудники дворца могли видеть в Диане источник проблем, считая ее угрозой монархии. Как только стало известно о записи телефонного разговора Чарльза и Камиллы и о том, что она уже продана прессе, тут же потребовалось произвести новую запись, которая на этот раз дискредитировала бы его супругу».

Но если разговор между Дианой и Гилби записали с телефонной линии, тогда возникает другой закономерный вопрос: как запись оказалась у бывшего банковского служащего? На этот вопрос возможны только два ответа: либо ему кто-то передал запись, либо была организована ретрансляция телефонного разговора спустя некоторое время. В пользу последней версии говорят признания самого Ринена, утверждавшего, что он записал телефонный разговор 4 января 1990 года, то есть спустя несколько дней после того, как он действительно состоялся.

Так или иначе, пройдет два года, прежде чем расшифровки «Камиллагейта» и «Сквиджигейта» увидят свет,[40]не принеся счастья ни одному из участников. А пока записи мирно лежали на полках и ждали своего часа, на королевскую гавань надвигался новый мощный шторм.

За те пять лет, что прошли с момента свадьбы четы Йоркских, отношения Дианы и Ферджи сильно изменились. Первоначальную легкость в общении заменило банальное соперничество за внимание у публики. Даже отличия во внешности — рыжий цвет волос супруги Эндрю и ее полнота, — раньше так органично дополнявшие обеих принцесс, теперь стали восприниматься исключительно как инструменты в борьбе за общественную популярность.

Увидев однажды в газете заметку о «заботливой Ферджи», Диана злобно скажет своему пресс-секретарю Патрику Джефсону:

— Патрик! Не кажется ли вам, что мы слишком много в последнее время читаем об этой рыжей леди!

После беседы с принцессой Джефсон не без сожаления отметит:

«Диана постоянно терзает себя мыслью, что вместо полезного дополнения к ее собственной красоте Ферджи превратилась в самого обычного конкурента».

Популярность герцогини Йоркской у СМИ была не единственной причиной, которая приводила Диану в бешенство.

«Ферджи нравилась королеве! — признался один из придворных», и это ранило принцессу Уэльскую больнее всего.

Супруга Эндрю любила лошадей, была жизнерадостна и, как оказалось, больше соответствовала стандартам королевской жизни.

— Почему ты не можешь вести себя так же, как Ферджи? — упрекал свою жену Чарльз.

Это было уже слишком. Диану трясло от подобного отношения.

«Я была чертовски ревнива в отношении своей невестки! — вспоминает принцесса. — Я никак не могла понять, как Ферджи могла быть счастлива там, где я практически боролась за выживание? Как она могла воспринимать все это настолько спокойно? По сравнению с ней я выглядела каким-то отбросом. Все на меня смотрели и думали: «Какая жалость, что Диана такой интроверт, — слишком поглощенная решением своих проблем»».

В начале 1990-х годов принцесса Уэльская и герцогиня Йоркская сидели уже в разных лодках, хотя бурлящая река жизни и несла их к одному водопаду. Их все еще можно было увидеть болтающими друг с другом по телефону, обсуждая, как лучше выйти из сложившейся ситуации. Но как однажды верно заметил Стефан Цвейг о появлении вместе двух непримиримых врагов-министров Талейране и Фуше: «Если собака и кошка заключают союз, они делают это против повара». Во времена Талейрана и Фуше «поваром» был император Франции Наполеон Бонапарт. Теперь им стал королевский истеблишмент.

В поведении «виндзорских хулиганок» все больше стал проявляться бунтарский дух, направленный против закостеневших устоев и правил. Однажды вечером в Балморале Ферджи и Диана сели на мотоцикл и начали гонять на нем по полю для гольфа, чем сильно повредили ухоженный газон. Затем они взялись за «даймлер» королевы-матери. Диана села за руль, надев на себя кепку шофера. Сара расположилась сзади на пассажирском сиденье. Молодые женщины стали нарезать круги по гравию, окружающему дворец.

Шутки шутками, и это было бы смешно, если бы не было так грустно. 15 января 1992 года «Daily Mail» вышла с сенсационными фотографиями Сары и ее любовника Стива Ватта, мило проводящих время на отдыхе. Спустя шесть дней супруги Йоркские прибыли в отдельных машинах в Сандрингем для консультации с королевой. Елизавета предложила им не торопиться и подумать некоторое время. Однако ее совет уже не смог залатать возникшую трещину, брак Йоркских был обречен.

Сара наивно предполагала, что Диана последует ее примеру и также объявит о разрыве отношений с Чарльзом. Но принцесса не торопилась совершать необдуманные шаги. Вместо этого она решила использовать свою бывшую подругу. По собственному признанию Дианы, Ферджи превратилась для нее в «желтую канарейку», с помощью которой британские шахтеры определяют залежи метана. На примере Сары принцесса хотела посмотреть, что будет ожидать ее, если она все-таки согласится начать бракоразводный процесс.

Так что же увидела Диана? Ничего обнадеживающего. Едва в марте 1992 года было официально объявлено о том, что супруги Йоркские расстаются, как Ферджи тут же вычеркнули из списка приглашенных на все мероприятия с участием членов королевской семьи. Не лучше обстояли дела и с финансовой стороной дела. После десяти лет брака с герцогом Йоркским у Сары были долги на общую сумму в пять миллионов фунтов плюс гремучая смесь обиды и ненависти. Единственное, что оставалось Ферджи, — это уповать на милость Виндзоров. На шестьсот тысяч фунтов из королевской казны бывшей невестке королевы будет куплен дом — с условием, что она запишет его на своих дочерей и не сможет продать ради укрепления собственного финансового положения. Также в фонд на имя детей Елизавета II передаст 1,4 миллиона фунтов.

После этого начинаешь понимать, что «публичная вивисекция», как назвала ее сама Сара, была не просто красивым фразеологическим оборотом, призванным заострить внимание современников.

Обратила ли на это внимание Диана, сделала ли соответствующие выводы? Скорее всего, да, хотя сохранить брак с каждым днем становилось все труднее и труднее. Символом отношений между супругами Уэльскими в начале 1990-х годов стала знаменитая фотография Дианы на фоне Тадж-Махала.

Мавзолей-мечеть Тадж-Махал был построен в первой половине XVII века по приказу императора Шах-Джахана из династии Великих Моголов в память о любимой супруге Мумтаз-Махал, скончавшейся при родах.[41]Это один из лучших памятников, созданных человеком ради прекрасного чувства любви. А одинокая фигура Дианы с развевающимися на ветру волосами, сидящая на мраморной скамейке напротив белоснежного здания, превратилась в символ разрушенной любви.

А ведь четырнадцать лет назад, сидя на этой же скамейке, Чарльз убеждал присутствующих, что в один прекрасный день он обязательно привезет сюда, к Тадж-Махалу, свою будущую жену. Теперь они были вместе в Индии, но перед мавзолеем Диана сидела одна.

На следующий день прессе представилась новая возможность лицезреть, насколько испортились отношения между супругами. Во время игры в поло Чарльз забил победный гол. После матча он подошел к жене, намереваясь поцеловать ее в щеку. Но Диана в самый последний момент отвернула голову, и Чарльз с неловко раздвинутыми губами, приготовленными для поцелуя, неуклюже уперся в ее ухо. Все это было тут же запечатлено проворными фотокорреспондентами. «Daily Mirror», в частности, вышла с язвительным заголовком на первой полосе: «О, перестань, Чарльз! Ты ведь можешь гораздо лучше!»

Представители пресс-службы дворца попытались обратить время вспять и использовать официальный визит четы Уэльских в ноябре 1992 года в Южную Корею как попытку примирения. Но и в этот раз ничего не получилось.

«Едва открылась дверь самолета, я тут же поймал себя на мысли: «Боже, все кончено!» — вспоминает сопровождавший Диану и Чарльза Дики Арбитер. — Между ними не было никакого контакта. Такое ощущение, что их разделял какой-то неведомый глазу занавес. Когда они посещали военный мемориал на национальном кладбище, Чарльз скривился, словно шарпей. А Диана больше походила на мраморную статую».

В конце поездки Чарльз признался одному из своих друзей:

«Психологическая нагрузка, выпавшая на мою долю, огромна. Я чувствую, что совершенно не подхожу для этой отвратительной деятельности, связанной с интригами и общим омерзением. Я не знаю, что произойдет дальше, но я боюсь этого».

Представители прессы тут же дали супругам новое прозвище — Мрачные. Словно это были не те самые люди, которые летом 1981 года на глазах у миллионов людей целовались на балконе Букингемского дворца, а герои музыкальной драмы Рихарда Вагнера «Гибель богов»: «Hass' ich die Frohen, freue mich nie!».[42]

Провалившаяся попытка изобразить счастливую семью в Корее оказалась тем более заметна, что буквально через несколько дней, во время своего одиночного визита в Париж, Диана сумела очаровать всех — французский народ, прессу и президента Республики Франсуа Миттерана. Не зря пресс-секретарь принцессы Патрик Джефсон назвал это апогеем ее общественной деятельности.

К этому времени супруги уже давно жили разными жизнями: Чарльз в Хайгроуве, Диана — в Кенсингтонском дворце.

В понедельник 25 ноября 1992 года принц навестил свою жену, приехав в апартаменты № 8 и 9. Визит Чарльза был не случаен. В ходе беседы он сообщил Диане, что намерен подать на развод. Принцесса восприняла эту информацию спокойно, дав свое согласие. Адвокаты обменялись соответствующими документами, и начался бракоразводный процесс, а с ним и утомительное обсуждение вопросов, связанных с воспитанием детей, финансами и, наконец, тем местом, которое займет Диана в Соединенном Королевстве.

9 декабря 1992 года в 15 часов 30 минут с официальным заявлением в палате общин выступил премьер-министр Великобритании Джон Мейджор:

— Букингемский дворец с сожалением сообщает, что принц и принцесса Уэльские приняли решение расстаться. Их королевские высочества не ищут развода. Их конституционное положение и позиции в обществе останутся прежними. Данное решение принято обеими сторонами, и оба супруга будут принимать участие в воспитании детей. Их королевские высочества продолжат принимать участие в общественных программах и начинаниях. Время от времени они будут посещать семейные торжества и национальные мероприятия вместе.

Затем уже от себя лично он добавил:

— Я уверен, что мое мнение разделяют вся палата и миллионы людей, которых она представляет. Мы должны поддержать принца и принцессу Уэльских. Я также уверен, что палата поддерживает их желание защищать свою частную жизнь.

Когда премьер сел на место, в обитом деревянными панелями зале палаты общин воцарилась тишина. Депутаты были потрясены. По словам члена парламента Робина Корбитта, «мы не имели ни малейшего понятия о теме выступления премьер-министра. Объявленная им новость была сродни бомбе, которая упала на здание парламента. Возможно, кто-то из кабинета министров и знал, что происходит. Для остальных же это был самый настоящий сюрприз. Мы были шокированы».

Бывший премьер-министр Соединенного Королевства Эдвард Хит, первым взявший слово после выступления Джона Мейджора, назвал это «самым печальным заявлением, которое какой-либо премьер-министр делал в нашу эпоху».

И это притом, что в тот момент еще никто не предполагал, что все действительно закончится разводом.

Раздельной жизнью — возможно, но развод — маловероятно.

А супруги тем временем готовились к жизни порознь, уничтожая — Диана в Кенсингтонском дворце, Чарльз — в Хайгроуве — все следы совместной жизни. Дизайнерам были даны четкие указания изменить интерьер, а грузчикам — перевезти все личные вещи бывших половинок.

Помимо вещей супруги разделили и обслуживающий персонал. Так, из Хайгроува к Диане был переведен Пол Баррелл, обнародовавший впоследствии немало тайн из частной жизни своего босса. Спустя годы он признавался в своих мемуарах «Королевски