Пассаж о Переливающемся Океане
Каждая соленая капля морской воды содержит в себе неведомые слезы цвета охры, сумеречные рассветы и вечерние зори, такие же невиданные и неслыханные, как воздух – волшебная атмосфера, - что, подобно загнанному вовнутрь ореолу, питает и сохраняет жизнь, которую даровала нам Вселенская Мать, низведшая на эту цветущую планету небеса, полные садов, и вот мы здесь, коленопреклоненные, погруженные в себя: - Хале эль Митхаб Упсала Дамасутра.
- Мы – вихри цветов, - продолжает Хуан Диего, - многострадальные цветы улавливают свет, реки цветов текут по всему миру, которому Дева-Мать каждое мгновение дарует свое невесомое дыхание, и цветы раскрываются; их шейки, их лбы, их уста, кончики их пальцев, их сердца наполняются ее дыханием, ее душой, она становится переливами и оттенками каждого из них, они дышат и впитывают целые реки света; жизнь повсюду, повсюду в лепестках разлившихся по миру цветов: недра.
(Нам нужны успокоительные средства, когда опасность подступает отовсюду к этому дому, столь отличному от любой стороны светы, мы возложили свою веру на эту вершину, на асотею, окутанную мягким покрывалом тайны, влияния иного мира – без комментариев. Суровость этой юдоли бедствий и ее площадки для вынужденных посадок, не известные никому. Здесь у нас нет адреса. Кто может хотя бы заподозрить, чтó происходит? Напрасно пытаться убеждать кого-то в существовании этого места изгнания, такого близкого к площадке и к мосту, граничащего с перекрестком дорог и с обителями отшельников.
----------000----------
(После появления Хуана Диего с его звездным Покрывалом в мир проникло священное имя Пресвятой Матери Марии Гуадалупской с Тепейякского холма, и это оказало мощное влияние на формальное становление обеих Америк, они – молодость мира, общий язык мира и его стратосферных колыханий.)
----------000----------
(Слабой стороной Хуана Диего является фальсификация его личности, он всегда был Отшельником и одиночкой. Вследствие этого могут возникать разные истории, в которых одни и те же факты изложены различно; однако его сильная сторона заключается в том, что он всегда действовал отважно, с глубоким чувством исступления реальности, преобразующейся перед ним, над ним, через него и в его свидетельстве; знание этого факта связано с занятой им позицией – особенно умной, - однако идет оно от Милосердия. От его внутреннего милосердия, лишенного эгоизма, от его смирения, и это прямой эквивалент красоты Видения, приводящего его к восторгу.)
(Хуан Диего обладает ресурсами, необходимыми для совершения акта преображения Богов, и потому, когда в его психику проникает какая бы то ни было анафема, он немедленно разводит костры, наклоняется, омывается в пепле и вновь обретает силы и спокойствие.)
(Новое понятие мира, сопровождающее его, так же тонко, как и окутывающее его Блаженство. На самом деле Хуан Диего являет собой последний и самый великолепный плод генеалогического древа предшествовавших ему поколений, верхнюю чувствительную точку этого древа. Его ведет надежда, воплотившаяся во встрече, поэтому он отделяет себя от своих приемных родителей, собирает их и прощается с ними.
(Он признает, что его родители умерли, и отправляется к Океану в поисках воскрешения новой эры, он останавливает Космическую резню, которая могла бы развязать Хаос Безбожия. Святость неизбежно предстоит ему, и она реализуется в акте самоотвержения перед лицом Откровения. Реализуется его победа в качестве шамана – перед ним, внутри мира, во всех взбудораженных чувствах и ощущениях его тела. Каждый вектор, каждое существование, каждое солнце, каждая тень, каждое дыхание, каждый саван угрожают самому существованию планеты, на которой происходит жизнь. Святость Хуана Диего - его высочайшее, наиболее возвышенное шаманское качество. Когда вдохновляющая его жизнь благословляет его, это качество, это Прикосновение, этот Сигнал становится благословением.)
(На антенне сидит птица Феникс, сидит и поет, она прилетела с берегов Нила, она облетела весь мир вокруг, я не знаю, в каком из его уголков она проникла в сердце Святого-шамана и когда родилась эта симпатия. Оперение птицы сливается с оранжевым цветом облаков, ее золотистая грудка и головка глубокого синего цвета ляпис-лазури напоены дикими песнями пустыни Космического Нила. Ее резкий голос так непохож на голоса лесных птиц, он словно вспарывает пастбища, летя на бешеной скорости параллельно бегу Гиты. Птица оправляет перья. На Западе солнце уходит за голубоватое облако и сзади ярко высвечивает его контуры золотом. Прекрасная птица вдруг умолкает и прислушивается к звенящему хору птиц, подпевающему ей на разные голоса.)
(Хуан Диего – вдали, охваченный окружностью солнца – потягивается. Дон Хуан медленно двигается в отдалении синей горы и встряхивается в такт ее внутренней дрожи, как под дуновением бриза. Вдруг, обернувшись, я замечаю, что птица Феникс взмыла в небо. Я не знаю, куда она направилась. Может, к солнцу, чтобы уютно устроиться в его священном сиянии, там, где оно «касается» атмосферы, ее самых верхних частей, непрерывно изливая струи света.)
(Мои неразлучные спутники тоже встряхиваются, они наелись до отвала, устроили себе братскую трапезу после всех последних дней, проведенных в дозоре.)
(Я не смог вновь найти ни того элемента клинописных шифров, ни великолепного логоса иероглифов майя, ни подходящего «климата», чтобы проскользнуть внутрь неведомого наркотика, из которого мы происходим, чтобы обнаружить там, под песчаным покрывалом, многострадальную реку из роз, о которой упоминает Хуан Диего, называя ее кровью мира. Я должен извиниться, возможно, было сумасбродством, когда дон Хуан послужил Святому-шаману тропой, чтобы он смог его перейти и чтобы можно было разглядеть его; нам пришлось воздерживаться от самих себя. И я повторяю: Хуан Диего никогда не обращается ко мне. Я даже не претендую на то, что он видит меня во время наших случайных и неслучайных встреч, он вообще не воспринимает меня. Они говорят только между собой и являются тогда, когда «сваливают ограду».)
(Мои неразлучные спутники входят в состояние покоя, беспокоящее меня, потому что оно предвещает это странное ощущение близости шамана.)
----------000----------
- Птица Феникс ускользнула у меня из рук и прилетела, - подтверждает мне дон Хуан. - Так оно и есть. Она сидела вон на той антенне. - Странно. Она хотела забраться в лесные сумерки, чтобы искупаться в одном из водопадов, а потом я увидел, как она полетела в неизвестном направлении, и увидел, как она, пересекая небо, летит к солнцу. - Так все и было. Может, она прилетала, чтобы вернуться, чтобы соприкоснуться с чувствами, с этим отдалением асотеи. - Или чтобы направить тропу Отшельника, который сейчас, в эту самую минуту, словно язык пламени внутри солнца. - Что с ним происходит? - Он горит. Вместе с солнцем, погруженный в солнце. И опьяненный. Таким образом Хуан Диего уходит от самого себя, на то он и Отшельник, он всегда был таким. Однако не думай, что в нем царит только опьянение светом. В любой момент он может взорваться в других солнцах и стать планетами на закате, и рассеяться в чужих и странных рассветах. Я оборачиваюсь и там, на антенне, снова вижу нашего Феникса. - Смотри-ка. Так уютно устроилась. Как ни в чем ни бывало. А сама только что вернулась с противоположной стороны земли через отверстие в воздухе, рядом с антенной. - Где она пролетает? - Вдоль реки, она летит вслед за солнцем. Это птица, возвещающая о присутствии Хуана Диего, его воздушный волк. И орел, видишь? - Где? Мне не сразу удалось разглядеть его, он как раз пролетел над вершиной Заката, чуть не задев пик Сан-Мигель. - Ага, вижу, он такой большой. - Большой?.. да он просто гигант. В два раза больше Феникса. Посмотри-ка хорошенько. - Он кричит? - Да. - И этот колокольный звон, Богу ведомо, что здесь нет никаких церквей и никогда не раздается звон колоколов. - Это закат бредит, а может, Пресвятая Дева заглянула сюда. Иногда она заглядывает так, не являясь. Может, она как раз смотрит на нас. - Она смотрит на все. - Смотрит на все в томном свете этого заката. - Феникс наконец улетел. - И орел тоже. Лучи солнца куют прекрасную корону для этого Космического заката, происходящего здесь и сейчас.
----------000----------
(В это мгновение в этой части мира все листья на всех деревьях и все листья, разорванные ветром, дрожат. Они удерживают солнце, которое глотали весь день; все лепестки всех цветов нежно удерживают тепло гнезда солнца, которое оказалось в их руках, они сжимают руки и проглатывают его. Все леса входят в сумерки тихого вечера, который уже дремлет в каждой внезапно остывшей кроне. Волки в своих логовах опускают веки. Орлы поудобнее устраивают свои тела на сторожевых башнях, откуда они оглядывают горизонт. Это происходит здесь, сейчас: и это происходит с шаманом, и он сменяет собой Святого; греясь на солнце, он знает, что его земля цвета корицы, похожая на его кожу, дрожит от холода.)
----------000----------
- Почему Дева не появляется без Хуана Диего? - Между ними, - отвечает дон Хуан, не обращаясь конкретно ко мне, - были проницательные, проникающие в самую глубь глаза; слова и факты, которые не могли не свести их вместе. Она не оставила бы его в горе и тоске после Заката его Богов. Она ни за что не оставила бы его в этом состоянии, она ждала его – еще раньше, - чтобы заново возникнуть во всей своей полноте и укрепиться в новом мире; она любила всех членов его семьи. А семьей шамана были все существа. Его народ с кожей цвета корицы, вызывающий беспокойство, определенно вызывающий беспокойство и удивление очевидностью своей древней цивилизации и поразительным жизненным опытом невредимого завоевателя. Его народ, живущий вблизи солнц, в агоническом предвечерии. Народ с кожей цвета корицы. А он, Хуан Диего, разводил свои костры.
<Разве я не рада отдавать все, что имею?>; - сказала ему Дева. Такова была связь между ними – посредством глаз, - проницательных, проникающих в самую глубь. <Они, твои братья, всегда одеваются в яркие цвета или в самые тонкие оттенки моей радуги> - повторила она. <Я исполнена мыслей, я дала жизнь каждому живому существу, и они мои дети. Я исполнена любви ко всем моим существам, которых озаряют твои костры> - прошептала она. <Я готова к тому, чтобы они смотрели на меня собственными глазами> – обещала она ему.
Он не знал, как они смогут смотреть своими глазами в ее глаза. Однако он промолчал, думая: как это может быть? Хуан Диего понимал, что эти мгновения никогда не повторялись прежде и никогда не повторятся более, к каким бы вершинам не вознесло его волнение, он не знал, как смогут его братья с кожей цвета корицы смотреть на нее своими глазами.
Этот факт сам по себе говорит о Ее щедрости к нему. Он – Хуан Диего – не обращал на это внимания, он смотрел на Нее, как зачарованный. Ему казалось, что он настолько близко связан с Ней, что даже может положить голову Ей на плечо. Любой, в любом месте, в любое время, в любой момент – даже сам Христос – клал голову на Ее звездное плечо, зная, что Она поймет все тайны его сердца, - Она, излучающая непроницаемое спокойствие истинной любви.
Эта излучаемая Ею любовь сразу же стирала всякую покорность. Найти утешение на Ее плече – это ли не высшее счастье для утешенного, восторг в себе. Новое поколение могло узнать об этом месте утешения; возвысить свои деяния и свое отношение к миру, к существам, которые являются детьми Девы-Матери, которые родились для счастья. Это и означал жест Ее рук, поэтому Она и держала их в таком положении, они готовы были раскинуться, чтобы охватить пределы безграничного исступления существования в любом месте, где оно расцветало, порождая удивление и изумление. <Ради тебя и твоих людей я готова наполнить горизонт небесами, которые всегда со мной и в которых я существую>; - сказала Она ему. Все эти слова Хуан Диего пересказывает, когда мы путешествуем к окраинам иных миров. Ему нравится бродить там – говорит он – это один из инстинктов моей природы – восклицает он – и я наслаждаюсь этими пределами, которые также несу с собой.
(Дон Хуан рассказывает мне обо всем этом после того, как вдали угас самый большой из видных нам костров; Хуан Диего ищет для себя Блаженства в действии своего жизненного опыта и сливается с ним, как сливается ночь со своими звездами – покрывало – говорит он.
Прежде чем уйти – говорит мне дон Хуан – Хуан Диего сказал: <Дон Хуан, Она любит тебя>; Я знаю – ответил дон Хуан. Никому не под силу истолковать ни звуки, издаваемые жаворонком или кукушкой, ни свежее благоухание реки роз, ни гортанную песню Феникса, ни волчий вой – тем более странное пощелкивание камней и вихрь, в котором начинают кружиться пастбища, когда поблизости появляется Хуан Диего. Что уж говорить о его голосе, похожем на голос метельного ветра, и о его дыхании, похожем на солнечный ветер!
----------000----------
- Ты похож на привидение, - вдруг сменил тон дон Хуан. - Просто я сильно худею с самого первого дня года. Ты говорил, что дело тут в малиновом эффекте, - отвечаю я. - Кто заставляет тебя разводить костер и вступать в заговоры с тьмой? - Я ничего не требую, но ты ведь знаешь, в любом случае я люблю выражать то, что со мной происходит. - Еще бы я не знал! Все эти твои походы в обители и хижины, и этот твой безумный поход к самой высокой хижине, я знаю, ты не хотел, просто ты начал пробуждаться. - Я же не знал, что это его хижина, и тем более не знал, что это Хуан Диего. - А ты думал, что это мавзолей над скелетом Адама? - Именно так я и подумал. Я был в таком ужасе, что у меня волосы на голове встали дыбом. А кроме того, что, как тебе известно, я испугался, я заблудился ночью в лесу. - Я ведь шел вместе с тобой. - Я знаю. Потому я и пошел, ты шел со мной, и признай, что ты вел меня. - Я сделал то, что было нужно, что было необходимо, и вовсе не собирался давать тебе каких-либо объяснений. Но я не думал, что эти твои дальние походы вблизи его территорий поднимут его из забвения, и уж никогда не подумал бы, что он примется разводить свои костры. - Стать таким древним и одиноким, может быть, это равнозначно. - Все дело в том, чтобы хоть немного понять, через что ему довелось пройти. - Ты говоришь о превращении шамана в Святого? - Скорее о преображении бабочки в свет. И вдруг дон Хуан восклицает:
- Нынешняя ночь будет странной и не такой, как все.
(Я был ошеломлен. Он вошел в комнату, погладил по голове наших неразлучных спутников и отбыл.)
|
