Выходят из гостиной, Лючия направляется в комнату Паолы.

 

АЛЬБЕРТО: Весь этот разговор мне совершенно не понравился.

ТУЛЛИО: Я это знал.

АЛЬБЕРТО: Ты явно затаил обиду, и я хотел бы знать, что ты с ней будешь делать: изольешь ли ее на меня или же скажешь мне сразу, что она касается только лично тебя и адресована кому-нибудь другому.

ТУЛЛИО: Наш разговор был прерван как раз в тот момент, когда он вступил в деликатную фазу.

АЛЬБЕРТО: Стало быть, у тебя обида именно на меня. Что ж, в таком случае излей ее на меня! Если ты не помнишь последние слова, сказанные тобой, до того как наш разговор прервали, я могу их тебе повторить. Ты говорил: “Поскольку я находил тебя интересным...” Ты эти слова говорил?

 

44.-

 

 

ТУЛЛИО: (Улыбается, снова обретая то спокойствие, которое у него было в тот момент, когда он произносил эти слова ранее в беседе с Альберто). Я говорил: “Я восхищался тобой “.

АЛЬБЕРТО: Точно, “Я восхищался тобой”.

ТУЛЛИО: После чего добавил: “Я считал, что каждый твой успех был следствием твоего качественного превосходства, которого ты достиг, противопоставив моей робости свою непринужденность, а моему одиночеству свою общительность”. (С этого момента Туллио резко меняет интонацию голоса, она становится ровной, уверенной в себе;

приближается к двери, ведущей в комнату Паолы, и начинает звать). Паола, Джулиана, идите сюда!

АЛЬБЕРТО: У тебя что, здесь Джулиана?

ТУЛЛИО Да, Джулиана, моя сестра! Хорошо, если она тоже будет присутствовать при нашем разговоре

 

В гостиную входит Паола. За ней следует Джулиана.

 

АЛЬБЕРТО: Ты зачем здесь? Пришла, чтобы все рассказать Туллио? Но, кто является твоим мужем: я или он?

ТУЛЛИО: Здесь нет никого, кто был бы “я” или “он.”. Здесь есть муж, и есть брат. Джулиана сказала правду, как она ее видит и представляет. Ты, наоборот, весь изолгался, в том числе и по отношению к ней... Ты только посмотри, до чего ты ее довёл!

ДЖУЛИАНА: Туллио!

ТУЛЛИО: Помолчи, пожалуйста!

АЛЬБЕРТО: Сказать моей жене “Помолчи!” Да такое я могу позволить только себе!

Джулиана приказываю: “Помолчи, и немедленно подойди ко мне!” (Не ожидая, когда Джулиана подойдет к нему, сам направляется к ней и привлекает ее к себе обеими руками. После чего, обращается к Туллио). Выкладывай свою обиду, только говори все, ничего не скрывая!

ТУЛЛИО: Тебе не кажется, что я тебя сильно переоценил? Я не сумел разобраться во время, что все это твое изящество вовсе не было продуктом твоей победы над безвкусицей, а всего лишь данью дурным манерам и вкусам. И на самом деле, никакая безвкусица не вызывала в тебе протеста, то же самое можно сказать и о вульгарных манерах, не говоря уже о человеческих пороках. Я видел, как ты, потеряв всякий стыд, заигрывал с некоторыми клиентами, которые не вызывали у меня ничего иного, кроме брезгливости...

АЛЬБЕРТО: Все дело в тактике, в тактике настоящего ювелира!

ТУЛЛИО: “Как это ему удается?” – задавал я себе вопрос. “Как это ему удается не испытывать отвращения к подобным вещам?” Как тебе это удавалось...? Да очень просто: ты не испытывал никакого отвращения, поскольку это чувство тебе было неведомо. Стыд отступал на второй план перед теми пороками, которыми было пронизано все твое существо, напротив, это тебя даже забавляло. Как-то я наблюдал за тобой, как ты строишь гримасы перед зеркалом: тебе нравилось следить за своим деформированным, неестественным выражением лица. Такое же удовольствие ты получал от общения с людьми, деформированными физически и, в особенности, морально.

АЛЬБЕРТО: (Парализованный) Но почему ты ни разу не обратил моего внимания на все это, если я был тебе таким противным?

ТУЛЛИО: Все дело в том, что я видел все эти твои отвратительные пассажи, и был одновременно самым настоящим слепцом.

ПАОЛА: Туллио, куда тебя могут завести подобные рассуждения?

45.-

 

 

ТУЛЛИО: Извини меня Паола, но я сам знаю, куда они меня могут завести! (Обращается к Альберто). Это происходило также и потому, что ты эти пассажи умел преподносить с удивительным изяществом... мог казаться тонким, трепетным человеком, непринужденно импровизировать и принимать неожиданные решения по ходу дела, чем зачаровывал меня, превращая меня в своего раба... Как, это имело место, всего лишь недавно, когда ты прибыл сюда, (адресует последующие слова Паоле и Джулиане), и тут же придумал себе болезнь и стал, чуть ли ни клясться в своей любви ко мне! Ты словно актер, выступающий на сцене, только твоей сценой является не театральная сцена, а сцена жизни. Для сцены жизни у тебя прекрасно поставлена речь, тебе не составляет труда декламировать свои речи со всеми, со мной, с твоей женой, с Паолой, с любым, кто окажется перед тобой. Ты не тот человек, на которого можно положиться, ты всего лишь персонаж момента: всегда потакаешь клиенту момента, и, что еще хуже, потакаешь ему самым скверным образом, в его самых дурных наклонностях и побуждениях. Ты как пена, которую генерируют морские волны: много шума и ничего... Не было никакой нужды являться сюда Джованне и рассказывать мне о тебе: я все это знал и сам. Как не обходятся в нашей среде без разговоров обо мне, точно также всё знают и о тебе. Ты самый настоящий банкрот! И твое банкротство наступило не сейчас, оно началось с того момента, когда мы совместно с тобой организовали фирму.

АЛЬБЕРТО: (Надменно) Ты этого не можешь утверждать.

ТУЛЛИО: Помолчи! Мне пришлось хорошенечко попотеть, после нашего раздела фирмы, чтобы привести счета и баланс в норму, не считаясь со своими сбережениями. Я оставил тебе всю бухгалтерскую отчетность в полном порядке; не сделай я этого, то сейчас бы я находился бы в том же самом состоянии, что находишься и ты, и в котором сейчас очутилась Джулиана! Сколько тобой было подписано векселей, которые ты затем не смог оплатить, и, сколько раз мне приходилось прибегать к продлению срока их действия, оплачивая проценты по уже набежавшим интересам! А сколько ты их подписал без моего ведома, это одному только богу известно... И сколько чеков, выписанных тобой, без их фактического обеспечения деньгами, я должен был перехватывать буквально на лету! Вот на что ушла вся наша прибыль! Ты как всегда был щедрым, раздавал подарки, делал скидки... имел текущий счет у продавца цветами! Я же для тебя был жадиной, досаждал тебя напоминаниями о своевременном исполнении своих обязательств перед кредиторами: и, естественно, в этой ситуации выглядил антипатичным! Можно не сомневаться: где есть один симпатичный, всегда найдется и один антипатичный, кому придется оплачивать расходы первого... Амстердам! Амстердам! Амстердам! А Джулиана, между тем, сидит себе у себя в доме, и все терпит, причитая... “Я люблю своего мужа”... Может, ты скажешь, кто оплачивал счета за посещение Красного дома?

АЛЬБЕРТО: Теперь я вижу, что тебе не давало покоя! Честно признайся, что ты завистливый и скупой... или как ты это сказал раньше: жадина!

ТУЛЛИО: Вот только с моим магазином что-то все в порядке, а с твоим...

ДЖУЛИАНА: Туллио!

ТУЛЛИО: Да, да... (словно хочет сказать “понимаю”) Твой магазин находится на грани банкротства.

АЛЬБЕРТО: С ума сойти, какого ценного администратора я потерял! Так почему же ты тогда не выступил против меня столь решительно раньше?

ТУЛЛИО: Да потому что мне было в тысячу раз проще находиться в аду, слепо доверяться тебе и чувствовать собственную ничтожность, чем решительно выбрать путь свободы. Я пытался сотворить невозможное... (обращается к женщинам), старался подражать ему и хотел быть тоже симпатичным... но это было ужасно. Я совершенно

 

 

46.-

 

 

потерял контроль над происходящими событиями, не понимал их диалектики. Реакция людей, да и моя собственная, на некоторые вещи было совершенно неожиданной. Я больше не узнавал самого себя. Когда между нами произошел разрыв, наступил какой-то странный момент. Я чувствовал себя одиноким и беззащитным. Не понимал того, что происходит, находился в полнейшем смятении. Мне было страшно. Но я был счастлив.

И, хотя я очень опечалился случившимся, тем не менее, я понимал, что поступил правильно. И на самом деле, я вступил в контакт со своими старыми, преданными клиентами, с теми, кто еще тогда, когда мы с тобой работали вместе, предпочитали иметь дела только со мной: это были люди из категории антипатичных и не блиставших изысканными манерами. А сколько я услышал от них в свой адрес добрых слов! Казалось, что, и они тоже освободились от какого-то тяжелого груза, узнав, что я остался один; неожиданно стали по отношению ко мне еще более добрыми, открытыми и веселыми.

Для твоих обожаемых клиентов - они еще антипатичнее меня! Такого антипатичного... ведь, именно так окрестили меня эти твои симпатичные клиенты, да и ты сам лично. Если бы обо мне распространилась слава как о человеке с “дурным” глазом, было бы менее страшно, на этом, по крайней мере, можно было бы хотя бы поспекулировать... Как я себя чувствую в рядах этих антипатичных? Великолепно!

АЛЬБЕРТО: Я тебя не понимаю... ничего не понимаю из того, что ты говоришь... Что касается моего мнимого банкротства, то могу ответить тебе: это все идет от зависти и только от зависти. Сейчас между ювелирами идет страшная конкуренция, и я единственный, кто может трубить свою победу!

ТУЛЛИО: Помолчи и не настаивай на своем... (Указывает на Джулию). Разве ты ее не видишь? В каких она разбитых туфлях! Все дело в том, что ты ничего не хочешь понимать; в прочем, в твоем поведении здесь нет ничего нового: я до этого говорил о твоей симпатии... Это слово “симпатичный” обжигает словно огонь... Я пытался привыкнуть к нему, раскрыть его секреты, сделать его своим. Вещь – немыслимая!

Может, попробовать уничтожить его, выбросить в мусорный ящик? Ничего не получится, поскольку оно не осязаемо! А, как насчет антипатии? И с ней ничего не поделаешь! Это две этикетки, доставшиеся нам в наследство, и, которыми мы совершенно бессознательно пользуемся, когда нам это удобно. Мы пользуемся ими вновь и вновь, уже веками, не имея никакого представления об их родословной... и какие бы манипуляции мы с ними не вытворяли, их смысл всегда остается тот же самый. И это еще не все! Сколько существует еще и других этикеток! Мы их заключаем в один блок под названием “другие”, хотя они такие разные по отношению друг к другу. Каждая этикетка особенная, со своей историей,

со своим блеском и нищетой... Разве ты не видел этих “других”, тех, что только что выпивали вместе с нами? И, разве не слышал, какое они определение давали понятию симпатия, вкладывая в это слово лишь только то, что представляет для них интерес?