Глава 6. Является ли психотерапия химиотерапией?

Мозг и Гештальт

Является ли психотерапия химиотерапией?

Как мы видели, Гештальт быстро распространя­ется в самые разнообразные области, и его эффек­тивность уже не оспаривается. Но на чем она ба­зируется? Как она ухитряется глубоко, быстро и надолго изменить людей? В течение длительного времени все могли лишь с удивлением констати­ровать эти изменения: было очевидно, что пере­живания и поведение стало другим, но никто не мог объяснить причину этого изменения.

Современные работы по нейронаукам позволяют лучше понять происходящие феномены: в действи­тельности, любое научение и любая психотерапия непосредственно воздействует на церебральные процессы, изменяя внутреннюю биохимию мозга, т.е. производство гормонов и нейромедиаторов (допамина, серотонина, адреналина, тестостерона и т.д.). В особенности это верно в отношении психотерапии, опосредованной телесно или эмоциональ­но — каковой является Гештальт.

Еще несколько лет назад было принято противо­поставлять химиотерапию и психотерапию: тради­ционные психиатры благосклонно смеялись над утверждениями психоаналитиков и психотерапев­тов, рассматривая их методы как «салонные дист-ракторы». Они доверяли только медикаментам, проверенным в строгих лабораторных условиях.

После революции, совершенной антибиотиками в инфекционной медицине, наступила нейролеп-тическая революция в ментальной медицине: на­конец, была выявлена последовательность моле­кул, которые непосредственно воздействовали на мозг и изменяли поведение (транквилизаторы, антидепрессанты, стимулянты, антиделирианты и т.д.). В 1952 году Анри Лабори разработал но­вый психотропный препарат (прменение которо­го приводило к купированию психоза), называе­мый аминазин, который постепенно позволил отменить смирительную рубашку в психиатричес­ких клиниках и заменить ее тем, что несколько ут­рированно прозвали «химической рубашкой».

Известно, что с тех пор Франция побила печальный мировой рекорд по использованию транквилизато­ров: препарат феназепам превратился в «аспирин психики», примерно полтора миллиона жителей потребляют сегодня другой препарат —prozac. Эти новые медикаменты, какими бы эффективными они не были, к сожалению, не смогли избежать по­бочных эффектов (сонливость, потеря инициати­вы, провалы памяти, снижение либидо... даже суицид — при резком прерывании лечения, и т.д.).

На втором этапе вместо противопоставления хи­миотерапии и психотерапии, их стали связывать: действительно, психотерапия позволяет продлить и расширить эффект медикаментозного лечения и постепенно уменьшить дозы, тогда как, химио­терапия позволяет подготовить психологический подход, снимая тревогу и устраняя бред.

Но вот наступает третий этап: это уже не проти­вопоставление и не простое дополнение, а идентич­ность процесса в двух лицах. Произошло осозна­ние: в конечном счете, некоторые виды психоте­рапии являются скрытой химиотерапией, что кое-кем игнорируется. Действительно, психоте­рапевтическое действие вызывает нейрофизиоло-гические и биохимические изменения, быстро­течные и длительные («запускается насос»). Они имеют огромное преимущество, состоящее в том, что их воздействие строго персонализировано, и организм сам спонтанно дозирует их количество (иногда в миллиардных долях миллиграмма), со­вершенно так же, как наш организм постоянно следит за уровнем сахара в крови, а также уровнем железа и цинка (без которых у нас не будет обоняния) или витаминов...

Так, например, достаточно инъекции одной мил­лиардной грамма окситоцина (гормона, который вызывает лактацию), чтобы сразу же вызвать ма­теринское поведение у особи женского пола, не имевшей полового опыта (крысы или овцы).

Никакое внешнее назначение медикаментов не может рассчитывать на то, чтобы учитывать мель­чайшие и постоянные колебания гормонального фона каждого пациента: не только каждый прием пищи, но и каждая эмоция изменяет это равнове­сие. Напомним в качестве примера, что успех в соревновании может мгновенно удвоить уровень тестостерона* в крови, тогда как оргазм вчетверо увеличивает уровень эндорфинов Два забора крови с интервалом в 5 минут, заполненных опти­мистическим мечтанием (положительные визуали­зации) позволяют констатировать повышение уровня иммунной системы в среднем на...53%!

Что же тогда происходит после одного сеанса Гештальта, который приводит в действие тело и мобилизует эмоции?

"Мужской гормон, но также гормон желания, «победы» и ус­пеха (включая женщин). " Нейромедиаторы хорошего самочувствия и аутоанестезии.

Импульс «Большого взрыва»

В этой главе мы бегло рассмотрим «самую слож­ную структуру универсума» (Убер Реве), верши­ну эволюции, начиная с «Большого взрыва», ины­ми словами, человеческий мозг. Мы популярно расскажем — и приведем в качестве иллюстра­ций несколько метафоричных примеров — о всех последних открытиях, сделанных в так называе­мом «десятилетии мозга» (1980-1990), а также по­путно рассмотрим, как они использовались в Гештальте.

Если бы мы захотели дать обобщенное определе­ние Гештальта, его можно было бы квалифици­ровать как «терапию правого мозга», реабилити­рующую функции интуитивного синтеза и невербальных языков (лицевая экспрессия и эк­спрессия тела, художественное выражение).

Также, вероятно, можно было бы говорить о «лимбической терапии», воздав должное шести фундаментальным эмоциям жизни: радости и пе­чали, гневу и привязанности, желанию и страху. При этом не следует забывать, что сложные струк­туры лимбической системы управляют как памя­тью, так и эмоциями.

Запоминание опыта возможно только тогда, если возникла достаточная эмоция.

Точно так же, как сначала надо разогреть ксерокс для того, чтобы сделать отпечаток. Для научения лучше испытывать желание или страх, чем в без­различие; гештальтистская стратегия направлена на мобилизацию глубинных эмоций клиента, что­бы выполняемая работа наверняка «записалась в энграмму» (зарегистрировалась) в результате трансформации (оформлению или «Се51а1Ш炙) молекулярной структуры.

Прежде чем остановиться чуть более подробно на примерах реципроктного взаимодействия между Гештальтом и мозгом, кратко повторим нейрофи­зиологию.

Нейрон

Нейрон — это основная нервная клетка. Он со­стоит из трех больших частей:

• тела клетки, включающей ядро (носителя на­шей наследственной основы) и цитоплазмы, ок­руженной мембраной, основной «границей-контакт» между клеткой и ее окружением,

• аксона (который проводит сообщение или нервные входы, и может достигать размера до 1 метра),

• дендритов (которые собирают сообщения, вы­ходящие из других нейронов). Нейрон может непосредственно контактировать с 10 000 дру­гих нейронов.

Соединение между аксоном и дендритами друго­го нейрона называется синапсом: именно здесь происходит активный контакт. На 1 кв. см. коры приходится до 10 000 миллиардов синапсов — т.е. миллион миллиардов синапсов в нашем мозге позволяют получить 10 в 278300 степени различ­ных комбинаций, или число, которое заканчива­ется 2.5 миллионами нулей и занимает 10 км дли­ны, при условии, что цифры будут написаны 10 кеглем. Для суммарного подсчета синапсов со скоростью 1 синапс в секунду потребуется беспре­рывный счет в течение 100 лет!

107Было подсчитано, что компьютер последнего поко­ления, который обладал бы точно таким же количе­ством связей, что и мозг, должен был бы занимать площадь... Франции, Бельгии и Швейцарии вмес­те взятых... и имел бы высоту 10-этажного дома!

Наш мозг является «машиной контакта» самой изощренной в мире!

Поскольку он одновременно является крайне сложной и крошечной конструкцией! В порядке сравнения укажем, что сейчас устанавливают миллион транзисторов на информационную «блоху» из кремния, размером в 5 кв.мм (которая может содержать весь словарь Ларуса), а под по­верхностью этой типографской точки могут скры­ваться 230 миллионов грозных и опасных виру­сов СПИДа.

Нейроны образуются в течение эмбриональной жизни, главным образом в период 3-7 месяцев беременности, с оглушительной скоростью — 300 000 нейронов в минуту. Подсчитано, что каж­дый из нас обладает приблизительно 100 милли­онами нейронов, начиная с рождения; пример­но столько же, сколько звезд в Млечном пути. В отличие от других клеток нашего организма, ней­роны не восстанавливаются в течение жизни (чтобы не потерять накопленную информацию), однако же непрерывно вырастают новые разветвления, позволяющие устанавливать бесконеч­ное число связей по мере необходимости (ассо­циаций, идей или воспоминаний, позволяющих «интеллектуальное» запоминание, а следова­тельно, и научение).

Короче говоря, все «деревья» нашего мозга поса­жены начиная с рождения, но ветви кустятся на протяжении всей жизни, это настоящее разрас­тание отростков, на которое особое пагубное дей­ствие оказывает алкоголь, а также наркотики и некоторые медикаменты. Это постоянное почко­вание делает возможным появление новых соеди­нений (например, во время экспериментирования в Гештальте), а также создание систем разводок в случае разрушения клеток в результате несчаст­ного случая или болезни.

Вопреки стойким предрассудкам, увеличение ко­личества дендритов (которые осуществляют ком­муникацию на уровне синапсов) замедляется не с возрастом..., но вследствие праздности и безде­лья! Ничто так не ускоряет наступление старости как пенсия без замещающей деятельности. Ребе­нок, не побуждаемый нянькой, начинает самосто­ятельно садиться в 21 месяц, а ходить — в 3 года! Больные, у которых окна больничной палаты вы­ходят на улицу, исцеляются намного быстрее. В «обогащенной» среде крысы живут на 50% доль­ше. Если говорить обобщенно: Размер каждого нейрона равен примерно ты­сячной доле миллиметра. Если бы его объем уве­личился до размера песчинки, то для транспор­тировки нашего мозга потребовался бы большой грузовик. При этом не следует забывать, что нейрон это не просто песчинка: скорее рн на­поминает большой город — как Тулуза — пото­му что он состоит из нескольких сотен милли­онов макромолекул (или протеинов), выполняющих различные функции, а они, в свою очередь, состоят из десятков миллионов атомов — каждый из которых состоит из десят­ков частиц....вращающихся со скоростью...4 миллиона километров в час!

На протяжении нашей жизни нейроны не только не восстанавливаются, но напротив, они погиба­ют (по крайней мере 100000 в день). И это совер­шенно не ужасно, потому что мы пользуемся все­го лишь 20% нейронов. Остальные остаются «под спудом», в резерве.

На самом деле смерть клетки наступает еще до нашего рождения, потому что от 10 до 70% ней­ронов (в зависимости от отделов мозга) умирает в процессе утробной жизни, чтобы дать место более полезным. Действительно, биология не име­ет жалости: все, что не служит, высыхает и быст­ро умирает. Естественный отбор сохраняет толь­ко существенное: «научение это устранение» — говорит Жан-Пьер Шанжо. При таком распоряд­ке к 80-ти годам у нас еще остается примерно 70% живых нейронов — но их распределение не оди­наково в разных отделах мозга: так, фронтальная зона, место принятия решения, теряет примерно 50%, столько же, сколько и гипоталамус, который отвечает за регуляцию голода, жажды, темпера­туры, агрессии и желания...

Гештальт-терапия мобилизует, в частности, ги-поталамические зоны (возбуждение желаний «здесь-и-теперь») и фронтальные лобные отде­лы (холистический и интегративный подход, от­ветственность за сделанный выбор)...Итак, геш-тальт-терапия поддерживает в активном состоянии эти слабые зоны мозга и сохраняет их молодость и их жизненность, потому что — в отличие от батареи Вандера — живая материя не используется, если она ничему не служит! Как раз наоборот, бесполезные нейроны окисляются и покрываются — говоря литературным язы­ком — пластинками «ржавчины».

При весе мозга в 1400 г, на нейроны приходится в конечном счете всего лишь 250, которых нам, впрочем, хватит для того, чтобы выучить наизусть все книги, появившиеся в мире начиная с изоб­ретения книгопечатания! В действительности, наш мозг способен запомнить 125000 миллиардов единиц информации (бит), таким образом наша память теоретически способна сохранить...содер­жание более ста миллионов книг!

Точность нашего организма вызывает изумление. Простой пример: каждая клетка окружена мемб­раной, шириной в 5 микрон, снабжена клапана­ми, которые словно бдительный сторож откры­вают дверь для одних химических субстанций и закрывают для других. Этот процесс варьирует в зависимости от области мозга и момента време­ни. Все это происходит, разумеется, «умело», ско­ординировано и квазимгновенно.

Другой пример: предположим, что кого-то зовут Сержем, достаточно, чтобы мое ухо восприняло первую букву моего имени («С»), чтобы мои си­напсы уже выделили секрет, состоящий из 3 мил­лионов активных молекул химических нейроме-диаторов. Это примерно так же, как если бы прежде, чем телефон одновременно прозвонил тревогу у 3 миллионов парижан, его обладатели уже бы начали выполнять привычное действие!

Но, может быть, они напрасно сняли трубку! На самом деле, ведь звали не «Сержа», а... «Симо­на»! Ведь это же тебя не касается! Постсинаптическая мембрана восстановит потенциал покоя примерно через миллисекунду и будет опять спо­собна к ответу. Мои «обжоры» энзимы мгновен­но трансформируют в инактивную субстанцию те молекулы химического медиатора, которые были выброшены по ошибке. Этот «микроцикл контак­та-ухода» будет продолжаться в целом несколько тысячных долей секунды.

Наследственность и свобода

Что касается ядра клетки, оно таит в себе все наши «прежние жизни», или — если говорить более прозаически — наследственность наших пращу­ров, закрученную в тончайшие волоконца ДНК, сгруппированных в «слова» (гены). Ученые наде­ются закончить их расшифровку через 5 лет и та­ким образом составить детальную карту 100 000 генов, образующих геном человека. Когда мы приходим в мир, наша «индивидуальная програм­ма» или «инструкции по применению» представ­ляет собой библиотеку инструкций, состоящую из 3 000 книг по 300 страниц каждая, или 20-ти этаж­ную кучу «проектов», которые либо будут реали­зованы, либо не будут!

Бесспорно, что мы рождаемся с важными задат­ками (размер, цвет глаз и волос, здоровье, интел­лект, спортивные дарования, музыкальные, художественные и коммуникативные способности; спокойный или тревожный, подчиненный или агрессивный темперамент, и т.д.). Этот генети­ческий код является чрезвычайно точным; он не терпит «ошибки оттиска»: из-за одной неверной буквы вся книга безжалостно отбрасывается (спонтанный выкидыш).

Итак, как говорят на Востоке, «все написано» (но не на небесах, а в сердце каждой из 60 000 милли­ардов клеток, начиная с кончика пальца и закан­чивая корнями волос). Число комбинаций хромо­сом таково, что математически невозможно, чтобы кто-нибудь был похож на меня, начиная с «Большого взрыва» и вплоть до конца света (ра­зумеется, исключая монозиготных близнецов). Эта безграничная оригинальность каждого живого существа — другая тема гештальтистов, которые питали недоверие ко всем обобщениям, касается ли это «нормального»развития или категориза­ции нарушений.

Но тот факт, что «все написано», не ограничива­ет область нашей свободы, потому что мы можем решить не следовать тексту, уподобляясь актеру, позволяющему себе импровизации. Такое свобод­ное построение своего собственного будущего — исходя из имеющейся в распоряжении наслед­ственности — одна из целей любого личностного развития или психотерапии.

«Все написано»...но как это прочесть? Теперь мы знаем, что на самом деле каждую ночь мы пере­читываем наш предварительный сценарий во время наших сновидений (гипотеза Мишеля Жюве о «генетическом перепрограммирова­нии»). Мы его перечитываем и «аннотируем» его, интегрируя с памятью нашего биологического вида, нашего собственного личного опыта: эта «великая книга» нашей жизни, полная тайн, ста­новится «тетрадкой», личным «бортовым журна­лом», способствующим нашей индивидуации. Начальный текст нашего генетического наслед­ства каждый день заново прилаживается в зави­симости от нашего опыта и отдельных событий нашей жизни: это — гештальтистское креатив­ное приспособление.

Эта работа отчасти совершается бессознательно в течение ночи, но она подготавливается и про­должается днем: одна из целей, которую геш-тальт-терапия осознанно ставит перед собой, со­стоит в постоянной корректировке нашей «программы» с учетом интеграции нашего опыта и нашего собственного проекта жизни. Синапс и нейромедиаторы

В каждом синапсе входящие нервные импульсы, наподобие электрического, трансформируются в химическое сообщение посредством секреции крошечных пузырьков нейромедиаторов — кото­рые придают эмоциональную «окраску» всей пе­редаваемой информации. На сегодняшний день выделены около сотни нейромедиаторов и ней-ромодуляторов. Так, например, всякое желание (голод, жажда, секс) и всякое удовольствие (пусть даже художественное или интеллектуальное) кор­релирует с тремя нейромедиаторами:

• допамин, связанный с напряжением желания;

• норадреналин, связанный с возбуждением удо­вольствия;

• эндорфины, порождающие хорошее самочув­ствие и отдых.

С другой стороны, напомним, что один и тот же тес­тостерон управляет как агрессией, так и сексуальным желанием, — и это в равной мере относится как к мужчинам, так и к женщинам. Эти два фундамен­тальных побуждения к жизни — выживание индиви­да и выживание вида — тесно связаны друг с другом; они соседствуют в гипоталамусе, их просто разделя­ет друг от друга зона управления желанием. В геш-таль-терапии иногда используют эту «близость» — например, развить ослабленную сексуальность посредством игровой агрессии намного проще, особен­но имея в виду деонтологические аспекты!

Взаимодействия являются циклическими: так, бди­тельность будет стимулировать выработку допамина, который, в свою очередь, будет поддержи­вать или увеличивать бдительность. «Аппетит приходит во время еды»: голод стимулирует ап­петит, который — в свою очередь — стимулирует голод. Успех порождает тестостерон, который способствует ассертивности, соревнованию и ре­шительности — что приводит к новым успехам!

Нейромедиаторы функционируют в антогонистических парах (тут вы возвращаемся к классической гештальтистской теме полярностей). Например, мобилизующему и тонизирующему эффекту допамина — гормону осознания, контакта и желания, противостоит успокаивающий и органи­зующий эффект серотонина — гормона пресыще­ния, упорядоченности и регуляции настроения.

Всякое психотерапевтическое действие в Ге-шальте будет способствовать естественному равновесию этих двух, совершенно разных внут­ренних продуктов. Слишком много допамина и — возникает церебральное «короткое замыкание»: налицо «перенапряжение», состояние близкое к бредовому (шизофрении); если допамина недо­статочно — мы имеем болезнь Паркинсона с ее замедленностью и дрожью. Слишком много се­ротонина — и возникает навязчивое состояние; если его не достаточно — то это депрессия...

Когда машина «несется полным ходом», можно вести себя двумя взаимодополняющими способа­ми: заглушить мотор (уменьшить производство допамина) или нажать на тормоза (повысить про­изводство серотонина). Искусство терапевта со­стоит в умении «нажать на нужные педали», на­меренно или интуитивно, чтобы посодействовать новому биохимическому равновесию — которое затем будет работать в режиме самоподдержания посредством естественных секреций.

Три этажа мозга

Оставим пока в стороне микроскопический уро­вень и рассмотрим вкратце структуру мозга в це­лом. В мозге можно выделить три иерархически организованных «этажа», каждый их которых ох­ватывает и контролирует нижележащий.

• В сердце системы находится продолговатый мозг, самый примитивный (он существует уже у рептилий). Это что-то вроде вместилища под­земных машин, которые поддерживают жизнь: дыхание, ассимиляцию, терморегуляцию и т.д. Этот примитивный мозг является нашим цент­ром инстинктов, который образуется еще до рождения. Его функционирование происходит по преимуществу бессознательно. Он продол­жает работать во время сна и даже в состоянии комы.

• Выше расположена лимбинеская система, кото­рая состоит из многочисленных регуляторных центров эмоций, бодрствования и сна, желания и агрессии. Именно здесь регистрируется наш опыт, трансформируемый в индивидуальную память', именно тут создаются основы нашей неповторимой личности, синтез наследствен­но заложенного и приобретенного каждый день.

Как раз на этот уровень прежде всего воздейству­ет гештальт-терапия; она пробуждает и вызы­вает эмоции, реорганизует их в связи с новым опытом, смягчает и «приручает» побуждения (аг­рессивные и сексуальные), раскрывает многооб­разие и интенсивность любого контакта.

Два подкорковых слоя древнего мозга покры­ты корой,тонким складчатым слоем из серого вещества, который окружает и контро­лирует нижележащие слои (если расправить складки, кора представляет собой «скатерть» 63 см в ширину и 3 мм в глубину). В коре ана­лизируется сенсорная информация, поступа­ющая из внешнего мира (видимая, слышимая и т.д.), она связывается с воспоминаниями, полученными в результате прежнего опыта, часто бессознательными, а также с актуальны­ми эмоциями, берущими начало в лимбичес-кой системе.

Все в целом перерабатывается во фронтальных лобных долях, развитых лучше всего у человечес­кого вида. Эти отделы отвечают за произвольный выбор адаптивного решения. Ведь любой выбор состоит в умении сказать «нет» неподходящим решениям. Так, лобные больные (с поврежденны­ми лобными долями) функционируют квазиавто-матически: если им дают бутылку, они пьют; если им показывают кровать, то они укладываются спать; если они встречаются с симпатичной де­вушкой, то начинают к ней приставать. Они не в состоянии противостоять искушению, их свобо­да оказывается ущемленной, они уже не могут сказать «нет».

В Гештальте постоянно подталкивают к разви­тию способности свободного выбора; на протя­жении всей сессии терапии «клиента» (того, кто волен спрашивать) побуждают к автономным вы­борам и отказам, провоцируя его часто говорить «нет» (вмешательства, называемые «парадок­сальными»). Глобальное или «холистическое» те­рапевтическое действие постоянно связывает между собой функции:

• рептильные, или функции продолговатого моз­га (потребности),

• лимбические (эмоции и память),