Увага! Лексична компетенція

Дата добавления: 2015-09-19; просмотров: 717

Все, о чем говорил чтец, вся эта ситуация с осколком, банькой, отделанной серебристым кедром, Никс, Тихой, откуда-то взявшейся Берсой, история, внезапно нырнувшая в чье-то чужое темное прошлое, в ту глупую и страшную войну, – все это, наконец, достучалось до меня, и я вдруг осознал степень, градус, глубину разверзшейся передо мной бездны. Значит ли это все, что мой «гениальный» план обречен? С одной стороны – хорошо: никакого трибунала и Тиха точно не набьет мне лица, что полезно для творческого развития нашего коллектива; с другой стороны, все это чудовищно и мне... мне просто-напросто тяжело в это поверить. Неужели я не успею? Неужели придется действовать наобум? Рисковать свыше меры? Зачем это все? Ненавижу, когда ситуация выходит из-под контроля.

– То есть все, кто в это зеркало смотрел – мертвы? – переспросил я.

Чтец глянул на меня так, будто бы меня перед ним нет. Он, наверное, обращался к своей памяти, которая для нормального человека чрезмерно глубока.

– Не все, – ответил Абеляр Никитович сухо.

Я понял, что копать в эту сторону у меня полномочий нет. Что ж, ладно.

– Как этот осколок мог попасть к Никс? – спросил я.

– Меня это тоже интересует, – ответил чтец.

– А откуда вы?..

– Все члены моей группы давно мертвы, я – последний.

– Понятно. А от кого тогда все это? – я обвел взглядом непростую обшивку парилки.

Он понял, что я имею в виду. Сжал губы, но все же ответил:

– Этого не скажу.

– Хорошо, – я вздохнул. – То есть Николе... выходит, Николе не повезло, да?

Чтец нахмурил брови.

– Она тебе рассказала?

– О чем?

– О своем «проклятии».

Час от часу не легче. Я покачал головой:

– Нет.

– Понятно.

Абеляр Никитович потер бороду. Взвешивает, что мне можно говорить, а что нет? Знает гораздо больше, чем говорит. Очевидно также, что своим визитом и надобностью беседовать со мной о зеркале Лок я поставил его в неловкое положение. Права была Берса, всё запутывается.

– На Николе лежит «проклятье», оно же благословение, – наконец заговорил чтец. – С прошлой весны. Может быть, ты где-нибудь читал или слышал о «судьбоплетах»? Ну, так вот. Миф в очередной раз оказался правдой, и один такой объявился. Проявился, точнее, в мальчишке, с которым дружила Никс. И вследствие некоторых обстоятельств парнишка подкорректировал ей... судьбу.

И тут мне впервые показалось, что чтец не в себе, но я все-таки переборол зашевелившееся было недоверие, и даже тени сомнения не явил. Судьбу, значит.

Чтец продолжил:

– Ну, скорее, особенности ее взаимодействия с реальностью. На ней висит «удача утопленника». Это – старое проклятье, и мальчик применил его неосознанно, сам не ведая, что творит. Действие проклятия следующее: человеку или критически везет, или не везет. Середины не предусмотрено. Единственное, что понятно кроме этого – в свою авторскую версию проклятия мальчишка встроил «предохранитель», и о смертельных неудачах речи нет. И вот Николе, наконец, не повезло критически: она не только нашла осколок зеркала Лок, но и взглянула на него как раз так, как не стоило бы.

– Вы сможете ей помочь? – напрямую спросил я, имея в виду и только что описанное им проклятье, и летаргический сон.

Чтец долго молчал, хотя к вопросу, как мне показалось, был уже готов.

– Чтобы снять удачу утопленника, ей нужно снова найти судьбоплета. Для этого ей неплохо бы проснуться, верно? Но вероятность того, что вам удастся решить загадку зеркала Лок очень мала.

– Нам? – переспросил я.

Ну да, ну да. А как иначе-то.

– Слушай внимательно, Рейнхард Майерс, – произнес чтец, схватив меня за запястье. Я даже опомниться не успел. Абеляр Никитович смотрел мне в глаза. Взгляд этот был тяжелым, как десятитонная мраморная плита, и таким цепким, темным, что я почувствовал себя тонущим в полынье. Ох, не зря их не любят, этих чтецов. Нелюбовь эта рождается из страха, и процесс мутации мне полностью очевиден. Чтецу я этот акт агрессии, конечно, еще припомню. Пускай опасность обоюдоострая, как меч, но преимущество на стороне зачинщика. Пока я пытался подавить моментально вскипевшую во мне ярость, одновременно стараясь ее не показывать, чтец говорил быстро и сухо: – Все осколки черного зеркала Лок хранятся сейчас в старинном замке Сорос, что на южном склоне Цинары. Насколько я знаю, чтобы его собрать, не доставало как раз одного. Полагаю, вашего. Интересно, правда? Кто-то крадет осколок Лок, тем самым затрудняя работу гильдии, а через несколько лет подбрасывает этот осколок вам.

– Уж не сама ли гильдия? – спросил я раздраженно. – Отпустите мою руку, пожалуйста. Я осознал степень серьезности, правда.

Чтец отпустил.

– Ты умеешь задавать вопросы – это хорошо. Далее, насчет зеркала. Есть предположение, что восстановленное Лок «отпустит» всех своих спящих пленников. Но это, сам понимаешь, надо проверять.

– А эти другие «уснувшие»... они тоже читали стихи перед тем, как уснуть?

– Этого я не знаю, ибо никто... я не видел, как засыпали.

– И видео, конечно же, никто не снимал.

– Это было тридцать лет назад, Рейни.

– Что нам делать с Никс?

– Ты решил действовать?

Я не счел нужным отвечать.

– Свяжитесь с ее опекуном для начала. А пока будете думать, что именно предпринять, езжайте за город, в лечебницу «Ласточка». Выдвигайтесь сразу же, а я свяжусь с главврачом и все решу. И да... поменьше болтайте об этом всем, а лучше вообще молчите.

– Абеляр Никитович, от кого именно мы все это скрываем? Кого следует опасаться?

– Сейчас идет грандиозная работа там, в нашей гильдии. Кое-что подтвердилось, но дополнительные сведения лишними не будут. Даже если прямой связи нет, внезапно всплывший осколок черного зеркала Лок может стать катализатором еще больших тревог и перемен. Я не хочу хаоса. Поэтому я сообщу гильдии об инциденте (не сообщать вовсе я не могу, пойми) в нужный момент, ни раньше, ни позже. У вас будет время попробовать все решить – это единственное, что я могу обещать.

– Понял.

На фоне яркого белого света чернели округлые пятна. Они слегка подрагивали, но вскоре собрались, стали резче и оказались черными колоколами, подвешенными на толстых металлических тросах. Их было множество, тросы тянулись в разные стороны, ныряли в большие стрельчатые окна без стекол, сверкающие белыми безднами от пола и до арочного купола.

Никс с трудом приподнялась, села. Что-то сдавливало грудь, хотелось пить и есть. Ощущения были странные. Если глубоко дышать, то лучше. Если задуматься о том, где она и как сюда попала, начинает болеть голова.

Хлопок.

Большое черное пятно пошевелилось и оказалось, скорее, красным.

– Проснулась? – спросил участливо звонкий, мягкий голос, не женский и не мужской.

Никс попыталась сосредоточиться на говорившем с ней, разглядеть его, но пока что не получалось.

– Меня зовут Керри, – представился собеседник. – Я ждал, когда ты проснешься. И читал. Как хорошо, что кто-то еще печатает свои тексты для того, чтобы сжечь.

Никс, сжав голову руками, зажмурилась. Боль отступила. Когда она снова открыла глаза, колокола и темное пятно, назвавшееся Керри, снова оказались размытыми.

Керри, поднявшись, подошел ближе. Никс на секунду застыла, рассматривая его.

Театральный грим?

У существа (а человеком назвать его казалось неправильным) была белая, почти жемчужная кожа, красные волосы, красные глаза, красные ресницы и брови, темно-красные губы, будто испачканные спелой ежевикой, и в разрезе этой кровавой улыбки тускло сверкнули черные зубы. Существо пыталось изобразить дружелюбие. Существо правой рукой, исполосованной пунцовыми геометрическими узорами, откинуло за плечо длинные багровые косы, увешанные золотыми колокольчиками, а левую руку протянуло Никс, будто бы предлагая помощь.

Никс рефлекторно протянула руку в ответ, чтобы помощь эту принять, но тут же отняла назад, опомнившись и испугавшись. Она увидела и свою руку тоже, и теперь сидела, уставившись на собственные ладони – абсолютно черные.

– Что со мной? – проговорила она резко севшим голосом. – Что... с моими руками? Где... я...

Никс шлепнула себя по щекам, понимая тут же, что вокруг нет никаких зеркал – только окна, тросы с колоколами и странное существо, представившееся Керри.

– Где... где мы? – спросила Никс. – Что происходит?

– Ты в безопасности, – произнес Керри, – это башня Перламутр. Поднимайся осторожней – на тебе платье. Я поэтому, отчасти, помощь и предложил.

Никс удалось быстро совладать с собой. Платье? Она обратила внимание не только на свои ладони, но и на пышный многоцветный шелк с вышитыми на нем золотистыми рыбками, укрывший тяжелыми складками ее колени, перевивший талию, стекающий по предплечьям и плечам. И руки. Руки были черными. Никс завернула один из рукавов, чтобы убедиться, что руки черны до локтя и выше. Хотела было проверить и вырез платья, но опомнилась и подняла взгляд на Керри, который стоял рядом и терпеливо ждал чего-то.

Никс подобрала объемный подол и все-таки умудрилась встать.

– Это, что ли, ты меня переодел?.. – спросила она голосом, не предвещающим ничего хорошего.

Никс понимала, что вопрос глупый, но момент казался ей крайне неподходящим для деликатностей и попыток представиться кому-то лучше, чем есть.

Керри улыбнулся, не размыкая губ, и кивнул в сторону одного из окон:

– Посмотри.

Никс, косясь на Керри подозрительно, опробовала подкашивающиеся ноги, сделав пару шагов к окну. Вестибулярный аппарат шалил и негодовал, но когда она подошла к витому парапету, вроде бы, успокоился.

Зеленые звезды на фиолетовом небе сложились в огромный вихрящийся эллипс, сквозь который, прямо посередине, плыл лазоревого цвета кит, такой большой, что, глядя на него, верилось: такой способен проглотить солнце. Более того, он ими, солнцами, в общем-то и питается, нет никаких сомнений.

– У-у, надо было мне все-таки смотреть ковер, а не курить его, – проговорила Никс, хмыкая себе под нос.

Потом она расхохоталась.

Улыбка – это всегда в какой-то степени оскал, а значит и такой истерический смех – тоже своего рода защита. Иначе объяснить, почему ей вдруг стало смешно, Никс не могла. Она смеялась так, что выступили слезы. Вытирая их черными ладонями и шмыгая носом, она повернулась к обескураженному Керри:

– Все... в порядке. Это я шучу так криво, да. Красиво у вас тут, на самом деле, очень. И платье красивое. Наверное. И летающие киты, и звезды эти, и все дела.

– Это не звезды, – сказал Керри, – это небесный планктон.

– Ну, тем более, – Никс насухо вытерла глаза и, вроде бы, даже совсем успокоилась. Выдохнула. – Хорошо. Скажи мне, Керри, кто ты? Где мы? Хотя, подожди, я, кажется, догадываюсь. Морок?

– Так вы его называете, – кивнул Керри.

– Ну, а ты кто? Мой сон? Сон камня? Сон маленькой девочки, которая любит тощих, странно выглядящих парней и не иначе? И как я тут оказалась?

– Я нашел тебя в расщелине Полдень, – ответил Керри, – и перенес сюда. Думал сначала, что ты растаешь, но оказалось, ты здесь иначе.

– Хорошо, я поняла, ты один из тех, кто говорит загадками и юлит.

– Мне не хватает слов. Они сгорают на моем языке.

Никс поглядела в честные, кроваво-красные, как у кролика-альбиноса, глаза пристально, пытаясь понять, в своем ли существо уме.

– Сгорают? – переспросила.

– Ага.

– Покажи.

– Что?

– Язык.

Язык у Керри оказался длинным, острым и таким же черным, как зубы, но к корню слегка краснел.

– Да уж, – проговорила Никс, озадаченно хмурясь. – Тут у вас, конечно, интересно, но мне надо бы поскорей проснуться. Я... я, кажется, что-то не доделала... что-то не успела сделать в реальности, и мне за это влетит. Нельзя, в общем, такое недоделывать. Вообще не помню, что это было, но я должна была это сделать, иначе... иначе – плохо. Надо просыпаться, да. Ты мне расскажешь, как это сделать?

Керри тем временем сел возле одного из окон и выудил из своего черно-золотого одеяния небольшой, обуглившийся томик и даже его раскрыл, но, судя по картинке на обложке, держал он книгу вверх тормашками.

– Тебе бы посидеть тут, отдохнуть, – сказал он, не глядя на Никс, – подождать… Может быть, тебя сумеет разбудить Зов?..

– Какой такой зов?

– Когда Небесный Кит исчезнет в Тлеющем море, когда провернется Калейдоскопическая Луна, когда мимо Башни Тайны пройдет последний транзитный поезд в Сияющий Мир – вот тогда мы услышим Зов, и я не знаю, что будет, когда он настигнет тебя. Хотя, последнее время Зов стал звучать чаще… может, он грянет раньше, может быть, позже. Ты ведь не просто во сне, ты не во сне наяву, и даже я не знаю, что с тобой делать, а уж я-то на вас, лунатиках, собаку съел.

– Кто ты, Керри? – еще раз спросила Никс, чувствуя, как по плечам и спине бегут мурашки, а мелкие волоски на руках и затылке встают дыбом.

Керри ее будто бы проигнорировал. Никс задала один и тот же вопрос в третий раз и в третий раз не получила ответа. Видимо, больше спрашивать смысла нет. Керри не скажет. Может, он вообще не живой, может, он просто статист этого странного измерения иллюзий.

Никс знала о существовании морока из рассказов вернувшихся оттуда друзей. Кто-то еще называл это место «миром снов», но, судя по тем же рассказам, почти все имена, данные мороку, некорректны. Он, в принципе, так же реален, как и привычный мир. Здесь, говорят, можно умереть, явившись сюда во плоти. Отсюда, вроде бы, можно даже что-то забрать с собой, исполнив некий таинственный ритуал, и говорят, что вся имеющаяся в реальности колдовская золатунь родом из морока. Ромка, еще до того, как пропасть, рассказывал, что, вроде бы, из морока есть пути в другие миры – совсем другие, совсем-совсем. Попасть в морок можно тоже по-разному, и в памяти Луни Красавки, той, что живет у Камориль на чердаке, даже есть старинная, еще довоенная карта путей перехода.

Никс оглянулась по сторонам. Никаких дверей или лестниц, одни только огромные окна и тросы с колоколами. Керри читает книгу, на этот раз взяв ее правильно. В окнах – сине-фиолетовое небо в россыпях зеленоватых «звезд», и если взглянуть вниз, то земли не видно, все укрыто золотистыми облаками до самого горизонта.

Может ли быть так, что, изучая точки перехода в морок, сумасбродный некромант открыл еще одну, и Никс угораздило в нее провалиться? Это вряд ли. Камориль не настолько беспечен. И Эль-Марко предупредил бы Никс не заходить в сад, если так.

Стоп. Керри не сказал ничего вразумительного, но что-то знакомое... Калейдоскопическая Луна – понятное дело, это о той, которая меняет цвет, которую видно почти отовсюду, висящая яблоком над горой Антарг; там же, под Антарг, Тлеющее море – Ромка рассказывал; тут есть еще какой-то вокзал, и немудрено, что есть поезда. А вот... Башня Тайны... та ли это башня, о которой говорил Рин?

Никс вдруг вспомнила все. Вообще все. Никаких блоков и белых пятен не осталось, и даже головная боль прошла. Морок – «Мир Снов», место, где маяку снится, что он – белокаменный замок, и на самом деле так и есть; здесь времена и события почти не связаны между собой линейной логикой, граница между жизнью и смертью размыта, здесь возможны такие чудеса, что не снились ныне здравствующим архимагам, которым не повезло родиться после Войны Причин, и детям, которым не рассказывают о былом – на всякий случай, точно так же, как молчат, например, о любви.

Лишь те, кому повезло (или не повезло) знают, что морок – реален. Нет, не так. Он не реален, он действителен. Единый для всех безграничный сон, истина, зависящая от угла, под которым на нее смотреть.

И те, кто в курсе насчет этой действительности, хотели бы попасть сюда так, как попала Никс – сохранив сознание и понимание происходящего, но это не так-то просто.

А Никс угораздило провалиться сюда, пускай и не понятно, как именно. Но это обстоятельство можно попытаться использовать. Пускай придется пробовать наобум. Пускай идея кажется глупой и слишком самонадеянной.

Пусть. Не потеряться бы только теперь в этом супе из смыслов и мест. Никс взглянула на Керри:

– То есть, как мне проснуться, ты не расскажешь, правильно?

Керри, не отвлекаясь от книги, повел плечом неопределенно.

– Ну, хорошо, – вздохнула Никс. – Тогда я пойду.

Керри вздрогнул, встрепенулся, поднял на нее удивленный взгляд:

– Сто... Что... Куда?..

Никс, исполненная решимости, подобрала шелковые юбки и подошла к краю. Снова взглянула вниз. Золотые облака клубились далеко и глубоко и казались ненастоящими, нарисованными, а оттого страшно особо не было. Ромка говорил, что морок создан для тех, кто умеет или хотя бы хочет научиться летать. А значит...

– Стой! – крикнул Керри, и в этот момент все колокола на тросах закачались, язычки ударились в дутые медные стенки и воздух затрепетал и запел от разноголосого звона. В шуме колокольного пения голос Керри почему-то не терялся, наоборот – звучал звонче и как-то выше. – Я тебя провожу. Незачем... незачем проверять на прочность.

Никс в этот момент показалось отчего-то, что Керри и сам – совсем еще мальчишка. Что-то да вырастет из него через годы? Ей представилось дикое пламя отросших красных волос и белые тонкие руки, пальцы, будто погнутые паучьей болезнью, и, почему-то, острый выступ седьмого позвонка.

Сквозь белую кожу Керри, которого она видела перед собой, проступил румянец.

– Перестань, – сказал он, – вон, смотри лучше: Фантасубвеструм.

Никс отвлеклась и обернулась туда, куда смотрел Керри.

– Э-это еще... что такое?

Сквозь золотые облака, разрезая их острым килем, плыл небесный корабль под искристыми светлыми парусами, похожими на металлическое кружево. Переливались волнами, загребая податливый воздух, жемчужные весла – по сотне с каждой стороны, и натянутые снасти сверкали, словно паутина в утреннем разнотравье.

Корабль был огромен, и небесный кит в сравнении с ним показался мелкой рыбешкой.

– Это ж кто-то его построил, – пробормотала Никс, когда к ней вернулся дар речи. – Это ж кто-то его придумал!

– Фантасубвеструм сплетен, а не выстроен, – пояснил Керри, устремив чуть менее восхищенный, чем у Никс, но, безусловно, влюбленный взгляд на золотистые резные паруса. – Он – головоломка и лабиринт, загадка в загадке, блуждающее сердце небесных глубин. Говорят, там, в самом его нутре, черно, как ночью в землях исхода, и там кто-то есть – как косточка в яблоке, как нож в потайном ящике, словно скрытый смысл, известный лишь заговорщикам, – но даже я не знаю, кто это и что он там делает, и вообще, правда ли это.

Никс на секунду оторвалась от созерцания приближающегося к башне огромного светящегося корабля для того, чтобы взглянуть на Керри искоса.

– В землях исхода? – переспросила она. – Это типа как... это, что ли, ты так называешь реальный мир?

– У нас говорят, земли исхода – обитель тлена, печали и тьмы. Но я читал ваши книги и знаю, что это не так.

– И мы на нем поплывем? – спросила Никс опасливо, снова переведя взгляд на небесный корабль.

– Нет, – ответил Керри со вздохом. – Фантасубвеструм недостижим и неприступен. Словно шкатулка с секретом, к которой не подобрать ключа... И, насколько я знаю, обе конечные станции отсюда так же недостижимы – по крайней мере, для меня. Наш же путь ляжет по вершинам засохших елей, по фонарным столбам.

– Шутишь!

– Папой клянусь, – сказал Керри, шутливо кланяясь. – Следуй прямо за мной.

Он просто ступил в центр площадки, продуваемой ветром, и под ногами его стали появляться ступени. Сначала медленно, они вдавливались в тело башни, а затем полетели вихрем, и вот уже в черную глубину вела крутая винтовая лестница.

Керри стал спускаться вниз, сунув книгу под мышку, не выказывая какой-либо неуверенности. Никс, вдохнув глубоко, ступила на только что возникшую каменную лестницу, запоздало подумав, что Керри взялся ее провожать, не зная, куда она хочет пойти.

– Мне в Башню Тайны, – решила она уточнить на всякий случай. – Ты знаешь, где это?

– Я был во всех уголках морока, – сказал Керри. Его голос тут же подхватило эхо, – кроме тех, куда мне нельзя. И Башню Тайны я тоже видел.

– Итак, имеем мы следующее, – произнесла Берса, покачивая зеленым шлепком, наполовину сползшим с ее немытой костлявой ступни. Мне никак не удавалось абстрагироваться от мыслей о том, как можно было бы превратить ее в человека. То есть, в девушку, конечно. Нечесаные дней пять космы, грязная джинса неподходящего размера, дурацкие фенечки и пластмассовые браслетики. Как это еще от нее не пахнет ничем, кроме дешевого курева? Коллега-маг, видите ли. Нулевой, понимаете ли, элементалист.

А Кей тем временем, кажется, таки подбила итог того, что у нас имеется, и Тиха, который, в отличие от меня, ее слушал, произнес в ответ многозначительное «хм».

Никс лежала на белоснежных простынях, а в стаканчике на полочке у кровати красовался куцый букетик дикого льна. Светлые занавески тревожил ветер, прилетающий из раскрытого окна, соленый и жаркий, и я устроился на подоконнике так, чтобы на загривок мне попадали солнечные лучи. Солнце немного грело.

Сейчас нас отсюда, как пить дать, погонит какая-нибудь медсестричка. А может, и не погонит, палата ведь одиночная, но довольно просторная, в дальнем крыле и с видом на море. Все здесь чисто, стерильно и будто бы для своих.

Нам даже вопросов при регистрации не задавали. К Никс приходил врач, и, не смущаясь пристального внимания Берсы, еще раз осмотрел спящего «огонька». Ушел, ничего не сказав.

С тех пор прошло уже двадцать минут, Берса успела покурить прям тут, я изгрыз пакет сухофруктов, а Тиха – колпачок от украденной в регистрационном окошке ручки.

Никола спала сном мирным и тихим, и ничто из произошедшего за утро сна ее не потревожило. Я вспомнил, как еще ночью, у меня, Тиха совершенно серьезно пытался разбудить Никс при помощи аромата растворимого кофе со сливками, который сам же потом и выпил, осознав тщетность предпринятых мер.

В тишине щелкнула стрелка настенных часов. Полдень.

– Итак, замок Сорос, – произнес я, – еще одна загадочная фигня из гребаной засекреченной старины, о которой в сети только две криво написанные байки с тучей грамматических и исторических ляпов и, естественно, более ничего, кроме примерных координат с разлетом в триста километров. И это при том, что замок предположительно расположен где-то на западном склоне Цинары, величайшей горной гряды континента по ту сторону Поющей реки.

– Я проведу, – сказал Тиха коротко. – Хоть сегодня.

– В тебе я не сомневаюсь.

Тиха смотрел куда-то в стену решительно и зло. Берса крутила в пальцах незажженную сигаретку.

В кармане у меня лежал осколок зеркала Лок, словно некий абстрактный компас, сориентированный на далекий север, и тяжестью своей он напоминал мне о предстоящем пути. Отсюда – из затянувшегося и, кажется, вечного лета, туда, откуда когда-то меня увезли, спасая от будто бы неминуемой гибели. Туда, где в снежные бури мчат по небу зимние демоны-лисы, неся на спинах призрачных всадников – побратимов смерти и сна. Туда, в насквозь промерзшие скудные земли, укрытые вечной белой пеленой, в обитель злых и диких горных племен. Туда, где, может быть, кто-то еще помнит язык, на котором написан дневник, доставшийся мне вместе с именем. Туда, куда мне бы не стоило возвращаться, а им... им не стоило б там бывать.

– Вот, предположим, доберемся мы до этого замка, – стал я проговаривать то, о чем не единожды успел подумать. – Проникнем внутрь. По идее, ехать бы туда без вопросов и как можно скорее, прихватив самый теплый свитер, термос и позабористей алкоголь. И вляпываться в эпических размеров неприятности. Что ждет нас там? Сначала, я так понимаю, северная столица – Тасарос-Фесс, последний очаг цивилизации и тепла. Потом – холод, бездорожье, безлюдные снежные равнины. И дальше, в самом замке – развалины, опасные заброшенностью, хлипкими стенами и гнилыми балками, или какие-нибудь недобитые твари, выведенные в войну, кровожадные гибриды медведей и хомяков.

– Да ты тот еще оптимист! – хохотнула Берса. – Неужели все так страшно? И разве летом на севере так же холодно, как зимой?

– Почему чтецы оставили это зеркало там? – подал голос Тиха. – Если оно такое важное. Важное и опасное.

– Значит, не оставили, – сказал я, – и замок Сорос не в развалинах, и кто-то зеркало сторожит.

– Или его там нет, – предположила Берса. – И наш любезный преподаватель решил удалить нас из города на неопределенное время, придумав веселый провод.

– Слишком сложно, – сказал Тиха, качая головой.

– Ты-то ладно, – произнес я, обращаясь к Берсе. – А я ему чем не угодил?

Кей цыкнула. Тиха глумливо хмыкнул, как будто у него есть по этому поводу кое-какие соображения, но он их прибережет на потом.

– Хотелось бы, чтобы мои сомнения оказались всего лишь сомнениями, – проговорил я, – и загадка решилась бы поворотом ключа, то есть – формальным восстановлением зеркала. Мы следуем на север, попадаем в Сорос, восстанавливаем Лок. Никс просыпается, все счастливы, фейерверки, петарды, объятия и чаепития.

– А в чем тогда «загадка»? – спросила Берса. – Может, в том, как ты вставишь осколок, куда надо, если на зеркало это нельзя смотреть?

Я пожал плечами:

– На ощупь? В темноте? Не вопрос, в общем-то. Смотря, конечно, что оно из себя представляет.

Я взглянул на Тиху:

– Абеляр в курсе о твоих талантах?

– Я не зарегистрирован. То есть, для гильдий – никто.

– Значит, Абеляр о тебе не знает?

– Может и знать, – встряла Берса. – Он такой.

– Предположим, о Тихомире он не догадывается, – продолжил я размышлять вслух. – Таким образом, он должен понимать, что добраться до Цинары – уже достаточно сложная задача, требующая времени и сил, и нам будет не просто. Тогда...

– Рейнхард, – произнес Тихомир глухо. – К чему все эти разговоры с размышлениями? Мы туда пойдем, а если ты не хочешь или не можешь, то я...

– Это не вопрос, Бродяжка, – я постарался говорить мягче и без слышимой издевки. Она у меня иногда вырывается сама собой, и с Тихой это может сработать непредсказуемо. – Я лишь раздумываю, как сделать так, чтобы получить на выходе поменьше неожиданностей, а потом приехать обратно – желательно, целиком. И да, мы идем, завтра, с утра, выспавшись, без каких-либо вариантов. Ты и я.

– И я, – просто добавила Берса, и я понял, что от нее теперь уже не отделаться.

– И ты, – кивнул со вздохом. – Но о тебе потом. Так вот. В идеале мне бы иметь карту местности и схему самого замка. Это как минимум. Я хочу понимать, куда мы суемся, а информация, предоставленная Абеляром, туманна, как полуночный бред пьяного графомана.

– Карт у нас нет, но у нас есть я, – напомнил Тиха.

– Это, несомненно, плюс. Как назло, я не могу задействовать фанатов, чтобы найти дополнительную информацию с их помощью. Абеляр настаивал на всей возможной секретности.

– Анонимные доски? – вдруг предложила Кей.

Я, секунду поразмыслив, согласился:

– Попробуем. Но шанс мизерный, неофиты не умеют искать.

– А я говорю, что что-то тут не так, и секретность эта неспроста, – Берса стащила с головы розовую повязку и стала ерошить длинную челку. – От кого шифроваться, Абеляр не сказал, так? Типа, всем молчать, никому не рассказывать? Тухлое дело какое-то.

– Ясно, что перво-наперво этого не должны знать остальные чтецы, – поправил я.

Берса не растерялась:

– Ну, узнают мыслежуи, что штука у нас и что она движется, куда надо. Так почему б им не обрадоваться и нам с этим не помочь? Нежелание Абеляра усугублять какой-то там хаос внутри гильдии – бред, я считаю.

– Может, они не хотят, чтобы выжившие спящие просыпались, – предположил Тиха.

Я признал про себя, что Тихомир иногда умеет размышлять здраво, и зачем обычно умение это скрывает – загадка.

– Абеляр Никитович вел себя местами крайне неадекватно, это факт, – ответил я Тихомиру. – Более чем. Возможно, все еще сложнее, чем мы тут напридумывали. В любом случае, давайте сделаем все, что в наших силах, и постараемся быть готовыми к худшему. Потому что – вот вам пламенное знамение – хватающий элементалиста за руку чтец это событие из ряда вон.

Я тут же вспомнил, чего мне стоило не отправить ему в ответ, как бы рефлекторно, заряд профильного волшебства. Обморожение третьей степени до локтя он себе захотел, что ли?

Тиха снова хмыкнул, а я задумался. Хорошо, предположим, кое-какой доступ к нашим мозгам Абеляр имеет с тех пор, как мы только прошли обучение. Все-таки он принимал участие в ритуале, а без знаний, заложенных в мага-элементалиста посредствам ритуала, мы все не были бы той потенциальной угрозой, которой являемся. То есть чтец, в принципе, знал, кого берет за руку и знал, на что я способен, а значит, он полагал, что я смогу остановить рефлекс. Я же не в курсе, насколько сильна была наша связь до этого прикосновения и угасает ли она со временем, – документы чтецов засекречены, а гадать здесь бессмысленно, так как мощь чародея предполагает вариативность проявлений. Кроме этого я не знаю, какого качества связь Абеляра с его гильдией, даже располагая информацией о том, что родная группа чтеца погибла. Может ли эта связь быть настолько крепкой, что серебристый кедр не поглотил бы поток магии, или поглотил не всё? Было ли чтецу о чем красноречиво молчать? Будет ли столь опытный и старый маг пытаться высказать мне что-либо одним лишь взглядом и прикосновением? Обычным, вроде бы, прикосновением – для простого человека, но не для двух магов, нет.