Часть 1 Бродяга поневоле 11 страница

Дата добавления: 2015-10-01; просмотров: 526

На зеркале мелок оставлял голубой след, а на бумаге линии оказались серыми.

Дженни не была художницей, но несложные картинки у нее получались неплохо. Вот квадрат – это комната в подвале дедушкиного дома. Ступеньки, идущие к верхнему краю листа, – из подвала в дом. Письменный стол у стены. Диванчик. Три или четыре больших книжных шкафа.

Больше ей ничего не удалось вспомнить. Оставалось только надеяться, что этого хватит.

Бросив взгляд через плечо, она обнаружила, что Джулиан исчез, и обрадовалась.

Она положила рисунок на пол перед стеной.

Вспышка, резкая, как фотографический блиц, на мгновение ослепила ее, и перед глазами заплясали яркие точки.

«Прав был Зак», – подумала она.

Когда она снова смогла видеть, перед ней оказалось зеркало.

Сработало!

Дженни ощущала не только как колотится в груди сердце, но и как пульсирует кровь в запястьях и под подбородком, на шее.

«Боже, помоги мне не убежать отсюда».

Она столько лет старалась забыть, а теперь ей предстояло снова пережить все это. Должно быть, это будет ужасно.

Она нажала красную кнопку. Зажглась синяя лампа. Зеркальная дверь отъехала в сторону.

Дженни не позволила себе осторожно заглянуть внутрь, а сразу шагнула через порог.

Солнечный свет проникал в комнату через маленькие окошки под потолком. К великому изумлению Дженни, ее охватило чувство чего-то очень привычного, знакомого.

«Я помню эти окошки, я помню…»

Дверь закрылась за ней, но Дженни уже вышла на середину комнаты, изумленно осматриваясь, узнавая цвета и предметы.

«Она меньше, чем мне казалось, и сильнее захламлена, – думала Дженни. – Но, вне всякого сомнения, это дедушкин дом».

Дедушки, однако, в комнате не было.

«Правильно, так все и было в тот день. Я помню. Я сама вошла в дом и отправилась искать его, но нигде не могла найти. Тогда… тогда я спустилась сюда – да, думаю, так. Должно быть, спустилась. Не помню, как я это сделала, но, очевидно, спустилась».

Дженни повернулась к ступенькам, упиравшимся прямо в стену. Конечно, никакой двери там не было, это же был ее кошмар. Была лишь стена, чистая, как ее память, – приятное чувство узнавания больше не возвращалось. Дженни не имела ни малейшего понятия, что произошло потом.

Она смотрела и смотрела, и вдруг на верхней ступеньке ей примерещился призрак ребенка. Маленькая девочка в шортиках, со спутанными волосами и ссадиной на коленке.

Она сама. Пятилетняя девочка.

Это было похоже на кино. Дженни видела, как шлепают ее сандалии, когда она спускается вниз по лестнице. Как беззвучно шевелятся губы ребенка – она зовет дедушку. Видела, как девочка остановилась, не решаясь идти дальше.

Дженни просто смотрела, не пытаясь управлять происходящим. Призрачное кино продолжалось.

Малышка огляделась, зеленые глаза широко распахнулись, когда она поняла, что, кроме нее, тут никого нет, – такого раньше с ней не случалось!

Все верно. Дверь в эту комнату всегда была заперта, если дедушки не было, – но в тот день оказалось иначе. Дженни могла даже припомнить смесь страха и восторга, которую она ощутила, понимая, что делает нечто запретное, находясь там, где ей нельзя быть. Но она никак не могла вспомнить, что случилось потом.

«И не пытайся вспомнить. Ты слишком много усилий прилагаешь, напрягая память. Расслабься и просто смотри, что произойдет».

Стоило ей принять такое решение, как маленький призрак появился опять. Девочка стояла, покачиваясь на носочках, раздумывая, остаться ей или уйти.

Она осталась. Малышка огляделась вокруг с деланным равнодушием, потом, пожевав нижнюю губку и приняв самый невинный вид, отправилась прямиком к ближайшему книжному шкафу.

«Правильно, – подумала Дженни. – Посмотрим, что в шкафу».

Она пошла следом за девочкой.

Девочка от нечего делать провела грязным пальцем по корешкам книг – слишком сложных, конечно, чтобы она смогла их читать. Наверное, она не понимала даже названий. Но шестнадцатилетняя Дженни понимала.

Некоторые были довольно обычными, скажем, «Фауст» Гете или книга под названием «НЛО: новые факты». Но другие книги были ей абсолютно незнакомы, например, «Каббала» и «Оккультная философия».

Юная исследовательница тем временем перешла ко второму книжному шкафу, в котором находились самые разнообразные предметы. Одна полка целиком была отведена под маленькие деревянные коробочки со стеклянными крышками, наполненные чем-то вроде специй.

«Нет, скорее – трав, – подумала Дженни. – Высушенные травы».

Девочка восхищенно прикасалась пальчиком к каким-то разноцветным стеклянным шарам на шнурках. Шестнадцатилетнюю Дженни больше заинтересовал стоящий рядом с ними странный крест, увенчанный кольцом, – она была уверена, что это анк. Отец Саммер как-то рассказывал, что анк – египетский символ жизни, приносящий удачу.

А вот этот кристалл, переплетенный нитями, – скорее всего, мексиканский глаз Бога. Он оберегает человека от злых сил. Мать Дженни когда-то повесила такой в кухне в качестве украшения.

А для чего этот кобальтовый браслет или вот эти бусы из бирюзовых шариков, чередующихся с миниатюрными серебряными вставками? А иконы в золотых окладах? А завернутая в мех деревянная флейта?

«Может, они нужны для защиты?» – подумала Дженни.

Она не могла точно сказать, как пришла ей в голову такая идея, но чем дольше она смотрела на предметы в шкафу, тем крепче становилась ее уверенность в правильности догадки.

Но… а как же остальные предметы? Дженни еще раз медленно оглядела комнату. Неужели все эти диковинные, экзотические вещицы – защитные амулеты?

Кому может понадобиться такая необычная защита? И зачем?

Девочка трогала большой серебряный колокол в шкафу, но внимание Дженни привлекли буквы на стене. «Фиванский алфавит», – было написано над одной группой странных символов. Алфавит волхвов. Тайный этрусский алфавит. Еврейский алфавит с числовыми соответствиями букв. Кроме того, на стене висела страшная гравюра, изображавшая скелет, держащий ворона на костлявой руке.

Девочка направилась к письменному столу. Приблизившись, она оперлась на суконную поверхность столешницы. Прямо сквозь призрачную русую головку Дженни видела лежащие на столе бумаги.

Множество бумаг. Для пятилетней Дженни они представляли интерес только как предметы, к которым ей запрещалось прикасаться. Но знание собственного непослушания доставляло ей удовольствие.

Но Дженни шестнадцатилетняя могла прочесть их. Один документ содержал алфавит, подобный тем, что были написаны на стене. Над ним была малопонятная надпись: «Старший футарк», но Дженни сразу узнала наклонные угловатые символы. Руны.

Как те, которые она видела на роге для вина у немецких парней в лесу. Как тот знак, который был изображен на внутренней стороне крышки от белой коробки. Рядом с каждым символом твердым дедушкиным почерком было выведено его название и краткое примечание.

«Уруз, – прочла Дженни. – Для проникновения через завесу между мирами. – Она узнала перевернутую «U» с направленными вниз рожками разной длины. – Райдо. – Она выглядела как буква «R», только начертанная без единой плавной линии. – Для путешествия во времени. Дагаз. – Руна напоминала лежащие на боку песочные часы. – Для пробуждения».

Одна из рун была обведена.

«Наутиз, – прочла Дженни. Эта руна выглядела как наклонившаяся влево буква «X», у которой одна палочка длиннее другой. – Чтобы удержать».

Последнее слово было жирно подчеркнуто.

Дженни еще раз медленно обвела взглядом комнату. О господи!

Пришло время взглянуть правде в глаза. Она все время была в шаге от верной догадки, но сейчас ее пронзила абсолютная уверенность. Больше невозможно это отрицать.

О господи, он был магом!

Отец ее матери был магом!

«Не думай об этом… не вспоминай, – шептал ей внутренний голос. – Никто не вправе заставить тебя вспоминать. Побереги свой рассудок».

Потому что она чувствовала: дальше случится что-то страшное.

Она должна вспомнить – ради Тома. Но образ Тома ускользал от нее. Столько всего произошло с того вечера, когда она видела его в последний раз. Неужели это было всего несколько часов назад? Она так изменилась с тех пор. Дженни попыталась представить себе его развязную улыбку, зеленовато-карие глаза, но получившийся портрет напоминал скорее старую размытую фотографию. Человека, которого она знала когда-то давно.

«Боже мой, я не могу вспомнить даже свои чувства к нему!»

У Дженни задрожали руки, в желудке образовалась неприятная пустота.

«Все равно нужно вспомнить. Ради Ди. Ради Зака. Ради Одри и Майкла – и Саммер. Да. Ради Саммер».

Друзья лицом к лицу встретились со своими кошмарами. Даже Саммер пыталась. В голове Дженни пронеслись обрывки свежих воспоминаний: Ди, бьющаяся, как перепуганный зверек; стонущая Одри, скорчившаяся на полу; вопящий Майкл; посиневшие губы Саммер; сверкающие серые глаза Зака. Все они ощущали смертельный страх. Неужели кошмар Дженни может оказаться еще страшнее?

«Может», – прошептал внутренний голос, но Дженни не стала его слушать.

В ее мозгу не звучало больше «не вспоминай», теперь она повторяла про себя: «Вспомни, вспомни…»

– Надеюсь, это поможет, – сказала она вслух довольно спокойно и, чувствуя себя идущей навстречу собственной судьбе, взяла со стола переплетенный в кожу том.

Это оказалось нечто вроде дневника. Скорее даже лабораторный журнал с записями результатов каких-то экспериментов. Крупный дедушкин почерк местами был довольно неразборчив, однако некоторые фразы читались легко.

«…Из всех методик разнообразных культур эта представляется безопаснейшей… руна Нид, или Наутиз, обеспечивает непреходящее ограничение, предотвращая перемещение в любом направлении… Руна должна быть вырезана, а затем окрашена кровью, наделение ее силой происходит при произнесении ее названия вслух…»

Дженни перевернула несколько страниц и прочла более позднюю запись: «…интереснейший трактат о джиннах, или, как называет их парод хауза, алджуннах. Затрудняюсь предположить, почему многие люди считают их неотъемлемым атрибутом бутылок… Убежден, что подготовленная мною зона вполне пригодна для выделения столь значительной энергии…»

«Бог мой, он пишет, как ученый! Как сумасшедший ученый», – думала Дженни.

Она принялась листать дальше.

«…Наконец-то мне удалось добиться правильного действия удерживающей руны! Необыкновенная удача… надежный способ… ни малейшего риска… укрощенные мною огромные силы… полная безопасность…»

Ближе к концу в дневнике обнаружился вложенный вместо закладки листок. Он был рваный, пожелтевший и хрупкий. Выглядел он очень старым. Почерк на нем был совсем другой – тонкий и нетвердый, и часть надписи была скрыта под ржаво-коричневыми пятнами.

Это оказалось стихотворение. Заглавия не было, но вверху было нацарапано имя автора: «Иоганнес Экхарт» и дата «1941».

Бреду меж острых скал, через висячий мостик,

Туда, где вечна тьма и ярок древний свет.

Там ждут на дне они, тревожа мертвых кости,

И знают лишь они на мой вопрос ответ.

Я в Черный лес стремлюсь, где Царь Лесной поможет

Мне истину открыть, назвав расплаты час.

Как много их, глупцов, кто мнил себе, что сможет

Ту цену заплатить – их больше нет средь нас.

И все же мне пора. Не я избрал дорогу

В извечную игру…

Остальные строчки были все в темных пятнах, за исключением двух последних:

И, покидая тех, кто вечно ждет на дне,

Я слышу, как они смеются в спину мне.

Дженни перевела дух.

Очевидно, стихотворение настолько впечатлило дедушку, что он хранил его сорок лет. Она знала, что он воевал во Вторую мировую и побывал в немецком лагере для военнопленных. Может, там он и встретил этого Иоганнеса Экхарта. И тот заставил его задуматься…

Теперь у нее были в руках все кусочки головоломки. Но ей совсем не хотелось складывать ее. Она думала только о том, каким должен быть ее следующий шаг. Последний шаг.

Девочка исчезла, никто больше не показывал Дженни призрачное кино. Но оно больше и не было ей нужно. Дженни почувствовала, как к ней возвращаются настоящие воспоминания. Теперь она знала, что должна делать.

Она подошла к третьему шкафу.

Массивный, сделанный из красного дерева, он всегда стоял на одном и том же месте, возле стола. А сейчас он был сдвинут и повернут под углом к стене. Пыльный четырехугольник ясно указывал, где он стоял прежде.

За шкафом была дверь.

Дженни не сразу ее заметила, потому что ее загораживал шкаф и нужно было фактически заглянуть за него, чтобы ее разглядеть.

Вот, значит, что она должна сделать!

Дверь была самая обыкновенная. За ней вполне мог оказаться чулан. Единственное, что было в ней странным, – глубоко вырезанная на ее поверхности руна «Наутиз».

Вырезана и окрашена в ржаво-коричневый цвет, как пятна на листке со стихотворением.

Призрачное кино началось снова, хотя Дженни в этом и не нуждалась.

Маленькая девочка в изумлении стояла перед дверью, переминаясь с ноги на ногу. Очевидно, соблазн боролся в ней с послушанием – и победил. Она откинула назад перепутанные волосы, взялась за дверную ручку, мелькнули загорелые коленки – и призрак исчез.

«И тогда я открыла ее», – подумала Дженни.

Но никаких воспоминаний ни о том, как она это сделала, ни о том, что оказалось внутри, не появилось. Ей предстояло самой выяснить, что скрывается за дверью.

Сердце сильно билось, словно не одобряя ее затеи. Тело, казалось, было более здравомыслящим, чем его хозяйка.

«Не надо, не надо», – стучал пульс.

Дженни взялась за дверную ручку. Внутренний голос перешел на крик: «Не надо! Нет… нет… нет…»

Она распахнула дверь.

Лед и сумрак.

Вот все, что она увидела. Если это и был чулан, то широкий и необычайно глубокий, и в нем кружилась в вихре странная черно-белая мешанина. Стены покрывал иней, с потолка, как чудовищные зубы, свешивались сосульки. Ледяной порыв ветра налетел на Дженни, насквозь пронизывая ее холодом, словно она с размаху погрузилась в воды Ледовитого океана. Кончики пальцев онемели, тело бил озноб.

Было так холодно, что, казалось, останавливается дыхание. Она словно примерзла к месту. Лед слепил глаза.

Лишь на мгновение она успела заметить, что было в самом центре черно-белого вихря.

Глаза.

Темные, внимательные глаза – злобные, жестокие, насмешливые. Древние глаза. Дженни узнала их. Это были те же глаза, что иногда мерещились ей в момент засыпания или пробуждения. Те же, что она видела ночью в своем комнате.

Глаза в сумраке. Злые, коварные, хитрые.

Среди них была пара синих, невероятно красивых.

Дженни не хватало дыхания, чтобы закричать, ее легкие просто не желали впускать ледяной воздух, который она пыталась вдохнуть. Но ей необходимо было закричать – необходимо было сделать хоть что-нибудь, потому что они приближались. Глаза приближались.

Это выглядело так, словно они летели к ней откуда-то издалека, принесенные бурей. Нельзя не двигаться, она должна бежать! Блестящие черные глаза пришельцев, раскосые глаза темных эльфов когда-то казались ей страшными, но это пустяки по сравнению с этими глазами. То были всего лишь слабые подобия. Все ужасы, выдуманные людьми, чтобы пощекотать собственные нервы, даже отдаленно не походили на происходящее. Вампиры, вурдалаки, инопланетяне, оборотни – все это мелочи, сказки, придуманные, чтобы поглубже запрятать истинный страх.

Ужас, глядящий сейчас на нее из тьмы, был когда-то знаком каждому человеку, но люди позабыли о нем. Изредка, пробуждаясь ночью между снами, человек ощущал его в полной мере. Но он редко запоминал его, а если и запоминал – то лишь до следующего утра. Такое знание не выживает при свете дня. Но ночью люди иногда улавливали отголосок истины. Они не одни в этом мире.

Люди делят этот мир с ними.

С Другими.

С Наблюдателями.

С Охотниками.

С Сумеречными людьми.

Они легко перемещались по миру людей, но у них был и свой собственный мир. В разные века их называли по-разному, но суть их оставалась прежней.

Иногда они бывали благосклонны. Но их благосклонность всегда обходилась людям дорого, обычно дороже, чем люди могли себе позволить.

Они любили головоломки, загадки, игры. Но доверять им было опасно, они были вероломны. То добро, которое они привносили в мир, уравновешивалось причудливым, подчиняющимся только их собственным капризам злом.

Они охотились на людей. Если люди внезапно теряли представление о времени – это было их рук дело. Если люди исчезали – они смеялись. Люди, попадавшие в их мир, редко возвращались.

Они обладали силой. Все попытки взглянуть на них – или заманить их в ловушку – всегда оканчивались плохо. Даже излишнее любопытство в отношении них могло стоить человеку жизни.

И еще: они были необыкновенно красивы.

Все это в какие-то доли секунды пронеслось в сознании Дженни. Ей не нужны были никакие аргументы. Она просто знала. С ее памяти словно спала пелена, и правда открылась ей как единое, логичное целое.

«Вот, значит, как. Да, теперь я могу вспомнить».

Глаза надвигались на нее. Ее распущенные волосы трепетали на ветру, покрываясь инеем от ее собственного дыхания. Она не могла пошевельнуться.

– Дженни!

Страшный голос выкрикнул ее имя. Прежде чем Дженни успела обернуться, кто-то обхватил ее за талию и поднял – легко, словно ей было пять лет и она весила семнадцать килограммов.

– Дедушка! – выдохнула Дженни, обнимая старика за шею.

Он показался ей ниже ростом, чем она помнила, а на его усталом милом лице сейчас застыла гримаса ужаса. Дженни цеплялась за него, а он тащил ее назад, толкая в сторону книжного шкафа.

– Наутиз! Наутиз! – кричал он.

Он пытался закрыть дверь, тыча пальцами в руну на ней. Все более резкими движениями он обводил руну, и голос его звучал в ушах Дженни кошмарным эхом:

– Наутиз!

Дверь не закрывалась. Крики старика звучали как вопли отчаяния. За дверью вспыхнул яркий белый свет. Надвигался смерч, бешено крутящий длинные пряди белого тумана. Полосы тумана уже вращались вокруг старика.

Дженни пыталась закричать, но не смогла.

Налетел порыв ветра, раздувая редкие дедушкины волосы. Дженни видела, как полощется на ветру его одежда. Потолок покрылся инеем, иней побежал по стенам, добрался до окон. На стенах выросли ледяные кристаллы.

Слезы замерзали в глазах у Дженни. Похоже, она была заключена в тело испуганного пятилетнего ребенка. Она не могла заставить себя сделать шаг к деду.

Голоса, доносившиеся из тумана, были холодны, как ветер. Они зазвучали ледяными колокольчиками.

– Мы не можем уйти просто так…

– Ты знаешь правила…

– У нас есть право…

В дедушкином голосе звучало отчаянье:

– Что угодно. Возьмите все, что угодно.

– Она разбила руну…

– …выпустила нас…

– …мы хотим ее.

– Отдай ее нам, – прозвучал хор голосов.

– Я не могу! – простонал дедушка.

– Тогда мы возьмем ее…

– Мы закружим ее…

– Нет, давайте сохраним ей жизнь, – произнес голос, полный нежной музыки, звучащей как льющаяся на камень вода. – Я хочу ее.

– Мы все хотим ее…

– …мы алчем.

– Нет, – сказал дедушка.

Голос, похожий на трескающийся лед, произнес:

– Изменить способ расплаты можно единственным способом. Нужна замена.

У старика задвигались желваки на скулах. Он отшатнулся от двери.

– Это значит…

– Жизнь за жизнь.

– Кто-то должен занять ее место.

– Это честная сделка.

Голоса звучали негромко, рассудительно. Злобно. Но голос, звучавший как льющаяся вода, возразил им:

– Я хочу ее…

– Ах, молодость, – пробормотал медлительный, как ледник, голос, и остальные засмеялись – словно зазвенели новогодние колокольчики.

– Я готов, – сказал дедушка.

– Нет! – закричала Дженни.

Наконец-то ей удалось сдвинуться с места, но было уже поздно. Теперь она вспомнила все. В тот раз она съежилась на полу за шкафом, пожалуй лучше постигая реальность Сумеречных людей умом пятилетнего ребенка, чем мог осознать ее взрослый человек. Это были страшные монстры, даже ребенок мог это понять. Привидения. Жуткие твари. И они хотели забрать ее дедушку.

В тот раз она вскочила и бросилась бежать, и сейчас тоже. Она бежала к чулану. Туда, где белые пряди тумана кружили вокруг старика, туда, где в ледяном вихре сверкали глаза. В тот день она слышала дедушкины крики, когда смерч затягивал его в чулан. Она бросилась к нему, хватая за руку. Она тоже кричала – как кричала сейчас, – и вокруг нее завывал ледяной ветер и злобные алчущие голоса.

Несколько секунд – и тогда, и теперь – пыталась она тягаться с этой неведомой силой. Она, Дженни, изо всех сил тянула дедушку за руку. Ледяной вихрь тащил его к себе, в глубины чулана, ставшего бесконечным, словно туннель в иной мир.

Ей было не на что надеяться – разумеется, она не могла остановить их. Ее протащило по полу, одежда на ней порвалась, туфли свалились, голые ноги царапал лед.

Их обоих засасывало в чулан.

И тогда дедушка оттолкнул ее.

Выдирая свою ладонь, царапаясь, он разорвал сцепление их рук. Дженни упала на ледяной пол. Она лежала прямо перед дверью в чулан и бессильно наблюдала, как визжащий, бешено вращающийся волчок, который только что был человеком, исчезает в белом облаке, становясь все меньше и меньше, уносясь прочь. Наконец облако исчезло совсем, перед ней была голая стена чулана.

Завывания ветра смолкли, и всхлипывающая Дженни осталась одна на полу в тишине пустой комнаты.