Білет №19

Дата добавления: 2015-10-12; просмотров: 638

30-го июля шкуна Константин вышла в море для описи. На шкуне находилось 27 человек, в том числе 4 офицера; но в маленькой офицерской каюте помещалось 7 человек: начальник описной экспедиции Алексей Иванович Бутаков, я, корпуса штурманов прапорщик Ксенофонт Егорович Поспелов, корпуса топографов прапорщик Артемий Акимович Акишев, рядовые Шевченко и Вернер, и фельдшер Истомин. Последний, за неимением больных во все время экспедиции, заведывал хозяйством на шкуне и записывал показания лота и лока, а во время стоянки на якоре охотился на берегу. Каюта наша была так тесна, что в ней не было возможности ни стоять, ни сидеть; поэтому днем все были большею частию на палубе, а я оставался на ней и ночью.

При неудобстве помещения, мы терпели большой недостаток в пище и даже иногда в воде. Понятно, что, отправляясь в экспедицию не из европейскаго порта, а из небольшой крепостцы, только что возникшей в отдаленной и пустынной стороне, мы не могли запастись ничем и должны были довольствоваться тою почти совершенно испортившеюся провизиею, которая была приготовлена в Оренбурге задолго до экспедиции, хранилась, вероятно, в сыром месте и потом провезена, во время сильной жары, более тысячи верст. Черные сухари обратились в зеленые от плесени, в солонине завелись черви, а масло было так солоно, что с ним невозможно было есть каши; только горох, конечно без всякой приправы, не изменял нам, но его давали всего два раза в неделю, по середам и по пятницам. Бутаков вывешивал иногда на ванту кусок солонины и когда пили рынду, закусывал им, предварительно сняв с него ножем белый слой червей и посыпав перцем тех, которые уже забрались в поры мяса; но, мне кажется, он это делал, не ради гастрономической причуды или даже голода, а единственно для ободрения команды.

По крайней мере, я не мог следовать его примеру и во все негороховые дни питался исключительно остатками своей провизии, то есть чаем с сухарями или лепешками и рисом. Убогая наша трапеза принимала праздничный вид, когда кому-нибудь удавалось застрелить на берегу птицу другую, или выудить около шкуны несколько маленьких рыбок вроде сельдей, но это случалось редко и только раздражало наш апетит. Раз Истомин убил с десяток бекасов и морскую ворону или баклана (pelecanus carbo), птицу, считающуюся не съедобною, и все принялись за нее, с презрением отнесясь к бекасам, слишком уже миниатюрным для наших тощих желудков. Вода по временам была также дурна, как и пища. Хотя в двух железных ящиках вмещалось до 150-ти ведер и хотя речная вода вообще всегда мутная, но скоро отстаивающаяся и во всех отношениях прекрасная, сохранялась в них долго; но мы запасались ею только два раза, в устьях Сыра и Аму-Дарьи, и затем наливались водою из кудуков, которая на другой же день начинала портиться и делаться негодноюдля употребления. Однажды колодезная вода так испортилась, что мы принуждены были ее вылить, не заменив свежею, и суток двое или трое употребляли в пищу морскую воду. Белье же мыли постоянно в морской воде и хотя переменяли его часто, до двух раз в день, но во всю экспедицию не могли избавиться от насекомых.

При этой некомфортабельной обстановке, единственными развлечениями нашими в свободное от занятий время служили: чтение, хватившее только на начало кампании, шахматы, купанье в глубине моря около шкуны, разумеется в штиль, а главное — высадки на берег; но последния не всегда были безопасны. Из гребных судов мы имели только двухвесельную шлюпку и будару — или длинный челн. Шлюпка, привезенная в жару из Оренбурга, растрескалась и сильно текла, пробовали заливать ее варом, но мало помогало, а на бударе нельзя было и подумать пуститься в море, когда оно волновалось, между тем море изменчиво и за штилем скоро наступало сильное волнение. Помню я две — три поездки, когда волны перекидывались уже за борты шлюпки или будары и когда все бледные, как смерть, молча гребли или отливали шапками воду; но море нас щадило, мы возвращались благополучно и при первом случае снова вверялись непостоянной стихии. Да, можно привыкнуть к опасностям, можно даже полюбить их, когда побуждением к преодолению их является такая сила, как любопытство увидеть новый, неизведанный еще никем, уголок земли.

Каждый из нас с любовью и энергиею занимался своим делом, ставя на второй план лишения и опасности, с которыми оно было сопряжено. Результаты работ описной экспедиции давно уже сделались достоянием географической науки, но оставалась одна работа, почти никому неизвестная, а между тем заслуживающая внимания. Говорю о прекрасном акварельном альбоме видов Аральскаго моря, Т. Г. Шевченко. По особым обстоятельствам, альбом не был допущен до представления, вместе с другими описными работами, и подарен самим художником Карлу Ивановичу Герну, приютившему его в Оренбурге, у себя в доме. Несколько лет тому назад я обратился к семейству покойнаго Карла Иваныча с просьбоюотыскать альбом и позволить его издать, но, не смотря на сочувственныя отношения к моей просьбе, ни один из видов Аральскаго моря Шевченки до сих пор еще не отыскался.