Загальні положення

Дата добавления: 2015-10-12; просмотров: 634

В центре творчества H.A. Бердяева (1874—1948), одного из круп­ных русских религиозных философов XX в., стояла проблема сво­боды.Он называл себя "сыном свободы" и подчеркивал: "Я основал свое дело на свободе"¹.

Данная тема, а вместе с ней и вся социальная проблематика, включая вопросы права и государства, освещается Бердяевым с позиций разработанной им оригинальной философской концепции христианского персонализма.Отмечая экзистенциалистский и эс­хатологический характер своей философии, Бердяев писал: "Я верю лишь в метод экзистенционально-антропоцентрический и духовно-религиозный"².

К этим взглядам Бердяев пришел не сразу. В молодые годы он находился под влиянием марксизма и за пропаганду социализма был сослан в Вологодскую губернию. Затем он переходит на рели­гиозные позиции и становится одним из активных участников (вме­сте с Д.С. Мережковским, В.В. Розановым и др.) русского общест­венно-религиозного движения начала XX в. Но и после отхода от марксизма (ортодоксальным марксистом, материалистом и сторон­ником "марксизма тоталитарного" он никогда не был) Бердяев про­должал признавать "правду социализма" в своей христианско-пер-соналистской трактовке. Этих позиций он придерживался и в эмиг­рации после высылки его из страны в 1922 г. вместе с большой группой деятелей русской культуры.

Оценивая свой подход к социальным проблемам, Бердяев пи­сал: "Основное противоречие моего мнения о социальной жизни связано с совмещением во мне двух элементов — аристократиче­ского понимания личности, свободы и творчества и социалистиче­ского требования утверждения достоинства каждого человека, са­мого последнего из людей и обеспечения его права на жизнь. Это есть также столкновения влюбленности в высший мир, в высоту и жалости к низинному миру, к миру страдающему. Это противоре­чие вечное. Мне одинаково близки Ницше и Лев Толстой. Я очень Ценю К. Маркса, но также Ж. де Местра и К. Леонтьева, мне близок

Бердяев H.A. Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого // О назначении человека. М., 1993. С. 254. Там же.

•8--160

Раздел V. История философии права и современность

и мною любим Я. Беме, но также близок Кант. Когда уравнительная тирания оскорбляет мое понимание достоинства личности, мою любовь к свободе и творчеству, я восстаю против нее и готов в крайней форме выразить свое восстание. Но когда защитники со­циального неравенства бесстыдно защищают свои привилегии, ко­гда капитализм угнетает трудящиеся массы, превращая человека в вещь, я также восстаю. В обоих случаях я отрицаю основы совре­менного мира"¹.

В своем персоналистическом учении о свободе человека Бердя­ев отличает личность от индивида.Индивид есть категория натура­листическая, биологическая, социологическая, а личность — катего­рия духовная. Именно в качестве личности человек есть микрокосм, универсум, а не часть или атом какого-то внешнего целого (космоса, общества, государства и т. д.). "Личность, — подчеркивает Бердяев, — есть свобода и независимость человека в отношении к природе, к обществу, к государству, но она не только не есть эгоистическое само­утверждение, а как раз наоборот. Персонализм не означает, подобно индивидуализму, эгоцентрической изоляции. Личность в человеке есть его независимость по отношению к материальному миру, который есть материал для работы духа. И вместе с тем личность есть уни­версум, она наполняется универсальным содержанием"².

Личность,согласно Бердяеву, представляет собой универсум в индивидуально неповторимой форме. Она есть соединение уни­версально-бесконечного и индивидуально-особого. Личность — не готовая данность, а задание, идеал человека. Личность самосозда­ется. Ни один человек, замечает Бердяев, не может про себя ска­зать, что он вполне личность. "Личность есть категория аксиологи-ческая, оценочная"³. Личность должна совершать самобытные, ори­гинальные, творческие акты, и только это делает ее личностью и составляет ее единственную ценность. Если индивид более детер­минирован и поэтому в своем поведении "больше подчинен обще­обязательному закону", то "личность иррациональна", она "должна быть исключением, никакой закон не применим к ней"⁴. "Поэтому, — замечает Бердяев, — личность есть элемент революционный в глу­боком смысле слова"⁵.

¹ Бердяев H.A. О рабстве и свободе человека. Опыт персоналистической философии // Царство Духа и царство Кесаря. М., 1995. С. 5.

² Там же. С. 21. С позиций философии права уместно отметить, хотя сам Бердяевоб этом нигде не говорит, что понимание и определение свободного и независимого человека как персоны, лица, личности, лежащее в основе бердяевского (и иных версий) персонализма, восходит к римским юристам и относится к началам юрис­пруденции. Правда, Бердяев трактует эту свободу личности универсально, а не юридически, хотя в определенном аспекте - и в ее связи с юридической проблемой прав и свобод человека.

³ Там же. С. 13.

⁴ Там же. С. 14, 22.

⁵ Там же. С. 22.

J4S ,О ,

Глава 4. Философия права в России

С позиций своей экзистенциальной философии и персонали­стической этики Бердяев подчеркивает, что личность есть субъект, а не объект среди объектов и не вещь среди вещей: "она вкорене­на во внутреннем плане существования, т. е. в мире духовном, в мире свободы"¹. Личность — это "субъект среди субъектов, и пре­вращение ее в объект и вещь означает смерть. Объект всегда злой, добрым может быть лишь субъект"².

Этим злом, рабством и несвободой, согласно Бердяеву, отме­чен и пронизан весь посюсторонний, объективный мир (включая всю социально-политическую действительность, общество, государ­ственность, законодательство и т. д.) — в его принципиальной про­тивоположности трансцендентному духовному (и божественному) миру свободы.

Есть два путивыхода человека из своей замкнутой субъек­тивности. Путь объективации,т. е. выход в общество с его обще­обязательными формами, институтами, нормами и т. д., — это поте­ря личности, отчуждение человеческой природы, выброс человека в объективный мир зла, несвободы, несправедливости и рабства — рабства человека у бытия, у бога, у природы, у цивилизации, у общества, у государства, у собственности и денег, у коллективизма, национализма и войны.

Второй, духовный путь,т. е. реализация личности в человеке, это путь самопреодоления, постоянного трансцендирования, переход к транссубъективному (а не объективному) миру — к экзистенци­альной встрече с Богом, с другим человеком, с внутренним суще­ствованием мира, к экзистенциальному общению и коммюнотарной общности (противоположной объективному обществу). "Отношение личности к сверхличным ценностям, — поясняет Бердяев, — мо­жет совершиться или в царстве объективации — и тогда легко порождается рабство, — или в царстве экзистенциальном, в транс-цендировании — и тогда порождается жизнь в свободе... В объек­тивации человек находится во власти детерминации, в царстве безличности, в трансцендировании человек находится в царстве свободы, и встреча человека с тем, что его превосходит, носит личный характер, сверхличное не подавляет личности. Это — ос­новоположное различение"³.

Такое равенство личностей между собой имеет место и в принци­пе возможно лишь в праве, в правовых отношениях различных лич­ностей. Откуда (если не из правовой сферы) берется равенство субъ­ектов в бердяевском персонализме,остается без адекватного ответа.

Всякая личность, согласно персоналистической этике Бер­дяева, — это самоценность и самоцель. И отношение личности к

' Там же. С. 15.

² Там же.

³ Там же. С. 17.

18*

Раздел V. История философии права и современность

личности, хотя бы к высочайшей личности Бога, не может быть отношением средства к цели: все, что унижает человека (на­пример, превращение человека в средство для какой-либо сверх­личной ценности, в орудие божественной силы и т. д.), унижает и Бога.

"Экзистенциальный центр" мира находится в субъективности, и даже "солнце экзистенциально находится не в центре космоса, а в центре человеческой личности, и оно экстериоризировано лишь в падшем состоянии человека"¹. И Бог не находится в плане объекти­вации, не есть находящаяся вне и над личностью объективная ре­альность и объективация универсальной идеи, а существует лишь как личность в экзистенциальной встрече с ним, в трансцендирова-нии. Объективация же (и объективный мир) всегда враждебна лич­ности и антиперсоналистична.

Разного рода сверхличные, коллективные личности (общество, государство и т. д.) — это, по Бердяеву, иллюзии, порождения объ­ективации и отчуждения человеческой природы. "Объективных личностей, — подчеркивает он, — нет, есть лишь субъективные личности. И в каком-то смысле собака и кошка более личности, более наследуют вечную жизнь, чем нация, общество, государство, мировое целое"².

Обосновывая свою концепцию антииерархического персона­лизма,Бердяев отвергает различные формы иерархического пер­сонализма, согласно которому иерархически организованное целое состоит из личностей разных иерархических ступеней, причем ка­ждая личность подчинена высшей ступени, входит в нее в качестве подчиненного органа или части. Антиперсоналистический харак­тер, по его оценке, носят также дионисизм, теософия, антропосо­фия, коммунизм, фашизм, связанный с капиталистическим строем либерализм, да и все другие концепции (монархические, демокра­тические и т. д.) общественно-государственной жизни в этом объек­тивном, обезличенном мире.

Объективный, исторически данный мир рабства и несвободы (общество, государство, закон и т. д.) — это царство Кесаря,кото­рому принципиально противостоит сверхисторическое царство Духаи свободы человека. Мучительный разрыв и раздвоение человека (в качестве индивида и в качестве личности) между этими двумя мирами "найдут себе разрешение в новой мистике, которая глубже религии и должна объединить религии. Это вместе с тем будет по­беда над ложными формами социальной мистики, победа царства Духа над царством Кесаря"³. Подобный мистический выход к сво­боде (благодаря обосновываемой Бердяевым сверхисторической про-

¹ Там же. С. 25.

² Там же.

³ Там же. С. 356.

Глава 4. Философия права в России

.V г

роческой, мессианской, эсхатологической мистике) должен быть обращен к миру и людям и стать методом и средством очищения мира для его продвижения к новой духовности.

Такой исход из современного кризиса является, по словам Бер­дяева, единственно желанным, поскольку он обращен к свободе человекаи означает "внутреннее преодоление хаоса, победу духа над техникой, духовное восстановление иерархии ценностей, со­единенное с осуществлением социальной правды"¹. Два других ис­хода Бердяев (в конце 40-х годов) характеризовал следующим об­разом: "1) Исход фатальный. Продолжающееся распадение космо­са, космоса природного и космоса социального, продолжающийся разлагаться капиталистический режим, торжество атомной бом­бы, хаотический мир.., хаос не изначальный, не начала, а хаос кон­ца, война всех против всех. Это гибель мира, и мы не можем его допустить. 2) Насильственный, механический порядок коллектива, организованность, не оставляющая места свободе, деспотизация мира. Это также трудно допустить"². Но до сих пор, писал Бердяев, преобладает смешение этих двух исходов.

Резко критикуя царство Кесаря (государственность прошлого и современности) за подавление свободы, за насильственный способ управления людьми, авторитаризм и тоталитаризм, Бердяев рас­пространяет эту критику и на теократии прошлого,которые тоже относятся им к царству Кесаря. С этих позиций он отвергает и идею "христианского государства",поскольку и оно неизбежно будет не царством Духа, а миром безличной объективации, выро­дится в папоцезаризм или в цезарепапизм.В противовес всякой государственности он призывает перейти к общине и общинной жизни, к федерации таких общин.

Подобную общинность он именует коммюнотарностью,кото­рая — в отличие от современного обезличенного и авторитарного общественно-государственного типа отношений и соответствующе­го коллективизма — "означает непосредственное отношение чело­века к человеку через Бога как внутреннее начало жизни"³. Ха­рактеризуя религиозную коммюнотарность как соборность,Бер­дяев утверждает: "Соборность-коммюнотарность не может означать никакого авторитета, она всегда предлагает свободу"⁴.

Такая соборность-коммюнотарность призвана, согласно бердя-евской концепции "христианского социализма",содействовать реа­лизации "религиозной правды социализма" — "необходимости по­бедить эксплуатацию труда", возвышению "достоинства труда"⁶ и ^тРУДящихся, становлению духовно нового человека. Вместе с тем

¹ Там же. С. 323.

² Там же.

³ Там же. С. 332.

* Там же. С. 333.

Там же. С. 352;

Раздел V. История философии права и современность

эта соборность-коммюнотативность выступает как "борьба за боль­шую социальную справедливость"¹ в самом этом царстве Кесаря. "Окончательная победа царства Духа, которая ни в чем не может быть отрицанием справедливости, — замечает Бердяев, — предпо­лагает изменение структуры человеческого сознания, т. е. преодо­ление мира объективации, т. е. может мыслиться лишь эсхатологи­чески. Но борьба против власти объективации, т. е. власти Кесаря, происходит в пределах царства объективации, от которого человек не может просто отвернуться и уйти"².

Итак, хотя в этом царстве Кесаря и не может быть подлин­ной свободы и справедливости,однако несмотря ни на что каждый человек по духовной природе своей призван стать личностью и бо­ротьсяза расширение и утверждение возможно большей свободы и справедливостив этом мире, приближая тем самым царство Духа.

Такое понимание смысла и судеб свободы в объективном мире лежит в основе и бердяевской трактовки проблем соотношения права и закона, права и государства.

Центральное место в бердяевской концепции правопонимания занимает положение об абсолютных и неотчуждаемых правах человека,имеющих божественное (и духовное) происхождение и идущих от Бога,а не от природы, общества, государства. Корни этого права в том, что "от Бога происходит лишь свобода, а не власть"³.

Государствоже, по этой версии христианского персонализма, было создано в грешном мире актом насилия, и оно лишь терпимо Богом. В силу своего нехристианского происхождения и нехристи­анской сущности, несвященного и неблагодатного характера госу­дарство (царство Кесаря) находится в трагическом конфликте и борьбе с личностью, свободой, царством Духа.Трагизм этот состо­ит, по Бердяеву, в том, что, с одной стороны, личность не может в этом грешном и злом мире объективации жить без государства и поэтому признает его некоторую ценность и готова действовать в нем, неся жертвы. С другой стороны, личность неизбежно восстает против государства, этого "холодного чудовища"⁴, которое давит всякое личное существование.

В иерархии ценностей ценность личности выше ценности государства:личность принадлежит вечности, несет в себе образ

¹ Там же. С. 355.

³ Там же. С. 313-314. В данной связи Бердяеввесьма вольно (в интересах своей концепции христианского персонализма и эсхатологического анархизма) ^тР^акто°~' известные слова апостола Павла "Нет власти не от Бога" в том смысле, что^он "никакого религиозного значения не имеют, - их характер чисто ^ист₎°Р^иче,^С1;"^_е относительный, вызванный положением христиан в Римской империи . — 1ам С 411

⁴ Бердяев H.A. О назначении человека. С. 174. Такую характеристику государства Бердяев использовал вслед за Ф. Ницше.

Глава 4. Философия права в России

и подобие Бога, идет к Царству Божьему и может войти в него, а государство лишено всего божественного и принадлежит времени и никогда не войдет в Царство Божье. И хотя личность и государ­ство пребывают в различных кругах бытия, но эти круги "сопри­касаются в небольшом отрезке"¹. Речь идет о столкновении свобо­ды и власти:поскольку свобода — это прежде всего свобода лич­ности, личность выступает как отрицание (и, следовательно, как рубеж, граница) всякой несвободы, всякой внешней, объективной власти, как "граница власти природы, власти государства, власти общества"².

В таком столкновении, по Бердяеву, друг другу противостоят абсолютные неотчуждаемые права человека и суверенитет госу­дарстваили любой другой власти. Данную коллизию он решает в пользу верховенства личности и ее неотчуждаемых прав с позиций всеобщего и последовательного отрицания суверенитета любой властив этом мире. "Никакой суверенитет земной власти, — под­черкивает Бердяев, — не может быть примирим с христианством: ни суверенитет монарха, ни суверенитет народа, ни суверенитет класса. Единственный примиримый с христианством принцип есть утверждение неотъемлемых прав человека. Но с этим неохотно примиряется государство. И сам принцип прав человека был иска­жен, он не означал прав духа против произвола кесаря и означал не столько права человека как духовного существа, сколько права гражданина, т. е. существа частичного"³.

Неотчуждаемые права человека выступают в трактовке Бер­дяева как форма выражения и существования в земном мире (цар­стве Кесаря) личной свободы,т. е. трансцендентного (и божествен­ного) феномена из царства Духа. Именно христианство, по оценке Бердяева, открыло в человеке духовное начало,которое не зави­сит от мира, от природы и общества, а зависит от Бога. Тем самым оно совершило величайшую духовную революцию, духовно освобо­дило человека от неограниченной власти общества и государства. В этом, по его оценке, и состоит истина христианского персонализма.

Любое государство,если оно не имеет тоталитарных пре­тензий, должно лишь признать свободу человеческой лично­сти,которая изначально принадлежит человеку как духовному существу, а не дана ему какой-то внешней властью. "Эта основ­ная истина о свободе, — отмечает Бердяев, — находила свое отражение в учении о естественном праве, о правах человека, не зависящих от государства, о свободе не только как свободе в обществе, но и свободе от общества, безграничного в своих при­тязаниях. Бенжамен Констан видел в этом отличие понимания

¹ Там же.

² Бердяев H.A. Царство Духа и царство Кесаря. С. 327.

³ Там же. С. 312.

Раздел V. История философии права и современность

свободы в христианский период истории от понимания ее в ан­тичном греко-римском мире"¹. В этой связи Бердяев ссылается и на средневековое христианское сознание,которое, опираясь на абсолютное, божественное по своему происхождению, значение естественного права,не признавало безусловного подчинения подданных власти, допускало сопротивление тиранической вла­сти и даже тираноубийство. "Средневековье, — отмечает он, — признавало в ряде христианских теологов, философов и юристов врожденные и неотъемлемые права индивидуума (Гирке). В этом средневековое сознание стояло выше современного. Но сознание это было противоречивым. Признавалась смертная казнь ерети­ков. Рабство считалось последствием греха вместо того, чтобы считать его грехом"².

Также и французская Декларация прав человека и граждани­на, отмечает Бердяев, есть "изъявление воли Бога": "Декларация прав Бога и декларация прав человека есть одна и та же декла­рация"³.

Положительно оценивая и акцептируя сами идеи о неотчуж­даемых правах человека, развитые в религиозных учениях о есте­ственном праве, Бердяев вместе с тем в философско-концепту-альном плане(в полном соответствии с принципами своей филосо­фии духа и пониманием свободы как духовного явления) трактует эти неотчуждаемые права человека как именно духовные, а не естественные права."Учение о естественном праве, которое при­знавало права человека независимо от политических прав, уста­новленных государством, — отмечает он, — делало теоретическую ошибку, которая свойственна незрелой метафизике того времени. В действительности неотъемлемые права человека, устанавливающие границы власти общества над человеком, определяются не приро­дой, а духом. Это духовные права, а не естественные права, при­рода никаких прав не устанавливает. Такую же ошибку делали, когда совершали революцию во имя природы; ее можно делать только во имя духа, природа же, т. е. присущий человеку инстинкт, созда­вала лишь новые формы рабства"*.

Под правомв философии Бердяева имеются в виду лишь ду­ховные неотчуждаемые права человека— "субъективные права человеческой личности"⁵, свобода духа, свобода совести, свобода

¹ Там же. С. 307. Показательно, что в угоду своей концепции христианского персо­нализма Бердяевобходит молчанием тот общеизвестный факт, что как начало уче­ний о естественном праве, так и естественноправовая идея о свободе всех людей восходят к дохристианским временам, к античным (греческим и римским) авторам. ¹ Там же. С. 314.

³ Бердяев H.A. Государство // Власть и право. Из истории русской правовой мысли. Л., 1990. С. 288.

⁴ Бердяев H.A. Царство Духа и царство Кесаря. С. 307.

⁵ Бердяев H.A. О назначении человека. С. 175.

Глава 4. Философия права в России

мысли и слова. Эти неотчуждаемые субъективные права и свободы он называет также "идеальным правом"¹.

Соотношение права и законав трактовке Бердяева в це­лом соответствует логике соотношения свободы (свободной лич­ности) и государстваи предстает как соотношение "идеального права"(т. е. духовных неотчуждаемых субъективных прав че­ловека) и принудительного закона."Государство, — пишет Бер­дяев, — стоит под знаком закона, а не благодати"2. При этом на законон распространяет все негативные свойства и характери­стики государства. Закон так же греховен, как и власть. В кон­фликте реальной силы и идеального права государство всегда решает: реальная сила. Выражением этого силового начала и является, по Бердяеву, "принуждающий закон" — "противо­положение свободе"3.

В рамках философско-правовых воззрений Бердяева право и закон — непримиримые противоположности, так что возможность правового закона здесь в принципе исключена. Позитивное пра­во у Бердяева — это всегда антиправовой закон."Право как ор­ган и орудие государства, как фактическое выражение его неог­раниченной власти, — пишет он, — есть слишком часто ложь и обман — это законность, полезная для некоторых человеческих существ, но далекая и противная закону Божьему. Право есть сво­бода, государство — насилие, право — голос Божий в личности, государство — безлично и безбожно"⁴.

Вечная тенденция государства и закона состоит, по оценке Бердяева, в нарушении свободы и права. Он критикует государство и закон также и за их абстрактно-всеобщий характер: "Государст­во не знает тайны индивидуального, оно знает лишь общее и отвле­ченное. И личность для него есть общее... Государство еще может признать отвлеченное субъективное право человека и гражданина, да и то неохотно, но никогда не признает индивидуальных, непо­вторимых, единичных, качественно своеобразных прав отдельной личности с ее индивидуальной судьбой"⁶.

Здесь Бердяев явно находится в плену своего общего негатив­ного (и во многом нигилистического) отношения к государству и законуи совершенно неосновательно критикует их за то, что со­ставляет их величайшее достоинство и ценность — принцип всеоб­щего и равного отношения ко всем, абстрагированный от присущих им индивидуальных особенностей, различий и т. д. Только благода­ря этому, собственно говоря, и возможна в этом мире свобода лю-

¹ Там же. С. 172.

² Там же.

Бердяев H.A. Царство Духа и царство Кесаря. С. 323. * Бердяев H.A. Государство. С. 291. Бердяев H.A. О назначении человека. С. 174.

Раздел V. История философии права и современность

дей — свобода в форме правового закона, утверждаемая и защи­щаемая правовым государством.

Но в рамках христианского персонализма Бердяева "героиче­ское понимание свободы противоположно старому либеральному пониманию свободы"¹. К тому же, по его утверждению, "свобода скорее аристократична, чем демократична"². С этим связано и пол­ное отсутствиево всем учении Бердяева понимания правового смыс­ла равенства, его связи со свободой и справедливостью.Напро­тив, он вполне в стиле Ницше (хотя и с иных позиций), имея, види­мо, в виду уравниловку, яростно атакует равенство и восхваляет неравенство.Апологии неравенства посвящена его книга "Филосо­фия неравенства", где он, в частности, утверждает: "Неравенство есть условие развития культуры. Это — аксиома... И в Царстве Божием будет неравенство. С неравенством связано всякое бытие... И во имя свободы творчества, во имя цвета жизни, во имя высших качеств должно быть оправдано неравенство"³.

Отрицание формального равенства в сочетании с критикой абстрактной всеобщности государства и закона и представлениями о необходимости признания каких-то неповторимых единичных правотдельной человеческой личности (т. е., юридически говоря, индивидуальных привилегий)демонстрирует очевидные пороки в правопонимании Бердяева.

Конфронтационный характер отношений между правом и за­коном присутствует и в бердяевской трактовке отношений между правдой и справедливостью."Свобода, — пишет он, — есть что-то гораздо более изначальное, чем справедливость. Прежде всего спра­ведливость-юстиция есть совсем не христианская идея, это идея законническая и безблагодатная. Христианство явило не идею спра­ведливости, а идею правды. Чудное русское слово "правда",кото­рое не имеет соответствующего выражения на других языках. На­сильственное осуществление правды-справедливости во что бы то ни стало может быть очень неблагоприятно для свободы, как и ут­верждение формальной свободы может порождать величайшие не­справедливости"⁴.

Здесь в борьбе против "законнического" зла Бердяев по сути дела отрицает правовой смысл справедливости, а заодно и свобо­ды,которая как нечто чисто негативное отвергает все логически возможные правовые формы ее признания и утверждения в объек­тивном мире.

В явном противоречии со смыслом своего негативного подхода к государству и закону Бердяев все же вынужденно признает их

¹ Бердяев H.A. Царство Духа и царство Кесаря. С. 325.

² Там же. С. 327.

³ Бердяев H.A. Оправдание неравенства. М., 1990. С. 193, 200.

⁴ Бердяев H.A. Царство Духа и царство Кесаря. С. 322.

Глава 4. Философия права в России

весьма ограниченные позитивные функциии "положительную миссию в греховном, природном мире"¹. По аналогии с "минимумом нравственности" у Соловьева Бердяев говорит о поддержке госу­дарством "минимума добра и справедливости"² не в силу любви к добру, которая ему чужда, а потому, что без такого минимума доб­ра и справедливости наступит хаос, угрожающий силе и устойчи­вости государства.

В таком контексте Бердяев признает, что "и сам принуждаю­щий закон может быть охранением свободы от человеческого про­извола"³.

По поводу конфликта закона и благодатиБердяев полагает, что общество не может жить исключительно по благодати, и в этой связи отмечает положительное значение закона для социальной жизни особенно там, где личность подвергается насилию и за ней отрицается всякое право. "И мы, — пишет он, — стоим перед сле­дующим парадоксом: закон не знает живой, конкретной, индивиду­ально неповторимой личности, не проникает в ее интимную жизнь, но закон охраняет эту личность от посягательства и насилия со стороны других личностей, охраняет независимо от того, каково направление и духовное состояние других личностей. В этом вели­кая и вечная правда закона, правда права. И христианство должно признать эту правду... Нельзя отменить закон и ждать осуществле­ния любви"⁴.

В русле характеристики положительной роли закона Бердяев верно отмечает, что этика искупления, занявшая место закона,становится насильственной и отрицает свободу. Имея в виду закон, защищающий свободу личности, Бердяев допускает сосущество­вание высшего порядка благодати и земного порядка закона."Два порядка, — замечает он, — сосуществуют. И всегда благодатный порядок есть порядок преображающий и просветляющий, а не на­силующий. Высший образ этики закона есть право"⁵. Здесь есть элегантный намек на правовой закон. Однако такие отдельные су­ждения Бердяева о позитивных аспектах соотношения права и за­кона не получили у него концептуальной разработки.

Бердяев различает два типа учении об отношении между правом и государством.Первый тип, преобладающий в теории и на практике, он называет "государственным позитивизмом"⁶. Здесь го­сударство трактуется как источник права и суверенная власть, санк­ционирующая и распределяющая права. К этому типу Бердяев (в работе 1907 г.) относил всякое абсолютистское государство (само-

Бердяев H.A. О назначении человека. С. 173.

Там же. С. 172. ' Бердяев H.A. Царство Духа и царство Кесаря. С. 323.

Бердяев H.A. О назначении человека. С. 98.

Там же. С. 98—99. ⁶ Бердяев H.A. Государство. С. 289.

Раздел V. История философии права и современность

державное, демократическое и будущее социалистическое), где право подчиняется государству.

Противоположный тип учений признает "абсолютность права и относительность государства: право имеет своим источником не то или иное положительное государство, а трансцендентную при­роду личности, волю сверхчеловеческую. Не право нуждается в санкции государства, а государство должно быть санкционировано, судимо правом, подчинено праву, растворено в праве"¹.

Однако развиваемая Бердяевым концепция свободы и права — в силу ее общего нигилистического отношения к объективному миру общества, государства, закона — по сути своей ориентирована не в сторону практической реализации идей господства права в практи­чески осуществимых формах правового государства и правового закона. Трансцедентный, негативный смысл свободы и неотчуж­даемых прав (в их бердяевском понимании) в принципе исключает саму возможность их позитивации в виде надлежащих государст­венных институтов, процедур, законов и т. д. Отсюда и девальвация последних в трактовке Бердяева. "Правовое государство, — заме­чает он, — вещь очень относительная... Права и свободы человека безмерно глубже, чем, например, всеобщее избирательное право, парламентский строй и т. п., в них есть священная основа"².

Но эта "священная основа" из-за своей нестыкуемости с греш­ным, земным миром государства и закона не становится и в прин­ципе не может стать (в рамках бердяевского христианского персо­нализма) реальной основой для объективного мира и его совершен­ствования.

Восхваляемая Бердяевым правда христианского персонализ­ма (в том числе — свободы личности и ее неотчуждаемых прав), с пророческой бескомпромиссностью отрицающая земной мир зла, в ее негативном отношении к государству и закону во многом трудно отличима от анархизма и нигилизма.

Бердяев постоянно открещивался от такого толкования его философии и нередко сам критиковал подобные воззрения и отме­чал, что "отвержение государства как зла и неправды не есть отри­цание всякой системы управления, всякой общественной организа­ции и гармонизации жизни во имя положительных начал"³. Но то же самое может сказать и любой другой идеолог анархизма.

Сама по себе религиозность анархизма не делает его положи­тельным явлением и гармонизирующим началом. Тем более, что наряду со злом анархии Бердяев прямо признавал и правду анар­хизма."В анархизме, — писал он, — есть доля правды. Анархизм

¹ Там же. С. 290.