ОЦІНКА ВПЛИВУ ПЕРІОДУ НЕСУЧОЇ ЧАСТОТИ У ФАЗОВОМУ ПРИСТРОЇ ВИЯВЛЕННЯ СИГНАЛІВ

Дата добавления: 2015-10-15; просмотров: 596

[1. ЗАКОН ТРЕХ СТАДИЙ И СУЩНОСТЬ ПОЗИТИВНОЙ ФИЛОСОФИИ]

Чтобы надлежащим образом объяснить истинную при­роду и особый характер позитивной философии, необхо­димо прежде всего бросить общий взгляд на поступатель­ный ход человеческого разума, рассматривая его во всей совокупности, ибо никакая идея не может быть хорошо понята без знакомства с ее историей.

Изучая, таким образом, весь ход развития человече­ского ума в различных областях его деятельности от его первоначального проявления до наших дней, я, как мне кажется, открыл великий основной закон, которому это развитие в силу неизменной необходимости подчинено и который может быть твердо установлен либо путем раци­ональных доказательств, доставляемых познанием нашего организма, либо посредством исторических данных, извле­каемых при внимательном изучении прошлого. Этот закон заключается в том, что каждая из наших главных концеп­ций, каждая отрасль наших знаний последовательно про­ходит три различных теоретических состояния: состояние теологическое или фиктивное; состояние метафизическое или отвлеченное; состояние научное или позитивное. Дру­гими словами, человеческий разум в силу своей природы в каждом из своих исследований пользуется последова­тельно тремя методами мышления, характер которых су­щественно различен и даже прямо противоположен: сна­чала методом теологическим, затем метафизическим и, наконец, позитивным. Отсюда возникают три взаимно исключающих друг друга вида философии, или три общие системы воззрений на совокупность явлений; первая есть необходимый отправной пункт человеческого ума; тре­тья — его определенное и окончательное состояние; вто­рая предназначена служить только переходной сту­пенью.

В теологическом состоянии человеческий ум, направ­ляя свои исследования главным образом на внутреннюю природу вещей, на первые и конечные причины всех пора­жающих его явлений, стремясь, одним словом, к абсолют­ному знанию, рассматривает явления как продукты пря­мого и беспрерывного воздействия более или менее много-

численных сверхъестественных факторов, произвольное вмешательство которых объясняет все кажущиеся анома­лии мира.

В метафизическом состоянии, которое в действитель­ности не что иное, как общее видоизменение теологиче­ского состояния, сверхъестественные факторы заменены отвлеченными силами, настоящими сущностями .(олице­творенными абстракциями), нераздельно связанными с различными предметами, которым приписывается спо­собность самостоятельно порождать все наблюдаемые яв­ления, а объяснение явлений сводится к определению соответствующей ему сущности.

Наконец, в позитивном состоянии человеческий разум, признав невозможность достигнуть абсолютных- знаний, отказывается от исследования происхождения и назначе­ния Вселенной и от познания внутренних причин явлений и всецело сосредоточивается, правильно комбинируя рас­суждение и наблюдение, на изучении их действительных законов, т.е. неизменных отношений последовательности и пособия. Объяснение фактов, приведенное к его действи­тельным пределам, является отныне только установлением связи между различными частными явлениями и некото­рыми общими фактами, число которых уменьшается все более и более по мере прогресса науки.

Теологическая система достигла наивысшей степени доступного ей совершенства, когда она поставила прови­денциальное действие единого существа на место разно­родных вмешательств многочисленных, не зависящих друг от друга божеств, существование которых первоначально предполагалось. Точно так же и крайний предел метафи­зической системы состоит в замене различных частных сущностей одной общей великой сущностью, природой, рассматриваемой как единственный источник всех явле­ний. Равным образом совершенство, к которому постоянно, хотя, весьма вероятно, безуспешно, стремится позитивная система, заключается в возможности представить все наб­людаемые явления как частные случаи одного общего фа­кта, как, например, тяготение.

Здесь не место подробно доказывать этот основной за­кон развития человеческого разума и выводить наиболее важные его следствия. Мы рассмотрим его с надлежащей полнотой в той части нашего курса, которая посвящена изучению социальных явлений. Я говорю о нем теперь

только для того, чтобы точно определить истинный харак­тер позитивной философии, сопоставляя ее с двумя дру­гими философскими системами, которые до последнего времени господствовали последовательно над всей нашей умственной деятельностью. Но чтобы не оставлять совер­шенно без доказательства столь важный закон, который часто придется применять в этом курсе, я ограничусь здесь беглым указанием на самые общие и очевидные со­ображения, доказывающие его справедливость.

Во-первых, достаточно, мне кажется, провозгласить такой закон, чтобы его справедливость была тотчас же проверена всеми, кто несколько глубже знаком с общей историей наук. В самом деле, нет ни одной науки, достиг­шей в настоящее время позитивного состояния, которую в прошлом нельзя было бы себе легко представить, состо­ящей преимущественно из метафизических отвлечений, а в более отдаленные эпохи даже и находящейся всецело под влиянием теологических понятий. В различных частях этого курса мы, к сожалению, не раз должны будем при­знать, что даже наиболее совершенные •«ауки сохраняют еще теперь некоторые весьма заметные следы этих двух первоначальных состояний.

Это общее изменение человеческого разума может быть теперь легко установлено весьма осязательным, хотя и косвенным, путем, а именно рассматривая развитие инди­видуального ума. Так как в развитии отдельной личности и целого вида отправной пункт необходимо должен быть один и тот же, то главные фазы первого должны представ­лять основные эпохи второго. И не вспомнит ли каждый из нас, оглянувшись на свое собственное прошлое, что он по отношению к своим важнейшим понятиям был т е о л о -г о м в детстве, метафизиком в юности и физиком в зрелом возрасте? Такая поверка доступна теперь всем людям, стоящим на уровне своего века.

Но кроме общего или индивидуального прямого наблю­дения, доказывающего справедливость этого закона, я должен в этом кратком обзоре особенно указать еще на теоретические соображения, заставляющие чувствовать его необходимость.

Наиболее важное из этих соображений, почерпнутое в самой природе предмета, заключается в том, что во вся­кую эпоху необходимо иметь какую-нибудь теорию, кото­рая связывала бы отдельные факты; создавать же теории

на основании наблюдений было, очевидно, невозможно для человеческого разума в его первоначальном состоянии.

Все здравомыслящие люди повторяют со времени Бэко­на, что только те знания истинны, которые опираются на наблюдения. Это основное положение, очевидно, бесспорно, если его применять, как это и следует делать, к зрелому состоянию нашего ума. Но относительно образования на­ших знаний не менее очевидно, что человеческий разум первоначально не мог и не должен был мыслить таким образом. Ибо если, с одной стороны, всякая позитивная теория необходимо должна быть основана на наблюдениях, то, с другой — для того, чтобы заниматься наблюдением, наш ум нуждается уже в какой-нибудь теории. Если бы, созерцая явления, мы не связывали их с какими-нибудь принципами, то для нас было бы совершенно невозможно не только сочетать эти разрозненные наблюдения и, следо­вательно, извлекать из них какую-либо пользу, но даже и запоминать их; и чаще всего факты оставались бы неза­меченными нами.

Таким образом, под давлением, с одной стороны, необ­ходимости делать наблюдения для образования истинных теорий, а с другой — не менее повелительной необходимо­сти создавать себе какие-нибудь теории для того, чтобы иметь возможность заниматься последовательным наблю­дением, человеческий разум должен был оказаться с мо­мента своего рождения в заколдованном кругу, из кото­рого он никогда не выбрался бы, если бы ему, к счастью, не открылся естественный выход благодаря самопроиз­вольному развитию теологических понятий, объединив­ших его усилия и давших пищу его деятельности. Таково независимо от связанных с ним важных социальных сооб­ражений, которых я не могу теперь касаться, основное по­ложение, доказывающее логическую необходимость чисто-теологического характера первоначальной философии.

Эта необходимость становится еще более осязательной, если обратить внимание на полное соответствие теологи­ческой философии с самой природой тех исследований, на которых человеческий разум в своем младенчестве преи­мущественно сосредоточивает свою деятельность.

В самом деле, весьма замечательно, что наш ум в этом первоначальном состоянии ставит себе настойчивее всего именно наиболее недоступные нашим познавательным средствам вопросы^ как-то: о внутренней природе вещей_г

о происхождении и цели всех явлений, между тем как все действительно разрешимые проблемы считаются почти недостойными серьезных размышлений. Причину этого явления легко понять: ибо только благодаря опыту мы могли познать размер наших сил; и если бы человек вна­чале не имел о них преувеличенного мнения, они никогда не могли бы достигнуть всего того развития, к которому они способны. Этого требует наша организация. Как бы то ни было, представим себе, насколько это возможно, та­кое всеобщее и так резко выраженное настроение умов и зададимся вопросом, какой прием встретила бы в ту эпоху позитивная философия, предполагая, что она могла бы тогда образоваться, высшая цель которой состоит в оты­скании законов явлений и главная характеристическая черта которой заключается именно в признании недоступ­ными для человеческого разума всех возвышенных тайн, удивительно просто и легко объясняемых до малейших подробностей теологической философией?

То же самое можно сказать, рассматривая с практиче­ской точки зрения природу исследований, занимающих первоначально человеческий ум. В этом отношении они сильно привлекают человека перспективой неограничен­ной власти на;г внешним миром, как бы всецело предна­значенным для нашего пользования и находящимся во всех своих явлениях в тесных и непрерывных отношениях с нашим существованием. Все эти несбыточные надежды, все эти преувеличенные представления о значении чело­века во Вселенной, которые порождает теологическая фи­лософия и которые падают при первом прикосновении позитивной философии, являются вначале тем необходи­мым стимулом, без которого совершенно нельзя было бы понять первоначальную решимость человеческого разума взяться за трудные исследования.

Мы теперь так далеки от этих первичных настроений, по крайней мере по отношению к большинству явлений, что нам трудно ясно представить себе силу и необходи­мость подобных соображений. Человеческий рассудок те­перь настолько созрел, что мы предпринимаем трудные научные изыскания, не имея в виду никакой посторонней цели, способной сильно действовать на воображение, вроде той, которой задавались астрологи или алхимики. Наша умственная деятельность в достаточной степени возбуж­дается одной надеждой открыть законы явлений, простым

желанием подтвердить или опровергнуть какую-нибудь теорию. Но так не могло быть в младенческом состоянии человеческого разума. Без увлекательных химер астроло­гии, без могущественных обманов алхимии, где, например, почерпнули бы мы постоянство и усердие, необходимые для длинного ряда наблюдений и опытов, которые позже послужили фундаментом для первых позитивных теорий того и другого класса явлений.

Это условие нашего умственного развития для астро­номии давно уже ясно почувствовал Кеплер, а для химии справедливо оценил в наше время Бертоле.

* * *

Все эти соображения, таким образом, показывают, что, хотя позитивная философия действительно представляет собой окончательное состояние человеческого ума, к кото­рому он неизменно все сильнее и сильнее стремился, она тем не менее необходимо должна была вначале, и притом в течение длинного ряда веков, пользоваться то как пред­варительным методом, то как предварительной теорией теологической философией, отличительной чертой которой является ее самопроизвольность, в силу которой она сна­чала была единственно возможной и также единственно способной достаточно заинтересовать наш рождающийся ум. Теперь очень легко понять, что для перехода от этой предварительной философии к окончательной человече­ский разум, естественно, должен был усвоить в качестве посредствующей философии метафизические методы и док­трины. Это последнее соображение необходимо для попол­нения общего обзора указанного мной великого закона.

Нетрудно в самом деле понять, что наш ум, вынужден­ный двигаться с почти незаметной постепенностью, не мог перейти вдруг и непосредственно от теологической философии к позитивной. Теология и физика так глубоко несовместимы, их понятия настолько противоречат друг другу, что, прежде чем отказаться от одних, чтобы поль­зоваться исключительно другими, человеческий ум должен был прибегать к посредствующим концепциям, имеющим смешанный характер и способным в силу этого содейство­вать постепенному переходу. Таково естественное назна­чение метафизических понятий: они не приносят никакой

иной действительной пользы. Заменяя при изучении явле­ний сверхъестественное направляющее действие соответ­ственной и нераздельной сущностью, рассматриваемой сначала только как эманация первой, человек мало-помалу научился обращать внимание на самые факты, понятия же о метафизических причинах постепенно утончались до тех пор, пока не превратились у всех здравомыслящих людей просто в отвлеченные наименования.явлений. Не­возможно представить себе, каким иным путем наш ум мог бы перейти от явно сверхъестественных к чисто есте­ственным соображениям, от теологического к позитивному образу мышления.

Установив, таким образом, поскольку я мог это сде­лать, не вдаваясь в неуместные здесь подробные рассуж­дения, общий закон развития человеческого разума, как я его понимаю, нам легко будет сейчас же точно определить истинную природу позитивной философии, что составляет главную задачу настоящей лекции.

Из предшествовавшего мы видим, что основной харак­тер позитивной философии выражается в признании всех явлений подчиненными неизменным естественным зако­нам, открытие и сведение числа которых до минимума и составляет цель всех наших усилий, причем мы считаем, безусловно, недоступным и бессмысленным искание так называемых причин как первичных, так и конечных. Бес­полезно долго распространяться о принципе, который те­перь хорошо известен всякому, кто сколько-нибудь глубже изучал науки наблюдения. Действительно, всякий знает, что в наших позитивных объяснениях, даже наиболее со­вершенных, мы не стремимся указывать причины, производящие явления, так как таким образом мы только отдаляли бы затруднения; но мы ограничиваемся тем, что точно анализируем условия, в которых явления происхо­дят, и связываем их друг с другом естественными отноше­ниями последовательности и подобия.

Так,— я привожу наиболее замечательный пример — мы говорим, что общие мировые явления объясняются, насколько это возможно, ньютоновским законом тяготе­ния, ибо, с одной стороны, эта прекрасная теория нам по­казывает, что все неисчислимое разнообразие астрономиче­ских явлений представляет один и тот же факт, рассматри­ваемый с различных точек зрения: постоянное стремле­ние частиц друг к другу пропорционально их массам

и обратно пропорционально квадрату расстояния между ними; с другой же стороны, этот общий факт нам пред­ставляется как простое обобщение чрезвычайно знакомого нам явления, рассматриваемого нами в силу этого как вполне известное, именно тяжести тел на земной поверх­ности. Что касается определения того, что такое сами по себе притяжение и тяжесть, каковы их причины, то эти вопросы мы считаем неразрешимыми и лежащими вне сферы позитивной философии, предоставляя их теологам и метафизикам. Невозможность разрешения этих вопросов доказывается тем, что всякий раз, когда самые великие умы пытались сказать относительно этого предмета нечто действительно рациональное, они могли только определять эти два принципа один посредством другого, говоря, что притяжение не что иное, как всеобщая тяжесть и что тяжесть состоит просто в земном притяжении. Такие объ­яснения, вызывающие улыбку, когда они предъявляют притязание на знание внутренней природы вещей и спо­соба возникновения явлений, составляют, однако, все наи­более удовлетворительное, что мы можем иметь, так как показывают нам тожество двух родов явлений, которые долгое время считались независимыми друг от друга. Ни один здравомыслящий человек не ищет теперь дальней­ших объяснений.

Было бы легко увеличить число примеров, которые на протяжении этого курса встретятся в большом количестве; ибо таково ныне направление, господствующее во всех важных умственных построениях. Чтобы ограничиться здесь указанием одной из современных работ, я выберу ряд прекрасных исследований Фурье по теории теплоты. Он дает нам весьма яркое подтверждение предшествовав­ших общих замечаний. Действительно, в этом труде, фи­лософский характер которого столь очевидно позитивен, раскрыты наиболее важные и наиболее точные законы тепловых явлений, и между тем автор ни разу не задается вопросом о внутренней природе вещей и упоминает о горя­чем споре между сторонниками тепловой материи и физи­ками, объясняющими происхождение теплоты колебанием эфира, только для того, чтобы показать его бессодержа­тельность. И тем не менее в этом труде рассматриваются самые важные вопросы, из которых некоторые поставлены впервые, — ясное доказательство того, что человеческий разум может найти неисчерпаемую пищу для самой глу-

бокой своей деятельности, не берясь за недоступные ему проблемы, а ограничивая свои исследования исключи­тельно позитивными вопросами.

Охарактеризовав с точностью — поскольку я мог это сделать в. этом общем обзоре, — дух позитивной филосо­фии, развитию которой посвящается весь этот курс, я дол­жен теперь исследовать, в каком состоянии она находится в настоящее время и что еще остается сделать, чтобы за­вершить ее построение.

Для этого нужно прежде всего принять во внимание, что различные отрасли наших знаний не могли с одина­ковой быстротой пройти три вышеуказанные главные стадии своего развития и, следовательно, не могли одновре­менно достигнуть позитивного состояния. В этом отноше­нии существует неизменный и необходимый порядок, ко­торому следовали и должны были следовать в своем по­ступательном движении различные виды наших понятий и подробное рассмотрение которого составляет необходи­мое дополнение высказанного выше основного закона. Это­му рассмотрению будет всецело посвящена следующая лекция. Теперь же нам достаточно знать, что этот поря­док соответствует разнообразной природе явлений и опре­деляется степенью их общности, простоты и взаимной не­зависимости, — тремя условиями, ведущими, несмотря на свое различие, к одной и той же цели. Так, к позитивным теориям приведены были сначала астрономические явле­ния как наиболее общие, наиболее простые и наиболее независимые от всех других, затем в последовательности, зависящей от тех же причин, явления земной физики в собственном смысле, химии и, наконец, физиологии.

Невозможно указать точно начало этого переворота; ибо о нем, как о всех других великих событиях в жизни чело­вечества, можно сказать, что он совершался постепенно и непрерывно, в особенности со времени появления трудов Аристотеля и александрийской школы и затем с момента введения арабами естественных наук в Западную Европу.

Однако, так как во избежание неясности идей уме­стно точно определить эпоху зарождения позитивизма, я укажу на эпоху сильного подъема человеческого разума, вызванного два века тому назад соединенным влиянием правил Бэкона, идей Декарта и открытий Галилея, как на момент, когда дух позитивной философии стал прояв­ляться как очевидное противоположение теологическим и

56i

метафизическим воззрениям. Именно тогда позитивные понятия окончательно освободились от примеси суеверия и схоластики, которая более или менее искажала истин­ный характер всех предыдущих работ.

Начиная с этой памятной эпохи, поступательное дви­жение позитивной философии и падение философий тео­логической и метафизической определились чрезвычайно ясно. Это положение вещей стало, наконец, столь очевид­ным, что теперь каждый понимающий дух времени наблю­датель должен признать, что человеческий -ум предназна­чен для позитивных исследований и что он отныне беспо­воротно отказался от тех бессмысленных учений и пред­варительных методов, которые могли бы удовлетворять на первой ступени его развития. Таким образом, этот основной переворот должен необходимо совершиться во всем своем объеме. И если позитивизму еще остается сде­лать какое-либо крупное завоевание, если не все области умственной деятельности им захвачены, то можно быть уверенным, что и там преобразование совершится, как оно совершилось во всех других областях. Ибо было бы оче­видным противоречием предположить, что человеческий разум, столь расположенный к единству метода, сохранит навсегда для одного рода явлений свой первоначальный способ рассуждения, когда во всем остальном он принял новое философское направление прямо противоположного характера.

Таким образом, все сводится к простому вопросу: об­нимает ли теперь позитивная философия, постепенно получившая за последние два века столь широкое распро­странение, все виды явлений? На это, бесспорно, прихо­дится ответить отрицательно. Поэтому, чтобы сообщить позитивной философии характер всеобщности, необходи­мой для ее окончательного построения, предстоит еще выполнить большую научную работу.

В самом деле, в только что названных главных катего­риях естественных явлений — астрономических, - физиче­ских, химических и физиологических замечается сущест­венный вробел, а именно отсутствуют социальные явле­ния, которые, хотя и входят неявно в группу физиологи­ческих явлений, заслуживают — как по своей важности, так и вследствие особенных трудностей их изучения — выделения в особую категорию. Эта последняя группа понятий, относящаяся к наиболее частным, наиболее слож-

ным и наиболее зависящим от других явлениям, должна была в силу одного этого обстоятельства совершенство­ваться медленнее всех остальных, даже если бы не было тех особых неблагоприятных условий, которые мы рас­смотрим позднее. Как бы то ни было, очевидно, что соци­альные явления еще не вошли в сферу позитивной фило­софии. Теологические и метафизические методы, кото­рыми при изучении других видов явлений никто теперь не пользуется ни как средством исследования, ни даже как приемом аргументации, до сих пор, напротив, исключи­тельно употребляются в том и в другом отношении при изучении социальных явлений, хотя недостаточность этих методов вполне сознается всеми здравомыслящими людь­ми, утомленными бесконечной и пустой тяжбой между божественным правом и главенством народа.

Итак, вот крупный, но, очевидно, единственный про­бел, который надо заполнить, чтобы завершить построение позитивной философии. Теперь, когда человеческий разум создал небесную физику и физику земную, механическую и химическую, а также и физику органическую, расти­тельную и животную, ему остается для завершения систе­мы наук наблюдения основать социальную физику. Такова ныне самая большая и самая настоятельная во многих существенных отношениях потребность нашего ума и такова, осмеливаюсь это сказать, главная и специальная цель этого курса.

* * *

Относящиеся к изучению социальных явлений идеи, которые я попытаюсь представить и зародыш которых, я надеюсь, можно уже найти в этой лекции, не имеют целью тотчас же дать социальной физике ту же степень совер­шенства, которой достигли более ранние отрасли естест­венной философии; такое намерение было бы, очевидно, нелепо, ибо даже последние обнаруживают в этом отноше­нии огромное, и притом неизбежное, неравенство. 'Но наз­начение их будет заключаться в том, чтобы сообщить этому последнему классу наших знаний тот позитивный характер, который приобрели уже другие науки.

Когда это условие будет в действительности выполне­но, современная философская система во всей своей сово­купности будет, наконец, поставлена на прочное основа-

ние; ибо тогда будут установлены пять главных катего­рий явлений — астрономических, физических, химических, физиологических и социальных, которые, очевидно, об­нимут все доступные наблюдению явления. Когда все на­ши основные понятия станут однородными, философия окончательно достигнет позитивного состояния; она не сможет уже изменять свой характер, и ей останется толь­ко развиваться бесконечно путем новых, все увеличиваю­щихся приобретений, которые явятся неизбежным резуль­татом новых наблюдений или более глубоких размышле­ний. В силу этого позитивная философия приобретет характер всеобщности, которого она еще не имеет, и благо­даря своему естественному превосходству будет в состоя­нии вполне заменить теологическую и метафизическую философии, всеобщность которых в настоящее время яв­ляется их единственным существенным достоянием и ко­торые, потеряв это преимущество, будут иметь для наших потомков только чисто исторический интерес.

После такого объяснения специальной цели этого кур­са легко понять его вторую, общую цель, которая делает его курсом позитивной философии, а не только курсом социальной физики.

Действительно, так как создание социальной физики завершает^ наконец, систему естественных наук, то ста­нет возможным и даже необходимым подвести итоги всем приобретенным знаниям, достигшим к этому времени определенного и однородного состояния, чтобы согла­совать их и представить как ветви одного дерева, вместо того чтобы продолжать рассматривать их как отдельные тела, С этой именно целью я, прежде чем приступить к изучению социальных явлений, последовательно рассмот­рю в указанном выше энциклопедическом порядке раз­личные уже образовавшиеся позитивные науки.

Я считаю излишним предупреждать о том, что здесь не может быть речи о ряде специальных курсов по от­дельным главным отраслям естественной философии. Не говоря Уже о времени, необходимом для подобного пред­приятия, ясно, что такое намерение не могло бы быть осуществлено мной и, смею думать, никем другим при современном состоянии образования человечества. Напро­тив, для правильного понимания такого курса, как насто­ящий, требуется предварительно специальное изучение различных наук, которые в нем будут рассмотрены. Без

этого условия очень трудно будет понять и совершенно невозможно оценить те философские размышления, кото­рым будут подвергнуты различные науки. Одним словом, я предполагаю изложить курс позитивной фило­соф и и, а не курс позитивных наук. Я имею в виду рас­смотреть здесь, как каждая из основных наук относится ко всей позитивной системе и каков характер ее направ­ления, т. е. науку с двух сторон: ее существенные методы и ее главные результаты. Чаще всего мне придется, даже при указании на последние, ссылаться для оценки их важ­ности на специальные исследования.

Резюмируя сказанное мной о двоякой цели этого курса, я должен заметить, что обе преследуемые мной задачи, специальная и общая, хотя и различны сами по себе,· но необходимо нераздельны. Ибо, с одной стороны, невозмож­но было бы составить курс позитивной философии без со­циальной физики; так как в таком случае позитивной фи­лософии недоставало бы одного из ее существенных эле­ментов, и в силу этого она не имела бы того характера всеобщности, который должен быть ее главным свойством и который отличает наше настоящее исследование от ряда специальных работ. С другой стороны, возможно ли с уве­ренностью приступить к позитивному изучению социаль­ных явлений, если ум предварительно не подготовлен глу­бокими размышлениями о позитивных методах, испытан­ных уже в приложении к менее сложным явлениям, и, сверх того, не вооружен знанием главных законов других явлений, которые оказывают более или менее прямое вли­яние на явления социальные?

Хотя не все основные науки внушают одинаковый ин­терес заурядным умам, нет, однако, ни одной, которой можно было бы пренебречь в исследовании, подоб­ном предпринятому нами. Что же касается их значения для счастья человеческого рода, то, конечно, все науки, если их рассмотреть глубже, оказываются равносильными. Те науки, результаты которых представляют на первый взгляд меньший практический интерес, чрезвычайно важ­ны либо вследствие высокого совершенства своих методов, либо потому, что составляют необходимое основание для всех других. Об этом я буду иметь случай поговорить особо в следующей лекции.

Чтобы предупредить, насколько это возможно, всякие ложные толкования, которых можно ожидать по поводу

столь нового курса, каким является настоящий, я считаю нужным добавить к предыдущим объяснениям еще не­сколько кратких соображений, относящихся непосредст­венно ко всеобщности специальных знаний, которую не­обдуманные судьи могут принять за тенденцию этого кур­са и которая вполне справедливо признается совершенно противной истинному духу позитивной философии. Эти соображения будут иметь сверх того еще то важное зна­чение, что они представят истинный дух этой философии с новой точки зрения, которая даст законченное, ясное, общее понятие о ней.

* * *

При первобытном состоянии наших знаний не су­ществует правильного разделения умственного труда; все науки разрабатываются одновременно одними и теми же лицами. Такая организация научных работ человечества сначала неизбежна и даже необходима, как мы это позже установим, затем постепенно изменяется по мере развития отдельных разрядов понятий. В силу закона, необходи­мость которого очевидна, каждая отрасль научной систе­мы незаметно отделяется от общего ствола, когда она раз­растется настолько, что становится доступной отдельной обработке, т. е. когда она делается способной одна занять на продолжительное время умы нескольких человек.

Этому распределению различных видов исследований между различными классами ученых мы, очевидно, обя­заны тем удивительным развитием, которого в наши дни достигла каждая отдельная отрасль человеческих знаний и которое делает в настоящее время совершенно невоз­можным универсальные научные исследования, столь до­ступные и обычные в древности.

Одним словом, разделение умственного труда, все бо­лее и более совершенствуемое, является .одним из наибо­лее важных характерных свойств позитивной философии. Но хотя мы вполне признаем поразительные резуль­таты этого деления и видим отныне в нем истинную ос­нову общей организации ученого мира, однако, с другой стороны, мы не можем не чувствовать серьезных не­удобств, которые оно при нынешнем его состоянии порож­дает, благодаря чрезмерной частности идей, исключи­тельно занимающих каждый отдельный ум. Это печальное

явление до некоторой степени, конечно, неизбежно, так как причина его коренится в самом принципе разделения труда; поэтому, какие бы мы ни приняли меры, нам не удастся сравняться в этом отношении с древними, у ко­торых это превосходство было обусловлено ограничен­ностью их знаний. Тем не менее мы, как мне кажется, мо­жем, принимая надлежащие меры, избежать наиболее гибельных последствий чрезмерной специализации, не вредя при этом благотворному действию разделения ис­следований. Настоятельно необходимо заняться этим серьезно, ибо эти неудобства, которые по своей природе стремятся все более и более увеличиваться, становятся очень чувствительными. По общему признанию установ­ленные, ради достижения высшей степени совершенства наших работ, деления различных отраслей естественной философии в конце концов искусственны. Не будем забы­вать и того, что, невзирая на такое признание, в ученом мире очень мало людей, которые охватывали бы совокуп­ность понятий одной науки, которая сама составляет только часть великого целого. Большинство всецело огра­ничивается специальным изучением более или менее обширной части одной определенной науки, мало забо­тясь об отношении этих частных исследований к общей системе позитивных знаний. Поспешим же исправить это зло, пока рно не сделалось еще серьезнее. Примем меры, чтобы человеческий разум в конце концов не потерялся в мелочах. Не будем скрывать от себя, что здесь-то и на­ходится слабое место позитивной философии, на которое могут производить нападения с некоторой еще надеждой на успех сторонники теологической и метафизической философий.

Действительное средство для остановки разъедающего влияния, которым слишком большая специализация от­дельных исследований угрожает в будущем нашей умст­венной деятельности, не состоит, конечно, в возвращении к прежнему смешению труда, которое вызвало бы попят­ное движение человеческого разума и которое, к счастью, сделалось теперь вообще невозможным. Напротив, это средство заключается в усовершенствовании самого раз­деления труда.

Для этого достаточно сделать изучение общих науч­ных положений отдельной самостоятельной наукой. Пусть новый класс ученых, получивших надлежащую подго-

товку, не отдаваясь специальному изучению какой-нибудь отдельной отрасли естественной философии, но рассмат­ривая различные позитивные науки в их современном со­стоянии, посвятит себя исключительно точному определе­нию духа каждой из этих наук, исследованию их взаим­ных отношений и связи друг с другом, приведению, если это возможно, всех присущих им принципов к наимень­шему числу общих основоположений, постоянно следуя при этом основным правилам позитивного метода. Пусть в то же время другие ученые, прежде чем взяться за сце-циальные исследования, знакомятся с совокупностью по­зитивных знаний, что позволит им непосредственно поль­зоваться светом, проливаемым учеными, посвятившими себя изучению общих научных положений, и в свою оче­редь исправлять полученные этими последними резуль­таты: таково именно положение вещей, к которому совре­менные ученые приближаются все более и более.

Когда оба этих важных условия будут выполнены — а возможность этого очевидна, — разделение научного труда может быть без всякой опасности доведено до той степени, которой потребует развитие отдельных отраслей знания. При существовании особого, постоянно контроли­руемого всеми другими класса ученых, на обязанности которых лежит исключительно установление связи каж­дого нового открытия с общей системой, не будет более основания бояться, что слишком большое внимание к ча­стностям помешает охватить целое. Одним словом, после этого новая организация ученого мира будет вполне за­кончена и ей останется только развиваться беспре­дельно, сохраняя всегда тот же характер.

Образовать из изучения общих научных положений особый отдел умственного труда — значит просто распро­странить приложение того же принципа разделения, ко­торый уже создал постепенное распадение на различные специальности; ибо, пока позитивные науки были мало развиты, их взаимные отношения не имели такого значе­ния, чтобы вызвать (по крайней мере систематически) появление особого вида работ, и в то же время необходи­мость этой новой науки не была особенно настоятельной. Но теперь каждая из этих наук настолько развилась, что изучение их взаимных отношений может дать мате­риал для целого ряда исследований, а вместе с тем эта

новая наука становится необходимой для предупрежде­ния разрозненности человеческих понятий.

Так именно я понимаю назначение позитивной фило­софии в общей системе наук позитивных в собственном смысле слова. Такова по крайней мере цель этого курса.

* * *

Теперь, после того как я попытался, насколько это было для меня возможно, в этом первом обзоре точно определить общий дух курса позитивной философии, я считаю нужным для сообщения этой картине ее дейст­вительного характера бегло указать на главные выгоды, которые подобная работа может доставить прогрессу че­ловеческого разума, если все существенные условия бу­дут надлежащим образом выполнены. Этот последний ряд соображений я ограничу указанием четырех основных свойств.

Во-первых, изучение позитивной философии, рассмат­ривающей результаты деятельности наших умственных способностей, дает нам единственное истинно рациональ­ное средство открывать логические законы человеческого разума, к отысканию которых до сих пор применялись очень малопригодные для этого способы.

Чтобы надлежащим образом разъяснить мое мнение по этому предмету, я должен сперва напомнить весьма важную философскую мысль, высказанную де Бленквил-лем в прекрасном введении к его «Общим принципам сравнительной анатомии». Мысль эта заключается в том, что всякое деятельное существо, и в особенности всякое живое существо, может быть изучаемо во всех своих про­явлениях с двух основных точек зрения: в статическом и динамическом отношении, т. е. как способное действо­вать существо и как действующее на самом деле. Ясно, что все соображения, которые можно представить, необ­ходимо будут относиться к тому или другому состоянию. Применим это блестящее основное положение к изуче­нию функций нашего ума.

Если рассматривать эти функции с статической точки зрения, то их изучение может состоять только в опреде­лении органических условий, от которых они зависят: оно в этом случае образует существенную часть анато-

Мий и физиологии. При рассмотрении же их С Динамиче­ской точки зрения вопрос сводится к изучению дейст­вительного хода работы человеческого ума путем иссле­дования приемов, действительно примененных им для приобретения различных точных знаний, что в сущности. и составляет главный предмет позитивной философии, как я ее определил в этой лекции. Одним словом, считая все научные теории великими логическими фактами, мы только путем глубокого наблюдения этих фактов можем подняться до понимания логических законов.

Таковы, очевидно, два единственных общих приема, пополняющие друг друга, посредством которых можно получить некоторые истинно рациональные понятия об интеллектуальных явлениях. Мы видим, что здесь от­нюдь нет места для той ложной психологии, представ­ляющей собой последнее видоизменение теологии, которую так безуспешно пытаются теперь оживить и которая, не обращая внимания ни на физиологическое изучение на­ших органов мышления, ни на наблюдение рациональных процессов, действительно руководящих нашими научными исследованиями, стремится открыть основные законы че­ловеческого духа путем самосозерцания, т. е. превращая в полную абстракцию и причины, и следствия.

Позитивная философия приобрела превосходство по­степенно, начиная со времени Бэкона; ныне она косвенно получила такое влияние даже на умы, оставшиеся наибо­лее чуждыми ее огромному развитию, что метафизики, занимающиеся изучением нашей познавательной спо­собности, могли надеяться замедлить падение своей мни­мой науки, только пытаясь представить и свои учения как бы основанными на наблюдении фактов. С этой целью они в последнее время с помощью очень странного ухищрения предложили различать два одинаково важных вида наблюдения — внешнее и внутреннее, из которых последнее предназначено исключительно для изучения интеллектуальных явлений. Здесь не место вдаваться в подробный разбор этого основного софизма. Я должен ограничиться указанием на главное соображение, которое покажет ясно, что это хваленое самонаблюдение есть чи­стейшая иллюзия.

Недавно еще полагали, что для объяснения зрения достаточно сказать, что благодаря световому действию тел на ретине получаются изображения внешних форм и

цветов. На это физиологи основательно возражали, что если бы световые впечатления действовали как картины, то нужно было бы иметь еще другой глаз, чтобы их ви­деть. Не. применимо ли то же возражение еще более в данном случае?

В самом деле, понятно, что в силу неизбежной необхо­димости человеческий ум может прямо наблюдать вся­кого рода явления, исключая происходящие в нем самом. Ибо кто будет тут наблюдать? Относительно моральных явлений можно еще допустить, что человек в состоянии наблюдать в самом себе волнующие его страсти, если исходить из основанного на анатомии соображения, что органы, служащие местопребыванием для наших стра­стей, отличны от органов, предназначенных для производ­ства наблюдений. Но если бы даже каждый из нас имел случай делать над собой подобные наблюдения, они, оче­видно, никогда не имели бы большого научного значения, и наилучшим средством изучения страстей все же оста­нется наблюдение их вне себя; ибо всякое очень ярко выраженное состояние страсти, т. е. именно то, что было бы важнее всего исследовать, по необходимости несов­местимо с состоянием наблюдения. Что же касается та­кого наблюдения умственных явлений в момент их осу­ществления, то это, очевидно, невозможно. Мыслящий че­ловек не может разделиться на две половины, из которых одна рассуждала бы, а другая наблюдала бы за рассуж­дением. Так как в данном случае орган наблюдаемый и наблюдающий тождественны, то как могло бы произво­диться наблюдение?

Итак, этот мнимый психологический метод по самому своему основанию не имеет никакого значения.

Обратим также внимание на то, к каким глубоко про­тиворечащим друг другу процессам он нас сразу приво­дит. С одной стороны, вам советуют насколько возможно изолировать себя от всякого внешнего ощущения, и в особенности избегать всякого умственного труда: ибо что станется с внутренним наблюдением, если вы будете заниматься хотя бы самым простым вычисле­нием? С другой стороны, после того как вы путем различ­ных предосторожностей достигнете, наконец, этого совер­шенного состояния умственного сна, вы должны заняться созерцанием действий, совершающихся в вашем уме, ко­гда там ничего не совершается! Наши потомки, без со-

мнения, когда-нибудь увидят эти смешные притязания, изображенными на сцене.

Результаты столь странного способа рассуждения вполне соответствуют его принципу. Уже две тысячи лет метафизики таким образом разрабатывают психологию, и до сих пор они не смогли столковаться ни об одном понятном и твердо установленном положении. Даже те­перь они разделены на множество школ, беспрестанно спорящих о первых элементах своих доктрин. Внут­реннее наблюдение порождает почти столько же разноречивых мнений, сколько есть людей, верящих, что они им занимаются.

Истинные ученые, люди, посвятившие себя позитив­ным исследованиям, напрасно просят этих психологов указать хоть одно действительное, большое или малое, от­крытие, которым мы были бы обязаны их прославленному методу. Это не значит, что они не принесли ровно ника­кой пользы общему прогрессу наших знаний, независимо от важной услуги, которую они оказали, поддерживая деятельность нашего ума в эпоху, когда он не мог найти для себя более питательной пищи. Можно, однако, утверждать, что все, что в их сочинениях, по справедли­вому выражению знаменитого позитивного философа (Кювье), не состоит из метафор, принимаемых за рассуж­дения, а представляет какое-нибудь истинное понятие, найдено не помощью их мнимого метода, а было полу­чено путем действительных наблюдений хода человече­ского разума, наблюдений, вызываемых развитием наук. Но даже эти очень редкие понятия, провозглашаемые время от времени с таким шумом, самим появлением своим обязанные только измене психологов собственному мнимому методу, чаще всего оказываются либо слишком преувеличенными, либо весьма неполными и стоят ниже замечаний ученых о приемах, которыми они пользуются, делаемых без всякого хвастовства. Легко было бы при­вести несколько поразительных тому примеров, если бы я не боялся слишком растянуть эту полемику; припом­ните, между прочим, что сталось с теорией знаков.

Соображения относительно науки рассуждения, кото­рые я только что изложил, еще более очевидны, если их перенести на искусство рассуждения.

В самом деле, если дело идет не только о том, чтобы знать, что такое позитивный метод, но о том, чтобы

иметь об этом методе достаточно ясное и глубокое поня­тие, которое позволило бы применять его на деле, то его надо рассматривать в действии; другими словами, нужно изучать различные важные приложения этого метода, уже сделанные до сих пор человеческим разумом и проверен­ные на опыте. Очевидно, что только путем философ­ского изучения наук можно достигнуть этого резуль­тата.

Метод не может быть изучаем отдельно от исследова­ний, к которым он применяется; иначе получается наука мертвая, неспособная обогатить ум людей, ее разрабаты­вающих. Все, что, рассматривая метод отвлеченно, можно о нем сказать, сводится к общим местам, настолько смут­ным, что они не могут оказать никакого влияния на умст­венную деятельность человека.

Хорошее доказательство логического тезиса, что все наши знания должны быть основаны на наблюдении, что мы должны переходить то от фактов к принципам, то от принципов к фактам, и иных подобных афоризмов, дает гораздо худшее понимание метода, чем сколько-нибудь глубокое изучение одной позитивной науки, даже без вся­кого философского намерения. Именно потому, что наши психологи не поняли этого важного факта, они стали принимать свои мечты за науку, полагая, что одним чте­нием правил Бэкона или рассуждений Декарта можно постигнуть позитивный метод.

Я не знаю, будет ли возможно со временем составить a priori настоящую методологию совершенно независимо от философского изучения наук; но я вполне убежден в том, что подобное предприятие неосуществимо в на­стоящее время, так как важнейшие логические процессы еще не могут быть объяснены с достаточной точностью независимо от их применения. Позволю себе, сверх того, добавить, что если даже в будущем и будет возможно осуществление этого предприятия, что можно себе пред­ставить, то тем не менее только путем изучения правиль­ных применений научных приемов можно будет создать хорошую систему интеллектуальных привычек, к чему, собственно, и сводится существенная цель методологии. Мне теперь незачем распространяться более об этом пред­мете, к которому мы будем часто возвращаться в про­должение этого курса и по поводу которого я специально представлю новые соображения в следующей лекции.

Итак, первым важным и прямым результатом пози­тивной философии должно быть обнаружение путем опыта законов, по которым совершаются наши умствен­ные отправления, а следовательно, и точное знание общих правил, которые должны служить верными путеводите­лями в поисках истины.

Вторым не менее важным и еще более интересным следствием, которое необходимо повлечет за собой уста­новление позитивной философии, определение коей дано в этой лекции, является ее руководящая роль во всеоб­щем преобразовании нашей системы воспитания.

В самом деле, здравомыслящие люди уже теперь единодушно признают необходимость заменить наше по существу все еще теологическое, метафизическое и литера­турное воспитание воспитанием позитивным, соот­ветствующим духу нашей эпохи и приспособленным к по­требностям современной цивилизации. В последний век, особенно в наше время, все более и более умножаются разнообразные попытки распространять и беспрестанно расширять позитивное образование, попытки, которым различные европейские правительства постоянно и охотно оказывали содействие, если не предпринимали их сами; это свидетельствует с достаточной очевидностью о том, что во всех слоях общества само собой растет сознание этой необходимости. Но, способствуя, насколько воз­можно, этим полезным попыткам,, мы не должны скры­вать от себя, что при настоящем состоянии наших идей они ни в коем случае не могут достигнуть своей главной цели — полного перерождения всеобщего образования. Ибо исключительная специализация и резко выраженное стремление к обособлению, все еще характеризующие наши приемы построения и разрабатывают наук, неиз­бежно оказывают большое влияние на способ преподава­ния их. Если кто-нибудь пожелает в настоящее время изучить главные отрасли естественной философии, чтобы составить себе общую систему позитивных идей, он вы­нужден будет изучать отдельно каждую науку, прибегая к тем же приемам и с такими же подробностями, как если бы он хотел сделаться специалистом-астрономом, хими­ком и т. п.; это обстоятельство делает позитивное обра­зование невозможным и по необходимости крайне несо­вершенным даже для самых сильных умов, находящихся в самых благоприятных условиях.

Подобный способ обучения был бы полнейшей неле­постью в применении ко всеобщему образованию, а между тем последнее, безусловно, требует совокупности позитив­ных понятий о всех главных видах естественных явлений. Именно такая совокупность позитивных понятий в более или менее широких размерах должна стать отныне даже в народных массах неизменной основой всех умственных построений — одним словом, должна создать дух наших потомков.

Для того чтобы естественная философия могла завер­шить это уже достаточно подготовленное преобразование нашей интеллектуальной системы, необходимо, чтобы со­ставляющие ее различные науки представлялись всем как отдельные ветви, выходящие из одного ствола, и прежде всего были сведены к тому, что составляет их сущность, т. е. к главным методам и наиболее важным результатам. Только при таком положении вещей преподавание наук может сделаться у нас основанием новой истинно рацио­нальной системы всеобщего образования. Что к этому основному образованию должны затем присоединиться различные специальные научные занятия, в этом, оче­видно, не может быть никаких сомнений. Но главное со­ображение, на которое я хотел здесь указать, заключается в том, что все эти специальные знания, даже приобретен­ные с большим трудом, неизбежно окажутся недостаточ­ными для действительного обновления системы нашего образования, если они не будут построены на фундаменте общего предварительного образования, представляющего прямой результат позитивной философии, определенной в этой лекции.

Специальное изучение общих положений не только призвано преобразовать систему образования, но она должна также способствовать преуспеянию отдельных по­зитивных наук; это-то и составляет третье основное свой­ство, на которое я обещал указать.

Действительно, деление, которое мы устанавливаем между науками, хотя и не совсем произвольно, как неко­торые это думают, по существу, однако, искусственно. На самом деле, предмет всех наших исследований один, и мы его разделили только для того, чтобы обособить встре­чающиеся при его изучении трудности для более легкого разрешения их. Благодаря этому часто случается, что во­преки нашим классическим подразделениям некоторые

важные вопросы требуют дли своего разрешения известно­го соединения нескольких специальных точек зрения, кото­рое не может иметь места при нынешнем состоянии уче­ного мира; это обстоятельство принуждает оставлять эти вопросы неразрешенными гораздо дольше, чем это необ­ходимо. Такое неудобство должно в особенности возникать в отношении к самым существенным доктринам каждой позитивной науки в частности. Можно без труда найти весьма интересные примеры, которые я не премину при­водить по мере того, как естественное развитие этого курса будет нам их предоставлять. [...]

Наконец, четвертое и последнее основное свойство науки, названной мной позитивной философией, на кото­рое я должен указать теперь же и которое вследствие своего выдающегося практического значения должно, без сомнения, более всякого другого привлечь к ней всеоб­щее внимание, состоит в том, что позитивную философию можно рассматривать как единственное прочное основа­ние социального преобразования, долженствующего по­ложить конец критическому состоянию, в котором так долго находятся самые цивилизованные нации. Послед­няя часть этого курса будет специально посвящена уста­новлению и самому широкому развитию этого положе­ния. Но общему наброску великой картины, который я взялся представить в этой лекции, недоставало' бы од­ного из его наиболее характерных элементов, если бы я не указал здесь на это весьма существенное соображение.

Несколько самых простых размышлений будет доста­точно для оправдания того, что в таком определении мо­жет показаться слишком притязательным.

Читателям этой книги не требуется доказывать, что идеи управляют и переворачивают мир или, другими сло­вами, что весь социальный механизм покоится в конце концов на мнениях. Они хорошо знают, что великий по­литический и моральный кризис современного общества на самом деле обусловлен умственной анархией. Наша опаснейшая болезнь заключается в глубоком разногласии умов относительно всех основных правил, непоколеби­мость которых является первым условием истинного со­циального порядка. Приходится признать, что пока от­дельные умы не примкнут единодушно к некоторому числу общих идей, на основании которых можно пост­роить общую социальную доктрину, народы, несмотря ни

йа какие политические паллиативы, по необходимости останутся в революционном состоянии и будут выраба­тывать только временные учреждения. Равным образом достоверно и то, что, коль скоро это единение умов на почве общности принципов состоится, соответствующие учреждения неизбежно создадутся без всякого тяжелого потрясения, так как самый главный беспорядок рассеется благодаря одному этому факту. Именно на это и должно быть главным образом направлено внимание всех тех, кто понима'ет важное значение действительно нормального положения вещей.

* * *

Теперь с той высокой точки зрения, которой мы по­степенно достигли благодаря различным соображениям, изложенным в этой лекции, нам уже нетрудно ясно изобразить во всей его интимной глубине современное состояние обществ и установить, каким образом можно произвести в этом состоянии существенные измене­ния.

Пользуясь основным законом, провозглашенным в на­чале этой лекции, я считаю возможным точно резюмиро­вать все замечания, касающиеся современного состояния общества, сказав просто, что существующий теперь в умах беспорядок в конце концов зависит от одновремен­ного применения трех совершенно несовместимых фило­софий: теологической, метафизической и позитивной. Очевидно, что если бы одна из этих философий действи­тельно достигла полного и всеобщего главенства, то соз­дался бы определенный социальный порядок, между тем как зло состоит именно в отсутствии какой бы то ни было истинной организации. Именно это сосуществование трех противоречащих друг другу философий решительно пре­пятствует соглашению по какому бы то ни было важному вопросу. А если этот взгляд правилен, остается только узнать, какая философия по природе вещей может и должна стать преобладающей; по выяснении этого во­проса всякий разумный человек, каковы бы ни были раньше его личные воззрения, должен стараться содейст­вовать ее успеху (2, стр. 1—20).

[2. OCHÖBHblE ПРИНЦИПЫ КЛАССИФИКАЦИИ НАУК]

По отношению к каждому классу явлений надо различать два рода естественных наук: науки отвлеченные, общие, которые стремятся путем изучения всех возможных случаев к открытию законов, управляющих различными классами явлений, и науки конкретные, частные, описательные, иногда называемые соб­ственно естественными науками, которые состоят в приложении этих законов к действительной истории различных существующих тел. Первые поэтому являются основными, и ими только мы займемся в этом курсе; вторые, как бы они ни были важны сами по себе, занимают только второстепенное место и поэтому совер­шенно не должны входить в состав труда, естественные размеры которого так велики, что заставляют нас сокращать их до наи­меньшего по возможности объема.

Предыдущее деление не заключает в себе ничего неясного для людей, имеющих некоторое специальное знакомство с различ­ными позитивными науками, так как оно почти равносильно тому, которое приводится почти во всех ученых сочинениях при сравнении догматической физики с естественной историей в соб­ственном смысле слова. Впрочем, несколько примеров будет достаточно, чтобы сделать понятным это деление, значение кото­рого не было еще надлежащим образом оценено.

Прежде всего его можно очень ясно подметить при сравнении, с одной стороны, общей физиологии, а с другой — собственно зоологии и ботаники. Эти науки, очевидно, носят совершенно отличный друг от друга характер: в то время как первая изучает общие законы жизни, вторые определяют образ жизни всякого живого тела в частности; сверх того, вторые необходимо основаны на первой.

То же самое можно сказать о химии по отношению к минера­логии: первая, очевидно, представляет рациональное основание второй. В химии рассматриваются всевозможные сочетания моле­кул при всевозможных условиях; в минералогии же рассматри­ваются только те сочетания, которые образовались на земном шаре под влиянием только тех условий, которые ему свойственны. На различие точек зрения химии и минералогии, хотя обе науки и занимаются одним предметом, также указывает то, что боль­шинство рассматриваемых в химии явлений существует только искусственно; так что такие, например, тела, как хлор или калий, вследствие энергии и силы своего сродства имеют очень важное значение для химии и не представляют никакого интереса для минералогии; и обратно, такие тела, как гранит или кварц, кото­рыми особенно много занимается минералогия, представляют с хи­мической точки зрения ничтожный интерес.

Логическая необходимость такого основного различия между двумя великими отделами естественной философии становится вообще гораздо очевиднее, если принять во внимание, что изуче­ние каждой части конкретной физики не только всегда предпо­лагает предварительное изучение соответствующей части абстракт­ной физики, но требует еще знакомства с общими законами, управляющими всеми классами явлений. Так, например, специаль­ное и всестороннее изучение земли не только требует предвари­тельных познаний по химии и физике, но не может надлежащим

образом производиться без введения, с одной стороны, знаний астрономических, с другой — физиологических, так что оно свя­зано со всей системой основных наук. То же самое можно сказать относительно каждой естественной науки в собственном смысле слова.

Именно поэтому конкретная физика сделала до на­стоящего времени так мало действительных успехов, ибо к ее действительно рациональному изучению можно приступить лишь после изучения абстрактной физики и когда все главные отрасли последней приняли окончательный характер, что осу­ществилось только в наше время. До сих пор можно было только собирать более или менее разрозненный материал, который по­ныне остается очень неполным. Известные нам факты лишь тогда можно будет согласовать настолько, чтобы создать истинные специальные теории различных предметов, находящихся во Все­ленной, когда основное различие, на которое было выше указано, будет понято глубже и установлено определеннее, и когда, следо­вательно, ученые, специально занимающиеся естественными науками в собственном смысле слова, признают необходимым основывать свои исследования на глубоком знании всех главных наук, — условие, которое до сих пор исполняется далеко не удовлетворительно.

Рассмотрение этого условия ясно показывает, почему мы должны в этом курсе позитивной философии ограничить наши исследования изучением общих наук, оставляя в то же время в стороне науки описательные или частные. Нам открывается здесь новое существенное свойство изучения общих положений абстрактной физики —- именно служить рациональным основанием для действительно систематической конкретной физики. Поэтому при нынешнем состоянии человеческого разума попытка объеди­нить в одном и том же курсе оба рода наук заключала бы неко­торое противоречие. Мало того, если бы даже конкретная физика достигла степени совершенства физики абстрактной и если бы, следовательно, явилась возможность охватить ту и другую в одном курсе позитивной философии, то и тогда, очевидно, нужно было бы начать с изложения отвлеченной части, которая неиз­менно останется основанием для другой части.

Сверх того ясно, что изучение одних общих положений основных наук достаточно обширно само по себе, поэтому следует, насколько возможно, устранять из него обсуждения, не являю­щиеся безусловно необходимыми; обсуждения же, относящиеся к второстепенным наукам, что бы ни случилось, будут всегда стоять отдельно.

Философия основных наук, давая систему позитивных теорий по всем отраслям наших реальных знаний, тем самым может представить ту первую философию, которую искал Бэкон и которая, будучи предназначена служить отныне постоянной основой для всех человеческих умозрений, должна быть стара­тельно приведена к возможно простейшему выражению.

Мне нет надобности распространяться теперь более об этом предмете, к которому мне необходимо будет много раз возвра­щаться в различных частях этого курса. Предыдущее объяснение достаточно полно мотивирует, почему я ограничил общий пред­мет наших исследований данными пределами.

Итак, из всего изложенного в этой лекции мы видим: 1) что человеческая наука состоит из знаний теоретических и приклад­ных и что здесь мы должны заняться исключительно первыми; 2) что теоретические знания или науки в собственном смысле слова делятся на общие и частные науки и что здесь мы должны рассматривать только науки общие и ограничиться абстрактной физикой, невзирая на интерес, который могла бы представить для нас конкретная физика.

Определив, таким образом, точно действительный объем этого курса, мы теперь легко можем приступить к составлению вполне рациональной и удовлетворительной классификации основных наук, что и является энциклопедическим вопросом, составляющим главный предмет этой лекции (2, стр. 28—30).

ОБЩИЙ ОБЗОР ПОЗИТИВИЗМА

[1. ЦЕЛЬ ФИЛОСОФИИ — СИСТЕМАТИЗАЦИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖИЗНИ]

Истинная философия ставит себе задачей по возможности привести в стройную систему все человеческое личное и в осо­бенности коллективное существование, рассматривая одновре­менно все три класса характеризующих его явлений, именно мысли, чувства и действия. Со всех этих точек зрения основная эволюция человечества представляется необходимо самопроизволь­ной, и только точная оценка ее естественного хода единственно может дать нам общий фундамент для мудрого вмешательства.

Однако систематические видоизменения, которые мы можем ввести в эту эволюцию, имеют тем не менее чрезвычайную важ­ность, так как они в состоянии значительно уменьшить частич­ные уклонения, гибельные замедления' и резкую несогласован­ность, могущие иметь место при столь сложном движении, когда оно всецело предоставлено самому себе. Беспрерывное осуществле­ние этого необходимого вмешательства составляет главную задачу политики. Но правильное представление о нем может дать только философия, которая постоянно совершенствует его общее опре­деление.

Для выполнения этого своего основного и общего назначения философия должна заботиться о согласовании всех частей чело­веческого существования, чтобы привести его теоретическое поня­тие к полному единству. Это единство может быть действительным лишь постольку, поскольку оно точно представляет совокупность естественных отношений; таким образом, тщательное изучение последних становится предварительным условием этого по­строения.

Если бы философия пыталась влиять на действительную жизнь не посредством этой систематизации, а каким-либо иным путем, она несправедливо присвоила бы себе существенную роль политики, являющейся единственной законной руководительницей всей практики эволюции.

Эти две главные функции великого организма — постоянное связывание и нормальное разделение — одновременно направляют систематическую мораль, которая, естественно, является харак-

терным применением философии и общим путеводителем поли» тики. Я впоследствии объясню, каким образом самопроизвольная мораль, т. е, совокупность вдохновляющих ее чувств, должна всегда господствовать в исследованиях философии и в предприя­тиях политики, как я это уже указал в своем основном труде («Курсе позитивной философии»).

Эта общая систематизация, характеризующая социальную функцию философии, может быть действительной и прочной лишь в том случае, когда она охватывает все три области человеческой деятельности: мышление, чувство и действие. Ввиду естественных отношений, тесно связывающих между собой эти три рода явле­ний, всякая частичная систематизация неизбежно оказалась бы бессмысленной и недостаточной. Поэтому только в настоящее время философия, достигнув, наконец, позитивного состояния, может с надлежащей полнотой достойно выполнить свое основное назначение (2, стр. 54—55).

[2. ПОЗИТИВИЗМ ПРОТИВ МАТЕРИАЛИЗМА И АТЕИЗМА]

Охарактеризовав достаточно общий дух позитивизма, я дол­жен теперь дать по этому предмету несколько дополнительных разъяснений, предназначенных частью для предупреждения, частью для исправления грубых ошибок, которые встречаются слишком часто и слишком опасны, чтобы я мог обходить их мол­чанием; но я отнюдь не намереваюсь возражать на недобросовест­ные нападки.