Студопедія
рос | укр

Головна сторінка Випадкова сторінка


КАТЕГОРІЇ:

АвтомобіліБіологіяБудівництвоВідпочинок і туризмГеографіяДім і садЕкологіяЕкономікаЕлектронікаІноземні мовиІнформатикаІншеІсторіяКультураЛітератураМатематикаМедицинаМеталлургіяМеханікаОсвітаОхорона праціПедагогікаПолітикаПравоПсихологіяРелігіяСоціологіяСпортФізикаФілософіяФінансиХімія






СИЛИ РІЗАННЯ ПРИ ТОЧІННІ


Дата добавления: 2015-10-15; просмотров: 557



Точнее, следовало бы сказать, что каждая группировка, бу­дучи внутренней для индивида, есть система операций, а ко­операция образует систему операций, осуществляемых сооб­ща, то есть систему операций в собственном смысле слова.

Однако отсюда еще не следует, что законы группировки определяют одновременно как законы кооперации, так и за­коны индивидуальной мысли. Они составляют, как мы уже говорили, всего лишь законы равновесия и выражают просто ту частную форму равновесия, которая реализуется при двух условиях: во-первых, когда общество уже не деформирует индивида своим принуждением, а воодушевляет и поддержи­вает свободное функционирование его психической деятель­ности; во-вторых, когда такое свободное функционирование мысли каждого индивида, в свою очередь, уже не деформи­рует ни мысли других индивидов, ни вещи, а базируется на совокупности между различными деятельностями. В соответ­ствии с этим определением, такая форма равновесия не может рассматриваться ни как результат одной лишь индивидуаль­ной мыслительной деятельности, ни как исключительно соци­альный продукт: внутренняя операциональная деятельность и внешняя кооперация являются, в самом точном смысле сло­ва, двумя дополняющими аспектами одного и того же целого, ибо равновесие одного зависит от равновесия другого. Более того, поскольку в реальной действительности равновесие никогда не достигается полностью, мы вынуждены рассмат­ривать определенную идеальную форму, которую бы оно при­няло, если бы было реализовано, и именно это идеальное рав­новесие аксиоматически описывает логика. Логик оперирует, таким образом, в области идеального (в противоположность реальному) и имеет на это право, потому что равновесие, кото­рое он изучает, никогда не может быть полностью реализовано; напротив, новые эффективные построения делают его дости­жение все более и более отдаленным. Что же касается социо­логов и психологов, то когда они исследуют, каким образом фактически осуществляется это уравновешивание, им не оста­ется ничего другого, как прибегать к помощи друг друга.

 

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Ритмы, регуляции и “группировки”

 

Интеллект в целом появляется как структурирование, при­дающее определенные формы обменам (взаимодействиям) между одним или несколькими субъектами и окружающими объектами, находящимися близко от субъектов или распо­ложенными весьма далеко. Специфика интеллекта зависит, по существу, от природы “форм”, которые он конструирует.

Сама жизнь, как говорил Браше, уже является творцом “форм”. (С этой точки зрения схемы ассимиляции, направляющие развитие интел­лекта, можно сравнитьс “организаторами”, действующими в эмбриональ­ном развитии.) Конечно, эти биологические “формы” есть “формы” организма — каждого из его органов и материального обмена со средой. Но с появлением инстинкта анатомо-физиологические формы дополняются функциональными обменами, то есть “формами” поведения. Действительно, инстинкт — это не что иное, как функциональное продолжение структуры ор­ганов: клюв дятла продолжается в ударном инстинкте, лапа, способная рыть, — в роющем инстинкте и т. д. Инстинкт — это логика органов, и именно поэтому он способен достигать таких “форм” поведения, осуществление которых в операциональном плане в собственном смысле предполагало бы (при всей кажу­щейся аналогичности соответствующих форм) наличие, как правило, исключительно высокоразвитого интеллекта (в каче­стве примера можно привести поиск объекта, расположенного за пределами поля восприятия и на различных расстояниях).

Навык и восприятие образуют уже другие “формы” (на этом настаивала гештальт-теория, выявлявшая законы их орга­низации). Следующий тип “форм” дает нам интуитивное мы­шление. Что касается операционального интеллекта, то он, как мы это неоднократно видели, характеризуется мобильными и обратимыми “формами”, образующими “группы” и “груп­пировки”.

Если мы хотим добавить к рассмотренным вначале (гл.1) биологическим соображениям то, чему научил нас анализ интеллекта, речь должна идти, по существу, о том, чтобы, под­водя итоги, определить место операциональных структур в об­щем ряду всех возможных “форм”. Операциональный акт по своему содержанию может быть очень сходным с интуитив­ным, сенсо-моторным или перцептивным и даже инстинктив­ным актом; так, геометрическая фигура может появиться в результате логического построения, дооперациональной интуиции, восприятия, автоматизированного навыка и даже строительного инстинкта. Следовательно, разница между различными уровнями — не в содержании акта (то есть до не­которой степени не в материализованной “форме”, выражающей его результат) (Следует отметить, что именно на этой внешней форме и настаивает обыч­но “теория формы”, что приводит ее сторонников к пренебрежению гене­тической конструкцией.), эта разница — в “форме” самого акта и в его развивающейся организации. В случае рефлексивно­го интеллекта, достигшего своего равновесия, эта “форма” со­стоит в определенной “группировке” операций. В случаях, за­нимающих промежуточное положение между восприятием и интуитивным мышлением, “форма” поведения выступает как “форма” регулирования, более медленного или, наоборот, более быстрого, иногда даже почти мгновенного, но всегда именно как “регуляция”. И наконец, в случае инстинктивно­го поведения или рефлекса речь идет о принявшей относи­тельно законченный вид и неподвижной установке, выступаю­щей как единое целое и реализуемой через периодические повторения или “ритмы”. Таким образом, в развитии интел­лекта имеет место следующая последовательность основных структур или “форм”: ритмы, регуляции, группировки.

Органические или инстинктивные потребности, лежащие в основе мобильности элементарных “форм” поведения, дей­ствительно являются периодическими и подчиняются, следо­вательно, структуре ритма: голод, жара, половое влечение и т. д. Что касается рефлекторных установок, обеспечивающих удовлетворение этих потребностей и образующих особую подсистему психической жизни, то в настоящее время нам достаточно хорошо известно, что они составляют целостные системы и отнюдь не вытекают из сложения элементарных реакций; передвижение двуногого и особенно четвероногого (организация которого свидетельствует, согласно Грэхему Брауну, о ритме целого, господствующего на дифференциро­ванными рефлексами и даже предшествующего им), такие сложные рефлексы, как рефлекс сосания у новорожденного, и т. д. вплоть до импульсивных движений, характеризующих поведение грудного младенца, — все эти системы представля­ют собой функционирование, ритмическая форма которого совершенно очевидна. Аналогичным образом и инстинктивные поведения животного, нередко поразительно специализиро­ванные, состоят из совершенно определенной последователь­ности движений, которые создают некоторый ритм, ибо повто­ряются периодически через постоянные промежутки времени. Таким образом, ритм характеризует виды функционирования, находящиеся на стыке органической и психической жизни, и это настолько неоспоримо, что даже в области элементарных восприятий или ощущений различие в степени восприимчиво­сти делает совершенно очевидным наличие примитивных рит­мов, полностью ускользающих от сознания субъекта; точно так же ритм лежит и в основе всякого движения, включая дви­жения, в которые в качестве составной части входит мотор­ный навык.

Итак, ритм представляет собой структуру, которую нельзя не учитывать при определении места интеллекта в общем ряду живых “форм”, ибо способ образования последовательной цепи, который предполагается ритмом, в элементарном виде предвещает то, что позднее выступит как собственно обрати­мость, свойственная высшим операциям. Независимо от того, рассматриваем ли мы особые рефлекторные подкрепления и торможения или вообще последовательность движений, ориентированных попеременно во взаимно-противоположных направлениях, схема ритма всегда так или иначе требует чере­дования двух антагонистических процессов, один из которых функционирует в направлении А > В, а другой — в обратном направлении: В > А. Правда, процессы, ориентированные во взаимно-противоположных направлениях, имеют место и в системе перцептивных и интуитивных регуляций, а также в регуляциях, которые релятивны по отношению к движениям, координируемым на основе опыта; однако во всех этих случаях такие процессы следуют друг за другом без характерной для ритма последовательности (регулярности) и лишь в соответ­ствии с “перемещениями равновесия”, вызываемыми новой внешней ситуацией. Антагонистические же движения, прису­щие ритму, напротив, регулируются самой внутренней (и на­следственной) установкой и представляют, следовательно, значительно менее гибкую и внутренне жестко связанную целостную систему регулярности. Еще более значительна разница между ритмом и свойственными интеллектуальной обратимости обратными операциями, которые являются пред­намеренными и связаны с весьма мобильными операциями “группировки”.

Наследственный ритм обеспечивает, таким образом, опре­деленное сохранение форм поведения, которое совершенно не исключает ни их сложности, ни даже относительной гиб­кости (негибкость инстинктов обычно преувеличивается). Но в той мере, в какой мы имеем дело с врожденными уста­новками, это сохранение периодических схем свидетельству­ет о систематическом отсутствии аккомодации субъекта к воз­можным модификациям внешней ситуации.

И напротив, по мере накопления опыта аккомодация диф­ференцируется, а элементарные ритмы в той же самой мере интегрируются более широкими системами, уже более не ха­рактеризующимися регулярной периодичностью. Вот здесь-то и появляется вторая общая структура, продолжающая ритми­ку начального периода и выступающая в форме регуляций (Мы говорим здесь, естественно, о структурных регуляциях, а не о тех энер­гетических регуляциях, которые, согласно П. Жане и др., характеризуют аффективную жизнь ребенка на тех же самых уровнях его развития.); именно с регуляциями мы сталкивались, начиная с восприятия и кончая дооперациональными интуициями. Восприятие, на­пример, всегда представляет собой целостную систему отноше­ний и с этой точки зрения может рассматриваться как мгновен­ная форма равновесия множества элементарных сенсорных ритмов, различными способами объединенных между собой или включенных друг в друга. Эта система стремится к само­сохранению в качестве целостной системы до тех пор, пока остаются неизменными внешние данные, но как только они изменяются, аккомодация к новым данным влечет за собой “пе­ремещение равновесия”. Однако такие перемещения не могут быть безграничными, и равновесие, устанавливаемое на основе ассимиляции прошлых перцептивных схем, свидетельствует о тенденции воздействовать в направлении, обратном внеш­ней модификации (например, иллюзия Дельбефа). Это и есть регуляция, то есть включение в структуру поведения антагонистических процессов, сравнимых с теми, которые уже проявля­лись в периодических движениях, но разворачивающихся теперь на высшей ступени, намного более сложной и широ­кой, и не связанных с обязательной периодичностью.

Структуру, для которой свойственны регуляции, отнюдь нельзя считать специфической только для восприятия.Она в такой же мере обнаруживается и в “корректировках”, харак­терных для развития моторики. Системы такого рода присущи вообще всему сенсо-моторному развитию, вплоть до различ­ных уровней сенсо-моторного интеллекта. Есть только один случай, занимающий привилегированное положение, — случай перемещений в собственном смысле слова с возвратами и от­клонениями, когда система имеет тенденцию к достижению обратимости и тем самым предвещает появление группировки (хотя и с ограничениями, о которых уже шла речь). В общем же случае, ввиду отсутствия полного урегулирования между асси­миляцией и аккомодацией, регуляция никогда не достигает пол­ной обратимости, хотя она, несомненно, уменьшает и корректирует противодействующие индивиду изменения и действует в направлении, обратном предыдущим трансформациям.

Если, в частности, иметь в виду складывающееся мышле­ние, то можно сказать, что интуитивные центрации и эго­центризм, свойственные последовательно конструируемым отношениям этого периода, способствуют сохранению не­обратимости мышления, как это было показано при анализе несохранений (гл. 5). Следовательно, интуитивные трансформации “компенсируются” только действием регуляций, мало-помалу приводящих интеллектуальные ассимиляцию и аккомодацию в состояние гармонии и обеспечивающих ас­симиляции и аккомодации функцию регулятора неоперацио­нального мышления в процессе внутренних движений, ощу­пью ведущих к построению представления.

Итак, нетрудно увидеть, что регуляции (различные типы которых последовательно располагаются от восприятий и эле­ментарных навыков вплоть до появления операций) развива­ются с достаточной непрерывностью из начальных “ритмов”. Здесь следует напомнить, что те первые приобретения, кото­рые непосредственно сменяют собой функционирование на­следственных установок, еще имеют форму ритма: “круговые реакции”, лежащие в исходной точке активно приобретенных навыков, состоят в повторениях с хорошо выраженной перио­дичностью. Еще одним свидетельством наличия постоянных колебаний вокруг определенной точки равновесия являются перцептивные измерения, относимые к величинам или слож­ным формам (а не только к абсолютной чувствительности). С другой стороны, можно предположить, что составляющие типа тех, которые определяют чередующиеся в антагонистиче­ские фазы, свойственные ритму (А > В и В > А), вновь встреча­ются в целостной системе, способной к регуляциям, но в этом случае они выступают одновременно и в состоянии мгновен­ного равновесия, а не функционируют последовательно друг за другом. Именно поэтому при нарушении равновесия имеет место “перемещение равновесия” и появление тенденции про­тивостоять внешним модификациям, то есть “ослабить” воз­никшие изменения (как Ле Шателье). Теперь нетрудно понять, что когда составляющие действия образуют статические целостные системы, то движения, ориентированные в обратных но отношению друг к другу направлениях (их чередование определяют различные и последовательные фазы ритма), син­хронизируются и выражают элементы равновесия системы. При внешних модификациях равновесие перемещается пу­тем перенесения центра тяжести на одну из действующих тен­денций, но такое перенесение рано или поздно ограничивается вмешательством противоположной тенденции: именно такая инверсия направления и характеризует регуляцию.

В свете сказанного становится совершенно понятной при­рода обратимости, свойственная операциональному интел­лекту, и способ, каким обратные операции “группировки” вытекают из регуляций не только интуитивных, но также из сенсо-моторных и перцептивных. Рефлекторные ритмы, как таковые, не обратимы, а всегда ориентированы в каком-то одном определенном направлении. Осуществить движение (или комплекс движений), остановиться и вернуться в исход­ную точку, для того, чтобы, повторить движение в том же на­правлении, — таковы последовательные фазы ритма. И хотя фаза возврата (или антагонистическая фаза) является обрат­ной по отношению к начальному движению, в этом случае речь идет не о втором действии, имеющем то же самое значе­ние, что и на первой позитивной фазе, а лишь о возобновле­нии движения, ориентированного в том же самом направле­нии. Тем не менее антагонистическая фаза ритма является исходной точкой регуляции и даже обратных операций ин­теллекта. Поэтому каждый ритм можно, по сути дела, рас­сматривать как систему, образованную рядом чередующихся и объединенных в единую целостность регуляций. Что же ка­сается регуляции, выступающей как продукт целостного ритма, когда составляющие системы действуют одновремен­но, то она характерна для тех форм поведения, которые еще не стали обратимыми, но у которых вместе с тем степень обра­тимости значительно выросла по сравнению с предшествую­щими формами. Уже в сфере восприятия инверсия иллюзии предполагает, что прямое отношение (например, сходство) превосходит обратное (различие), когда это последнее возра­стает выше определенной точки, и наоборот. В сфере интуитив­ного мышления положение вещей еще очевиднее: отношение, не принимаемое в расчет в результате центрации внимания, направленной на другое отношение, в свою очередь, одержи­вает верх над этим последним, когда ошибка переходит опре­деленные границы. Децентрация — источник регуляции — находит завершение в этом случае в интуитивном эквивален­те обратных операций. В частности, это имеет место, когда репрезентативные антиципации и восстановления в памяти увеличивают широту регуляции и делают ее почти мгновен­ной; это в возрастающем масштабе выступает на уровне “со­члененных интуиции” (гл. 5). Следовательно, достаточно ре­гуляции дойти до уровня полных компенсаций (к чему как раз и стремятся “сочлененные интуиции”), чтобы благодаря самому этому факту появилась операция; в самом деле, опе­рации представляют собой не что иное, как систему транс­формаций, скоординированных и ставших обратимыми вне зависимости от их конкретных комбинаций.

Таким образом, мы можем все конкретнее и точнее рас­сматривать операциональные группировки интеллекта как “форму” конечного равновесия, к которому стремятся в процессе своего развития сенсо-моторные и репрезентативные функции. Такая концепция позволяет понять глубокое функ­циональное единство психической эволюции, не затушевывая при этом различий в природе различных структур, свойствен­ных последовательным этапам этой эволюции. Как только достигнута полная обратимость (то есть достигнут предел непрерывного процесса, где, однако, свойства данного состоя­ния весьма отличны от свойств предшествующих фаз, ибо только на этом этапе наступает равновесие), ранее негибкие элементы приобретают способность к мобильной композиции, которая как раз и обеспечивает их стабильность, поскольку аккомодация к опыту — вне зависимости от характера выпол­няемых в этом случае операций — находится тогда в посто­янном равновесии с ассимиляцией, возведенной самим этим фактом в ранг необходимой дедукции.

Ритм, регуляция и “группировка” образуют, таким обра­зом, три фазы эволюционирующего механизма, связывающе­го интеллект с морфогенетическими свойствами самой жиз­ни и дающего ему возможность осуществлять специфические адаптации, одновременно безграничные и уравновешенные между собой, которые в органическом плане были бы невоз­можны.

 

 

БИБЛИОГРАФИЯ

ГЛАВА 1

BUHLER К. Die Krise der Psychologie. - Jena, Fischer, 2-е ed., 1929. CLAPAREDE ED. La psychologie de 1'intelligence. - "Scientia", 1917, vol. 22, p. 253-268.

KOHLERW. Gestalt Psychology. - New York. Liveright, 1929. LEWIN K. Principles of Topological Psychology. — London, Mac-Graw-Hill, 1935.

MONTPELLIER G. Conduites intelligentes et psychisme chez 1'animal et chez 1'homme. — Louvain et Paris, Vrin, 1946.

 

ГЛАВА 2

BINET A. Etude experimentale de 1'intelligence. — Paris, Schleicfaer, 1903.

BU RLO U D A. La pensee d 'apres les recherches experimentales de Watte, de Messe et de Buhler. — Paris, Alcan, 1927. DELACROIX H. La psychologie de la raison. "Traite de psychologie" de Dumas, 2-е ed. Paris, Alcan, 1936, vol. 1, p. 198-305. '

LINDWORSKY I. Das SchuBfolgende Denken. - Fribourg-en-Brisgan, 1916.

PIAGET J. Classes, relations et nombres. Essai sur les groupements de la logistique et la reversibilite de la pensee. — Paris, Vrin, 1942.

SELZ 0. Zur Psychologie des produktiven Denkens und des Irrtums. — Bonn,1922.

 

ГЛАВА 3

DUNCKER К. Zur Psychologie des produktiven Denkens, - Berlin, 1935.

GUILLAUMEP.Lapsychologiedelaforme. — Paris, Flammarion, 1937. KOHLER W. L'intelligence des singes superieures. — Paris, Alcan, 1928. PIAGET J. et LAMBERCIER M. Recherches sur Ie developpement des perceptions, I-VIII. — "Archives de psychologie", Geneve, 1943-1946.

WERTHEIMER M. Uber SchluBprozessen im produktiven Denken. -Berlin, 1920.

 

ГЛАВА 4

CLAPAREDE ED. La genese de 1'hypthese. - "Archives de psychologie", Geneve, 1934.

GUILLAUME P. La formation des habitudes. - Paris, Alcan, 1936. HULL C. Principles of Behavior. - New York, Appleton, 1943. KRECHEVSKI I. The Docile Nature of Hypotheses. - "Journal of Сотр.Psychologie", 1933, vol. 15, pp. 425-433. PIAGET J. La naissance de 1'intelligence chez1'enfant. — Neuchatel, Delachaux et Niestle, 1936.

PIAGET J La construction du reel chez 1'enfant. — Ibidem, 1937. SPEARMAN CH. The Nature of Intelligence. - London. 1923. THORNDIKE E. L. The Fundamentals of Learning. - New York, 1932. TOLMAN E. C. A Behavioristic Theory of Ideas. — " Psychological Review", 1926, vol. 3, pp. 352-369.

 

ГЛАВА 5 И 6

BUHLER CH. Kindheit undJugend. - Leipzig, Hirzel, 1931. BUHLERK.DiegeistigeEntwicklungdesKindes. —Jena,Fischer, 1918. INHELDER B. Le diagnostic du raisonnement chez les debiles mentaux. — Neuchatel, Delachaux et Niestle, 1944.

JANET P. L'intelligence avant le langage. — Paris, Flammarion, 1935. JANET P. Les debuts de 1'intelligence. - Ibidem, 1936. PIAGET J. La formation du symbole chez 1'enfant. — Neuchatel, Dela­chaux et Niestle, 1945. PIAGET J. Les notions de mouvement et de vitesse chez 1'enfant. — Paris, PUF, 1946. PIAGET J. et SZEMINSKA A. La genese du nombre chez 1'enfant. - Neuchatel, Delachaux et Niestle, 1941. PIAGET J. et INHELDER B. Le developpment des quantiteschez 1'enfant. - Ibidem, 1941.

REY A. L'intelligence pratique chez 1'enfant. — Paris, Alcan, 1935. WALLON H. De 1'acte a la репьее. - Paris, Flammarion, 1942. WALLON H. L'origine de la pensee chez 1'enfant. - Paris, PUF, 1945.

 

ЗАПАДНО-СИБИРСКИЙ ФИЛИАЛ


<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
ТЕПЛОВІ ЯВИЩА В ПРОЦЕСІ ОБРОБКИ РІЗАННЯМ | КІРОВОГРАДСЬКИЙ НАЦІОНАЛЬНИЙ ТЕХНІЧНИЙ УНІВЕРСИТЕТ
1 | <== 2 ==> |
Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.206 сек.) російська версія | українська версія

Генерация страницы за: 0.206 сек.
Поможем в написании
> Курсовые, контрольные, дипломные и другие работы со скидкой до 25%
3 569 лучших специалисов, готовы оказать помощь 24/7