Королева тьмы
Прошел год после смерти короля Карла IX и восшествия на престол его преемника. Король Генрих III, благополучно царствовавший милостью Божией и своей матери Екатерины, принял участие в пышной процессии к Клерийской Божьей Матери. Он шел пешком вместе с королевой – своей женой и со своим двором. Генрих III мог разрешить себе это приятное времяпрепровождение: серьезные заботы не беспокоили его в ту пору. Король Наваррский жил в Наварре, куда он так долго стремился, и, по слухам, был сильно увлечен красивой девушкой из рода Монморанси, которую звал Могильщицей. Маргарита была с ним, печальная и мрачная, и только среди красивых гор, она хотя и не развлеклась, но все же почувствовала, что самые тяжкие страдания в нашей жизни, причиняемые разлукой с близкими или же их кончиной, терзают ее не с прежней силой. Париж был спокоен. Королева-мать, истинная регентша с тех пор, как ее дорогой сын Генрих стал королем, жила то в Лувре, то во дворце Суасон, который стоял тогда на том самом месте, где теперь находится Хлебный рынок – от него уцелела изящная колонна, ее можно видеть и сегодня. Однажды вечером она усиленно занималась изучением созвездий вместе с Рене, о предательских проделках которого она не знала и который снова вошел к ней в милость за ложные показания, которые он так кстати дал в деле Коконнаса и Ла Моля. В это самое время ей сказали, что какой-то мужчина, желающий сообщить ей крайне важное известие, ждет ее в молельне. Екатерина поспешно спустилась к себе в молельню и увидела там Морвеля. – Он здесь! – воскликнул отставной командир петардщиков, вопреки правилам придворного этикета не дав Екатерине времени обратиться к нему первой. – Кто – «он»? – осведомилась Екатерина. – Кто же еще, ваше величество, как не король Наваррский? – Здесь? – сказала Екатерина. – Здесь… он… Генрих… зачем этот безумец здесь? – Якобы он приехал повидаться с госпожой де Сов, только и всего. Но по всей вероятности, он приехал, чтобы составить заговор против короля. – А почем вы знаете, что он здесь? – Вчера я видел, как он входил в один дом, а минуту спустя туда же вошла госпожа де Сов. – Вы уверены, что это он? – Я ждал, пока он выйдет, и на это ушла часть ночи. В три часа утра влюбленные вышли оттуда. Король проводил госпожу де Сов до самой пропускной калитки Лувра. Благодаря – привратнику, несомненно подкупленному, она вернулась домой без всяких затруднений, а король, напевая песенку, пошел обратно, да так свободно, словно он был у себя в горах. – Куда же он пошел? – На улицу Арбр-сек, в гостиницу «Путеводная звезда», к тому самому трактирщику, у которого жили два колдуна, казненные в прошлом году по приказанию вашего величества. – Почему же вы не пришли сказать об этом мне сейчас же? – Потому, что я не был вполне в этом уверен. – А теперь? – Теперь уверен. – Ты видел его? – Как нельзя лучше. Я сел в засаду напротив, у одного виноторговца. Сперва я увидал его, когда он входил в тот же дом, что и накануне, а потом, так как госпожа де Сов запоздала, он имел неосторожность прижаться лицом к оконному стеклу во втором этаже, и на этот раз у меня не осталось никаких сомнений. Кроме того, минуту спустя к нему снова пришла госпожа де Сов, – Так ты думаешь, они, как и прошлой ночью, пробудут там до трех часов утра? – Вполне возможно. – А где этот дом? – Близ Круа-де-Пти-Шан, недалеко от улицы Сент-Оноре. – Хорошо, – сказала Екатерина. – Господин де Сов знает ваш почерк? – Нет. – Садитесь и пишите. Морвель сел и взял перо. – Я готов, ваше величество, – сказал он. Екатерина продиктовала: «Пока барон де Сов находится на службе в Лувре, баронесса с одним франтом из числа его друзей пребывает в доме близ Круа-де-Пти-Шан, недалеко от улицы Сент-Оноре; барон де Сов узнает этот дом по красному кресту, который будет начерчен на его стене». – И что же? – спросил Морвель. – Снимите копию с этого письма, – ответила Екатерина. Морвель беспрекословно повиновался. – А теперь, – сказала Екатерина, – отдайте эти письма какому-нибудь сообразительному человеку: пусть одно из них он отдаст барону де Сов, а другое обронит в Луврских коридорах. – Не понимаю, – сказал Морвель. -Екатерина пожала плечами. – Вы не понимаете, что, получив такое письмо, муж рассердится? – По-моему, ваше величество, во времена короля Наваррского он не сердился! – То, что сходит с рук королю, может не сойти с рук простому кавалеру. А кроме того, если не рассердится он, то за него рассердитесь вы. – Я? – Конечно! Вы возьмете с собой четверых, если надо – шестерых человек, наденете маски, вышибете дверь, как будто вас послал барон, захватите влюбленных в разгар свидания и нанесете удар именем короля. А наутро записка, затерянная в одном из Луврских коридоров, и найденное какой-нибудь доброй душой письмо засвидетельствуют, что это была месть мужа. Только по воле случая поклонником оказался король Наваррский. Но кто же мог это предвидеть, если все думали, что он в По? Морвель с восхищением посмотрел на Екатерину, поклонился и вышел. В то время как Морвель выходил из дворца Суасон, г-жа де Сов входила в домик у Круа-де-Пти-Шан. Генрих ждал ее у приоткрытой двери. Увидев ее на лестнице, он спросил: – За вами не следили? – Нет, нет, – отвечала Шарлотта. – Разве что случайно… – А за мной, по-моему, следили, – сказал Генрих, – и не только прошлой ночью, но и сегодня вечером. – О Господи! – сказала Шарлотта. – Вы пугаете меня, государь. Если то, что вы вспомнили о вашей прежней подруге, принесет вам несчастье, я буду безутешна. – Не беспокойтесь, душенька, – возразил Беарнец, – в темноте нас охраняют три шпаги. – Три? Этого слишком мало, государь. – Вполне достаточно, если эти шпаги зовутся де Муи, Сокур и Бартельми. – Так де Муи приехал в Париж вместе с вами? – Разумеется. – Неужели он осмелился вернуться в столицу? Значит, и у него есть несчастная женщина, которая от него без ума? – Нет, но у него есть враг, которого, он поклялся убить. Только ненависть, дорогая, заставляет нас делать столько же глупостей, сколько любовь. – Спасибо, государь. – Я говорю не о тех глупостях, которые я делаю сейчас, я говорю о глупостях былых и будущих, – сказал Генрих. – Но не будем спорить: мы не можем терять время. – Вы все-таки решили уехать? – Сегодня ночью. – Вы, значит, покончили с делами, ради которых вы приехали в Париж? – Я приезжал только ради вас. – Гасконский обманщик! – Я говорю правду, моя бесценная! Но оставим воспоминания о прошлом: мне остается два-три часа счастья, а затем – вечная разлука. – Ах, государь! Нет ничего вечного, кроме моей любви! Генрих, который только что сказал, что у него нет времени на споры, спорить не стал, а поверил ей или же, будучи скептиком, сделал вид, что верит. А тем временем, как сказал король Наваррский, де Муи и два его товарища прятались по соседству с этим домиком. Было условленно, что Генрих выйдет из домика не в три часа, а в полночь, что они, как вчера, проводят госпожу де Сов до Лувра и что оттуда они отправятся на улицу Серизе, где живет Морвель. Де Муи только сегодня днем получил точные сведения о доме, где жил его враг. Все трое были на своем посту уже около часа и вдруг заметили человека, за ним на расстоянии в несколько шагов шли пятеро. Подойдя к дверям домика, он начал подбирать ключ. Де Муи, прятавшийся в нише соседнего дома, одним прыжком подскочил из своего укрытия к этому человеку и схватил его за руку. – Одну минуту, – сказал он, – вход воспрещен! Человек отскочил, и от скачка с него свалилась шляпа. – Де Муи де Сен-Фаль! – воскликнул он. – Морвель! – крикнул гугенот, поднимая шпагу, – Я искал тебя, а ты сам пришел ко мне? Спасибо! Однако гнев не заставил его забыть о Генрихе и, повернувшись к окну, он свистнул, как свистят беарнские пастухи. – Этого довольно, – сказал он Сокуру. – Ну, а теперь подходи, убийца! Подходи! И он бросился на Морвеля. Морвель успел вытащить из-за пояса пистолет. – Ага! На этот раз ты, кажется, погиб, – прицеливаясь в молодого человека, сказал Истребитель короля. Он выстрелил, но де Муи отскочил вправо, и пуля пролетела мимо. – А теперь моя очередь! – крикнул молодой человек и нанес Морвелю такой стремительный удар шпагой, что, хотя удар пришелся в кожаный пояс, отточенное острие пробило его и вонзилось в тело. Истребитель короля испустил дикий крик, выражавший такую страшную боль, что сопровождавшие его стражники решили, что он ранен смертельно, и в страхе бросились бежать по направлению к улице Сент-Оноре. Морвель был не из храбрецов Увидев, что стражники бросили его, а перед ним такой противник, как де Муи, он тоже решил спастись бегством и с криком: «Помогите!» побежал в том же направлении, что и стражники, Де Муи, Сокур и Бартельми бросились за ними. Когда они вбегали на улицу Гренель, на которую они свернули, чтобы перерезать путь врагам, одно из окон распахнулось, и какой-то человек спрыгнул со второго этажа на землю, только что смоченную дождем. Это был Генрих. Свист де Муи предупредил его об опасности, а пистолетный выстрел показал, что опасность серьезна, и увлек его на помощь друзьям. Пылкий и сильный, он бросился по их следам с обнаженной шпагой в руке. Генрих бежал на крик, доносившийся от Заставы Сержантов. Это кричал Морвель – чувствуя, что де Муи настигает его, он снова стал звать на помощь своих людей, гонимых страхом. Ему оставалось только или обернуться, или получить удар в спину. Морвель обернулся, встретил клинок своего врага и почти в тот же миг нанес такой ловкий удар, что Проколол ему перевязь. Но де Муи тотчас дал ему отпор. Шпага еще раз вонзилась в то место, куда Морвель уже был ранен, и кровь хлынула из двойной раны двойной струей. – Попал! – подбегая, крикнул Генрих. – Улю-лю! Улю-лю, де Муи! Де Муи в подбадривании не нуждался. Он снова атаковал Морвеля, но тот не стал ждать его. Зажав рану левой рукой, он бросился бежать со всех ног. – Бей скорее! Бей! – кричал король. – Вон его солдаты остановились, да эти отчаянные трусы – пустяк для храбрецов! У Морвеля разрывались легкие, он дышал со свистом, каждый его вздох вырывался вместе с кровавой пеной. И вдруг он упал, сразу потеряв все силы, но тотчас приподнялся и, повернувшись на одном колене, наставил острие своей шпаги на де Муи. – Друзья! Друзья! – кричал Морвель. – Их только двое! Стреляйте, стреляйте в них! Сокур и Бартельми заблудились, преследуя двух стражников, бежавших по улице Де-Пули, так что король и де Муи оказались вдвоем против четверых. – Стреляй! – продолжал вопить Морвель, видя, что один из солдат взял на изготовку свой мушкет. – Пускай стреляет, но прежде умри, предатель! Умри, жалкий трус! Умри, проклятый убийца! – кричал де Муи. Отведя левой рукой шпагу Морвеля, он правой всадил свою шпагу сверху вниз в грудь врага, да с такой силой, что пригвоздил его к земле. – Берегись! Берегись! – крикнул Генрих. Де Муи отскочил, оставив шпагу в груди Морвеля: один из солдат уже прицелился и готов был выстрелить в него в упор. В то же мгновение Генрих проткнул солдата шпагой – тот испустил крик и упал рядом с Морвелем. Два других солдата бросились бежать. – Идем, идем, де Муи! – крикнул Генрих. – Нельзя терять ни минуты: если нас узнают, нам конец! – Подождите, государь! Неужели вы думаете, что я оставлю свою шпагу в теле этого жалкого труса? Он подошел к Морвелю, лежавшему, казалось, без движения, но в тот момент, когда де Муи взялся за рукоять шпаги, оставшейся в груди Морвеля, тот приподнялся, схватил мушкет и выстрелил в грудь де Муи. Молодой человек упал даже не вскрикнув: он был убит наповал. Генрих бросился на Морвеля, но Морвель тоже упал, и шпага Генриха пронзила труп. Надо было бежать: шум привлек множество людей, мог прийти сюда и ночной дозор. Генрих искал среди привлеченных шумом любопытных какое-нибудь знакомое лицо и внезапно вскрикнул от радости. Он узнал Ла Юрьера. Вся эта сцена происходила у подножия Трагуарского креста, то есть напротив улицы Арбр-сек, и наш старый знакомый, мрачный от природы и вдобавок до глубины души опечаленный казнью Ла Моля и Коконнаса, своих любимых посетителей, бросил свои печи и кастрюли как раз в то время, когда готовил ужин для короля Наваррского, и примчался сюда. – Дорогой Ла Юрьер. Поручаю вам де Муи, хотя сильно опасаюсь, что ему ничто уже не поможет. Отнесите его к себе, и если он еще жив, ничего не жалейте, вот вам кошелек. А того, другого, оставьте в канаве, пусть там гниет, как собака! – А вы? – спросил Ла Юрьер. – Мне надо еще попрощаться. Бегу и через десять минут буду у вас. Моих лошадей держите наготове. Генрих побежал к домику у Круа-де-Пти-Шан, но, пробежав улицу Гренель, в ужасе остановился. Многочисленная группа людей собралась у дверей домика. – Кто в этом доме? Что случилось? – спросил Генрих. – Ох! Большое несчастье, сударь, – ответил тот, к кому он обратился. – Сейчас одну молодую красивую женщину зарезал ее муж – ему передали записку, и он узнал, что его жена здесь с любовником. – А муж? – вскричал Генрих. – Удрал. – А жена? – Там. – Умерла? – Нет еще, но, слава Богу, лучшего-то она и не заслуживает. – О-о! Я проклят! – воскликнул Генрих. Он бросился в дом. Комната была полна народу, и весь этот народ окружил кровать, на которой лежала несчастная Шарлотта, пронзенная двумя ударами кинжала. Ее муж, два года скрывавший ревность к Генриху, воспользовался случаем, чтобы отомстить ей. – Шарлотта! Шарлотта! – крикнул Генрих, расталкивая толпу и падая на колени перед кроватью. Шарлотта открыла красивые глаза, уже затуманенные смертью, испустила крик, от которого кровь брызнула из обеих ран, и сделала усилие, чтобы приподняться. – О, я знала, что не могу умереть, не увидев его, – произнесла она. Она будто ждала этой минуты, чтобы вручить Генриху свою душу, так сильно его любившую: она коснулась губами лба короля Наваррского, прошептала в последний раз: «Люблю тебя» и упала бездыханной. Генрих не мог дольше оставаться, иначе он погубил бы себя. Он вынул из ножен кинжал, отрезал локон от прекрасных белокурых волос, которые так часто распускал, любуясь их длиной, зарыдал и вышел, сопровождаемый рыданиями присутствующих, не подозревавших, что они оплакивают несчастье столь высокопоставленных особ. – Друг, любимая – все меня бросают, – воскликнул обезумевший от горя Генрих, – все меня покидают, все от меня уходят! – Да, государь, – тихо произнес какой-то человек, который отделился от толпы любопытных, теснившихся у домика, и пошел за Генрихом, – но в будущем у вас по-прежнему трон! – Рене! – воскликнул Генрих. – – Да, государь, Рене, и он оберегает вас: этот негодяй перед смертью назвал вас. Стало известно, что вы в Париже, и вас всюду разыскивают стрелки. Бегите, бегите! – А ты, Рене, говоришь, что я буду королем! Это беглец-то? – Смотрите, государь, – отвечал флорентиец, показывая звезду, просверкивавшую сквозь черную тучу. – Это не я говорю вам это – это говорит она. Генрих вздохнул и исчез в темноте.
[1]То есть с Афродитой (Венерой), один из храмов которой находился на о. Кифера. (Здесь и далее примечания переводчика.)
[2]Жак де Санблансе (1457? – 1527) – министр финансов при Людовике XII и Франциске I; видимо, несправедливо обвиненный в Растрате, был повешен.
[3]Капуя – итальянский город, в древности славившийся богатством и изнеженностью жителей и в этом смысле ставший именем нарицательным.
[4]Arbre-sec – сухое дерево (франц.)
[5]Настоящую богиню видно по походке (лат.)
[6]Фебея – Диана, сестра Феба (Аполлона)
[7]Гедеон – один из судей израильских, освободитель израильтян от ига мадианитян.
[8]Последний оставшийся в живых из трех братьев Горациев – римских патрициев, сражавшихся с тремя братьями Курпациями, и побеливший их.
[9]Слова летучи (лат.)
[10]Ормузд – в древнеперсидской мифологии – бог добра, Ариман – бог зла.
[11]«Тебе. Бога, хвалим…» (лат.).
[12]Аякс Теламонид – один из греческих героев Троянской войны.
[13]Стантор – один из греческих героев Троянской войны, обладавший голосом огромной силы.
[14]Вероятно, имеется в виду Кир Младший, восставший в 401 г, до н. э. против своего брата, царя Артаксеркса
[15]Намек на имя Ганнибала, знаменитого карфагенского полководца (247/246 – 183 до н. э.).
[16]Дуреха (итал.).
[17]Нострадамус (Мишель де Нотр-Дам, 1505–1566) – знаменитый французский астролог
[18]Роланд – франкский маркграф, герой эпоса «Песнь о Роланде», обладавший прославленным рогом Олифантом.
[19]Ангерран де Мариньи (1260–1315) – суперинтендант финансов, повешенный в Монфоьоне после несправедливого суда
[20]Буквально: «пусть выходит» (лат.) – выписать, считать здоровым
[21]Перевязь (лат.).
[22]Герцог Немурский, Жак д'Арманьяк (1437–1477) – парижский губернатор, неоднократно восстававший против Людовика XI и казненный по его приказу.
[23]Артемисия – жена Галикарнасского царя Мавзола, которая, овдовев, воздвигла над прахом мужа гробницу, считавшуюся одним из «семи чудес света». Название гробницы – Мавзолей – стало именем нарицательным.
[24]Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа… (лат.).
[25]Старый мост (итал.).
[26]Буало-Депрео Никола (1636–1711) – французский поэт, теоретик классицизма.
[27]– Кто стоит рядом с носилками?
[28]– Два пажа и конюший
[29]– Отлично, они невежды. Скажи, Ла Моль, кого ты застал у себя в комнате?
[30]– Герцога Франсуа
[31]– Что он делал?
[32]– Не знаю.
[33]– А с кем он был?
[34]– С неизвестным (лат.).
[35]– В чем дело? (нем.).
[36]Не понимаю (нем.).
[37]Иди к черту! (нем.)
[38]Я одна; входите, дорогой мой
[39]Медор – персонаж поэмы великого итальянского поэта Лудовико Ариосто (1474–1533) «Неистовый Роланд», красивый, храбрый и скромный юноша.
[40]Маргарита (греч.) – жемчужина.
[41]Она носила широкие фижмы со множеством карманчиков, в каждом из коих помещалась коробочка с сердцем одного из ее возлюбленных: после смерти она приказывала забальзамировать их сердца. Эти фижмы Маргарита каждый вечер вешала на крюк за спинкой кровати и запирала на замок. (Тальман де Рео. «История Маргариты Валуа»). (Прим, автора).
[42]Игра слов: Гиацинт – одно из имен Ла Моля и имя греческого царевича, любимца Аполлона, юноши, отличавшегося необыкновенной красотой. Когда он погиб, из его крови Аполлон создал цветок Гиацинт (греч, миф)
[43]Карл IX был женат на Елизавете Австрийской, дочери императора Максимилиана. (Прим, автора).
[44]Ищи и найдешь (лат). (Евангелие от Матфея, VII, 7).
[45]Диомед – царь аргосский, один из храбрейших участников Троянской
[46]Не понимаю (нем).
[47]Карл путает изречения из двух библейских книг: «…после прохождения корабля… невозможно найти следа… от птицы… не остается никакого знака ее пути.» (Книга Премудрости Соломона, V, 10, 11) и «Три вещи непостижимы Для меня, и четырех я не понимаю: пути орла на небе, пути змея на скале, пути корабля среди моря и пути мужчины к девице» (Книга Притчей Соломоновых, XXX, 18, 19).
[48]«..тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь.» – Евангелие от Матфея, VII, 14.
[49]В самом деле, если бы этот внебрачный ребенок, ставший никем иным, как знаменитым герцогом Ангулемским, умершим в 1650 г., родился в законном браке, вместо Генриха III, Генриха IV, Людовика XIII и Людовика XIV царствовал бы он Что бы он нам дал? Ум мешается и блуждает во тьме подобных вопросов. Карл де Валуа, герцог Ангулемский, стал видным полководцем и политическим деятелем.
[50]Мари Туше
[51]Чарую все (франц).
[52]Франциск Второй (1543–1560), женатый на Марии Стюарт, племяннице Гизов, всецело подпал под их влияние. Это была одна из серьезных причин, в силу которых в 1560 г, вспыхнул гугенотский Амбуазский мятеж
[53]Побочный сын отца Екатерины, герцог Алессандро, был убит своим родственником Лоренцино, возглавившим заговор против него; убийца, однако, вынужден был бежать и впоследствии сам был убит.
[54]Биони Мосх (II в до н. э) – буколические поэты Дафгис и Коридон – персонажи пасторалей.
[55]Исократ (436–338 до н. э.) – знаменитый греческий оратор и учитель красноречия.
[56]Речь королевы Маргариты к послам Сарматии (Польши)
[57]Лига – конфедерация католической партии, основанная герцогом де Гизом в 1576 г., по видимости, для защиты католической религии от протестантов, но на самом деле с целью свержения с престола Генриха III и возведения на престол Гиза.
[58]Фамилии де Муи и Ла Моль по-французски пишутся de Мuу и La Mole.
[59]Пифии – жрицы Аполлона, прорицательницы. Они садились близ храма Аполлона на треножники, поставленные над расселиной, откуда поднимались одуряющие испарения, и под их действием произносили бессвязные слова, которые и толковались жрецами.
[60]Эвриали Нис – герои «Энеиды» Вергилия, прославившиеся нерушимой дружбой и вместе погибшие в бою (книга IX). Дамон и Финтий – сиракузцы, также прославившиеся своей Дружбой и готовностью пожертвовать жизнью друг за друга. Орест – сын царя Агамемнона, героя Троянской войны, убивший мать, чтобы отомстить за гибель отца, и вечно мучимый совестью. Пилад – его верный друг, никогда его не покидавший.
[61]После длительной и безуспешной осады Трои греки оставили У ее стен деревянного коня и сделали вид, что уплывают Троянцы втащили коня в город, а ночью из него вышли спрятавшиеся там воины, перебили стражу, впустили в город своих товарищей, вернувшихся на кораблях, и таким образом овладели Троей («Одиссея» Гомера и «Энеида» Вергилия).
[62]Recto (лат) – лицевая сторона страницы.
[63]Палатин – наместник польского короля в какой-либо провинции.
[64]В Евангелии от Матфея (II, 1 – 12) рассказывается о том, как волхвы (восточные мудрецы), увидевшие звезду, пришли поклониться младенцу Иисусу.
[65]Назарет – городок в Галилее, где жило Святое семейство.
[66]Ваше неожиданное появление при нашем дворе преисполнило бы радостью меня и моего мужа, если бы не связанное с этим горе – утрата не только брата, но и друга.
[67]Нам тяжела разлука, и мы очень хотели бы поехать с вами. Но тот же рок, который требует, чтобы вы безотлагательно покинули Лютецию, привязывает нас к этому городу. Отправляйтесь же в путь, брат наш, отправляйтесь в путь, друг наш, отправляйтесь в путь без нас; вам будут сопутствовать наши лучшие пожелания и надежды. Лютеция – главный город галльского племени париэиев, будущий Париж. Употребляется как древнее название Парижа.
[68]Черт возьми!.. (итал.)
[69]Гиперборейцы – а древнегреческой мифологии – обитатели северных стран.
[70]Капитан Монтгомери нечаянно нанес на турнире смертельную рану Генриху II (1559).
[71]Аббатство Сен-Дени – усыпальница французских королей.
[72]Максимилиан де Сюлли (1560–1641) – выдающийся государственный деятель, министр, советник и друг Генриха IV.
[73]Порция – жена Марка-Юлия Брута, возглавившего заговор против Юлия Цезаря; после самоубийства мужа покончила с собой, съев горячие угли (42 г, до н. э.).
[74]Действующее лицо библейской книги Иова.
[75]Гораций Квинт Флакк (65 – 8 г, до н. э.) – древнеримский поэт, вступивший в армию Брута, сражавшегося за республику. После поражения Брута при Филиппах Гораций, командовавший легионом, спасся бегством. Эпаминонд (ок. 418–362 г, до н. э.) – знаменитый фиванский полководец, дважды победивший спартанцев.
[76]Отдельно стоящая главная башня замка, служившая последним убежищем его защитников.
[77]La mort – смерть, la folie – безумие (франц.).
[78]Письмо приводится текстуально. (Прим, автора.)
[79]В средневековой Франции (с XV в.) – одна из провинций, ее главный город Париж
[80]Папа Климент VII – дядя Екатерины Медичи.
[81]Бреве – папское послание по какому-либо частному поводу.
Королева тьмы Галя легко отыскала нужный дом по размалеванному брандмауэру. При царе Горохе в этом здании, как и во многих других на Петроградке, обретался институт неважно чего, может быть, ядерной физики, а может быть, биохимии мозга. Потом, когда ядерные бомбы раскрутили, а мозги разъехались по заграницам, институт превратили в бизнес-центр со всеми непременными атрибутами: охранник в алюминиевом аквариуме, кафе с крабовым салатиком и терминал «Новоплат». Вишневые сады девяностых сменились ровными пеньками офисных кабинетов с номерами 508, 315 и 602б. Иногда номеров не было, и курьеры бродили по коридорам, как печальные колумбовы каравеллы в поисках Америки. Администратор встретил Галю во дворе, заваленном снегом. Он вышел из машины, любовно погладил фюзеляж и только потом подошел к Гале. - Это вы королева тьмы? – гаркнул он, так, что с крыш посыпалась тончайшая белая пудра, а серые вороны, уютно пристроившиеся на пилястрах, засуетились. - Я, – ответила Галя, розовея. - Рановато вы. Еще нет никого. Администратор сказал, что его зовут Степаном, и повез Галю наверх, на лифте, оклеенном виниловой пленкой. Всю дорогу он молчал и глядел на потолки, на жужжащие желтые квадраты. Газоразряд иногда давал сбой. Галя подумала, что так, наверное, устроена вселенная: миллиарды миров, подключенных к единому источнику питания, но где-то связь рвется, и образуется черная дыра. The time is out of joint. У одной из бесконечных дверей Степан остановился и достал из кармана связку ключей, бренчавших, словно новогодние коньки. - Вот тут ваше рабочее место, – произнес он, входя в офис, заваленный бумагами, пальмами, степлерами и сломанными мышками, – за тем столом. Сейчас присмотрю ноутбук на складе. Есть кофемашина, но кофе нет. Надо бы съездить в «Ленту», взять упаковку побольше. Какой же ад на дорогах! Можно купить пачку внизу, в ларьке. Если кофе не идет, возьмите пустую чашку и выдавите пар из трубки, вот так, и она заработает. Почему так нужно делать, я не знаю, но все так делают. Ах да! Карточка! – Степан вынул из кармана пластиковый прямоугольник. – Это проходка в бизнес-центр. Туалет направо, курилка налево. - У меня регистрации нет, – наконец-то решилась сказать Галя о том, что волновало ее больше всего. Ей казалось всё: когда работодатели узнают о том, что она без питерской прописки, они спохватятся: извините, девушка, мы ошиблись, ступайте на выход. - Ну и что? – пожал плечами Степан. – У меня тоже нет. Вы откуда? - Из Ставрополя. - А я из Свердловска. Гале сразу стало легче. Захотелось курить, и в туалет, и полить пальму, и покормить попугая, и сбегать вниз, за кофе. Так закрутилась и завертелась метельным февралем ее офисная жизнь, полная новых открытий, знакомств и навыков или, как говорила Ира из отдела кадров, скиллов. Девочки быстро подружились. - Ты чего, вообще, от жизни хочешь? – спросила Ира. - Да как и все, наверное, – пожала плечами Галя. – Пожить хоть немного по-человечески хочу. Ну, айпад хочу. Телевизор хочу, нормальный, знаешь, жидкокристаллический, на тридцать два дюйма. - Любишь кино смотреть? - Ну да. - А какой тебе фильм больше всего нравится? - «Реальная любовь». Галя сняла чистенькую комнату на улице Профессора Попова, прямо напротив школьной площадки, на которой даже зимой вьетнамцы играли в футбол. - Там-там! – кричали они, когда мяч пролетал мимо ворот. – Хонг тот! С работой Галя освоилась довольно быстро, делая то, что она и раньше отлично умела делать, – лазить по форумам, создавать фальшивые аккаунты, раскручивать страницы в соцсетях и писать провокационные посты вроде «Я люблю, когда мне кончают в лицо». После одного из таких постов администрация ЖЖ забанила половину Галиных фейков, и Галя разрыдалась. Кукольный домик, на который она потратила несколько бессонных ночей, рухнул по прихоти модератора. - Ну, не реви, дура, – сказала Ира. – Давай поговорим с Мистером Айсом. Мистер Айс был непосредственный Галин начальник, руководитель отдела вирусного маркетинга, высокий брюнет с зачесанными наперед висками, делавшими его похожим на молодого генерала 1812 года. - Да он меня убьет на месте, когда узнает. Молнией из глаз. Но Ира уже взяла дело в свои руки. - Значит так, Галя, – сказал Мистер Айс, снизойдя с высоты своего величия. – Пиши письмо в бот-полицию, – есть такая специальная служба в ЖЖ, – и говори, что ты проводишь маркетинговое исследование, и что фейки эти нужны для исследования. А на будущее пользуйся анонимайзером. Ясно? - Ясно, – размазывая по щекам тушь, бодро сказала Галя. На вторые майские Ира организовала корпоративный выезд на природу, в Ломоносов. Галя, как могла, продвигала мероприятие, ездила со Степаном в «Ленту» покупать шашлык в больших пластиковых ведрах и составляла список оппозиционеров, – тех, кто был категорически настроен против тимбилдинга. Первым в списке стоял Мистер Айс, фыркавший при одном упоминании о Финском заливе. Вопреки скептическим настроениям выезд удался. Погода была теплой, море – холодным, небо – романтически-голубым, а шашлыки – вкусными. Ира уговорила-таки приехать Мистера Айса: он явился в футболке с надписью My job is so secret, I don’t even know what I’m doing и начал развлекать собравшуюся публику карточными фокусами. - Где, по-вашему, дама буббей? – возглашал он хорошо поставленным театральным голосом. – Ах, вот же она! – и вынимал карту из заднего кармана Галиных джинсов. Под конец все порядком поднабрались и начали играть на заранее подготовленной Ирой гитаре: в основном песни Цоя да «Милая моя, солнышко лесное». Особенно усердствовал коммерческий директор Виталик, невысокий лысоватый дядька, напоминавший чем-то Луи де Фюнеса. - А вот Галя поет, – сказала не очень трезвая Ира как бы невзначай. - Ты чё, совсем охренела? – ткнула ее в бок Галя. – Я два года гитару в руки не брала. - Не пизди, подруга, – прошептала Ира, обняв ее за шею. – У тебя вышка по классу сольного пения в кубанском герцовнике, сама же писала в резюме. Хватит выпендриваться, давай, жги. Сотри в порошок эту гребаную реальность. Галя взяла у Виталика гитару, подстроила ее под себя и, низко наклонив голову, спела песню, случайно услышанную ею когда-то давно, в далекой-предалекой жизни, может быть, в другом воплощении, в другом, лучшем мире. Я танцую на ковре под звуки бубна В тот день Галя стала звездой офисного масштаба. Ее глупые детские мечты, когда она брала в руки микрофон, красила губы и надевала розовые очки, и начинала петь, изображая Мадонну, и позже, когда она обзавелась кожаной курткой, точно такой же, как в фильме«Отчаянно ищу Сьюзен», и мечтала поехать на Евровидение, – это сбылось, сегодня и сейчас. Она видела лица подвыпивших маркетологов, лезших к ней целоваться, и сердце ее начинало бешено колотиться, и красное чилийское вино било в голову, создавая иллюзию счастья и успеха. - Я тебя люблю, сучка! – плакала Ира, уткнувшись лицом в Галины соски. – Сука, блядь, какого хуя ты делаешь в этом сраном северном городе? Ты щас на Бродвее быть должна! Да тебе стадионы должны хлопать! Хочешь, я буду твоим продюсером? Нет, серьезно, давай я буду твоим продюсером! Единственным человеком, не принимавшим никакого участия в этом акте обожествления, оставался Мистер Айс. Он стоял на берегу залива, смотрел на мелкую рябь волн, на таявший вдали призраком Кронштадт, и весело болтал по своему айфону с какой-то женщиной, глубоко уже Гале ненавистной. Вскоре Галина карьера пошла в гору: этому немало способствовала рыночная конъюнктура. Некий ковровый олигарх заказал большую кампанию. Олигарх, седой даргинец, лично приехал в офис и долго беседовал с Мистером Айсом. - Понимаешь, вирус хочу, – сказал старик, перебирая четки. – Ты не подумай, что я совсем дебил, брат. Это вы тут в России думаете, что на Кавказе одни дебилы живут, варвары. Мы не варвары, у нас Зирихгеран был, когда ваш князь Рюрик еще пешком под стол ходил. Мы мастера, ювелиры, художники. Расул Алиханов медаль в Брюсселе получил. Мой сын программист, олимпиаду выигрывал, сейчас сайт делает для композитора, который музыку к фильмам Джеки Чана пишет. Вирус сделай мне. Такой, чтобы любой человек его знал и чтобы хотел наши ковры. Мы уже весь спрос давно удовлетворили. Ты мне теперь создай этот спрос. Продвинь, расширь нишу. Пусть весь мир про нас говорит. Я не денег хочу, деньги что? Я хочу, чтобы люди вкус к жизни почувствовали. Я к тебе пришел, потому что у тебя вкус есть. Ты не быдло. Тебе кока-кола не нужна. - Попробуем всего понемногу, – отвечал Мистер Айс. - Да уж, теперь веселья будет, хоть отбавляй, – мрачно сказала Ира, наблюдавшая эту беседу через стеклянные двери переговорки. - Я не поняла, – недоуменно посмотрела на нее Галя. – Это же хороший контракт. Значит, у нас будет работа, премии и все такое. - Непонятно только, кому эти премии давать. Если бы этого Алиханова притащили коммерсы, все было бы чистенько, а так получается, что его заарканил Мистер Айс. Теперь все начнут бить себя кулаком в грудь и кричать «Я тут самый главный». А они даже жалюзи не закрыли, как будто так и надо. - По-моему, ты преувеличиваешь. - Ну-ка, посмотри на меня, – Ира взяла Галю за подбородок. – Посмотри мне в глаза, мартышка. - Чего? – Галя покраснела. - Ну, влюбилась. - У тебя вообще мозгов нет? Ты хоть знаешь, почему его Мистером Айсом называют? Была у нас тут одна мелкая пиздючка, секретарша Виталиковская, так она тоже запала, бегала за ним: Сергей Германович то, Сергей Германович сё. Только он все равно на нее ноль внимания. Как-то раз вечером приходит она к нему в кабинет и говорит: «Я хочу, чтобы вы взяли меня прямо здесь и прямо сейчас, а иначе я всем буду говорить, что вы до меня сексуально домогались и подам в суд». - И? - И – ничего. Утром приходим мы в офис, Сергей Германович сидит в своем кабинете прикованный к батарее наручниками, без штанов. Секретарша поняла, что ничего не добьется, взяла такси и уехала домой, а его оставила. С тех пор здесь не появлялась. Совсем у девки крышу сорвало. Ты тоже так хочешь, да? Джейн Остин, гордость, блядь, и предубеждение! Вырви эти мысли из себя, Адамова, каленым железом выжги! Галя улыбнулась. Через несколько недель вирусная начинка потекла по доступным агентству каналам: журналисты, топ-блогеры, соцсети, – все хотели урвать сладкий кусок коврового пирога. В мире начали происходить странные события. Точнее говоря, никаких событий не происходило, но продажные медиашлюшки раздували одну тему за другой, цинично складывая деньги в свой кошелек. Началось с видеоролика, якобы случайно снятого на плохенькую цифровую фотокамеру и выложенного на YouTube: Никита Джигурда совокупляется с продавщицей в ковровом магазине среди бела дня. Разумеется, ролик показал «Плюс сто пятьсот», а Макс Голополосов отхватил по такому случаю не только новый ковер на задник, но и кругленькую сумму на банковский счет. Затем стали прощупывать различные целевые аудитории: киноманы несколько дней сравнивали ковровые дорожки на вручении «Оскара», в Каннах и на Берлинале; наркоманы выбирали ковер, идеальный для торчания; Фил Селуэй и Майк Террана утверждали, что в барабан лучше всего стучать, если барабан стоит не на голом полу, а на ковре марки Alikhanoff; «Разрушители легенд» доказывали обратное; сумасшедшие прыгали с крыш в снег, пытаясь оседлать ковер-самолет; в «Комсомольской Правде» вышел репортаж о ковре, сшитом из шкуры последнего уссурийского тигра, эта информация быстро была опровергнута – по заранее разработанному Мистером Айсом плану олигарх пожертвовал уссурийским тиграм миллион, и расплакавшаяся прямо на сцене Большого Кремлевского дворца Елена Камбурова назвала его спасителем; появились ковры из человеческой кожи, ковры, сплетенные из лобковых волос Мадонны, ковры, которые заблевал Джастин Бибер; ковры, имитирующие известные картины, ковры, изображающие известных людей; Навальный написал пост «Вытри ноги об Путина»; Стив Джобс объявил о том, что новая партия аймаков будет сопровождаться специальным ковриком для мышки Alikhanoff, – и так далее, и тому подобное, – на что только способна извращенная человеческая фантазия. Галя практически безвылазно сидела в офисе, составляя многоходовые комбинации, которым позавидовали бы даже Таль с Ботвинником. Иногда она уставала до такой степени, что у нее не оставалось сил дойти до дома, и она засыпала в переговорке, на кожаном диване, подкладывая под голову вместо подушки большого плюшевого медведя, подаренного когда-то давно благодарным клиентом. - Неплохо, неплохо, – бегло просматривая ее сценарии, кивал головой Мистер Айс. – Согласовывай с Виталиком и запускаем. Коммерческий директор Виталик, впрочем, задал Гале несколько странных вопросов. - Галя, – сказал он, обнимая ее за плечи, – ты понимаешь, что на кону очень большие деньги? - Понимаю, – ответила Галя. – А я-то тут причем? - Не трепись, – пояснил коммерческий. – А то у вас в отделе любят это дело, особенно спьяну. Блоги, фейсбуки, конференции, рейтинги рунета, обмен опытом, – это хорошо. Но трепаться не нужно. Болтун – находка для шпиона. Просто помни о том, что ваш отдел подчиняется мне. Слушай, Галина, у меня вдруг возникла совершенно потрясающая идея. Давай я тебя к себе возьму, в менеджеры по продажам. - Я повинуюсь своему непосредственному начальнику, – лихорадочно соображая, сказала Галя. – Вассал моего вассала – не мой вассал. А если вы, Виталий Георгиевич, решили залезть ко мне под юбку, напишите, пожалуйста, письмо Сергею Германовичу и поставьте меня в копию. Если он даст свое согласие, я рассмотрю ваше, вне всякого сомнения, заманчивое предложение. - Она любила шоколад и яблочное пирожное, но денег у нее не было, а спросить у мужа она стеснялась, – засмеялся Виталик. – Ладно, иди, работай. Я пошутил. Виталик еще несколько раз приставал к ней и предлагал перейти в отдел продаж, но Галя острила и отбрыкивалась. Отношения между Виталиком и Мистером Айсом, нужно сказать, были так себе. Мистер Айс за глаза называл Виталика Пиночетом, а тот, в свою очередь, именовал своего соперника «зарвавшимся латентным пидором». Галя оказалась между двух огней. Настоящие неприятности начались ближе к концу лета. Во-первых, Ира ушла работать в «Яндекс». - Захантили Иру, – недовольно резюмировал Виталик. – Гондоны поисковые, надо на них Артемьеву стукануть. Щас позвоню Катьке Шемякиной, узнаю, не осталось ли у нее связей в ФАСе. Хуже всех чувствовала себя Галя, – как будто сломались оба каблука, и она сразу стала на десять сантиметров ниже, – то есть той, кем она и была до своего появления в офисе, – маленькой, слабой и вечно зареванной девочкой. Поймав Иру у лифта, она высказала все, что лежало у нее на душе. - Странный ты человек, Галька, – сказала Ира, выслушав ее пространные рассуждения на тему корпоративной культуры и предательства. – Ты как наркоман, который вперся и видит одно и то же открытыми и закрытыми глазами. Ты не королева тьмы, ты дочь самурая какая-то. Человек по природе своей ищет, где попроще, а тебе сложности нужны. Я не удивлюсь, если ты в церковь ходишь и Богу молишься. Давай по порядку. Мужика у тебя нет, детей нет. Ради чего ты живешь? Ради карьеры? Ты пирамиду Маслоу хотя бы раз в жизни видела? Тебе замуж надо, а не про ковры всякую хуйню придумывать. А главное - перестать воображать и страдать несчастной любовью по несуществующим гностическим бабочкам навроде Сергея Германовича. - Ты меня как жить не учи, – проскрипела Галя. – Ты у нас вся такая охуенно умная со своим коучингом, а что у тебя ребенок в детдоме и мать больная в Окуловке, – на это тебе плевать с высокой колокольни! - Сука ты, – сказала Ира и, развернувшись, пошла вниз, по лестнице, не дожидаясь лифта, не оборачиваясь. Настала холодная питерская осень. Степан уехал в отпуск. Ира не звонила и не писала. Лишенная своей подушки безопасности, Галя серьезно повздорила с Мистером Айсом. Галя подготовила отчет, а Мистер Айс его раскритиковал. - Галя, – сказал он, закапывая в нос називин, – не надо туфты этой больше, хорошо? Воды не надо лить, ты не копирайтер, а эсэмэмщица. Цифры давай, цифры. Сколько было переходов по ссылкам, сколько людей вовлечено в кампанию. Не надо писать про тяжелую женскую жизнь в странах Персидского залива. Это был главный предмет Галиной гордости – ей удалось создать на фейсбуке страницу, посвященную тому, что Карл Маркс назвал бы Asiatische Produktionsweise. Классическая двухходовка: хомячки набегают, учуяв запах жареного. Главным блюдом выступала восточная антиэкзотика: рассказы про индонезийских мальчиков, шьющих кроссовки за доллар в день, про десятилетних девочек, проданных в сексуальное рабство под видом заваджа, про ковроделов, месяцами, а то и годами выкладывающими орнамент узелок за узелком. Все это сопровождалось антиисламской риторикой. Сотни известных блогеров и журналистов каждый день обсуждали очередную некрасивую историю, не подозревая даже о том, что они являются пушечным мясом в маркетинговой войне. Чем больше люди говорили о несчастных ковроделах, тем дороже становились ковры, тем выше поднимались акции, тем ценнее становился бренд Alikhanoff. Однако Мистер Айс почему-то посчитал это направление бесперспективным. - Слишком размыто, – сказал он, – из каши пирога не сваришь. Неуправляемый процесс. - Да вообще-то, – жалобно, как собачонка, вякнула Галя, – весь интернет – неуправляемый процесс. Не могу же я посчитать воду в реке. - А я могу! – гавкнул Мистер Айс. – Назови мне сечение русла и скорость движения воды! Посчитать она трафик не может! А количество извилин в своей блондинистой голове посчитать можешь? Как же вы мне все надоели со своей узколобостью! Он внимательно посмотрел на нее, как смотрит экзаменатор на нерадивого студента. Это была проверка на вшивость, и Галя знала это, знала, что он хочет ее довести, хочет, чтобы она опять расплакалась, потому что только так и строится власть над людьми, только так: унижением, утверждением своего авторитета. Вспомнился почему-то детский мультфильм про Маугли: «Акела промахнулся». - Акела промахнулся, – неожиданно для самой себя сказала она вслух и вдруг засмеялась, захохотала так, как смеются только падшие женщины, которым уже все равно, и все чего они хотят: это только разврата и вина, чтобы забыться, чтобы утонуть в этом море грубого физического наслаждения и не думать больше о том нездоровом органе, который называется душой. А потом стукнула каблуками, развернулась и вышла за дверь. А еще через несколько дней Виталик собрал совет директоров, и Мистера Айса уволили с формулировкой «разглашение коммерческой тайны»: накануне тот дал большое интервью телеканалу РБК, в котором подробно рассказал о деталях коврового кейса. - Ты чем думал, блядь! – орал коммерческий. – Престидижитатор хренов! Единственным кандидатом на освободившуюся должность была Галя. - Давайте поставим Адамову, – сказал генеральный директор, видевший Галю один раз в жизни, в лифте, но наслышанный о ее трудовых подвигах. – Пчелки рано или поздно становятся матками. Виталик вызвал ее к себе в кабинет оговорить условия. Галя сидела в кресле напротив него и, закинув ногу за ногу а ля Шэрон Стоун, добавляла к контракту пункт за пунктом: подъемные, премиальные, служебный автомобиль. Заняв кабинет Мистера Айса, Галя первым делом позвонила вернувшемуся из отпуска Степану и потребовала прикрутить к стене жидкокристаллическую панель. - Телевизор не помешает, – согласился Степан. – Особенно в свете последних событий. Чё в мире творится! Адов ад! По телевизору целыми сутками показывали чудовищные кадры вторжения американских войск в Иран: разбомбленный Исфахан, разрушенная пятничная мечеть, окровавленные воды Заяндеруда, трупы, проплывающие под сводами моста Хаджу, толпы фанатиков, клянущихся отомстить. - We cannot accept violations of human rights of carpet manufacturers, – произнес тридцатидвухдюймовый Барак Обама.
|
