Сказки Бажова Павла Петровича Биография Бажова Павла Петровича 52 страница

4. Заем

Заем, по Русской Правде, еще близок к найму движимого имущества; предметом займа могут быть не только деньги, но медь, жито и другие вещи (Кар. 47, 49-65). При этом отличие договора займа заключается в том, что предметом его является вещь, которая должна быть возвращена верителю не в своей индивидуальности, а мерой, счетом или весом. Заем не в деньгах, а в продуктах (хлебе) продолжался и в Московском государстве (см. Важ. уст. гр.; Улож. X, 246) с тем, однако, отличием, что иногда после просрочки заемщик обязывается возвратить капитал уже не вещами, а деньгами (Ак., отн. до юрид. быта, II, N 125).

Одну из важных статей договора займа составляет рост ипярез. Название "рез" объясняется как прибавка, прирезка к металлу; во Пскове рост именовался "гостинцем"; в московском праве рост при хлебном займе назывался "наспом" (насоп). Церковные правила и у нас (как и на Западе) осуждали рост: в поучениях "резоимание" считается тяжким пороком (Кирилл Туровский). Пастыри церкви, вооружаясь против резоимания, ссылались на древние канонические постановления: "Божественными правилами отлученная резоимания, еже убо о сих глаголеть 44 правило св. Апостол" (поучение Фотия псковскому духовенству в Ак. ист.,1, 47-48). Лица духовного звания, занимавшиеся отдачей денегв рост, подвергались извержению из сана. Но светские законы дозволяли взимание роста до XVII в. В эпоху Русской Правды высота дозволенных процентов была чрезвычайно велика; именно тогда различались проценты годовые, третные и месячные. Только количество первых из них точно определено в Русской Правде; по 10 кун за гривну (Кар. 67); в гривне, возникшей после Ярослава, было 50 кун (Прозоровский, стр. 567); следовательно, 10 кун составляли 1/5 гривны, или 20%. Неволин говорит, что прямо не запрещалось брать и больше; но из 67 ст. Кар. Рус. Правды, напротив, можно заключить, что выше 10 кун с гривны брать не позволялось. Годичные росты были самые низшие; третные, а тем более месячные далеко превышали их.

Одну из причин огромной высоты роста находят в общественном состоянии тогдашней России, при котором не всякий рискнул бы отдать свои деньги в долг, предвидя полную вероятность не получить их совсем. Догадываются, что торговлей деньгами у нас в XII-XIII вв., как и на Западе, занимались евреи. В 1113 г., после смерти Святополка, "кияне идоша на жиды и разграбише я" (Ипат. лет.). Неправильная высота роста принудила общественную власть позаботиться о сокращении ее законодательным путем. Быть может, еще до Владимира Мономаха был ограничен месячный рост (Рус. Пр. Кар., 48); а именно постановлено брать месячные росты при займах на короткие сроки ("за мало дни"); если же заем продолжался до года, то месячные резы заменяются третными. Затем Владимир Мономах (как видно, вынужденный народным озлоблением против евреев, злоупотреблявших ростовщичеством при Святополке), собрав дружину, т.е. думу на Берестове из представителей (тысяцких) Киева, Белгорода, Переяслава и Чернигова ("Ольгова мужа"), постановил ограничение и третных процентов: заимодавец, два раза получивший третной процент, может требовать возвращения капитала "истое"); если же возьмет в третий раз, то лишается права требовать капитал (Кар. 66). Очевидно, что третные проценты превышали цену самого капитала При конкурсном взыскании с несостоятельного должника тот из кредиторов, который брал много процентов, не получает ничего из капитала (Кар. 69).

Достойно замечания, что в таком торговом городе, как Псков, законы о росте гораздо жестче, чем в Русской Правде: взыскание "гостинца" допускается только тогда, когда требование уплаты долга предъявлено в срок, а не по истечении срока: если кредитор потребует уплату до срока, то проценты не взыскиваются; но если должник предложил уплату до срока, то платить и проценты по расчету времени (Пек. суда, гр., 73-74).

В Московском государстве весьма долго не подвергалась сомнению законность взимания роста; лишь в XVI в. чрезмерная высота роста (20 %) заставила законодателя сначала ограничить его, а потом (в XVII в.) совсем воспретить. Царь Иоанн IV сначала в уставных грамотах (см. Важскую уст. гр. в Хрестом. по ист. рус. пр., вып. II) воспрещает "понедельные" росты, а велит взыскивать (в год) на 5 шестой по расчету. Потом он же в упомянутой выше общей полетной грамоте 1557 г. постановил, что в льготные года капитал взыскивается без роста, а по обязательствам, возникающим вновь в эти года, рост может взыскиваться за 5 лет, когда сойдется истина с ростом (Ук. кн. зем. пр., ст. XII). Наконец, Уложение царя Алекс. Мих. (X, 255) совершенно воспретило взимание роста, осудив его с религиозной точки зрения, что и оставалось в силе (разумеется, в законе, а не в практике) до 1754 г. (П. С. 3., N 10235); тогда было позволено взимание процентов в указной величине (6 %). На практике уже в XVIII в. писались заемные кабалы с условием, что, "если полягут деньги по сроце, и нам давати рост, как идет в людех, по расчету на 5 шестой", т.е. 20 % (Ак., отн. до юрид. быта, II, N 122).

Вексельный устав 1729 г. (см. выше о законодательстве в период империи) ввел обращение векселей между лицами торгового звания; но практика распространила их и на лиц прочих сословий. Порядок совершения займа был окончательно установлен банкротским указом 1800 г. (П. С. 3., N 19692).

5. Поклажа

Договор поклажи имел особенное значение в древности, когда всеобщее отсутствие внутренней безопасности заставляло людей при отправлении в путешествие и во время народных волнений отдавать вещи на сохранение в надежные руки: "Муж некий (говорится в Патерике), хотя отъити в путь, имый же и луконце мало, полно суще серебра, принесе в монастырь блажен отца нашего Феодосия и предаст на соблюдение чернцу Конону, яко ему другу сущу знаему. Таче видев один от братии, Никола именем, уязвлен бысть от беса на не и такс украд скры"... (Памятники, изд. Яковлевым). Русская Правда усматривает в поклаже более нравственную услугу, чем обязательство ("благо ему деял и хранил" - Кар., 46), и освобождает договор поклажи от формальности заключения его при послухах; в случае, если отдавший вещи на сохранение начнет клепать (обвинять) приемщика в утайке части их, то приемщик очищается личной присягой; без сомнения, то же нужно разуметь и в том случае, если ответчик совершенно будет отрицать существование договора. Впоследствии (во Псковской судной грамоте) договор поклажи позволяется совершать словесно только в некоторых случаях, препятствующих формальному совершению сделки: именно в случае пожара и народного восстания, а также для приехавших из чужой земли и для лиц, не имеющих постоянного местожительства. Во всех прочих случаях поклажа должна быть совершена посредством записи (а не "доски") и с точным перечислением вещей, отданных на сохранение (ст. 16-19). Законами Московского государства (ук. 1635 г. в ук. кн. зем. прик. ст. XXVI и Улож., X, 189-195) поклажа определяется в сущности теми же чертами (см. выше).

6. Личный наем

Различие личного найма в услужение (Locatio-conductio opera-rum) и для совершения известного дела (Loc.-cond.operis), ныне столь несущественное, в древности было чрезвычайно важно. Наем в услужение, по Русской Правде, только тогда не вел к холопству для нанимающегося, когда это было выговорено в договоре (Кар. 121); но на практике договоры такого рода заключались редко, а потому личный наем признан вообще источником холопства (см. выше). Хотя Русская Правда говорит только о тиунстве и ключничестве, но о прочих низших родах службы то же разумелось само собою. Во псковском законодательстве наем в услужение уже не имеет таких последствий; напротив, закон дает особые постановления о праве иска на господина при взыскании заработной платы: наемник может искать заработной платы, и не дослужив до срока (по расчету времени); он может искать в "закличь" (без документов и других формальных доказательств); но он может искать только за один последний год службы, хотя бы и 10 лет (раньше) служил и не получал платы (Пек. судн. гр., ст. 39, 40). Напротив, в Московском государстве личный наем, как и в Русской Правде, ведет к холопству, за исключением некоторых видов службы, обозначенных в законе (Суд. 1-й, ст. 66 и Суд. цар., 76; см. о холопстве). По Уложению свободное личное служение без договора дозволено было только в течение трех месяцев (XX, 16). При договоре личный наем не имеет этих последствий; такие договоры вошли во всеобщую практику в XVII в., и в некоторых случаях предписаны законом (относительно лиц, которые не имеют права владеть холопами, и относительно родичей, отдающих детей в услужение). От конца XVII в. сохранились договоры личного найма долгосрочные (на 3 года) с условием делать все, что "хозяева ни заставят", кражи не чинить, воров не подводить, зернью и в карты не играть, табаку не тянуть; хозяева выговаривают права смирять нанятого всяким смиреньем; кроме урочной платы, в конце службы выговаривается "наделок" в виде движимой вещи (Ак., отн. до юр. быта, II, N 162; ср. Улож. XI, 32, XX, 104-105). По Уложению, акты договора найма в услужение именуются "житейскими записями"; они не могли быть заключены на срок более 5 лет (XX, 116); запись укреплялась в холопьем приказе и имеет многие черты временного кабального холопства (XX. 43-46). Наемные рабочие в монастырских и церковных в отчинах именовались детенышами. Это метафорическое наименование не имеет никакого отношения к возрасту нанимателя, подобно "отрокам и детским" времен Русской Правды или "сиротам" в смысле домашней челяди. Оно только косвенно указывает на то, что церковные учреждения дольше сохраняли древний взгляд на прислугу, как людей домашних. Детеныши могли набираться из осиротевших детей крестьян и бобылей в своих же вотчинах; в детеныши обращались и те сироты, которых государство, ради целей призрения, рассылало в монастыри, хотя бы отцы их были дети боярские; в детеныши нанимались и всякие сторонние гулящие люди. Все они не были крепостными, даже если происходили от собственных крестьян и бобылей известного монастыря (до общего прикрепления этих последних). Приведенные положения видны из следующего примера: 5 марта 1617 г. слуга вологодского архиепископа Шагрин пишет своему господину: "Да велел ты, государь, мне, холопу твоему, пряговаривати людей в детеныши 6 человек; и яз, холоп твой, приговорил трех человек: старого коровника Оску, да брата его Гришку, да бобыля твоего, государь, Семку с нынешнего числа да по Дмитрев день Селунского 126 году; а иных, государь, припытываю ж. А договор он со мною чинили в наймех, как в иных, государь, твоих селах - в Ивановском: деньги и хлеб; и оне, государь, просят денег половины ныне, а хлеб, государь, яз сулил им месешной, по твоему государеву приказу" (Рус. ист. библ., т. II, N 259; см. там же, N 264; ср. проф. Дьяконова: "Очерки из истории сельского населения", оч. 6-й). Из приведенного примера видно, что в детеныши нанимались и собственные бобыли того же владельца, и старые слуги его. Иногда их поселяли в особых дворах, что, при ведении подворной подати, повело к записи их в тяглое состояние и, наконец, в закрепление.

Что касается найма на известное дело, то закон не давал никаких определений по этому вопросу до Псковской судной грамоты; но практика времен Русской Правды указывает, что в обычном праве того времени были уже некоторые точные определения на этот счет: а именно, если заказчик, условившись о работе, затем уже не нуждался в ней, то он тем не менее должен был удовлетворить нанятого по договору (Патер. Печер., см. "Памятники, изд. Яковлевым", crp.CLXX); если плата дана третьему лицу для передачи нанятому и не достигла этого последнего, то работник сохраняет право требования к заказчику (там же, стр. CLXXVIII).

Псковская судная грамота распространяет на этот вид найма приведенные выше постановления о дворовом наймите с тем различием, что нанявшийся на известное дело может искать платы только после полного окончания этого дела (ст. 41).

7. Наем имущества

Наем движимого имущества, по Русской Правде, не вызвал никаких законодательных определений. Но из условий найма недвижимых вещей возникали сложные отношения закупничества релейного (см. выше) или крестьянской аренды участка земли, с чем обыкновенно соединялась отдача в пользование крестьянину разных движимых вещей (коня, плуга, бороны). Благодаря последнему обстоятельству релейное закупничество соединялось с наймом в личное услужение (Рус. Пр. Кар. 71-73) и вело к временному ограничению личной свободы. Совершенно иначе поставлено изорничество в Псковской судной грамоте (ст. 42-44, 51, 63, 76, 93): изорничество состоит из главного условия о найме земли или воды (для рыболовства) и добавочного условия о покруте, которое и здесь осложняло договор найма имущества личными отношениями. Сложный состав условий крестьянской аренды в Московском государстве изложен нами в своем месте.

Личный характер получает и договор о найме помещения (квартиры): берущий помещение в наем технически называется "подсу-седником", а отдающий помещение в отношении к нему - "государем" (Пек. судн. гр. N 103); личная зависимость первого от последнего объясняется тем, что в древности всякий, живущий в чужом доме, становился подчиненным членом семьи, "захребетником" (человеком alieni juris); фактически это объясняется тем, что плата за помещение обычно заменялась работою на общую семью.

В Московском государстве наем земли (взятие в оброчное содержание) имеет уже простой вид арендного контракта (Ак., отн. до юр. быта, II, N 163; ср. Улож. X, 247-250). Когда тяглые имущества нельзя было продавать беломестцам, то установилась отдача их в наем в вечное пользование (Ак., отн. до юр. быта, II, N 164), что собственно сливается с договором купли-продажи через посильную грамоту.

ИСТОРИЯ РУССКОГО ПРОЦЕССА

ПЕРИОД ПЕРВЫЙ

В учение о процессе включается указание органов судебной власти (судоустройства) и действий как этих органов, так и сторон в процессе (судопроизводства).

А. Судебные власти

В древнюю эпоху органы власти могут быть или частные, или государственные.

Частная власть восстанавливать нарушенное право находится в руках частного лица, главы семьи или рода, господина и землевладельца.

Частный способ восстановления нарушенного права руками потерпевшего или истца, т.е. месть в точном смысле (самоуправство), в историческую эпоху не существует: она входит в различные комбинации с родовой, общинной и государственной судебной властью, которые уяснены при изложении уголовного права.

Судебная власть главы семьи или рода (указанная при изложении семейного права) естественно переходит во власть судить "челядь", т.е. рабов и изгоев. Существование у нас владельческого суда в XI-XIV вв. не подлежит сомнению. "А холопа и половника не судити твоим судьям без господаря", - говорится в договоре новгородцев 1307 г. Ян на Белоозере спрашивает о волхвах, чьи они смерды, перед тем как приступить к суду над ними. "Повесть о благочестивом рабе" рассказывает, что один господин приказал отсечь голову своему виновному отроку (ср. уст. Двин. гр., 11). Жалованные грамоты частным владельцам имений даются с вирами и продажами (см. грамоту Мстислава и Всеволода Юрьевскому монастырю 1130 г.). Приведенные факты указывают на частное происхождение владельческого суда, так как население частных сел первоначально состояло из холопов и изгоев. Пожалование права суда государственной властью не опровергает этого, ибо жалованными грамотами передаются села с таким жг несвободным населением. Компетенция этого суда не имеет еще никаких ограничений. Что касается права вотчинного суда в собственном смысле, т.е. суда над свободным населением частных имений, то его нельзя столь же естественно выводить из власти домовладыки. Источники первого периода молчат о таком суде. Думаем, что он мог образоваться только путем пожалования со стороны государства, которое впоследствии было менее щедро в Москве, чем в Литве, где право суда над крестьянами превратилось из привилегии в общий закон.

Естественным образом возникает судебная власть общины как обязанность соседей помогать обиженному (призыв о помощи к соседям - крик - есть термин, которым обозначается у некоторых народов исковое прошение - "Klage"). В эпоху Русской правды община обсуждает уголовные иски (Кар. 4 и 5); представители ее, "добрые люди", решают иски, возникающие из договоров (Ак, 14); они же и выборные чиновники общины (сотские и старосты) участвуют в княжеском суде (Догов, с немцами 1229 г., 29, 33). Стремление решать споры между общинами судебным процессом, а не войной вызывает необходимость государственных органов судебной власти.

Государственными (земскими) органами являются: 1) князь; его судебная власть простирается на всю землю и вне резиденции осуществляется им лично или через проезжий суд (дог. новг. с Казимиром, ст. 11), или через постоянных чиновников (посадников и тиунов), действующих постоянно от имени князя. Место суда - "княж двор" - не только резиденция князя, но и те дворы, где сидели в провинциях княжие чиновники (Рус. Пр. Кар., 37); 2) бояре или судят отдельно, заменяя княжий суд, или постоянно вместе с князем (см. выше); 3) вече обсуждает нарушение прав целой земли (т.е. дела о земской измене и других государственных преступлениях), но первоначально и всякие иски (см. выше) Иноземным писателям казалось, что самое вече есть не что иное, как сборище народа для суда и казни над преступниками. Известный Меховский (в сочин. De duabus Sar-matiis Asiana et Europiana et de contends in eis, 1517 г.) так описывает новгородское вече: "В Новгороде начала было распространяться вредная наклонность к грабежам и разбоям. Чтобы искоренить это зло, новгородцы ввели у себя следующий обычай: захваченный на деле или обвиняемый в воровстве либо разбое представлялся в преторию ("вече"), в которой заседало сто сенаторов в звании судей, с длинными по обычаю страны бородами. Потом ударяли в вечевой колокол; по первому его звуку все граждане, а также сыновья их стекались в преторию, имея в каждой руке по камню. Когда вина приведенного в суд была признана сенаторами и приговор произнесен, тогда присутствовавшие граждане бросали принесенными ими камнями в преступника и таким образом умерщвляли его тут же, в судилище, после чего гурьбою отправлялись в дом убитого и расхищали все его имущество; дом же виновного продавался впоследствии с публичного торга, и деньги, вырученные от продажи, поступали в казну" (см. "Библиографические отрывки" в Отечеств. Зап. 1854 г. декабрь, 145).

Княжеские и вечевые органы суда действовали первоначально вместе; инстанционного порядка нет. Но в Новгороде и Пскове (в XIV и XV вв.) отношение вечевых и княжеских органов суда определяется законом точнее. Здесь, с отделением законодательной власти от судебной, между различными органами суда устанавливается законом прочное отношение. Существуют две формы таких соотношений: одна в новгородском судопроизводстве, другая в псковском.

Новгородское судопроизводство основано на разделении подсудности между княжескими и общинно-вечевыми органами суда. Княжеские органы, т.е. сам князь, его наместник и тиун, решают преимущественно уголовные иски. Общинно-вечевые органы суда следующие: суд посадника (Новг. суда. гр. ст. 2) ведает преимущественно тяжебные дела о поземельной собственности (там же, ст. 28); суд тысяцкого (там же, ст. 4 и дог. новгор. с Казим., ст. 6) ведает преимущественно иски, возникающие из договоров между лицами торговыми: "дела торговая, гостиная и суд торговый" (уст. гр. кн. Всеволода церкви на Окопах). Хотя личное восстановление права (самоуправство) воспрещено (Новгород, суда. грам. ст. 6,7,10 и 12), но личному элементу дано здесь право участия в государственных органах: "на суд поимати двема истцом по два боярина и по два мужа житейска от каждыя страны тяжущейся" (Никон, лет. под 1384 г. и Новг. суда, гр., 25).

Эти различные трибуналы поставлены в инстанционные отношения двоякого рода: пересуд и доклад. Пересуд, или новое рассмотрение дела в высшей инстанции, принадлежит органам княжеского суда (Новг. судн. гр., 2 и 3). Доклад или перенос дела самим судьей, по неясности закона или факта, делается коллегией, состоящей из представителей общин (концов города), судей, назначенных сторонами, и княжеских чиновников (там же, 26).

Псковское судоустройство основано на двойственной организации всякого суда, т.е. всякий трибунал состоит из княжеских и общинно-вечевых органов: центральное судилище - "господа" - состоит из князя, посадника и сотских - представителей общин. Хотя и указывается на отдельный суд княжий (Пек. суда, гр., 1) и посадничий (ст. 3 и 6), но в действительности они судят всегда вместе (ст. 4; см. также правую грамоту Светогорскому монастырю (ак. юрид., N 2), по которой суд происходил "пред господином Псковским, т.е. князем, пред посадниками степенными двумя и пред соцкими"; (о сотских как судьях см. псков. суда, гр., 12. 20). Такой же двойственный состав имеют и служебные органы суда: нераздельно действуют княжий человек и сотский (там же, ст. 18); дьяки княжий и городской (ст. 79); подверники по 1 чел. от князя и от Пскова (ст. 59) - для наблюдения за порядком в суде; дворяне и подвойские (ст. 81) - для вызова в суд. Провинциальное судоустройство имеет такой же двойственный характер: в пригородах управляют и судят посадники (ст. 77) и княжеские наместники (последние с 1469 г. во всех пригородах Пскова; см. ст. 5).

II. Судопроизводство

Общая форма процесса уже с древнейших времен заключала в себе три стадии: 1) установление сторон, 2) производство суда и 3) исполнение решения. Но наряду с общей существовали и другие формы, в которых недоставало той или другой из указанных частей процесса.

1. Стороны

Обе стороны именовались "истцами" (Рус. Пр. Кар., 17; Пек. судн. гр., 62; Новг. судн. гр., 13, 11 и др.) или "суперниками" ("егда бо грядеши с супьром своим на пути...", - говорится в Панд. Антиоха XI в.), или "сутяжниками" (Пек. судн. тр., ст. 58). Таковое одинаковое наименование сторон указывает на отсутствие процессуальных преимуществ и для истца, и для ответчика, с некоторыми, впрочем, исключениями для исков уголовных (см. Рус. Пр. Кар., 99). В Патерике Печерском рассказывается, что "Арефа (печерский монах, будучи обокраден) от многие скорби, еже о злате, хотя сам ся погу-бити, и тяжу велику вздвиже на неповинныя, много мучив без правды" (Памяти., изд. Яковлевым, стр. CXVIII).

Понятие о государстве как истце (в делах уголовных) еще не существует; следовательно, нетразличия между уголовным и гражданским, следственным и обвинительным процессом. Но уже со времен довольно ранних государство помогает частному истцу в преследовании обвиняемого (Рус. Пр. Ак. 41; Кар. 125; Новг. судн. грам. 36; Псков, судн. грам. 65, 98 и др.), возлагает преследование преступлений на общины (Рус. Пр. Кар. 80) и, наконец, активно участвует в интересах сторон, воспрещая потерпевшему лицу освобождать преступника от наказания по мировой (Уст. Двин. грам. 6). Есть известия, что уже в XII в. государственная власть преследовала преступления даже тогда, когда частный истец отказался от иска, и что ближайшая причина этого явления заключалась в том, что органы власти не хотели отказаться от следуемого им уголовного штрафа. "Пришли тати к св. Григорию Чудотворцу (рассказывается в Патерике Печерском); хозяин заметил их и поймал". "Блаженный же, дав им ясти, и отпустил их. И се уведав городской властелин и повелелучити татие тии. Стуже си Григорий, яко его ради предани сить, и шед дасть книгы (единственное имущество, которое у него было) властелину, татие же отпусти" (Памят., изд. Яковлевым, стр. CXXXVII). Но думать, что денежный интерес был единственный, который руководил тогда государственной властью в его уголовно-полицейской деятельности, было бы ошибочно (см. выше).

Сторонами, по общему порядку, во всех делах являются частные лица. Но под частными лицами в древнейшее время разумеются не лица физические: тогда истцами и ответчиками выступали семья, род и община: "на борьбу эту родственники обеих тяжущихся сторон приходят вооруженными и становятся; тоща соперники вступают в бой..." (Ибн-Даст).

В частности, по искам, возникающим из таких преступлений, как убийство или увечье, искал весь род или вся семья. Впоследствии появилось ограничение этого и было постановлено, кто именно может мстить за отца, сына и брата.

С другой стороны, ответчиками по преступлениям являются опять семья, род и община. Впрочем, семья отдается на поток и разграбление за преступление ее главы (Кар, 5) не из уголовно-карательных целей (см. выше). Из последующих законодательных отмен видно, что первоначально и по преступлениям татьбы отвечали жена и дети преступника (Суд. Казимира, ст. 1 и 4) опять в смысле гражданского иска.

По русскому праву, первоначальная обязанность общины отвечать по искам об убийстве не подлежит сомнению; из нее возникла круговая порука (при которой община является уже не только ответчиком, но и судьей по преступлениям).

Поэтому почти при каждом иске к суду являлись с той и другой стороны целые толпы родственников и соседей, причем роль главных деятелей совершенно скрывалась за действиями масс пособников. Это удержалось до издания судных грамот. Псковская грамота запрещает ходить на суд "помочью", приказывая "лезть в судебницу" только двум сутяжникам. Из ее слов можно заключить, что еще в то время пособники силой лезли в судебню, били подверников. В Новгороде стороны приводили с собою толпы приятелей (совершали "наводку") и тем парализовали действие правосудия (Новг. судн. гр., 6, 13). В позднейшем литовско-русском периоде, чем богаче был истец или ответчик, тем с большей свитой являлся он на суд, наводя ужас на судей и противника.

Кроме семьи, рода и общины, истцами и ответчиками являлись юридические лица в собственном смысле, обычно в полном составе своих членов - физических лиц. Это опять открывается из запрещения, постановленного Псковской судной грамотой, чтобы за церковную землю в суде помочью не ходили, чтобы искал и отвечал один представитель юридического лица - староста (Пек. судн. гр., 70). С постепенным выяснением понятия лица в частном праве определяется и деятельность физического лица как стороны в процессе. Впрочем, никаких условий процессуальной правоспособности физического лица памятники этой эпохи не дают. Из них можно извлечь только, что эта правоспособность имела безграничные пределы: могли искать не только женщины, как замужние, так ивдовы (Новг. судн.гр., 16,17), и дети (Пек. судн. гр., ст. 21), но даже крабы (Новг. судн. грам. ст. 22).

Отстранив от участия в суде толпы родственников и соседей, закон должен был определить, всякое ли лицо должно непременно лично являться на суд или могло выслать за себя представителя ("ответчика", "пособника"). Вероятно, первоначально личное присутствие сторон в суде было общим правилом, так как процесс должен совершаться личными средствами (например, испытания огнем и водой, клятвой и полем) с помощью семьи и рода. Поэтому Русская Правда молчит о представительстве вовсе. В эпоху же Новгородской и Псковской судных грамот судебное представительство получило широкое развитие. Кто мог иметь представителей? По Новгородской грамоте, поверенных, которые в ней называются ответчиками, мог иметь всякий (ст. 15, 19, 82); напротив, по Псковской это право принадлежало только женщинам, детям, монахам и монахиням, дряхлым старикам, глухим. Кто мог быть представителем? Прежде всего люди, связанные с истцом или ответчиком семейными узами (это остаток древнего пособничества); такие естественные представители - сын за мать, муж за жену. Новгор. судн. гр., говоря об этом, предоставляет право выслать за себя сына вдовам старейшим или по крайней мере житьим, т.е. двух высших классов общества. Но отсюда не следует, что вдовы прочих сословий лишены были права высылать за себя детей. Относятся ли к числу естественных представителей слуги (холопы) и вообще домочадцы истца и ответчика, на это памятники не указывают прямо, но порядки последующих времен делают такое предположение совершенно вероятным. Кроме естественных представителей, можно было выслать как ответчика всякое стороннее лицо с одним исключением: лица, облеченные общественной (административной) властью, не могут быть частными поверенными (Псков, судн. гр. 68, 69). Это, очевидно, делалось для того, чтобы предотвратить невольное давление на совесть судьи.

Однако несомненно, что право того времени еще неохотно допускало развитие ремесла поверенных наемных: это видно из того, что Псковская судная грамота воспретила одному и тому же поверенному вести дв а дела в один и тот же день (ст. 71). Очевидно, что процесс еще не далеко ушел от той формы, когда обе стороны должны были вести его лично, и теперь много еще оставалось таких процессуальных действий, которые не могли быть поручены наемнику; так, допустив наймитов к судебным поединкам, закон не допускал, чтобы можно было нанять за себя целовать крест (Пек. судн. гр. 36). Естественные представители - не наемники - могли, по всей вероятности, исполнять все процессуальные действия (Новг. суд. гр., 19, ср. ст. 16). Это уясняет нам роль поверенных на суде. Кроме уже указанных ограничений, в других отношениях поверенный заменяет доверителя вполне: так, срок явки к суду, принятый поверенным, обязателен для доверителя, если поверенный умрет до наступления этого срока (Новг, судн. грам. 32).