Слово 38. О несогласии ученика с отцом

Брат, не имеющий ни любви, ни веры к отцу своему, слушает слова его, советы и наставления с холодностью, с принуждением и без внимания, а поэтому и кажутся ему они тягостны, противны и невы­носимы. Отец же, видя брата ожесточенным и не благоволящим к советам его и поучениям, тоже скорбит и болеет душою, и так сам в себе помышляет: не ради ли моего злого нрава и недостойности брат не может исправиться и преклониться к любви и согласию? И так думая, недоумевая и истязая себе самого, едва не приходит в отчаяние, страшась, чтобы душа брата не взыскана была на нем, так как брат не отходит и не хочет удалиться, делами и словами сопротивляется; и все советы и поучения, и само обхождение и поступки старца неприятны ему, и на всю жизнь его смущается, упрекает, соблазняется и раздражается, и явно изрыгает свою злобу и негодование. А потому отец должен уже иметь пред ним великое опасение во всех вещах, делах и поступках, чтобы брат не приходил в раздражение и немирие. При таком же принужденном и опасном обращении как возможно пребывать любви и единодушию?

Если же отец не предвидит перемен и исправления брата, если после столь многих стараний и в столь продолжительное время не успел ничего в нем исправить, но тот еще большее показывает нерадение, небрежение и дерзость, то совсем уже будет отцу бесполезно и безрассудно, если не перестанет прилагать своего старания о таком нечувственном, в нем же не предвидится ни малейшей надежды, чтобы оставил свое презорство и высокоумие и возлюбил бы истинное смиренномудрие, кротость, и послушание, согласие и мирное единодушие. Но и Господь между такими несогласными вложил не мир, но меч (Мф.10,34), и повелел от таких разлучаться, и как гнилые уды отсекать.

Если старец от такого непокорного и высокоумного или гордого и строптивого отчуждается, то не подобает и этому противиться, а отлучиться и удалиться от старца так немирным несогласным: может быть и для души его будет полезнее и менее осуждения, чем жить так в противление монашеству. Так живущим неминуемо предстоит погибель и осуждение, либо за свои богопротивные поступки, либо за то, что братию своим нравом и роптанием тревожит и смущает, и тем самым души братий повреждает. Отошедши же и отлучившись, один понесет грех, подобный Иуде предателю, так как он не захотел последовать Христу, и отступил от Него, и продал за тридесять серебряников. Так и он не захотел слушать и покоряться отцу свому, но отступил от него, и продал свое монашество за свою развращенную волю, самомнение и пагубное презорство.

[Если старец от такого непокорного и высокоумного, или высокомерного и строптивого отчуждается, то подобает и всему братству, по словам Златоуста, против такого вместе с от­цом вооружиться, и отвращаться от него, чтобы он чрез это познал свое заблуждение, и почувствовал свое лишение, чтобы возненавидел свой разум и кичение (гордость), и чтобы со смирением об­ратился и положил начало своего исправления. Если же и по та­кому оставлении и отчуждении от него всего братства, он не обратится, и будет пренебрегать отцом и братией, и не восчувствует, не окает самого себя и не смирится от всей души, то, по слову Лествичника, Един Бог только такого гордого и презоривого (высокомерного) может исправить, и, по слову святого Василия Великого: та­кой упорный и непокорный будет в пищу диаволу.

Сам такой высокоумный и презоривый да рассудит, что подобает ему, будучи немирным и несогласным, отлучиться и удалиться от старца, может быть и для души его будет полезнее и менее осуждения, если жить так в противлении монашеству. Так живущим неминуемо предстоит погибель и осуждение, либо за свои богопротивные поступки, либо за то, что братию своим нравом и роптанием тревожит и смущает, и тем самым души братий повреждает. Отошедши же и отлучившись, один понесет грех, подобный Иуде предателю, так как он не захотел последовать Христу, и отступил от Него, и продал за тридесять серебряников. Так и он не захотел слушать и покоряться отцу свому, но отступил от него, и продал свое монашество за свою развращенную волю, самомнение и пагубное презорство.] (вместо вышестоящего абзаца)

Но и сам отец должен неминуемо отпустить от се­бя такого, чтобы не подвергнуть его большему осуждению и гневу Божию за его дерзости и строптивость, с которыми он не стыдится и не страшится уничижать и укорять саму жизнь и поступки старца. А поэтому старец, боясь сам принять за него осуждение, должен сказать ему так: «Прости, брат, если поступ­ки мои и жизнь моя соблазняет тебя, то я не могу быть твоим [от­цом и] наставником, и ты должен удалиться от меня, чтобы не повреждаться больше слабым моим житием».

В обителях прилично держать таких вместо работников; отцу же безмолвствующему связываться с такими, которые ни веры к нему, ни усердия не имеют, будет знамением, когда сам старец обдержится любовластием, потому что смиренномудрым и духовным старцам страшно показуется принимать в сожитие свое и управление и таких, которые со всею истинною и крепкою любовью и верою вседушно предаются конечным и безусловным самоотвержениям. От таких не смеют отрицаться, ибо и безмолвствующим о таких повелено печься, и очень опасно, если вознерадеть о таких.

Если бы старец безмолвием своим, постом и всякого вида подвигами и молением восшел на высоту бесстрастия, но, по слову Златоуста, не спасется, если презрит и оставит немощного брата, Божиим Промыслом к нему притекшего и желающего им спастись. Ибо где у такого старца покорение воле Божией, ведая, что Господу благоприятнее всего, если кто немощного и страстного исправит и спасет своим тщательным старанием?

Если же старец говорит о себе, что немощен есть и не может иных наставлять, — но Бог невозможного не требует, но сколько сможет, столько ради Господа, и пусть печется о брате. Падение же его, случающееся от сообращения с немощным братом, прощается благодатью Божиею, любовь же и попечение о спасении брата приемлются и вознаграждаются от Господа более безмолвия.

Напротив же, предосудительно и крайне опасно лишать себя безмолвного и мирного жития ради строптивых, непокорных, немирных и высокоумных самолюбцев. Такие не от Бога, но по наущению завистника спасения нашего и врага — диавола приходят, чтобы нарушить душевный мир и спокойствие.

Если же брат, хотя и претыкается и часто падает, но умоляет отца и братий, что бы потерпели его, и с верою хочет держаться отца, и хотя насилуя себя, но старается быть в пови­новении, то если такого отец пренебрежет и оставит без старания о его исправлении, то и сам старец будет оставлен Богом. Потому что тогда приличествует исполнить сказанное: «спасая, спасай твою душу» (Быт.19,17), то есть: когда нет уже надежды исправить брата, и когда отнюдь не слушает и не покоряется, не приемлет советов и увещаний ни отца, ни брата, тогда праведно старцу оставить такого и печься о своем спасении. Следовательно, пока в конец не отринет брат желания ко исправлению, то нужно и всему братству вместе с отцом печься о нем Бога ради.

Если же такого страстного и неисправленного, и высокоумного оставить жить самого, как в затворе, чтобы не смущал иных, то от уединения еще больше возгордится и более станет высокоумствовать. Поэтому таким нельзя безмолвствовать, чтобы из человека не сделаться бесом. Полезнее такому проходить жизнь, подобно Исидору, так как стыда и скуки ради может быть слезу приобретет. К тому же еще нужно такого высокоумного ставить между братьями, пусть будет всюду как последний, чтобы чрез это соделался бездерзновенным. Все собственные, принадлежащие ему вещи забрать от него и истребить, и не попускать ему отнюдь ни откуда самому, ради своей потребы не добывать [ничего], даже самого малейшего, чтобы чрез нищету телесную соделался нищим духом. И чрез то самое, пусть навыкнет и познает, что отец его печется истинно о его спасении, а потому и соделается благодатью Божиею признательным и благодарным к старанию о нем старца и стяжет терпение к понесению всяких подвигов и уничижений. И так, если в этих деяниях захочет с покорностью повиноваться и претерпевать, то всячески милостивого к себе узрит Господа и спа­сение примет.

Говорят все святые отцы, что нет монаху иного пути, только если повиноваться и порицать себя всегда, потому что врата Божие — смирение. И отцы наши, много поносимые, вошли радующиеся в храм Божий! — Брат некий три года давал плату, чтобы ему досаждали.