Дом сей домом сестры наречется

 

Дом был недалеко. Олег Олегович тащился за мной, я прикрикнул, и он отстал. Я нарочно прошел дальше, потом вернулся — соглядатая моего не было. Я нашел магазин. Верно, ведь я иду к сестре, я только теперь это понял. Раньше я лишь до& гадывался. Сестра; у всякого должна быть сестра, вот и у меня она есть. Разве я не могу идти к сестре? Многие ходят к сестрам.

 

Магазин оказался мал, всего один залец и низкий потолок, но конфеты в нем были.

— Что вам? — сказала мне продавщица.

— Конфет, — грубо сказал я.

— Каких вам?

— Этих вот!

— Эти хорошие!

— Я плохих не возьму! — крикнул я.

— Сколько?

— Две. Нет, одну. Одной хватит. Она же в бумажке?

— С бумажкой срать ходят, а конфеты в фантиках.

— Я так и думал, — с достоинством сказал я.

— Думал — так нечего спрашивать!

 

Это уже другое дело! Дом мне теперь казался родным, бесконечно знакомым, домом сестры; конфету же я спрятал. Времена такие — не стоит на улицах особен& но&то конфетами трясти.

 

Зря я про сестру Олегу Олеговичу разболтал. И буфетчику. И прочим пьяницам. Пьяницы сестер не понимают. У них только о попойках все соображения. У них в головах только свинства и всякие казусы.

 

Я стал взбираться на четвертый этаж. Шел я долго. Полчаса. Или — неделю. Останавливался, думал о сестре. Теперь жизнь моя переменится. Сестре можно рас& сказать обо всем, сестра поймет меня всякого, сестра меня примет. Жалкие люди — не имеющие сестер. А у меня сестра есть. Ничего нет, кроме сестры. Но лучше иметь

 

НЕВА 12’2014

 

Станислав Шуляк. Без сестры / 11

 

сестру и ничего больше, чем — все сокровища мира, но без сестры. Сестра — чудо, она способна украсить всякое существование. Уверен, вы мне втайне завидуете! У вас&то, может, и нет никаких сестер! Дураки! Как вы вообще без них существуете!

 

На четвертом этаже позвонил. Я смотрел на дверь с волнением. Не открывали. Я позвонил еще раз.

 

За дверью точно стоял кто&то.

— Кого там еще принесло?

— Я…

— И что, что «я»?

— Ну, так…

— Что так?

 

— Сестру я ищу, тетенька, — сказал я дрожащим голосом. Полным тонких сус& пензий. И прочих амбивалентностей.

 

Дверь приоткрылась. Два глаза смотрели на меня настороженно.

— Чего?

— Сестру, — подтвердил я.

— Нет никаких сестер.

Я потянулся к двери, чтобы попридержать.

— Щас полицаев вызову! — пообещала тетка.

— Сестру, — шепнул я в отчаянии.

— Какую еще сестру?

— Мою.

— Так ты брат ей, что ли?

— Брат.

— Ладно уж, заходи, — сжалилась тетка.

Она подхватила меня за рукав, потянула за собой.

— На кухню иди! Сиди здесь! Понял?

 

Я сел, где было велено. Тетка ушла. Кухня была велика — много столов, несколько газовых плит, таких кухонь еще много в старых домах. Я сидел, думая о сестре.

 

Пришел узбек. У него в кастрюле варилось мясо. Свинина. Узбеки любят сви& нину. Другого ничего не едят. Узбек посмотрел, как варится его свинина. Пришла узбечка, жена узбека, помешала воду в кастрюле. Узбек вывалил туда же замочен& ный горох из плошки. Я внимательно смотрел на узбеков.

— Харю отверни! — сказал мне узбек.

Я отвернул. Не стал спорить. Узбеков не переспоришь.

 

Прибежали дети узбеков, на этих я взглянул мельком, но с отвращением. Они сразу стали что&то лопотать по&узбекски, громко и беспорядочно. Узбек отвесил одному из них затрещину, тот ощетинился, выкрикнул что&то злобное, узбекское, а другой заревел. Гадко так заревел, по&узбекски. Узбек вытолкнул с кухни своих уз& бечат, узбечка пошла за узбечатами, потом за ними вышел и узбек. У меня за пять минут даже голова разболелась от всего узбекского.

 

Мясо пахло оглушительно, помрачающе. Мяса там много, если взять кусок, никто не заметит.

 

Черт, какие иногда в голове мысли! Но лучше, когда их совсем нет.

 

Я подцепил вилкой кусок мяса, размером с полкулака. Подул на него, чтоб быс& трее остыло. И тут услышал шаги. Я заметался.

 

У меня в руках мясо и вилка. Бросить мясо обратно в кастрюлю я уже не успе& вал. Я сдернул мясо с вилки полою пальто, бросил вилку на стол. Побежал к свое& му стулу. Обжигаясь и дуя на руку, перехватил кусок мяса и быстро сунул за пазуху. И в ту же секунду в кухню вошли.

 

НЕВА 12’2014

 

12 / Проза и поэзия

 

Вошли двое парней, по виду — студенты. Они говорили на ходу. Чертово племя!

 

— Это не должен быть ни рассказ, ни повесть, ни даже роман, но — кино на бу& маге. Представляешь? — говорил один.

 

— Сценарий, что ли?

 

— Нет, не сценарий. Но что&то такое, что читаешь — и видишь все от первого и до последнего кадра. Движущиеся картинки…

 

Студенты поставили чайник. Мясо жгло мою грудь.

 

На полу красовались жирные капли, я не успел утереть их ногой. Студенты&то капли не замечали, увлеченные разговором, но их могли заметить узбеки, когда придут. Капли непременно выдадут меня.

 

— Все равно, главное — сюжет! Фабула, — вставил второй. — История. Надо чет& ко себе представлять, что ты рассказываешь!

 

— Ерунда! Совершенно неважно! Завязка, развязка, кульминация, интрига — ни& чего не надо!

 

— А что надо?

— Надо, чтоб была река! В одном месте вошел в нее и поплыл себе, поплыл!

— Куда поплыл?

 

— Туда, куда она тебя несет! А потом просто вышел из нее. В другом месте. И там уж все другое: берега, рельеф, ширина реки, глубина, породы рыб, птицы над головой, люди, деревья, климат, небо, стратосфера, батискафы — весь мир другой. Из одного мира надо перейти в следующий. Главное, чтоб было чудо неведомого перехода. Без стыков, без швов, без заусенцев. Плавно, незаметно. Как на реке.

 

— На реке бывают пороги. И топляки.

— Это ничего.

 

Пришли узбек с узбечкой. Стали вдвоем резать картошку, потом перец. Студен& ты ушли. Я вздохнул с облегчением. Ничего вообще нет хорошего в студентах! Эти их разговоры! Скоты!

Узбеки топтались по каплям на полу, ничего не замечая.

 

Пальто на груди у меня пропиталось мясным соком. Я прикрывал это место ру& кой. Будто бы у меня болело сердце. Если меня застукают с утянутой свининой, скажу, что у меня болит сердце, подумал я. К тому ж у меня нет почки и еще нарост неизвестного происхождения. В районе затылка. В общем, какие&никакие козыри у меня были на руках!

 

Пришли студенты за чайником. По&прежнему говоря на ходу. Взяли чайник и чашки и убрались к себе восвояси.

По мне, так узбеки лучше студентов.

 

Еще пришла тетка. Та, что впустила меня в квартиру. Увидела меня — уди& вилась.

— Ты что здесь сидишь?

— Сестру жду… — тихо ответил я.

 

— Сестру&у? Нашел где ждать! Вот дурачок&то! Сестру ждет! Узбек с узбечкой засмеялись. Я тоже улыбнулся вымученно.

 

— А где мне ждать?

— Ну&ка пошли!

Я понуро поплелся за теткой.

 

Она вела меня в самый конец квартиры. Коридор сделался узок, как дыхатель& ное горло. Дальше тупик — коридор заканчивался.

 

Тетка остановилась.

— Так кого ты там ищешь?

— Сестру.

— А звать как?

 

НЕВА 12’2014

 

Станислав Шуляк. Без сестры / 13

 

— Сестру?

 

— Ну, не меня же!

 

К этому вопросу я не был готов. Оттого призадумался и стал вспоминать. Раз& ные имена, их обрывки или просто даже случайные звуки назойливо подворачи& вались мне, но я их отвергал, чувствуя, что они лишь желают меня обмануть, замо& рочить. В имени сестры не было ни этих звуков, ни этих обрывков, их там просто не могло быть. Обрывки были гадкими, а имя сестры не такое.

 

Имя пришло вдруг само собой, оно сразу же утвердилось, оформилось, востор& жествовало.

— Вера, — сказал я.

Тетка толкнула дверь и крикнула в проем:

— Слышь, ма! Верка в соседней комнате, что ли, жила?

 

— Какая еще Верка? — сказала старуха.

— Вера, — потерянно поправил я.

— Какая Верка? Ну, или Вера? — переспросила меня тетка.

— Обычная, сестра моя, — запнулся я.

— Обычная, сестра его, говорит, — громко сказала тетка.

— Фамилия как?

— Как фамилия Верки? — спросила меня тетка.

С фамилией было проще, чем с именем. Фамилия всплыла сама собой.

 

— Сочкина, — трепетно сказал я. Я любовался этой фамилией, я пробовал ее на вкус, фамилия искрилась, переливалась, волновала, будоражила.

 

— Сочкина Верка, — громко молвила тетка.

— Сочкина, — повторила старуха. — А кто ее спрашивает?

— Ты кем ей приходишься?

— Брат.

— Брат, говорит!

— Какой еще брат? — непреклонно спросила старуха.

— Ты — какой брат? Троюродный?

— Обычный! — торопливо сказал я. — Просто брат! Родной брат!

— Родной брат, — сказала тетка.

— Скажи, пусть уматывает! — крикнула старуха. — Нечего тут шлындать!

— Слышал? Тебе лучше уйти! — сказала мне тетка.

 

Тут уж я заупрямился, закапризничал. Я был так близко от сестры, и вдруг ли& шиться всего из&за какой&то глупой старухи!

 

— Не пойду! — заголосил я. — Где ее комната? Эта? — я толкнулся в соседнюю дверь. — Вера! Я здесь! Я брат!

 

— Тихо, тихо! — перепугалась тетка.

Старуха продолжала шуметь.

 

— Ишь ты! Думает, если брат, так и таскаться можно! Пол топтать! А убирать за ним кто будет?!

 

— И ты, ма, молчи! — прикрикнула моя провожатая. — Разоралась ни с того ни с сего!

 

Тут вдруг и ключ у нее нашелся.

— Вера! Я здесь! — твердил я.

— Посмотреть хочешь? — спросила тетка, отпирая.

— Я к сестре, я шел, я и конфету принес!

 

— Конфету оставь! — строго сказала та. И даже заслонила собой проем. — Здесь положи! На полочке, у телефона. Нечего в комнату переться с конфетой!

 

Полочка была на стене. Телефона не было. Может, разве что когда&нибудь рань& ше. Потом&то сперли, ясное дело! У нас все прут! И еще тырят.

 

НЕВА 12’2014

 

14 / Проза и поэзия

 

Я положил конфету на полочку, и тетка пропустила меня в комнату.

 

Да, это комната сестры, я сразу понял. Комната была пустоватой: кровать сто& яла, железная, старая, шкап тоже стоял, и еще этажерка. Стол был ближе к окну, стула я не разглядел. Кое&что из вещей я увидел: гребенку, купальную шапочку, журнальцы — пять или шесть, серый халатик, вязальные спицы. Все это могло принадлежать только ей.

— Где Вера? — упавшим голосом спросил я.

— Какая еще Вера?

— Сестра.

— Твоя, что ль?

— Моя.

— Так у тебя и сестра есть?

— Вера! — крикнул я. И сел на кровать.

— Не сторожиха я Вере твоей.

— Вера, — тихо сказал я.

 

— Ладно, — сказала тетка. — Ты ступай, милый. Некогда мне тут с тобой лясы точить.

 

— Я сидеть буду, — сказал я. И уцепился снизу за кровать.

— Может, мне Рашида позвать?

— Не надо Рашида.

Я погрустнел. Рашид был узбеком, тем самым. У меня было его мясо.

— А может, ты здесь пожить хочешь? — вдруг сказала тетка.

 

— Да, поживу.

— А деньги есть?

— Было двести, но потом я купил конфету — теперь меньше.

— Это очень мало.

 

— Больше нет. Тетка задумалась.

 

— Ну, тогда можешь пожить, пока не выйдут эти деньги. Потом тебе придется уйти.

 

— Да. А Вера появится?

— Что за Вера еще?

— Сестра.

— Я ж тебе сказала, что ей не сторожиха. Ты деньги&то давай!

Я отдал деньги. Тетка пересчитала их задумчиво.

 

— По коридору не ходи, — сказала она. — Сиди тихо! Ссать захочешь — терпи! Ночью сама тебя отведу, а пока чтоб никто тебя не видел! Рашид, запомни, зверь настоящий! Он у себя в Чимкенте кого&то убил, теперь сюда приехал. Здесь убьет — обратно уедет. Там убивать будет. Потом опять приедет. Усвоил?

— Мне есть тоже надо.

— Потерпишь! Зачем я вообще с тобой связалась?

 

Тетка вышла. Я посидел немного, потом улегся на кровати с ногами. Достал из& за пазухи мясо. Оно давно остыло. Оно было с салом.

 

Я оторвал зубами кусок сала, пожевал, пососал, оторвал кусок мяса.

 

Вера! Где же ты? Почему ты не встретила меня в своем доме, во всеоружии сво& их гребенки, халатика, купальной шапочки? Почему ощетинилась ты предо мною своими соседями, подлыми и никчемными, своим холодным четвертым этажом, своим невниманием, своей железной кроватью? Я стал ворочаться в тоске и в не& прикаянности, даже свинина не радовала меня, хотя я все равно откусил немного мяса и пожевал холодно и равнодушно, без блеска плоти, без рвения духа, без тай& ного трепета мускулов. Миросозерцания, конвергенции и сублимации столпились

 

НЕВА 12’2014

 

Станислав Шуляк. Без сестры / 15

 

у порога, Олег Олегович положил мне руку на плечо и спросил что&то несуразное, но я не ответил, я потрогал нарост на голове, и тот откликнулся, будто бы был жи& вым, издал звук, непохожий на человеческий, щемящий, шампанский, саднящий звук, безжалостный и промозглый, и тут я проснулся.