Студопедия — Алексеев Сергей - Аз Бога Ведаю! 11 страница
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Алексеев Сергей - Аз Бога Ведаю! 11 страница






На вселенском вече из всех князей светлейших жребий пал на Роса, юного князя, вскормленного Великим Волхвом. Рос стал землей править согласно Лада и скоро овладел Пространством, восстановил Пути земные, очистив их от кровопийц, тлена и мрака. С той поры по имени князя стала называться и северная сторона – Россия. Чуть минула беда, народ арийский вновь сделался доверчивым и по‑детски бесхитростным. Чем более процветала Россия, тем ярче испускался от нее свет, перелитый из небесного в земной, тем более прельщала она силы тьмы – народы, живущие под знаком мертвящего светила.

На сей раз упыри вонзили жала в святыню Ариев – прервали Птичий Путь. В астральном месте, где начинался ход от устья Ра к истоку Ганга, где Коло Севера сливалось с Коло Юга, сгустилась Тьма. И вновь живительная кровь стала питать чужую плоть. Волхвами обрядившись, силы тьмы бродили по России и на ухо шептали племенным князьям, что боги их стары и немощны, что в мире Ариев нет Правды, нет порядка и что потомки князя Роса не могут править народом, ибо слепы и безмудры.

И начались раздоры между племенами. Народы Ара разбредались по земле, и каждый князь пытался сотворить свой обережный круг, построить свой Лад. Но вместо негр над Севером царствовала ненависть. Братья насмерть бились друг с другом, дети не любили отцов своих, мужчины ненавидели женщин. И никто не мог рассудить их. Однако на острове Ар в студеном море остался славянский род, правил которым светлейший князь Рус, прямой потомок Траяна. Жили они по древним законам, с лова – добывали морского зверя – и не утратили Знаний Путей земных и небесных. В России их называли – Варяжи, то есть досточтимые. Пришли к князю Русу словенские князья и позвали править Россией. Но сам светлейший и досточтимый князь был уже стар, чтобы взойти на престол и установить Лад, и потому послал он своих сыновей и отдал Словенам свой рок – имя, ибо прежнее – Россия – изречено было Тьмой.

Старший сын Руса – Рурик, как некогда Траян, порядок устанавливать начал не с поля битвы, а с возрождения астральных мест: изветшали Белые Вежи и не сходились земные Пути с небесными. Словене уже не Роду поклонялись – земным богам требы приносили и чтили одного Перуна – Владыку молний, поскольку объяты были страхом, утратив суть Знаний мироздания. На озере святом, где еще Траян Лад творил, на Ладоге Рурик воздвиг свой престол, а брата Синеуса отправил на Белое озеро – в этом астральном месте была сокрыта середина Коло – ось, единственно неподвижный луч в Коловращении Света. Третьего же брата, Трувора, в Изборске посадил, но не землею править, а восстановить утраченные Пути между народами Ар.

Да тщетны оказались святые помыслы досточтимых князей, чтобы сражаться с Тьмой, ибо смертны они были. Траянова стезя подвластна лишь богам или сыновьям, рожденным плоть от плоти. Невозможно сотворить божественного промысла, когда отмерен земной срок. Ведь даже сыновья бога Рода, исполняя свой рок на земле, получают земную суть. Их плоть не уязвить мечом или стрелой, но дух божественный имеет человеческую суть и может быть прельщен, как всякий земной дух.

Померкли братья князи из рода светлейшего Руса…

И только князь Олег, племянник досточтимого князя, непобедим был в сече с Тьмою. Отвергнув престол и власть, этот князь отправился в Чертоги Рода и оттуда ступил на тропу Траяна. И узрел с небес то, что не увидеть было с земли. Это он сказал: “Путь птичий заслонен! Не сотворить нам Лада, покуда устье Ра не ведает истока Ганга. Исторгнем же хазар!”

И бился насмерть с ними, не желая ни славы и ни чести, а мысля об одном – вновь выстроить Белую Вежу, откуда б открывался Путь по тропе Траяна.

Был он Вещим, но не смог отряхнуть земную персть, чтобы обрести бессмертие. Как всякий смертный Гой, он захотел рок свой испытать, увидеть свою смерть…

Дружина Святослава встала на холме, где высилась Дубрава: сюда в последний раз копье упало и вонзилось в землю, указав зенит. Путь пройден был! На окоеме виднелся берег Дона и Белая Вежа, ныне зовомая супостатом Саркел, где вместо чудесного творенья камнерезов, вместо светлых кружев стояла черная башня с бойницами, увенчанная голубой звездой.

Листва давно опала, и древний лес был черен и незряч, словно мертвец. Однако в его недрах среди молодняка был вековечный дуб – суть Древо Жизни, а рядом с ним когда‑то поставленный Траяном и ныне поверженный камень подписной. Святослав велел вновь утвердить его, и триста витязей, веревками обвязав земной путеводитель, впрягли коней, впряглись сами, и под единый вопль, под вздох единый поставили. Князь счистил пыль веков и прочел: “На месте сем суд сотворится моими промыслами, но деяниями внуков. От сего камня путь открыт встреч солнцу”.

Путь был открыт, и к стенам Саркела не было заслонов даже в виде конных разъездов – иди и бери город приступом! И вдохновленные полки подзуживали князя.

– Пойдем и возьмем! Коль путь недельный одолели от восхода до заката, в один день – крепость покорится в час! Бросай копье, княже! Эй, раджи, волхвуйте!

– Не силой чародейства далее пойдем, но силой духа, – урезонил гридней Святослав. – Мужайтесь, витязи! Нет у нас орудий стенобитных, доспехов нет, а из союзников лишь гузы, которые на помощь не придут на ратном поле – лишь за добычей явятся. Да есть мечи и воля! Что еще надобно нам, други?

Наутро, едва только взошло солнце над окоемом, как тут же покрылось мраком. Из глубин степей двигалось войско несметное, и сторожа, сидящие на ветвях дубов, принялись силу считать – не сосчитали.

– Тьма идет! – возвещали они. – Все поле конными покрылось! А впереди себя табуны гонят!

Полки Святославовы стояли по опушке священной дубравы: справа Претич, слева Свенальд, а сам князь посередине. Были готовы встретить супостата, однако встретили стихию: табуны полудиких степных коней, собранные в один бессчетный, неслись во весь опор на боевые порядки и грозили смять их. Взбудораженные лошади под витязями тревожно ржали, поднимались на дыбы, бесились, норовя сорваться в лес. Но гридни в седлах на миг окаменели, ибо грозная стихия захолодила головы и уста: невиданное зрелище! Земля гудела от сотен тысяч копыт, могучая дубрава за спиной дрожала, роняя наземь остатки листвы, и воздух, толкаемый лавиной, обратился, в ветер, бьющий в лицо. Все пространство, насколько хватал глаз, вдруг ожило, зашевелилось, и этот смерч неотвратим был!

Однако князь сказал раджам:

– Смирите эту силу!

В тот же миг волхвы из племени раманов спешились, встали клином, как птицы, и полетели легкой стрелкой навстречу безудержной стихии. Поднявши руки, они кричали на наречии, которого и Святослав не знал: то ли просили, то ли заклинали – слова тонули в грохоте и гуле. Встречный ветер вздувал их яркие одежды, но не мог поднять сей клин на воздух, дабы спасти его от лютой дикой силы. Беззащитный и уязвимый, он летел вперед, и чудилось, еще минута – и вал коней пожрет раджей, в прах перетрет жерновами копыт. Но тут они остановились, уперлись в землю и выбросили пред собою руки.

И рассекли лавину! Будто на стену натыкаясь, кони взрыли землю, сдерживая бег, и смерч разбился, потерял напор и развалился надвое, словно земля под сошником сохи. И увядая все более, уже не мчался, а тяжело катился, огибая дубраву и выстроенные полки. Сотни погонщиков еще пытались оживить огонь, высекая его плетями из конских крупов, да уж поздно было: стихия обратилась в дым…

Когда же он рассеялся, на поле, вспаханном копытами, как зябь, супротив своих полков позрел князь иную силу – многотысячное войско, суть Тьму, восставшую с востока. В багровом свете солнца черные одежды и латы отливали красным: будто не супостат стоял, а бесконечный вал угля, рдеющего под ветром, который вихрил и вздувал седой пепел – суть бунчуки на древках и шеломах.

В зябкой предзимней степи вдруг жаром пахнуло на витязей, заалели холстяные рубахи, натянулась и загорела кожа на лицах, багровые кони заплясали под седоками, раздувая ноздри. А стаи черных воронов, ожидавшие поживы, кружили и вились в небе, словно искры.

Но тишина висела над полем, ибо вспаханная зябь, исполчившиеся рати и птицы над головами – все ждали часа своего, однако же никто не мыслил умереть, напротив, как никогда хотелось жить. Земля жаждала не крови и костей – суть семени, чтоб плод родить, а воины сторон обеих думой утешались о победе, и вороны слетелись, чтобы насытить плоть. Никто не смел нарушить зыбкого покоя, ибо вместе с первым возгласом сии надежды рухнут, и во власть вступит не жизнь, а смерть.

И тогда князь вынул нечитанную книгу – суть харатейный свиток, и сняв железа с него, прочел одну строку, после чего задумался глубоко, и вдруг махнул рукой.

– Начавши первым да закончишь первым. Ужо начнем, други. Но прежде любо мне сразиться в поединке!

Коня пришпорив, князь выехал на середину поля и вскинул меч – булатный дар Валдая. Дружина замерла, только сыны, Ярополк и Олег, резвили лошадей, готовые прийти на помощь.

– Иду на вы! – воскликнул Святослав и тишину взорвал. – Кто устоит передо мною – выходи!

От голоса его помчался ветер, достиг небес и там, в клочья разметав воронью стаю, снова пал на землю, но уже в ряды врага. Багровый уголь вздулся и побелел от жара.

Не из огня сего – откуда‑то со стороны, из пустоты пространства вдруг очам явился далекий одинокий всадник и поскакал навстречу Святославу…

Тем часом каган‑бек, не мудрствуя лукаво, ходил по хлебным лавкам Саркела и резал торговцев, всех подряд, и тех, кто отзывался на условную по ритуалу речь, и кто молчал иль отвечал невпопад. Последним оказался десятилетний мальчик, однако же весьма смышленый: едва завидев вошедшего лариссея, он схватил хлеборезный нож и закричал:

– Ты – каган‑бек! И ты убить пришел! Я буду защищаться!

И защищался ловко, так, что даже кровь пустил, достав концом ножа предплечье. Повергнутым будучи на хлеба, уже со шнуром на шее, крутился и визжал.

– Изменник! Мразь! Ты не отнимешь трон Ашинов! О, небеса, покарайте вора!

Да издох, как все, и только с перерезанным горлом долго бился, и его горячая кровь впитывалась в тело Приобщенного Шада вся, без остатка.

Из него бы и впрямь вышел богоносный каган… Покончив с богоподобным родом, он приказал кундур‑каганам доставить злато – пять тысяч монет – для жертвы, сам же сменил одежды и, спрятав в них кривой турецкий нож, забрался по лестницам в детинец и отворил дверь в башню. Здесь он бывал не раз и вынужден был очищаться огнем, кланяться, становиться на колени и бросаться в ноги. Да было бы кому! А те оскорбления и упреки, которые вынужден был сносить?! И от кого? От рода вырожденцев, которые не смыслили ни в чем и разве что пожинали плоды с дерев, посаженных предками. Где справедливость мира?.. Он же, каган‑бек, из благородных и сильных булгарских племен, которые испокон века живут по берегам священной реки Ра и ведут свой род воистину от Тогармы, они имеют все, чтобы править не только хазарским народом, если этот сброд можно именовать таким высоким именем, но и всем миром.

Да кто он есть, богоносный каган? В чем суть его высшей, небесной власти? Почему он, не имеющий своих корней на этих землях – не его ли предков вывели – из диких степей, не его ли сняли с кочевого круга? – занимает трон? Лишь потому, что посвящен в Великие Таинства и вхож в подзвездное пространство? Так туда путь открыт всякому, кто принесет в жертву пять тысяч монет…

По крайней мере, от веса злата вход отворится! И все‑таки брал страх, ибо тайно проследив весь ритуал вхождения под купол, он не мог проникнуть за его дверь и не знал, что там происходит. А думалось, кагана встречает сам бог и с ним ведет беседы. Бог, имеющий много имен – Яхве, Шаддай, Элогим, Цебаот, Элион или как там еще – все одно чужой бог, поскольку земной царь Хазарии, впрочем, как и все хазарские булгары, тайно поклонялся своему – суть богу Ра и, творя молитвы в синагогах, думал о солнце. Все его предки так же украдкой вздыхали, что не послушались когда‑то Аспаруха и под давлением хазар, из небытия пришедших, не переселились с ним на Балканы. И было бы у них сейчас свое процветающее и независимое царство, да не просто царство: каган‑бек знал тайну, передаваемую из поколения в поколение. Такую тайну, о которой, как полагал он, и богоносный каган, мечтающий о мироправстве, не слыхивал. А заключалась она в том, что место, где ныне обитали племена булгар, ушедших с Аспарухом, и есть земля обетованная, и кто владеет ею, тот и правит миром.

Сколько лет земной царь и Приобщенный Шад тешился мыслью свергнуть богоносного с престола! С того момента, как приобщился, ежедневно ждал, когда же будет случай – и вот свершилось! Он не выдержал бы полного срока – сорока лет, чтоб придушить кагана, исполнив ритуал; он чувствовал, судьба пошлет удачу, когда самолюбивый и чванливый небесный покровитель сам пожелает выступить на врага, поскольку часто говорил, что Хазарии необходима скоротечная и победоносная война, чтобы утвердиться в мире, встать вровень или выше великих стран и народов. И пусть теперь получит то, что хотел на бранном поле!

Он лучше знал славян, чем богоносный, поскольку добрую тысячу лет булгары жили рядом, по соседству, и часто, заключив союз, ходили вместе на общего врага. Предки каган‑бека отлично знали: коль русские пришли без обоза и доспехов, знать, будут драться насмерть, ибо такого не бывало, чтобы славяне ратиться приходили в холстяных рубахах. А это значит, не видать кагану блистательной победы; напротив, обретет позор перед хазарами и всем миром. Пусть даже сразит своим сакральным образом князя Святослава и заря на Севере угаснет, все одно, вернувшись без победы с бранного поля, низвергнет с трона сам себя. Кто поверит в богоносность, коли каган не одолел врага?

По старому закону и ритуалу Приобщенный Шад после такого поражения обязан набросить ему шнур на шею и повенчать на трон старшего сына Иосифа, который в сей час валялся в своей лачуге, задушенный шнуром, как и все другие сыновья.

Кому же править, если иссяк весь род Ашинов?

Не задерживаясь на первом этаже башни, где все было знакомо, он взвалил на плечи переметные сумы со златом, сгибаясь под тяжестью, поднялся на второй и здесь передохнул, присев на трон. Осталось преодолеть длинную винтовую лестницу, вздымавшую под звезду, возложить жертву и познать последнюю тайну кагана – его богоподобность…

Приобщенный Шад уж было встал, когда услышал шорох за спиной и тихий, но грозный рык. Он обернулся и онемел…

К трону шел огромный старый лев, ступал лениво, с чувством силы и всемогущества. Остановившись в трех шагах, потянул носом и в тот же миг напрягся, вздыбил гриву и застучал хвостом по мраморному полу. Каган‑бек нащупал под одеждой нож и в тот момент, когда лев прыгнул, мысль озарила голову: что, если это не зверь, а бог?! Господь в зверином образе?!.

Да было поздно, ибо рука кочевника быстрее мысли нанесла удар, и лев опрокинулся за трон с перерезанным горлом. Каган‑бек вскочил – умирающий зверь еще смотрел, и ярые глаза его источали божественный гнев. Он устрашился содеянного, пал на колени, ожидая небесной кары, однако ощутил смрадный звериный дух…

Через минуту лев издох, утратив ярость и грозный вид, валялся распластавшись возле трона, словно ковер. Приобщенный Шад отер о гриву нож и спрятал под одежды, после чего взял золото и, вернувшись, пнул зверя, отыгрываясь за свой испуг. И уж неторопливо, без страха и смущения, поднялся по лестнице к заповедной двери и стал ссыпать монеты в жертвенную чашу. Когда опустела последняя сума, послышался лязг незримого засова – вход открылся!

Тяжелая окованная дверь протяжно скрипнула и отошла; в образовавшуюся щель потянул сквозняк. Стараясь не шуметь, каган‑бек вначале заглянул и лишь потом осторожно протиснулся под купол…

А там было пусто!

Посередине стоял длинный стол, заваленный объедками – корками хлеба, огрызками фруктов и рыбьими костями, пустой кувшин из‑под вина, медные кубки – здесь только что кто‑то сидел, ел и пил: следы празднества были еще свежи, однако вкушали здесь не боги и даже не цари. Скорей всего, купчишки мелкие или менялы – кто еще не побрезгует сидеть за таким грязным столом?

Но куда же скрылись? Ни дверей, ни хода потайного, ни лаза нет из‑под купола, один только выход на лестницу… Со старанием и тщательностью каган‑бек ощупал стены, осмотрел весь пол и даже свод – ни щелки! И когда, совершив круг в подзвездном пространстве, снова очутился у открытой двери, то случайно бросил взгляд на чашу жертвенника и вдруг увидел, что золота там уже нет! Кто‑то незримый успел выгрести его до последней монеты и унести!

Приобщенного Шада всегда смущал вопрос: почему каган всякий раз воскладывает жертву золотом? Зачем оно богам, если они владеют всем миром, всей Вселенной? Если в их власти одаривать благами или лишать их, наказывать и поощрять, давать жизнь и отнимать ее? Зачем нужны эти пять тысяч монет, когда все золото земли принадлежит богам?

Он тронул дно чаши, попробовал качнуть ее и обнаружил, что за стеной не только лязгает запор, но слышен еще какой‑то шорох, будто крышка западни то приподнимется, то снова упадет. Тогда он притащил тяжелую скамью, поставил в чашу и выглянул за дверь…

В полу открылся лаз, через который можно было проникнуть и под купол, и сюда, к жертвеннику. Не раздумывая, каган‑бек пробрался сквозь него и оказался на крутой винтовой лестнице, устроенной внутри стены. В кромешной тьме он долго ввинчивался вниз, пока не встал на каменный пол узкого подземного хода, который вел куда‑то в сторону от башни. И тут услышал шорох торопливо удаляющихся ног! Кто‑то бежал, и азарт погони вмиг овладел Приобщенным Шадом; он выставил руки вперед и пошел вдогон.

Порой он натыкался на стену, когда каменная нора делала поворот, иногда невидимые летучие мыши, сбитые головой с потолка, валились под ноги, скребли крыльями и когтями по лбу и весь путь лицо опутывала пыльная паутина. Судя по времени, он давно миновал детинец и сейчас двигался под городом, однако никак не мог настигнуть беглеца, хотя тот был где‑то близко – слышалось тяжелое, запаленное дыхание и звон множества монет. Каган‑бек прибавлял шагу, однако всякий раз под ногой оказывалась либо ступенька, бросающая его на пол, либо очередной поворот, а тот, кто уходил от погони, знал этот ход как свои пять пальцев и ни разу не запнулся.

Наконец, земной царь наткнулся на лестницу, ведущую вверх, и помчался по ней прыжками, словно лев, опираясь и руками, а вор уже изрядно выдохся, вспотел и теперь испускал зловоние, напоминающее звериный дух. Вдруг впереди над головой мелькнул неяркий свет – открылся выход, и сумрачная фигура с мешком стала карабкаться сквозь лаз: еще мгновение, и опустится крышка! Каган‑бек наддал и в последнем прыжке ухватил чьи‑то ноги и вместе с ними вывалился наружу…

И очутился в жилище мелкого торговца среди саманных стен, а перед ним, прижатый к глиняному полу – бродяга в драных лохмотьях, голь перекатная, коих во времена свободной Хазарии сбежалось тысячи. Тяжелый кожаный мешок вырвался из рук, и монеты сыпанули на пол, раскатываясь веером.

Не богу жертвовали – ярыге подзаборному, нещадной мрази!

– Ты вор и сейчас умрешь! – воскликнул каган‑бек и нож занес.

– Я божий человек, – спокойно произнес бродяга, ничуть не испугавшись. – Отпусти меня!

– Ты золото украл!

– Я не украл, я жертву принял. Вот ты кто такой? И как проник в святыню – подзвездное пространство?

– Как смеешь спрашивать?! – взревел Приобщенный Шад. – Как ты туда попал?!

– Подземным ходом. Видишь, он начинается в моем жилище, а другой его конец там, под куполом.

– Прорыл, чтоб похищать?

– Позволь, почтенный, как мог бы выстроить я один такую галерею? И лестницу пробить внутри стены?

– Значит, ты захватил это жилище?

– Взгляни же на меня: могу я отнять чей‑нибудь дом? Тем более такой, откуда начинается вход в святыню?

Каган‑бек спрятал нож: простой воришка или даже разбойник так не ведет себя, а тварей этих довольно повидал, когда была дарована свобода всем подряд…

– Да кто ж ты наконец?

– Сначала назовись сам, потом и я скажу.

– Я каган‑бек, земной царь Хазарии и Приобщенный Шад!

Бродяга горестно вздохнул и покачал головой, между делом собирая монеты.

– Всего лишь Приобщенный, но смел, тут ничего не скажешь… Так это ты вырезал весь род богоподобных Ашинов? В Саркеле теперь не торгуют хлебом!.. А не боишься господней кары?

– Ты теперь ответь! – потребовал каган‑бек.

– Знай свое место! – прикрикнул этот человек. – Тебе позволено взирать на богоносного и волю исполнять его, не более. А ты замахнулся на Великие Таинства!.. Палач царей!

Вдруг в лице его каган‑бек узрел образ льва! И сам он весь преобразился, будто зверь перед прыжком: послышался даже стук хвоста…

Рука потянулась к ножу – разум к молитве.

Львиный взгляд остановился на его лице и медленно опустился к рукам Приобщенного Шада.

– Впрочем, это же известно, – прорычал зверь и не спеша улегся, хотя ритмичный, гневный стук все еще слышался, – И потому господь меня послал… Пора давно под нож пустить весь этот род. Они богоподобны! Познали Таинства и мыслят править миром, рабы рабов!.. Единственный достойный каган из Ашинов – Булан! Все остальные возомнили о себе, словно и впрямь несут в себе божественное начало… Ты сделал правильно, палач царей. След поменять коня, если он хром и воз не тянет… А ну‑ка, помоги собрать монеты. Ведь это ты бросил жертвенное золото на землю после того, как господь принял?

Земной царь опустился на колени и ползая по полу, стал поднимать деньги, сгребая их вместе с сором и пылью…

 

 

Неслись навстречу два всадника, две силы, две стены, вздымая буйный ветер; не кони мчали их – суть две стрелы, направленные друг против друга.

И не было в тот миг иного виденья мира, как супостат перед очами и смерть несомая в его деснице.

Булатный дар Валдая первый круг сотворил – сверху вниз, из‑за плеча над головой и снова вниз, затем второй и третий. Еще он руку тяжелил, однако, набирая силу, легчал, и с каждым кругом начинал блистать, взрезая воздух с глуховатым свистом. Круг пятый, круг десятый, и вот уж не остановить меча! Не обережный, не чародейский, но всесильный круг – стальной покров хранил и жизнь, и честь. Откованный и закаленный, булат вдруг вес утратил и стальную твердь, десницею ведомый, он слился с воздухом, с пространством и обратился в эфир разящий, который не пробить ничем! Но совершая свой полет, о ветер истираясь, меч лишь острел, и все, что встало б на пути его, вмиг обратилось в персть, будь то оружие врага – клинок, копье или стрела, – или сам супостат. В какой‑то миг меч вышел из‑под власти, стал сам себе князь и разум приобрел.

Не булат сверкал в руке – суть Свет, на Тьму восставший!

Князь не ведал рока, но в сей решительный момент его почуял, всего лишь на мгновение опередив десницу – противник рухнет под мечом, победа будет в поединке!

Однако в следующий миг все изменилось. Стрела, летящая в лицо, вдруг резко встала, конь супостата взвился на дыбы, и Святослав узрел, что поединщик безоружен – ни сабли, ни копья и ни щита в руках, а вместо лат – одеяние из пурпурной ткани. А личина спрятана под черной пеленой – то ли чадра, то ли забрало! Будто не воин, не богатырь на поединок вызвался, а суть жена степного, кочевого нрава, которой не пристало открывать лица…

Или сам царь! Богоносный каган, о коем идет молва, будто он разит противника одним лишь ярым оком. Князь придержал коня, но непослушный меч летал по кругу, продолжая свой смертоносный танец, и звенел, словно тончайшая струна. Все зримо было сквозь булат! Самодовольный супостат в седле откинулся, словно на троне, но покрова с личины не снимал, и оттого почудилось – свирепый черный ветер, как таран, в лицо ударил, и лишь в последний миг князь увернулся и заслонился щитом своим – суть светлым кругом – от булата. Упершись ровно в парус, сей ветер стал толкать, теснить, стремясь пробиться сквозь ореол меча! Вот конь заржал под Святославом, вернее, закричал, прикладывая уши, ровно перед волчьей стаей! Однако, наклонив главу, пошел вперед тяжелым махом.

А супротивник гарцевал, кружа коня и вперя взор свой, скрытый под личиной. И, вероятно, предвкушал победу и зрелище – повергнутого князя! И рать его – суть туча грозовая, клубясь на окоеме, дыханье затаила, готовая сверкнуть победным кликом.

И можно было, не сбавляя бега, сразить его в сиюминутной стычке, снести главу в чадре, чуть изменив полет блистающего ореола; и уж десница взгорячела, да Святослав отвел ее…

Он жаждал битвы, поединка, ибо не пристало князю искать победы легкой. Да и победа ли, коль меч не зрел меча, а сила силу? Что палачу добро, то витязю позор…

Князь осадил коня, но жеребец, не знавший воли человека, был разъярен от поединка, встал на дыбы и, норовя ударить лошадь супостата, пошел вперед о двух ногах, сам ставши человеком. И опрокинул бы, обрушив в грудь копыта – князь удержал на удилах, взрезая сталью губы; страстный ратник умерил прыть и заплясал, роняя наземь ярость – кровавый сгусток пены.

– Возьми оружие! – воскликнул Святослав. – Открой лицо!

– Мое оружие – сакральный образ! – изрек на это поединщик, все еще развалясь в седле. – Сниму покров, и ты умрешь!

– Снимай! Мне любо испытать!

– Я богоподобный каган!

– Мне мыслится – жена, коли личину прячешь в поединке!

– Увы, князь, поединок завершился! Ты побежден!

– Сдается мне, не начинался вовсе!

– Сойдешь с коня и преклонишь колено предо мной – помилую, – промолвил каган, – и содержать в плену буду достойно, как подобает князя содержать. А витязей твоих, лишив оружия, в Русь отпущу. Пусть выкуп собирают, коль им нужен князь.

– Во сколько же ты оценил меня, богоподобный?

– Каждый твой воин должен принести по тысяче монет, – он сделал паузу и палец поднял. – Но есть иной путь!.. Ты можешь сам заслужить свободу, если укажешь мне дорогу к Чертогам вашего бога Рода.

– А выстоишь против меня – не только укажу, но и сам поведу тропой Траяна. Открой лицо и меч возьми!

– Ты ищешь смерти?

– Смерть ныне за тобой пришла, а моя далече.

– Молва гласит, ты будто бы светлейший! – Каган засмеялся, – Но вижу только безрассудство! Нет, не стану пленить, кто даст выкуп за глупца? Я в жертву принесу, тебя! И всю твою дружину!

– Давай сразимся, а там судьба рассудит! Каган достал магар, нацелил его в шею князя и сдернул покрывало.

– Умри, презренный варвар!

В упор дохнуло тьмой! Знак Рода в ухе огруз, отяжелел и оселедец встал дыбом; душа затрепетала, ровно свеча под ветром. Князь щит булатный поднял и заслонился, но беззащитный конь, не ведающий страха пред человеком, а значит, и пред мраком (иной бы взвился от испуга и разум потерял, как при затмении солнца), заржал пронзительно и в тот же час ослеп.

И лучше быть незрячим! Не видывал никто подобной мерзости: то ль человек в зверином образе, то ль зверь воспринял человечий облик. На светоносной реке Ганге сии твари жили в лесах и прозывались не каган, а горилла, однако, сущие в природе, отличались нравом незлобливым и любопытным.

Тут был не образ – образина, химера, суть порожденье Тьмы!

Богоподобный ждал смерти супротивника, подняв магар, чтобы вонзить его, как только отлетит светлейшая душа.

Она ж, напротив, укрепилась и воссияла, испытав удар. Остановилось время! И тут полки позрели, как над полем брани взыграло зарево, и столп огня в лучистом ореоле вдруг осветил пространство между землей и небом – всклубились тучи, расступаясь! А войско супостата попятилось назад, руками заслоняясь, ибо в тот час перед очами темными уж не заря на Севере восстала – суть солнце.

– Теперь и мой черед! – князь отпустил поводья, и конь слепой, почуяв волю и вздувая ноздри, крыла расправил, взмыл над землею, и уже с высот, подобно соколу, пал камнем..

И круг блистающий в деснице Святослава достал врага!

Булатный дар Валдая снес голову, но сам исчернел как уголь и не светился более, соприкоснувшись с мраком. И князь, позревши кровь черную, не радость испытал, не миг победы и возглас ликованья, а земную тяжесть, поскольку ведал: сей поединок не конец смертельной битвы с Тьмой, но суть ее начала.

А каган рухнул наземь, и голова его катилась, издавая рык; будучи мертвым, он слал проклятья, ибо в тот миг познал то, к чему стремился – Третий Круг Великих Таинств – Таинство смерти.

Победный клик – ура! – степь огласивши троекратно, взметнулся к небу, устремляясь в проран средь туч, а из небесного колодца на землю глянул дедушка Даждьбог. Тем часом его внуки, горяча коней, неслись лавиной, и блеск мечей в десницах, подобно искрам солнца, степь освещал. Не знающая поражений Тьма, полки отборные из тайного схорона в степях близ озера Вршан, и полководцы, взятые от многих стран как дань, и многоценное оружие, копейный неприступный вал из воинов, закованный в латгальские доспехи и греческий огонь, палящий заживо – ничто не устояло! И тщетно призывали к бою, затем казнили трусов кундур‑каганы: не страх витал на поле бранном, не малодушье ратное, но смертный ужас перед Светом, в тот час вдруг воссиявшим над осенней степью. И ослепленные хазары то рассыпались, как зола под ветром, то сбивались в кучу, давя друг друга, пока не добрались до стен Саркела, а там, стремясь в ворота, лавина черная взбугрилась, вспухла и гигантский холм из тел растоптанных и конских трупов восстал и долго шевелился, покуда еще дух теплился; потом окаменел и замер.







Дата добавления: 2015-09-15; просмотров: 331. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Практические расчеты на срез и смятие При изучении темы обратите внимание на основные расчетные предпосылки и условности расчета...

Функция спроса населения на данный товар Функция спроса населения на данный товар: Qd=7-Р. Функция предложения: Qs= -5+2Р,где...

Аальтернативная стоимость. Кривая производственных возможностей В экономике Буридании есть 100 ед. труда с производительностью 4 м ткани или 2 кг мяса...

Вычисление основной дактилоскопической формулы Вычислением основной дактоформулы обычно занимается следователь. Для этого все десять пальцев разбиваются на пять пар...

Краткая психологическая характеристика возрастных периодов.Первый критический период развития ребенка — период новорожденности Психоаналитики говорят, что это первая травма, которую переживает ребенок, и она настолько сильна, что вся последую­щая жизнь проходит под знаком этой травмы...

РЕВМАТИЧЕСКИЕ БОЛЕЗНИ Ревматические болезни(или диффузные болезни соединительно ткани(ДБСТ))— это группа заболеваний, характеризующихся первичным системным поражением соединительной ткани в связи с нарушением иммунного гомеостаза...

Решение Постоянные издержки (FC) не зависят от изменения объёма производства, существуют постоянно...

Машины и механизмы для нарезки овощей В зависимости от назначения овощерезательные машины подразделяются на две группы: машины для нарезки сырых и вареных овощей...

Классификация и основные элементы конструкций теплового оборудования Многообразие способов тепловой обработки продуктов предопределяет широкую номенклатуру тепловых аппаратов...

Именные части речи, их общие и отличительные признаки Именные части речи в русском языке — это имя существительное, имя прилагательное, имя числительное, местоимение...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.015 сек.) русская версия | украинская версия