БЕСЕДА СОРОК СЕДЬМАЯ

 

 

Я говорил о своей начальной школе. Я редко ходил туда, и это было таким облегчением для всех, что я старался давать всем такую возможность настолько часто, насколько это возможно. Почему я не мог освободить их на сто процентов? По простой причине, что я их тоже любил я имею в виду учителей, слуг, садовников. Иногда я хотел навестить их, особенно, когда хотел им что-то показать. Маленький мальчик, хотевший показать все, что у него есть, тем, кого он любит… но эти вещи были иногда опасны. Даже я не мог устоять и смеялся.

Один день я помню очень живо. Я всегда ожидал таких мгновений. Возможно, мгновение пришло, и об этом должно быть рассказано, этим надо поделиться. Это последовательность событий…

Я только научился ловить змей. Змеи бедные, невинные, прекрасные и очень живые. Вы не сможете поверить тому, что я говорю, пока не увидите двух змей в любви. Вы можете удивляться, как змеи занимаются любовью. Они не занимаются ею только человек занимается — они делают. А когда они в любви, то становятся просто огнем. А причина, по которой я говорю об этом, удивительна, потому что у них нет костей, тем не менее, они встают и целуют друг друга. Встают на что? У них также нет ног, они просто стоят на своих хвостах. Если вы увидите двух стоящих на хвостах и целующихся змей, то не захотите больше смотреть никакой голливудский фильм.

Я только научился ловить змей и отличать ядовитых змей от неядовитых. Некоторые змеи так неядовиты, что вы можете называть их рыбами, потому что многие из них живут в воде. Водяные змеи самые невинные, даже больше, чем рыба. Рыбы хитрые, а водяные змеи нет. Я пробовал силу на многих змеях, так что, когда я говорю это, я не просто рассказываю чью-нибудь историю, это моя история.

Я только что поймал змею. Это был день, когда надо было идти в школу. Вы скажете: «Странно…?» В другие дни я был так занят, не было времени, чтобы терять его на глупые вопросы, ответы, дурацкие карты. Даже тогда я мог видеть, что все карты — это ерунда, потому что на земле я нигде не вижу линии— ни для округа, ни для муниципалитета. Так что все нации — это просто ерунда, так же, как и политика. Именно политика создала карты.

Я не был тем человеком, который терял там свою жизнь. Я исследовал настоящую географию: ходил в горы, исчезая на целые дни. Только моя Нани знала, куда я пойду. И на протяжении нескольких дней меня не было ни видно, ни слышно, потому что меня нигде не было. И все, я думаю, за исключением моей Нани, были счастливы. Вы узнаете, почему… и они были правы, в этом я не сомневаюсь.

Я поймал змею, мой первый успех. Естественно, я немедленно захотел пойти в школу. И меня не волновала школьная форма, никто от меня ее не ожидал, я никогда не одевал ее даже в начальной школе. Я сказал: «Я пришел, чтобы меня учили, а не чтобы разрушали. Если я могу чему-нибудь научиться, хорошо, но я не позволю вам разрушить меня, а форма — выбранная вами, теми кто ничего не знает о красоте и о форме — я не могу ее принять. Если вы будете навязывать ее мне, у вас будут большие неприятности».

Мне сказали: «Держи ее наготове, если вдруг придет инспектор, иначе у нас будут проблемы. Мы не хотим беспокоить тебя, потому что нам самим не нужны проблемы. Это дорого стоит», — сказал мой учитель, — «создавать тебе проблемы. Мы знаем, что произошло с учителем Кантаром, это может произойти с кем угодно. Но, пожалуйста, храни форму только ради нас».

И вы будете удивлены, узнав, что моя форма предоставлялась школой. Я не знаю, кто оплачивал ее стоимость, и меня это не волнует. Я хранил се, прекрасно зная, что почти наверняка невозможно то, что мой приход в школу и приход инспектора совпадут. Это было невозможно, так я думал, но я хранил форму. Это было прекрасно: они сделали все возможное и не настаивали, чтобы я носил се. Я всегда был чужаком. Даже сейчас, среди своих собственных людей я не ношу форму. Я просто не могу. Я не могу одевать даже ту форму, которую выбрал для вас. Почему? В тот день был задан тот же вопрос. И он появляется сегодня снова. Я просто не могу подчиниться. Вы можете считать это прихотью, но это не так, это очень экзистенциально. Но мы не будем в это углубляться, иначе то, что я говорю вам, будет упущено. Я никогда не вернусь к этому снова.

Я поймал свою первую змею. Это была такая радость, и змея была такой красивой: просто прикоснуться к ней означало прикоснуться к чему-то действительно живому. Это не было похоже на прикосновение к жене, к мужу, к сыну, или даже к пасынку, когда вы прикасаетесь к ним, благословляя их, и у вас нет никакого чувства — вы просто хотите пойти и посмотреть телевизор, особенно если вы в Америке, а если вы в Англии — то хотите пойти на крокетный матч или на футбольный. Люди ненормальны по-разному, но все равно ненормальны.

Та змея была настоящей змеей, не искусственной, которую вы могли купить в любом магазине. Конечно, пластмассовая змея может быть совершенной, но она не дышит, в этом ее единственная проблема, во всем остальном она прекрасна. Бог не смог бы создать ее лучше. Нет только одного — дыхания а зачем же об этом сожалеть? Но эта одна причина и есть все. Я только поймал настоящую змею, такую прекрасную и такую умную, что я применил все свои знаний, чтобы поймать ее… потому что я совершенно не был заинтересован в том, чтобы убивать ее.

Человек, который учил меня, был обыкновенным уличным фокусником, в Индии мы называем их мадари. Они представляют различные фокусы, не прося платы. По делают это так прекрасно, что в конце они просто кладут платок на землю и говорят: «А теперь что-нибудь для моего желудка». И люди могут быть бедными, но когда они видят, что что-то прекрасно сделано, они всегда дают денег.

Так что этот человек был обыкновенным мадари, уличным фокусником. Это самый близкий перевод, который я могу привести, потому что я не думаю, что на Западе существует что-нибудь подобное мадари. Во-первых, толпе там не будет позволено собираться на улице, полицейская машина немедленно приедет, объявляя, что вы перегородили уличное движение.

В Индии нет такой проблемы, здесь просто нет правил уличного движения! Вы можете идти по середине дороги, вы можете следовать золотой середине — дословно. Вы можете идти по крайне правому пути или крайне левому, следовать американскому пути или русскому: вы можете выбирать любое положение между ними. Вся дорога принадлежит вам, вы можете построить там свой дом. Вы будете удивлены, узнав, что в Индии вы можете сделать все, что только можно вообразить, или нельзя, на улице. Я говорю даже о невероятном, потому что никогда ничего нельзя предсказать.

Мадари всегда создавали уличную пробку, но кто мог возразить? Даже полицейский был их поклонником, хлопавшим в ладоши над теми фокусами, которые они показывали. Я видел разных людей, собиравшихся там и перегораживающих всю дорогу. Нет, мадари не могли бы существовать на Западе - они действительно прекрасные люди, простые, обычные, но они «знают что-то», как они говорят.

Человек, который учил меня, сказал мне: «Помни, это опасная змея. Этих змей не следует ловить».

Я сказал: «Вы ошибаетесь. Это единственные змеи, которых я буду ловить». У меня никогда не было такой прекрасной змеи, такой разноцветной, такой живой в каждой фибре своего тела. Естественно, я не мог устоять — я был всего лишь маленьким мальчиком — я поспешил в школу. Я хотел избежать упоминания о том, что там произошло, но я сделаю это, потому что снова вижу это.

Вся школа, все, кто могли, собрались в моем классе, а другие стояли на веранде, смотря через окна и двери. Остальные стояли еще дальше, в случае если змея уползет или что-то будет не так - и этот мальчик с самого первого дня был причиной всех бед. Но мой класс, тридцать или сорок маленьких мальчиков, все боялись, стоя и крича, и я действительно наслаждался этим.

Еще одна вещь, которой насладитесь вы, и чему я не мог поверить, было то, что учитель залез на стул! Даже сейчас я могу увидеть его на стуле, кричащим: «Уходи! Уходи! Оставь нас! Уходи!»

Я сказал: «Сначала слезьте».

Он замолчал, потому что слезать на пол при такой большой змее было опасно. Змея была около двух метров длины, я держал ее в мешке, так, чтобы неожиданно можно было показать ее всем. И когда я показал ее, какой начался хаос! Я до сих пор вижу, как учитель запрыгнул на стул. Я не мог поверить своим глазам. Я сказал: «Эго просто чудесно».

Он сказал: «Что чудесно?»

Я сказал: «Вы прыгаете и стоите на стуле. Вы сломаете его!»

Сначала дети не боялись, но когда они увидели, что он так испуган — просто посмотрите, как на детей действуют глупые и плохие люди. Когда они увидели, как я захожу со змеей, они обрадовались, «Аллилуйя!» По когда они увидели, что учитель забрался на стул… на мгновение наступила полнейшая тишина, только учитель прыгал и кричал: «Помогите!»

Я сказал: «Я не вижу причины. Змея у меня в руках. Я в опасности, не вы. Вы стоите на своем стуле. Вы слишком далеки от того, чтобы змея достала вас. Я хотел бы, чтобы она достала пас и немножко поговорила с вами».

Я до сих пор вижу этого человека и его лицо. После этого случая он встречался со мной только один раз. К тому времени я отказался от профессуры и стал нищим… хотя я никогда не нищенствовал. Но правда в том, что я нищий особый тип нищего, который ничего не просит.

Мне придется подобрать для этого слово. Я не думаю, что в каком-нибудь языке есть слово, чтобы объяснить мое положение, просто потому что меня здесь не было. И никто не попадал в такое положение: ничего не иметь и жить так. как будто нам принадлежит вся вселенная.

Я помню, как он сказал: «Я не могу забыть того, как ты принес ко мне в класс змею. Это до сих пор снится мне, и я не могу поверить, что подобный мальчик стал буддой. Это невероятно!»

Я сказал: «Вы правы. «Подобный мальчик» умер, и то, что осталось после его смерти, вы можете называть буддой или вы можете выбрать другое имя, или вы можете вообще никак это не называть. Я просто не существую таким, каким вы знали меня. Я хотел бы, но что я могу поделать? Я умер».

Он сказал: «Видишь? Я говорю серьезно, а ты превращаешь все в шутку».

«Я делаю все возможное, но», — сказал я ему, — «не только вы помните это. Когда бы для меня ни выдался плохой день или плохая погода, или что-то еще — недостаточно горячий чай, еда такая, как будто меня хотят отравить — тогда я вспоминаю, как вы запрыгнули на стул и кричали о помощи, и это меня веселит. Хотя я умер, это все равно помогает. Я очень благодарен вам».

Я приходил в школу только в подобных случаях. Было всего несколько… «случаев», так я буду их называть. Для всеобщего счастья было нужно, чтобы я не приходил туда регулярно каждый день. Вы будете удивлены, узнав, что слуга, человек, который должен… Как вы называете его? Слуга? По мы в Индии называем его пеоном. Каким бы ни было па-звание, это служащий самого низшего ранга в любом офисе.

Деварадж, что это?

«Уборщик?»

Нет, это разные вещи, но они находятся близко. Я думал, что «пеон» это английское слово, оно не индусского происхождения. Я могу неправильно произносить его. Мы выясним, но оно пишется п-е-о-н.

Пеон был единственным человеком, который был несчастлив, когда меня там не было… потому что все остальные радовались этому. Он любил меня. Я никогда не видел человека, старше, чем он: ему было девяносто, или, возможно, больше. Возможно, ему было сто лет. На самом деле, он мог быть даже старше, потому что он старался снизить свой возраст насколько это возможно, чтобы он мог остаться на службе немножко дольше… и он продолжал работать.

В Индии вы не знаете дату рождения, и, особенно, если вы родились по лет назад, я не думаю, что есть какое-нибудь удостоверение или запись — невозможно. Но я никогда не видел человека, старше, чем он и все еще полного сил, действительно сильного.

Он был единственным человеком во всей школе, кого я немного уважал, но он занимал самое низшее положение, никто даже не смотрел на него. Иногда, только ради него, я приходил в школу, но я приходил только к нему.

Он жил рядом со Слоновьими воротами. Его работа заключалась в том, чтобы открывать и закрывать ворота, и перед дверью его домика висел колокол, в который он должен был звонить каждые сорок минут, оставляя всего по десять минут два раза в день для того, чтобы выпить чай и один час на обед. Это была вся его работа, во всем остальном он был совершенно свободен.

Я приходил к нему в домик, он закрывал дверь, чтобы никто нам не мешал и чтоб я не мог легко убежать. Тогда он говорил: «Теперь расскажи мне все, что произошло с момента нашей последней встречи». И он был таким милым стариком. На его лице было столько морщин, что я даже пытался сосчитать их, конечно, не говоря ему об этом. Я притворился, что слушаю его, в то время как считал, сколько морщин у него на лбу, а он был одним сплошным лбом, потому что волос у него не было, и сколько морщив у него на щеках. Па самом деле, на всем его лице не было ничего, кроме морщин. Но за этими морщинами скрывался человек бесконечной любви и понимания.

Если я много дней не появлялся в школе, тогда становилось очевидно, что если я в ближайшее время там не появлюсь, то он сам найдет меня. Это означало, что мой отец узнает все: что я не хожу в школу, что мое посещение засчитывалось только, чтобы я не приходил. Таким было соглашение. Я сказал: «Хорошо, я не буду приходить, но как же моя посещаемость… потому что кто будет отвечать перед моим отцом?»

Мне сказали: «Не беспокойся об этом. Мы поставим тебе стопроцентную посещаемость, даже на каникулах, так что не волнуйся».

Так что я всегда знал, что перед тем, как он придет в мой дом, лучше самому появиться у него и каким-то образом — я снова должен произнести слово «синхронность» — он знал, когда я приду. Я знал, что если не приду в тот день, он придет сам, чтобы спросить, что со мной произошло — это все это стало почти математически точным.

Я с самого утра просыпался с чувством «Слушай», я не говорю это вам, я просто говорю, как обычно вставал — «Слушай, если ты сегодня не пойдешь, Маннулал» — так его звали, — «придет к тебе вечером. До того, как это произойдет, хотя бы появись перед ним».

И за исключением одного случая, я всегда следовал своему внутреннему голосу я имею в виду, по отношению к Маннулалу. Только однажды… и я немного устал от всего. Это было как пытка: я должен был идти, я шел из страха, иначе он бы сказал моему отцу и моей матери, и начался бы беспорядок. Я сказал: «Нет. Сегодня я не пойду. Что бы ни произошло, я не пойду».

И кого я увидел? Никого иного, как Маннулала, старика, который шел ко мне. Возможно, ему было больше ста лет, и он просто притворялся, что он моложе. Мне всегда казалось, что ему более ста лет - возможно, сто десять или даже сто двадцать. Он выглядел таким старым, что вы бы не поверили в это. Я никогда не видел такого старого человека. Я ходил в музеи, видел различные коллекции, но я никогда не встречал никого более доисторического, чем Маннулал.

Он шел! Я вовремя выбежал, чтобы помешать ему войти в дом. Он сказал мне: «Я должен был прийти, чтобы найти тебя, потому что ты пытался не прийти ко мне. А ты знаешь, что я старый человек. Я могу завтра умереть, кто знает. Я просто хотел увидеть тебя. Я счастлив, что ты так же здоров и жив как всегда». Говоря это, он благословил меня, повернулся и ушел. Я могу видеть его спину, в этой странной униформе, которую ему приходилось носить.

Ее действительно сложно описать. Сперва цвет: это был хаки — я думаю, что вы называете его хаки, я прав? Второе: до колена у него были полоски, тоже цвета хаки, но отдельно. Это было сделано для того, чтобы человек выглядел более живым, бдительным. Па самом деле, они были такими тугими, что действительно заставляли человека быть бдительным. На самом деле, они были такими тугими, что же еще вам оставалось, как ни быть бдительными!

Странно, но ваша одежда может изменить даже ваше поведение. Например, нося очень тесную рубашку, или я имею в виду платье, не рубашку, или узкие штаны, какие носят подростки такие облегающие, что удивительно, как человек смог в них влезть… Я не смог бы, это очевидно. И даже если они родились в них с самого начала, то как же им выбраться из них? По это философские вопросы. Их это не волнует. Они просто поют популярные песни и едят попкорн — чем же еще заниматься в этом мире! Но одежда определенно может изменить ваше поведение.

Солдаты не могут обойтись без формы, иначе они не были бы бойцами. Когда вы надеваете что-то тесное, такое тесное, что вы хотите вылезти из этого, тогда естественно, вы хотите с кем-нибудь подраться. Вы просто злы. Это не злоба, направленная на кого-то в частности — это просто субъективное чувство. Вы просто хотите выйти из этого. Что делать? Хорошенько подраться. Это определенно заставляет людей немного расслабиться. Тогда, естественно, тесная одежда становится немного свободнее.

Поэтому все влюбленные, перед тем, как заняться любовью, сначала должны пройти через ритуальную битву подушками, спор и сказать что-то нехорошее друг другу. И, конечно, это комедия: все в конце концов заканчивается хорошо. По разве не могут люди быть любящими с самого начала? Но нет, сама скованность мешает этому. Они не могут расслабиться.

Все? Хорошо!