Евразийские сети за рубежом

Уже в 1990-е годы, и особенно в 2000-е, евразийцы стали создавать обширные и разветвленные сети с опорой на те силы, которые, как и евразийцы, отвергали атлантизм и американскую гегемонию, выступали против либерализма и гендерной политики - за Традицию, сакральное, христианство, иные традиционные конфессии. Чаще всего в евразийскую сеть включались консерваторы, которых принято называть «правыми», но сплошь и рядом были и противники американской гегемонии и «слева». Часть из них была русофилами, но часть принимала евразийство по прагматическим соображениям - традиционное общество в России было сильнее, чем на Западе, а стратегический потенциал России мог стать противовесом американской доминации.

Многие в Европе и за ее пределами изучали геополитику, и легко опознали в евразийстве сторонников цивилизации Суши, к которым они относили и самих себя (выступая за Традицию против либерализма). Однако евразийская сеть была несопоставимо слабее и уже, чем огромные атлантистские сети, опирающиеся на крупный мировой капитал (частности, Джордж Сорос), проамериканскую либеральную элиту (почти везде являющуюся правящим классом), военную и разведывательную мощь США и НАТО, постоянно расширяющийся сегмент молодежи, подключенной к западным сетям, формирующим космополитический взгляд на вещи, индивидуализм, преодоление морали и полный разрыв с религией, традицией, народом, семье и даже полом.

И тем не менее евразийская сеть была и развивалась на основе тех сил, кто не соглашался с новой формой глобальной доминации - «третьего тоталитаризма», отвергающего право всех других идеологий, если они не признают базовых принципов либерализма. Любая антилиберальная альтернатива «слева» квалифицировалась как «сталинизм» и «ГУЛАГ», а «справа» - как «нацизм» и «Освенцим». Евразийство не было ни коммунистическим, ни фашистским, то есть не «правым» и не «левым», поэтому либералы окрестили ее «красно-коричневым интернационалом». В угоду ситуации он мог объявляться «сетью агентуры КГБ» («сталинизмом») или «черным интернационалом» («евразийским фашизмом»). То, что он не был ни тем ни другим, никого не интересовало, так как для либералов вне либерализма истины не существует. Отсюда планомерная и целенаправленная кампания западных СМИ, начавшаяся еще в 90-е годы ХХ века по системному очернению евразийства и евразийцев.

Постепенно же влияние евразийства и евразийских сетей росло и за пределом России (в Европе, в Турции, на постсоветском пространстве - особенно в Крыму и на восточных территориях бывшей Украины), и в самой России. Последним моментом, показывающим мерный и подчас незаметный поверхностному наблюдателю рост влияния евразийства, стал ответ Путина на государственный переворот в Киеве - воссоединение с Крымом и начало освобождения Новороссии. Эти сценарии были описаны мной как неизбежные еще в 1990-е годы (А. Дугин «Основы геополитики» М. 1997) и обосновывались исторической неизбежностью и геополитической необходимостью: по логике евразийской геополитики либо Украина будет вместе с атлантистами (тогда от нее отколется восточная часть и юг), либо вместе с Россией (тогда восстание поднимают западенцы). Именно это и произошло, а Путин в сложной ситуации повел себя как русский патриот и евразиец, а не как либерал и атлантист. В результате на Западе и среди российских либералов и их завуалированных пособников началась новая волна травли евразийцев, которым выдвигали бесконечные и подчас откровенно абсурдные претензии, обвиняя во всех смертных грехах. Чем сильнее становились эти идеи и чем отчетливее они воплощались в реальных политических шагах, тем больше они вызывали ненависти у представителей цивилизации Моря и их сетей.