АРГУМЕНТ НА ОСНОВЕ ИДЕИ ОБЩЕСТВЕННОГО ДОГОВОРА

Ролз считает свой первый аргумент в пользу предлагаемых им принципов справедливости менее важным, чем второй. Его основной аргумент опирается на идею "общественного договора", т. е. его цель — определить, какую политическую мораль выбрали бы люди, закладывая основы общества и находясь в "исходной позиции". Ролз характеризует аргумент, к рассмотрению которого мы приступаем, следующим образом: "ни одно из предыдущих замечаний [о равенстве возможностей] нельзя считать аргументом в пользу этой концепции [справедливости], поскольку в теории договора все аргументы, строго говоря, должны формулироваться с учетом того, что было бы рационально выбрать в исходной позиции. Здесь я прежде всего заинтересован в том, чтобы подготовить почву для доброжелательного восприятия двух принципов справедливости читателями, на которых эти критерии, в особенности [принцип дифференциации] не должен произвести впечатление слишком эксцентричных или причудливых".

Таким образом, для Ропза его первый интуитивный аргумент просто подготавливает почву для второго аргумента, построенного на идее общественного договора. Это необычная стратегия, так как аргументы на основе идеи общественного договора обычно считаются слабыми, и все выглядит так, будто Ролз низводит действительно сильный аргумент до роли вспомогательного по отношению к более слабому второму аргументу.

Почему аргументы на основе идеи общественного договора считаются слабыми? Потому что они опираются на неправдоподобные допущения. Согласно этим допущениям мы должны вообразить некоторое естественное состояние, предшествующее появлению политической власти. В этом состоянии каждый человек предоставлен самому себе в том смысле, что не существует высшего органа, полномочного требовать повиновения людей и обязанного защищать их интересы и имущество. Вопрос в том, на какой договор согласились бы люди в естественном состоянии, чтобы установить политическую власть, имеющую указанные полномочия и обязательства. Если нам известны условия договора, нам понятно, что обязано делать правительство и чему обязаны подчиняться граждане.

Этот метод использовали разные теоретики, включая Гоббса, Локка, Канта, Руссо, которые приходили к разным выводам. Но всех их критиковали за одно и то же, указывая на то, что никогда не существовало ни такого естественного состояния, ни такого договора. Поэтому граждане и правительство не связаны никаким договором. Договор накладывает обязательства, только если на него действительно получено согласие. Но мы могли бы сказать, что тот договор, который люди подписали бы, будь они в некотором естественном состоянии, также есть некоторое соглашение, а именно — гипотетический договор. Но как говорит Дворкин, "гипотетическое соглашение — это не слабая форма действительного договора, это вообще не договор". Когда утверждают, что мы связаны договором, который мы заключили бы, будь мы в естественном состоянии, то здесь предполагается, "что раз человек дал бы согласие на определенные принципы, если бы его об этом спросили, то вполне справедливо применить к нему эти принципы позже, при других обстоятельствах, когда он уже не дает на них согласия. Но это плохой аргумент. Допустим, я не знал реальной стоимости своей картины в понедельник, и если бы вы предложили мне за нее 100 долларов, то я бы принял это предложение. Но во вторник я обнаруживаю, что моя картина представляет большую ценность. Вы не можете утверждать, что было бы честно заставить меня через суд продать вам эту картину в среду за 100 долларов. Возможно, это большая удача для меня, что вы не попросили меня продавать вам картину в понедельник, но это не оправдывает принуждения, совершаемого в отношении меня в среду".

Таким образом, идея общественного договора нелепа в историческом отношении (если она опирается на явно выраженное согласие) и бессодержательна в моральном отношении (если она опирается на гипотетическое согласие).

Но, как отмечает Дворкин, существует другой способ истолкования аргументов, опирающихся на идею общественного договора.

Прежде всего мы должны воспринимать договор не как гарантию согласия, явно выраженного или гипотетического, а как прием, позволяющий просеивать следствия определенных моральных посылок при рассмотрении равенства людей в моральном отношении. Мы используем идею естественного состояния не для объяснения исторического происхождения общества или для установления исторических обязательств правительств и индивидов, а для моделирования идеи равенства индивидов в моральном отношении.

Идея морального равенства предполагает, что никто из нас от природы не подчинен воле другого человека, никто не приходит в этот мир, будучи собственностью или подданным другого. Все мы рождаемся свободными и равными. На протяжении большей части человеческой истории многим классам было отказано в этом равенстве; например, в феодальных обществах крестьяне считались от природы подчиненными аристократам. Историческая миссия таких классиков либерализма, как Локк, состояла в том, чтобы заставить отказаться от этой предпосылки феодализма. И способ, каким они разъясняли, почему люди от рождения не подчинены другим, состоял в указании некоторого естественного состояния, в котором люди равны по своему статусу. Как говорил Руссо, "человек рождается свободным, но везде он в цепях". Идея естественного состояния представляет, таким образом, не антропологическое утверждение о досоциальном существовании людей, а требование отсутствия природной подчиненности одних людей другим.

Однако классики либерализма не были анархистами, отвергающими любое правительство. Согласно анархистам, никакая власть над людьми не имеет законной силы и никогда нельзя на законном основании заставлять людей подчиняться этой власти. Поскольку классики либерализма не были анархистами, наиболее настоятельной проблемой для них было объяснить, почему люди, рожденные свободными и равными, могут согласиться на то, чтобы ими управляли. В целом их ответ сводился к следующему: из-за неопределенностей и дефицитов социальной жизни индивиды, не отказываясь от своего равенства в моральном отношении, согласились бы на передачу определенных полномочий государству при условии, что государство, располагая их доверием, использовало бы эти полномочия для защиты индивидов от неопределенностей и для распределения дефицитов. Еслиже правительство не оправдывает оказываемого ему доверия и злоупотребляет своей властью, то граждане не обязаны больше подчиняться и, по существу, имеют право на восстание. Наличие у некоторых людей власти, позволяющей им управлять другими, совместимо с уважением равенства людей в моральном отношении, поскольку правители удерживают свою впасть благодаря доверию, которое им оказывают, чтобы они могли защитить и содействовать интересам подданных.

Именно такого рода теорию принимает Ролз. По его словам, его цель — "предложить концепцию справедливости, обобщающую и поднимающую на более высокий уровень абстракции известную теорию общественного договора, представленную, скажем, в трудах Локка, Руссо и Канта". Цель договора — определить принципы справедливости в позиции равенства. В теории Ролза "исходная позиция равенства соответствует естественному состоянию в традиционной теории общественного договора. В исходной позиции, безусловно, не следует видеть некую историческую реалию, а, тем более, — первобытное состояние культуры. Это — чисто гипотетическая ситуация, конструируемая для выведения определенной концепции справедливости".

Хотя исходная позиция Ролза "соответствует" естественному состоянию, она также и отличается от него, так как, по мнению Ролза, естественное состояние в обычном понимании фактически не является "исходной позицией равенства". Именно в этом пункте его аргумент на основе идеи общественного договора соединяется с интуитивным аргументом. Естественное состояние в его обычном описании несправедливо, так как одни люди имеют больше шансов остаться в выигрыше, чем другие: у них лучшие природные способности, изначально больше ресурсов и просто больше физической силы. Они смогут дольше продержаться в ожидании лучшей сделки в то время, как менее сильные и менее талантливые вынуждены будут пойти на уступки. Природные случайности влияют на каждого, но некоторые люди умеют лучше ими воспользоваться, и поэтому они не согласятся на общественный договор, если он не закрепит их природных преимуществ. Как мы видели, с точки зрения Ролза, это несправедливо. Поскольку природные преимущества нельзя считать заслуженными, они не должны ставить в привилегированное или неблагоприятное положение людей, когда они выбирают принципы справедливости.

Поэтому нужен прием, "просеивающий" следствия равенства людей в моральном отношении, прием, который помешал бы людям воспользоваться своими случайными преимуществами при выборе принципов справедливости. Именно поэтому Ролз разрабатывает иную, очень своеобразную, конструкцию, известную как "исходная позиция". В этом измененном первоначальном состоянии люди находятся под "покровом неведения", и поэтому "никто не знает ни своего места в обществе, ни своей классовой принадлежности, ни своей доли распределяемых природных благ и возможностей, ни своих умственных или физических способностей и т.п. Можно даже предположить, что участникам не известны их собственные представления о благе или психологические особенности. Принципы справедливости выбираются под покровом неведения. Этот покров гарантирует, что при выборе принципов никто не окажется ни в более выгодном, ни, наоборот, неблагоприятном положении в силу случайных природных или социальных обстоятельств. Поскольку все находятся в одинаковом положении, и ни у кого нет возможности предложить принципы, которые способствовали бы улучшению его собственной позиции, принципы справедливости оказываются результатом честного соглашения или сделки".

Многие критики восприняли это дистанцирование людей от знания ими своего социального происхождения и своих индивидуальных желаний, как проявление странной теории человеческой личности. Что останется от нашего Я, если мы исключим все это знание? Представить себя под таким покровом неведения еще труднее, чем представить себя в традиционном естественном состоянии, где вымышленные люди хотя бы сохраняют относительную целостность души и тела.

Однако покров неведения не выражает никакой теории человеческой личности. Он служит интуитивно понятным условием честности в том же смысле, в каком мы, в целях честного раздела пирога, заботимся о том, чтобы человек, разрезающий пирог, не знал, какой кусок ему достанется. Аналогичным образом покров неведения нужен для того, чтобы те, кто, в силу своего положения, мог бы повлиять на процесс выбора в свою пользу, не могли бы этого сделать. Поэтому, утверждает Ролз, "никого не должны сбивать с толку немного необычные условия, характерные для исходной позиции. Идея здесь проста: нужно сделать более очевидными разумные ограничения, налагаемые на аргументы в пользу принципов справедливости и, стало быть, на сами эти принципы. Так, представляется разумным и для всех приемлемым, чтобы при выборе принципов никто не находился в выгодном или невыгодном положении из-за природной случайности или социальных обстоятельств. Видимо все согласятся также с тем, что должна исключаться возможность для людей подгонять принципы под свои собственные условия... Таким образом, мы вполне естественно приходим к идее покрова неведения".

Исходная позиция предназначена "обеспечить равенство людей как субъектов морали", и поэтому с получаемыми в результате принципами справедливости "согласились бы люди, из которых никто не находится в более выгодном положении в силу природных и социальных случайностей". Исходную позицию следует считать "моделью объяснения", "раскрывающей смысл" наших понятий честности и "помогающей выявить их следствия".

Таким образом, аргумент Ролза не предполагает, что из идеи гипотетического договора выводится определенная концепция равенства. Это послужило бы поводом для самых разнообразных критических нападок, о которых упоминает Дворкин. Скорее, гипотетический договор — это способ выражения определенной концепции равенства и способ выведения из этой концепции следствий относительно справедливого регулирования деятельности социальных институтов. Устраняя источники эгоистической заинтересованности и выдвигая требование всеобщего согласия, Ролз надеется найти решение, приемлемое для каждого в позиции равенства, т. е. решение, уважающее право каждого человека на то, чтобы к нему относились как к свободному и равноправному существу.

Поскольку предпосылкой аргумента служит равенство, а не договор, то для критики этого аргумента необходимо показать, что в нем не удалось выразить адекватное понимание равенства. Поэтому недостаточно, а, по существу, и неуместно, указывать на то, что договор не согласуется с реальной историей, что, с психологической точки зрения, покров неведения невозможен, или что исходная позиция нереалистична в каком-нибудь еще смысле. Вопрос не в том, могла ли когда-либо иметь место исходная позиция; вопрос в том, можно ли считать честными принципы, которые должны быть в ней выбраны, учитывая характер процесса выбора.

Даже если мы примем ролзовскую идею общественного договора как прием, позволяющий выразить концепцию равенства, остается неясно, какие конкретно принципы будут выбраны в исходной позиции. Разумеется, Ролз убежден, что будет выбран принцип дифференциации. Однако свой второй аргумент он предлагает как независимый от первого интуитивного аргумента, построенного на анализе равенства возможностей. Строго говоря, Ролз, как мы видели, не считает интуитивный аргумент уместным в рамках теории договора. Поэтому принцип дифференциации — это лишь один возможный выбор в исходной ситуации среди множества других.

Как же происходит выбор принципов справедливости? Основная идея такова: хотя мы не знаем, какое положение займем в обществе и к каким целям будем стремиться, тем не менее определенные вещи в любом случае будут нам желательны и будут необходимы для того, чтобы мы смогли вести достойный образ жизни. Несмотря на различия в жизненных планах разных людей, все они имеют одну общую черту: все они предполагают, что человек ведет некоторый образ жизни. По словам Уолдрона, "есть нечто такое, что можно назвать следованием представлению о достойной жизни и что, можно считать, свойственно всем людям, даже имеющим самые несходные убеждения <...> (Х)отя люди не разделяют идеалов друг друга, они, по крайней мере, могут путем абстрагирования от своего опыта понять, что значит следовать идеалу достойной жизни ". Все мы следуем какому-нибудь идеалу достойной жизни, а для его претворения в жизнь, независимо от его конкретного содержания, нам нужны определенные вещи. В теории Ролза эти вещи получили название "первичных благ". Существует два вида первичных благ:

1. Социальные первичные блага, т. е. блага, которые распределяются социальными институтами; к ним относятся доход и благосостояние, возможности самореализации и полномочия, права и свободы;

2. Природные первичные блага, т. е. такие блага, как здоровье, умственные способности, энергичность, воображение и данные от природы способности; социальные институты оказывают влияние на эти блага, но непосредственно их не распределяют.

При выборе принципов справедливости под покровом неведения люди стремятся обеспечить себе наилучший возможный доступ к первичным благам, распределяемым социальными институтами (т. е. к социальным первичным благам). Это не означает, что в основе нашего чувства справедливости лежит эгоизм. Поскольку никто не знает, какое положение займет, выбор наилучшего для себя будет иметь те же последствия, что и выбор наилучшего для всех, понимаемого с непредвзятой точки зрения. Решая под покровом неведения, какие принципы будут способствовать моему благу, я должен поставить себя на место каждого члена общества и посмотреть, что способствует его благу, поскольку в конечном счете я могу оказаться на месте любого из этих людей. Таким образом, в сочетании с покровом неведения допущение о рациональном эгоизме "достигает той же цели, что и благожелательность", поскольку я должен отождествить себя с каждым человеком в обществе и принять во внимание его благо, как если бы оно было моим собственным. Таким образом, в соглашениях, которые достигаются в исходной позиции, всем людям уделяется равное внимание.

Итак, стороны в исходной позиции, не ведая, в каком положении они в итоге окажутся, стараются обеспечить всем наилучший возможный доступ к первичным благам, которые позволят им вести достойный образ жизни. Тем не менее, есть немало разных принципов, которые они могли бы выбрать. Они могли бы выбрать равномерное распределение социальных первичных благ независимо от положения человека в обществе. По мнению Ролза, это нерационально, ибо определенные виды неравенств, например, те, о которых говорит принцип дифференциации, могут улучшить для каждого возможность получения первичных благ. Стороны могли бы выбрать утилитаристский принцип, требующий такого распределения первичных благ социальными институтами, при котором максимизировалась бы общая сумма полезности в обществе. Это может максимизировать и среднюю величину полезности, на которую можно было бы рассчитывать в реальном мире. При некоторых оценках рациональности это считается рациональным выбором. Но это включает и определенный риск, связанный с тем, что вы можете оказаться в числе тех, от кого потребуются многократные жертвы ради блага других. Это делает ваши свободы, имущество и даже вашу жизнь уязвимой перед эгоистичными и незаконными притязаниями других. В результате вы оказываетесь незащищенными именно в тех ситуациях, в которых вы прежде всего и нуждаетесь в защите, как, например, когда из-за ваших убеждений, цвета кожи, пола или природных способностей вы не находите себе применения в обществе или просто перестаете что-либо значить для большинства. Поэтому при некоторых оценках рациональности утилитаризм становится нерациональным выбором, поскольку рационально гарантировать защиту основных прав и ресурсов, даже если при этом уменьшится ваш шанс получить больше основных благ.

Таким образом, имеются противоположные оценки рационального выбора в исходной ситуации: рациональность рискованной игры или рациональность игры наверняка. Если бы мы знали, каковы шансы того, что наши основные права будут попраны в утилитаристском обществе, мы могли бы лучше оценить, насколько рационально идти на риск. Но покров неведения исключает такое знание. Рискованная игра будет признана рациональной в зависимости от того, испытываете ли вы склонность к риску или нет: некоторые люди не против пойти на риск, другие предпочитают надежность. Но покров неведения исключает и знание о личных вкусах. Что же тогда считать рациональным выбором? Согласно Ролзу, рациональным выбором является стратегия "максимин" (maximin), т. е. стратегия, при которой вы максимизируете ту долю, которую вы бы получили, окажись вы в наименее обеспеченном положении. Как замечает Ролз, это все равно что исходить из допущения, что ваш злейший враг будет решать, какое место вы займете в обществе. В итоге вы выберете ту схему распределения, которая максимизирует минимальную возможную долю.

Представим, например, что в мире, состоящем из трех человек, возможны следующие схемы распределения:

1. 10:8:1

2. 7:6:2

3. 5:4:4

Стратегия Ропза предписывает выбрать схему (3). Если вы не знаете, какова вероятность того, что вы окажетесь в наилучшей или наихудшей позиции, рациональным выбором, согласно Ролзу, будет третья схема распределения, поскольку даже если вы окажетесь в наихудшем положении, она предоставит вам больше, чем вы бы получили, окажись вы на самом низком уровне при других схемах распределения.

Заметьте, что вам следует выбрать третью схему, хотя первые две схемы имеют более высокую среднюю величину полезности. Недостаток этих двух схем состоит в том, что они не исключают тот шанс, пусть неопределенный, что ваша жизнь будет совершенно неудовлетворительной. А поскольку каждый из нас имеет только одну единственную жизнь, было бы нерационально допускать подобную возможность. Поэтому, заключает Ролз, люди в исходной позиции выберут принцип дифференциации. А этот вывод очень удачно совпадает с тем, что говорит нам первый интуитивный аргумент. Люди, использующие честную процедуру принятия решений для выбора принципов справедливости, приходят к тем же самым принципам, которые вытекают из наших интуитивных представлений.

Многие авторы подвергли критике рациональность стратегии "максимин". Одни полагают, что в равной, если не в большей, степени рационально делать ставку на утилитаризм. Другие утверждают, что, не зная шансы или предрасположенность человека к риску, нельзя оценить рациональность рискованной игры. Как отмечают эти критики, Ролз только потому выводит принцип дифференциации, что он приспосабливает для этого выведения свое описание покрова неведения и делает совершенно необоснованные психологически допущения ".