ОДИННАДЦАТЬ 5 страница. Допросы все еще продолжались, и до Лиссы дело пока не дошло, но что-то подсказывало мне, что мои друзья продумали

Допросы все еще продолжались, и до Лиссы дело пока не дошло, но что-то подсказывало мне, что мои друзья продумали, как выкрутиться. Им не придется расплачиваться за мое бегство, и в данный момент реальная опасность угрожала мне одной — что было для меня предпочтительнее.

Может, Западная Виргиния и прекрасна, как утверждала Сидни, но собственного мнения составить я не могла, поскольку мы приехали туда в середине ночи. Ощущение было такое, что мы едем по горам — бесконечные туннели, подъемы и спуски напоминали американские горки. Спустя почти три часа мы въехали в маленький захолустный городок с одним-единственным светофором и рестораном, просто и без затей называющимся «Закусочная». Однако на протяжении часа на дороге отсутствовало всякое движение, и на самом деле это было важнее всего: значит, нас не преследовали.

Сидни подъехала к зданию с вывеской «Мотель». По-видимому, если речь шла о названиях, в городке предпочитали обойтись без изысков. Я не удивилась бы, если бы он так и назывался: «Городок». Когда мы шли через парковку, я почувствовала, как затекли ноги. Все тело болело, сама идея сна казалась фантастикой. С начала нашей авантюры прошло уже больше половины суток.

Сидни зарегистрировала нас под вымышленными именами, сонный портье не задал ни единого вопроса. Мы двинулись по коридору, не то чтобы грязному в полном смысле слова, но королевские особы к нему и близко не подошли бы. К стене была прислонена тележка уборщика, как будто кому-то надоело этим заниматься и он просто бросил ее. Сидни остановилась перед дверью номера и вручила нам ключ; видимо, сама она собиралась остановиться в другом номере.

— Мы будем не вместе? — спросила я.

— Если вас схватят, я не хочу оказаться рядом, — ответила она с улыбкой. И конечно, она не хотела спать в одном помещении со «злыми созданиями ночи». — Я буду поблизости. Поговорим утром.

Тут до меня дошло кое-что еще. Я с интересом посмотрела на Дмитрия:

— Мы будем в одном номере?

— Так легче защищаться, — ответила Сидни.

И в типичной для нее резкой манере покинула нас. Мы с Дмитрием поглядели друг на друга, прежде чем войти в номер. Как и все в этом мотеле, номер совсем простенький. Ковер потертый, но целый; я оценила робкую попытку приукрасить обстановку с помощью скверной картины, на которой были изображены груши. Маленькое окошко навевало грусть. Постель была одна.

Дмитрий запер дверь на засов и цепочку, после чего опустился в единственное кресло, деревянное, с прямой спинкой; однако Дмитрий, казалось, воспринимал его как самую удобную вещь на свете. Он, как обычно, выглядел настороженным, но я заметила в его лице признаки усталости. Для него это тоже была долгая ночь.

Я села на край постели.

— И что теперь?

— Будем ждать.

— Чего?

— Пока Лисса и остальные выяснят, кто убил королеву, и обелят тебя.

Я ждала дальнейших объяснений, но их не последовало. В душе нарастало недоверие. Все время я проявляла чудеса терпения, надеясь, что Дмитрий ведет меня к какой-то таинственной цели, которая поможет разгадать загадку этого убийства. Говоря, что мы будем ждать, не имел же он в виду, что мы будем просто… ждать?

— Что мы будем делать? — требовательно спросила я. — Как поможем им?

— Мы уже объяснили тебе раньше, что, оставаясь при дворе, ты вряд ли сможешь найти разгадку. Ты должна держаться подальше от него, чтобы быть в безопасности.

Я от изумления даже не сразу нашла что сказать. Потом повела рукой по убогой комнате.

— Что, и это все? Ты собираешься прятать меня здесь? Я думала… Я думала, будет что-то еще… что-то, чтобы помочь…

— Это и есть помощь, — в своей отвратительно спокойной манере ответил он. — Сидни и Эйб нашли это местечко и пришли к выводу, что оно достаточно уединенное и здесь тебя не заметят.

Я вскочила с постели.

— Ладно, товарищ. Все хорошо, жаль только, что вы все продолжаете вести себя так, будто держать меня в стороне — это и есть помощь.

— На самом деле жаль, что нам приходится вести этот разговор снова и снова. Ответ на вопрос, кто убил Татьяну, может быть найден только при дворе, чем твои друзья и занимаются.

— Я не для того участвовала в этом высокоскоростном забеге с препятствиями и пересекла границы нескольких штатов, чтобы торчать в каком-то паршивом мотеле! И сколько ты собираешься держать меня в этом «уединенном месте»?

Дмитрий скрестил на груди руки.

— Столько, сколько понадобится. Средства позволяют нам оставаться здесь сколько угодно.

— Думаю, даже мелочи в моем кармане хватит, чтобы оставаться здесь сколько угодно! Но этого не произойдет. Я должна делать что-то. Для меня это не выход — сбежать и сидеть сложа руки.

— Уцелеть совсем не так просто, как ты думаешь.

— О господи! — простонала я. — Ты наслушался Эйба? Знаешь, когда ты был стригоем, то советовал мне держаться подальше от него. Может, воспользуешься собственным советом?

Я пожалела о своих словах, едва они сорвались с губ, и увидела в его глазах, что причинила ему сильную боль. Может, во время нашего бегства он и действовал как прежний Дмитрий, но то, что когда-то он был стригоем, все еще терзало его.

— Прости. Я не хотела…

— Мы все уже обсуждали, и не раз, — внезапно охрипшим голосом ответил он. — Лисса хочет, чтобы мы оставались здесь; значит, будем оставаться здесь.

Меня затопила ярость, загасив чувство вины.

— Вот почему ты делаешь это. Потому что Лисса велела?

— Конечно. Я поклялся служить и помогать ей.

Вот тут-то я и сломалась. Уже то было плохо, что, когда Лисса вернула его в состояние дампира, Дмитрий решил держаться ее, а меня отверг. Неважно, что это я моталась в Сибирь и это я разузнала о брате Виктора Роберте, которому было известно, как обратить стригоя… По-видимому, все это было несущественно. Имело значение лишь то, что кол держала в руках Лисса, и Дмитрий теперь относился к ней как к какой-то богине и в архаичной рыцарской манере поклялся служить ей.

— Забудь об этом. Я не останусь здесь.

Я сделала в сторону двери три шага и успела снять цепочку, однако Дмитрий мгновенно вскочил со своего кресла и отшвырнул меня к стене. На самом деле его реакция казалась замедленной. Я ожидала, что он остановит меня после того, как я сделаю два шага.

— Ты останешься здесь, — сказал он невозмутимо, сжимая мои запястья. — Нравится тебе это или нет.

У меня был выбор. Я, конечно, могла остаться здесь, могла проторчать в этом мотеле несколько дней — и даже месяцев, — дожидаясь, пока Лисса восстановит мое доброе имя. При условии, что Лисса сможет восстановить мое доброе имя и я не отравлюсь едой из «Закусочной». Самый безопасный вариант. И самый скучный — с моей точки зрения.

Второй вариант сводился к тому, чтобы вырваться из лап Дмитрия; это было и небезопасно, и нелегко. Проблема была и в том, что в сражении с Дмитрием я не хотела убивать его или причинять ему какой-либо вред.

Или я могла просто отбросить всякую осторожность и не сдерживать себя. Черт, этот парень сражался со стригоями и с половиной королевских стражей. Он может выдержать, даже если я выложусь полностью. В Академии Святого Владимира нам вместе приходилось участвовать в нескольких серьезных стычках. Хватит ли у меня умения, чтобы сбежать? Что ж, пора выяснить это.

Я ударила его коленом в живот, чего он явно не ожидал. На мгновение его глаза расширились от удивления — и отчасти от боли, — и я воспользовалась этим, чтобы вырваться. Я даже отодвинула засов, но, прежде чем успела коснуться дверной ручки, Дмитрий снова схватил меня, очень крепко, бросил грудью на постель и навалился всей своей тяжестью, одновременно «пришпилив» мои конечности, чтобы я не могла снова ударить его. Это всегда было моей самой большой проблемой в сражении: противники — обычно мужчины — более тяжелые и более сильные. В таких ситуациях мне помогала скорость, но в той позиции, в какой я оказалась, оставалось лишь изворачиваться. Тем не менее я боролась изо всех сил, и удерживать меня ему было нелегко.

— Прекрати! — шепнул он мне в ухо, почти касаясь его губами. — Будь благоразумна, в виде исключения. Тебе не справиться со мной.

Его прижатое ко мне тело было теплым и сильным, и я мысленно выбранила себя:

«Перестань! Сосредоточься на том, как вырваться, а не на ощущениях».

— Не я одна неблагоразумна, — проворчала я, пытаясь повернуться лицом к нему. — Ты сам угодил в ловушку благородного обещания, не имеющего никакого смысла. И я знаю — тебе не больше моего нравится бездельничать. Помоги мне. Помоги найти убийцу и сделать хоть что-то полезное.

Я перестала вырываться, притворившись, что отвлечена нашим спором.

— Мне не нравится бездельничать, но мне также не нравится необдуманно бросаться в безнадежные предприятия!

— Безнадежные предприятия — наша специальность, — заметила я.

Тем временем я пыталась оценить, насколько крепко он держит меня. Все-таки он не расслабился, но я надеялась, что разговор отвлечет его. Дмитрий слишком опытен, чтобы утратить над собой контроль. Однако я понимала, что он устал. И может быть — ну вдруг, — он будет чуть менее внимателен, поскольку это я, а не стригой.

Не тут-то было.

Я резко вскинулась, пытаясь выбраться из-под него, но сумела лишь перевернуться, прежде чем он снова прижал меня, теперь уже спиной, к постели. Так близко к нему… его лицо, губы… тепло его кожи… Да, похоже, я добилась лишь того, что оказалась в еще более невыгодном положении. Близость наших тел явно не производила на него никакого впечатления. На его лице застыло типичное выражение стальной решимости, и хотя это было глупо, хотя я понимала, что не должна чувствовать к нему того, чего он ко мне не чувствовал… Я ничего не могла с этим поделать.

— Один день, — сказал он. — Ты не в состоянии подождать даже один день?

— Может, и в состоянии, если мы переберемся в отель посимпатичнее. С телевизором.

— Сейчас не время для шуток, Роза.

— Тогда позволь мне делать хоть что-то.

— Я… не могу.

Ему явно больно было говорить это, и я кое-что поняла. Я так злилась на него за то, что он заставляет меня рассиживаться без дела и играть в безопасность, а ведь и ему самому это не нравилось. Как могла я забыть, насколько мы похожи? Мы оба жаждали действия, оба хотели приносить пользу, помогать тем, о ком заботимся. Лишь его собственное решение во всем поддерживать Лиссу вынуждало его выполнять эту работу няньки. Он называл мое возвращение ко двору безрассудством, но у меня возникло ощущение, что, если бы я была на попечении его одного — или он бы так думал, — он тоже рванул бы обратно.

Я внимательно разглядывала его — исполненные решимости карие глаза, темно-каштановые волосы, завязанные в хвост; несколько прядей выскользнули из-под резинки и свисали по сторонам лица, слегка касаясь моего. Можно, конечно, попытаться вырваться снова, но в удачу плохо верилось. Он был слишком одержим идеей оберегать меня от всех опасностей. И вряд ли есть смысл высказывать ему мое подозрение о том, что он и сам хотел бы вернуться ко двору. Он готов к тому, что я буду спорить в своем обычном духе. В конце концов, это же Дмитрий. И его ничем не удивишь.

Почти.

Идея пришла мне в голову как озарение, и я даже не стала анализировать ее. Я просто действовала. Тело мое он «пришпилил» к постели, но я могла приподнять голову и шею в достаточной степени, чтобы… поцеловать его.

Когда наши губы встретились, я осознала сразу несколько вещей. Первое — что даже его можно застать врасплох. Такой поворот событий заставил Дмитрия напряженно замереть. Второе — я почувствовала, что целуется он ничуть не хуже, чем прежде. В последний раз мы целовались, когда он был стригоем. Это ощущалось сверхъестественно сексуально, но все равно несравнимо с пылом и энергией, присущей живому существу. Его губы были в точности такие, как мне помнилось со времен Академии, — мягкие и настойчивые одновременно. Что-то вроде электрического тока пробило тело, когда он ответил на мой поцелуй; удивительно бодрящее ощущение.

И это было третье, что я поняла, — он ответил на мой поцелуй. Может быть, просто может быть, Дмитрий был не так решительно настроен, как заявлял. Что, если в глубине души, под всем этим чувством вины и уверенностью, что любовь больше для него недоступна, он желал меня? Да, интересно было бы выяснить это. Жаль, времени нет.

Вместо этого я ударила его.

Это правда: я не раз била парней, которые лезли ко мне с поцелуями, но никогда того, с кем хотела целоваться. Дмитрий все еще крепко держал меня, но поцелуй притупил его бдительность. Мой кулак с силой врезался ему в челюсть, я изо всех сил оттолкнула его, спрыгнула с постели и ринулась к двери. Открывая ее, я услышала, как он поднимается на ноги. Выскочила из номера, захлопнула дверь, придвинула к ней брошенную тележку с моющими средствами и побежала по коридору. Несколько мгновений спустя я услышала звук открываемой двери и сердитый возглас — сопровождаемый очень, очень грубым ругательством по-русски, — когда Дмитрий наткнулся на тележку. Ему хватит нескольких мгновений, чтобы отодвинуть ее, но больше мне и не требовалось. Я промчалась по лестнице и выскочила в маленький вестибюль, где скучающий портье читал книгу; он чуть не выпрыгнул из кресла, когда я пронеслась мимо.

— Какой-то тип гонится за мной! — крикнула я, устремившись к двери.

Портье не был похож на человека, способного хотя бы попытаться остановить Дмитрия, а сам Дмитрий, ясное дело, не станет останавливаться, если его попросят. В большинстве экстремальных ситуаций люди звонят в полицию, но в этом городке полиция, скорее всего, состояла из одного человека и собаки.

Как бы то ни было, все это больше меня не волновало. Я удрала из мотеля и теперь находилась в центре спящего горного городка, чьи улицы утопали во мраке. Может, Дмитрий уже близко, но, нырнув в обнаружившийся неподалеку лес, я не сомневалась, что сумею затеряться в нем.

СЕМЬ

Беда была в том, что я и сама быстро заблудилась в этой темноте.

Жизнь в пустынной местности Монтаны научила меня тому, что ночь может полностью поглотить тебя, стоит отойти от хотя бы крошечных признаков цивилизации. Я даже привыкла кружить по темным лесам. Однако все в округе Академии было мне хорошо знакомо, а леса Западной Виргинии были новой, чужой местностью, и я полностью потеряла ориентацию.

Убедившись, что ушла достаточно далеко от мотеля, я остановилась и огляделась. Ночные насекомые жужжали и стрекотали, в воздухе ощущалась гнетущая летняя влажность. Глядя сквозь листву над головой, я видела сверкающую россыпь звезд на небе — и ни намека на городские огни. Чувствуя себя так, словно мне и впрямь предстоит выживать в дикой местности, я внимательно изучала звезды, пока не отыскала Большую Медведицу, что помогло определиться с направлением на север. Горы, по которым Сидни везла нас, находились на востоке; значит, это направление определенно отпадало. Казалось разумным двинуться на север, выйти на шоссе, связывающее разные штаты, а там либо проголосовать, либо даже пешком выбраться к цивилизации. План не без слабых мест, но и не самый худший.

Одета я была не слишком подходяще для прогулки, но, когда глаза привыкли к темноте, мне удавалось обходить деревья и другие препятствия. Легче, конечно, было бы идти по тропинке — однако Дмитрий наверняка ожидает, что именно так я и поступлю.

Двигаясь неуклонно на север, я постепенно и неосознанно впала в относительно ровный, устойчивый ритм. И подумала, что сейчас неплохо бы проверить Лиссу — времени в моем распоряжении сколько угодно, и нет угрозы ареста. Проникнув в ее сознание, я обнаружила, что она находится в штаб-квартире стражей, сидит в коридоре, в одном из кресел в длинном ряду, где расположились другие морой, включая Кристиана и Ташу.

— Они будут очень придирчиво допрашивать вас, — пробормотала Таша. — В особенности тебя. — Это было обращено к Кристиану. — Ты первый, кого бы я заподозрила, если бы что-то взорвалось.

Да, таково было общее мнение. Судя по встревоженному выражению лица Таши, мое бегство удивило ее не меньше, чем меня саму. Даже если мои друзья пока не рассказали ей всю историю, она наверняка сумела сложить вместе разрозненные куски и, по крайней мере, вычислить, кто стоит за всем этим.

Кристиан одарил ее самой очаровательной своей улыбкой — словно ребенок, пытающийся увильнуть, когда его застукали.

— Сейчас они уже наверняка выяснили, что взрыв был осуществлен без помощи магии. Стражи обследовали каждый фрагмент статуй.

Он не стал углубляться в эту тему на людях, однако Лисса мыслила в том же направлении. Стражи уже поняли, что магия не имеет отношения к взрывам. И даже если мои друзья были главными подозреваемыми, власти наверняка задумались — как и я — над тем, где молодые люди смогли достать си-четыре.

Лисса положила ладонь на руку Кристиана.

— Все будет хорошо.

Мысленно она вернулась к Дмитрию и ко мне; ее интересовало, действуем ли мы в соответствии с ее планом. Она не могла в полную силу сосредоточиться на поисках убийцы Татьяны, пока не получила подтверждение, что мы в безопасности. Как и для меня, решиться на вариант моего побега из тюрьмы ей было нелегко: не исключено, что на свободе я могу оказаться в большей опасности, чем под замком. Она выглядела взвинченной и раздраженной, что не слишком мне нравилось.

«Еще бы, она использовала слишком много духа», — сообразила я.

В Академии она обуздывала себя с помощью медикаментов, а позже — исключительно путем самоконтроля. Однако по мере усложнения ситуации Лисса все больше и больше давала себе послабление. В последнее время она черпала энергию духа просто в огромных количествах, это однозначно. Раньше или позже это по-настоящему плохо скажется на ней. На нас обеих.

— Принцесса? — Из двери напротив Лиссы выглянул страж. — Мы готовы поговорить с вами.

Страж отступил, и Лисса услышала, как знакомый голос произнес в комнате:

— С вами всегда так приятно беседовать, Ганс. Нужно встречаться время от времени.

Появился Эйб, самодовольный, как всегда. Пройдя мимо стража, он улыбнулся Лиссе и Кристиану с победоносным видом, который отчетливо говорил: «Все в полном порядке», и без единого слова зашагал к выходу.

Лисса с трудом сдержала улыбку, напустила на себя серьезный вид и вместе со своими спутниками вошла в комнату. Перед ней за столом сидели три стража. Одного я видела лишь издали, по-моему, его звали Стил. Двух других я знала хорошо. Ганс Крофт, глава придворных стражей. Рядом с ним — к моему удивлению — сидела Альберта; в Академии Святого Владимира она руководила стражами и новичками.

— Отлично, — проворчал Ганс. — Все в сборе.

Кристиан настоял, что будет присутствовать на допросе Лиссы; Таша настояла на том же в отношении его. Если бы Эйб точно знал, когда их будут допрашивать, он, скорее всего, пошел бы с ними, вместе с моей матерью.

Лисса, Кристиан и Таша уселись напротив стражей.

— Страж Петрова, — заговорила Лисса, не обращая внимания на осуждающий взгляд Ганса. — Что вы здесь делаете?

Альберта еле заметно улыбнулась Лиссе, в остальном сохраняя обычную для стражей невозмутимость.

— Я приехала на похороны, и страж Крофт высказался в том духе, что ему было бы интересно услышать во время этого расследования мнение постороннего.

— И не просто постороннего, но хорошо знающего Хэзевей и ее… мм… союзников, — добавил Ганс. Он из тех, кто предпочитает переходить сразу к сути дела. — Предполагалось, что это будет встреча только с вами, принцесса.

— Мы будем молчать как рыбы, — сказал Кристиан.

Выражение лица Лиссы оставалось спокойным и вежливым, но голос слегка дрожал.

— Я хочу помочь… Я была так… так ошеломлена всем, что произошло.

— Не сомневаюсь, — сухо заметил Ганс. — Где вы были, когда взорвались статуи?

— В похоронной процессии. В королевском эскорте.

Перед Стилом лежала стопка бумаги.

— Это правда. Имеется множество свидетелей.

— Замечательно. А потом? Куда вы пошли, когда толпа запаниковала?

— Обратно в здание Совета, туда же, куда и все остальные. Я подумала, это самое безопасное место. — Ее лица я видеть не могла, но чувствовала, что она старается выглядеть испуганной. — Это страшно — когда мир сходит с ума.

— Есть свидетели, подтверждающие и это, — заметил Стил.

Ганс забарабанил пальцами по столу.

— Вы знали что-нибудь о том, что должно произойти? О взрывах? О бегстве Хэзевей?

Лисса покачала головой.

— Нет! Понятия не имела. Я вообще не думала, что из этой тюрьмы можно сбежать. Там ведь так много охраны!

— Между вами ведь существует эта… связь? — продолжал допытываться Ганс. — С ее помощью вы никаких намеков не уловили?

— Наша связь односторонняя, — объяснила Лисса. — Она читает мои мысли, а я ее нет.

— Это правда, — высказалась наконец Альберта.

Ганс не стал опровергать ее слова, но по-прежнему явно не верил в невиновность моих друзей.

— Вы осознаете, что если утаиваете какую-то информацию или помогали Хэзевей — и это будет доказано, — то последствия для вас будут почти столь же печальны, как для нее? Это относится ко всем вам. Принадлежность к королевской семье не защищает от обвинения в измене.

Лисса опустила взгляд, как будто испугавшись его угроз.

— Я просто поверить не могу… поверить не могу, что она сделала это. Мы же с ней подруги. Я думала, что знаю ее. Мне никогда и в голову не приходило, что она может кого-то убить.

Если бы не ее чувства, которые я ощущала через связь, то могла бы и обидеться. Но я понимала, что таким образом она старается дистанцироваться от меня. Умно.

— Правда? А ведь совсем недавно вы повсюду клялись, что она невиновна, — заметил Ганс.

Лисса посмотрела на него, широко распахнув глаза.

— Я так и думала! Но потом… когда я услышала, как она обошлась со стражами во время своего бегства…

На этот раз ее огорчение не было полностью наигранным. Да, она считала нужным вести себя так, будто уверена в моей виновности, но когда новость о состоянии Мередит дошла до нее… Да, она действительно была потрясена. Как и я, впрочем; хотя я, по крайней мере, знала, что Мередит поправится.

Ганс все еще воспринимал скептически ее «переход на другую сторону», но оставил эту тему.

— А что насчет Беликова? Вы клялись, что он больше не стригой, но, видно, и здесь что-то пошло не так.

Кристиан рядом с Лиссой заелозил на месте. Его, постоянно защищавшего Дмитрия, эти подозрения и обвинения раздражали все больше и больше. Лисса заметила это и заговорила сама, не дав ему сказать ни слова:

— Он не стригой!

От раскаяния Лиссы не осталось и следа, Дмитрия она была готова защищать с прежним неистовством. Она никак не ожидала, что допрос свернет в эту сторону, готовилась отстаивать меня и свое алиби. Явно довольный такой ее реакцией, Ганс пристально наблюдал за ней.

— Тогда как вы объясните, что он оказался в это замешан?

— Уж точно не потому, что он стригой, — ответила Лисса, снова стараясь взять себя в руки; сердце у нее колотилось часто-часто. — Он изменился. В нем ничего не осталось от стригоя.

— Но он напал на стражей… и не раз.

Судя по выражению лица Таши, она хотела вмешаться и тоже защитить Дмитрия, но прикусила губу. Поразительно. «Что на уме, то и на языке» — это относилось к обоим Озера.

— Не потому, что он стригой, — повторила Лисса. — И он не убил ни одного стража. Роза сделала то, что сделала… ну, не знаю почему. Может, потому что ненавидела Татьяну. Это всем известно. Но Дмитрий… Говорю вам, то, что он был стригоем, не имеет к этому никакого отношения. Он помогал ей, потому что раньше был ее наставником и думал, что она попала в беду.

— Это крайность для наставника, в особенности такого, который — до превращения в стригоя — был известен своей уравновешенностью и рационализмом.

— Да, но он не мог рассуждать рационально, потому что…

Лисса оборвала себя, внезапно осознав, что влипла. Ганс, казалось, быстро сообразил, что даже если Лисса имела отношение к недавним событиям — в чем он отнюдь не был уверен, — то она обеспечила себе непробиваемое алиби. Разговор с ней, однако, давал ему возможность разгадать другую головоломку: участие в моем бегстве Дмитрия. Дмитрий пошел на то, чтобы замкнуть все на себя, даже если это сулило окончательную утрату доверия к нему. Лисса рассчитывала убедить остальных, что его действия объясняются защитыми инстинктами бывшего наставника, но, как выяснилось, этот номер проходил не со всеми.

— Почему он не мог рассуждать рационально? — продолжал давить Ганс, не спуская с нее проницательного взгляда.

Перед самым убийством королевы Ганс поверил, что Дмитрий снова стал дампиром. Что-то подсказывало мне — он по-прежнему так считал, но чувствовал, что за всем этим кроется нечто гораздо большее.

Лисса молчала. Она была против того, чтобы люди считали Дмитрия стригоем; она хотела, чтобы они верили — в ее силах возвращать к жизни не-мертвых. Однако если идея того, что Дмитрий просто помогал своей бывшей студентке, кажется неубедительной, то подозрения в отношении его снова всплывают на поверхность.

Внезапно Лисса встретилась взглядом с Альбертой. Та молчала, внимательно оглядывая присутствующих, — как все стражи. На ней также лежала печать мудрости, и Лисса воспользовалась магией духа, чтобы увидеть ауру Альберты. Та казалась хорошей — цвета и энергия спокойные; более того, в глазах Альберты Лисса прочла вспышку понимания и… усмотрела подсказку.

«Расскажи им, — говорили глаза Альберты. — Это создаст новые проблемы, но гораздо менее тяжелые, чем теперешние».

Лисса не сводила с нее взгляда, пытаясь вычислить, не приписывает ли Альберте собственные мысли. Ну какая разница, кому принадлежит идея? Лисса понимала, что она верна, и это главное.

— Дмитрий помогал Розе, потому что… потому что у них были… отношения.

Альберта, как я и предполагала, не удивилась; более того, явно испытывала облегчение оттого, что истина вышла наружу. Вот кто был поражен, так это Ганс и Стил.

— Говоря «отношения», вы имеете в виду… — Ганс помолчал, подбирая слова. — Вы имеете в виду романтические отношения?

Лисса кивнула. Она чувствовала себя ужасно — ведь она только что открыла секрет, который поклялась мне хранить; но я не обвиняла ее — в такой-то ситуации. Любовь — надеялась я — послужит достаточным оправданием поведению Дмитрия.

— Он любил ее, — продолжала Лисса. — И она любила его. Если он помог ей сбежать…

— Он действительно помог ей сбежать, — прервал ее Ганс. — Напал на стражей, взорвал бесценные, привезенные из Европы статуи, которым несколько веков!

Лисса пожала плечами.

— Я же сказала — он не мог рассуждать рационально. Видимо, считал ее невиновной и хотел помочь. Он сделал бы для нее все — и это никак не связано с тем, что он был стригоем.

Ганс явно не принадлежал к романтикам.

— Любовь не оправдывает все это.

— Она же несовершеннолетняя! — воскликнул Стил.

— Ей восемнадцать, — поправила его Лисса.

Ганс бросил на нее острый взгляд.

— Я умею считать, принцесса. Если только между ними не разгорелся прекрасный, трогательный роман на протяжении нескольких последних недель — большую часть которых Дмитрий провел в изоляции, — значит, он завязался еще в ваши школьные годы, что выходит за всякие рамки.

Лисса молчала, уголком глаза поглядывая на Ташу и Кристиана. Они силились сохранять безучастное выражение на лицах, но было очевидно, что новость не удивила их, и это лишь подтверждало подозрения Ганса о том, что имело место нарушение закона и порядка. Я вообще-то не думала, что Таша знала обо мне и Дмитрии, и почувствовала себя… не очень хорошо. Знала ли она также, что в какой-то степени он отверг ее из-за меня? И если да, то сколько еще людей знали? Кристиан, наверное, кое-что рассказал ей, но что-то подсказывало мне, что и другие люди начинали догадываться. Достаточно вспомнить мою реакцию после нападения стригоев на Академию. Может, посвятить в эту тайну и Ганса было не такой уж плохой идеей. Ясно же, наш секрет не долго останется секретом.

Альберта откашлялась и заговорила:

— Думаю, у нас сейчас есть более важные причины для беспокойства, чем чьи-то романтические отношения.

Стил бросил на нее укоризненный взгляд и хлопнул ладонью по столу.

— Это в высшей степени серьезно, неужели не понятно?

— Я понимаю одно — мы отвлекаемся от сути дела, — ответила она. Альберта лет на двадцать старше Стила; взгляд, которым она его одарила, откровенно говорил, что он ведет себя как ребенок. — Мне казалось, мы здесь, чтобы выяснить, были ли у мисс Хэзевей сообщники, а не для того, чтобы ворошить прошлое. Пока мы можем с уверенностью утверждать, что единственный, кто помогал ей, — это Беликов, движимый абсурдным чувством привязанности. В результате он стал беглецом, что, конечно, глупо; но все это никак не доказывает, что он стригой

Я никогда не воспринимала свои взаимоотношения с Дмитрием как «абсурдное чувство привязанности», однако доводы Альберты были услышаны. Что-то в выражении лиц Ганса и Стила подсказывало мне, что совсем скоро о нас будут знать все на свете, но это ничто по сравнению с убийством. И это означает, что если Дмитрия схватят, то не заколют, как стригоя, а всего лишь посадят в тюрьму. Ха-ха, всего лишь! Слабое утешение.

Допрос Лиссы продолжался еще какое-то время; в конце концов стражи решили, что, по крайней мере, к моему бегству она не имеет никакого отношения. Она прекрасно разыгрывала удивление, смятение и даже сумела выжать несколько слезинок по поводу того, как сильно ошиблась во мне. Она также применила совсем чуть-чуть принуждения — не с целью промывания мозгов, но вполне достаточно, чтобы возмущение Стила сменилось сочувствием. Прочесть реакцию Ганса было труднее; когда мои друзья уходили, он напомнил Таше и Кристиану, что разговор с каждым из них еще впереди и желательно с глазу на глаз.