Студопедия — СТАРИННАЯ ЮЖНОРУССКАЯ ГРАВЮРА.
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

СТАРИННАЯ ЮЖНОРУССКАЯ ГРАВЮРА.

 

На головній площі древнього міста у високій вежі ратуші жив Старий Годинник. Це був дуже поважний і шанований Годинник. Усе місто звіряло з ним час, бо він жодного разу не спізнився і не поспішив. Крім того, він звістував про прихід сонячного літа, золотої осені, пухнастої зими чи зеленавої весни. Та улюбленою роботою Старого Годинника було сповіщати усім про прихід нового року.

До тієї події Годинник готувався заздалегідь. Ще восени гукав майстрів, щоб ті уважно перевірили його механізми: всі деталі мусили працювати якнайкраще, щоб він міг радісно зробити дванадцять ударів поспіль і вкотре нагадати усім, що закінчився старий рік і от-от настане новий. А коли місто вкривав перший сніжок, Годинник прикрашали гілочками ялини та гірляндами. І городяни, які проходили повз нього, задоволено повторювали:

- Який гарний у нас Годинник, як йому пасують святкові прикраси!

Неподалік від ратуші у маленькому будиночку жили собі тато, мама й братик із сестричкою. Батьки часто допізна затримувалися на роботі, а діти чекали на них і, щоб було веселіше, розповідали одне одному казки. А ще вони мали маленького песика, якого кликали Босий. Він був увесь рудий і тільки лапки мав білі, тому його так і назвали. Босий, як і більшість собак, понад усе любив ганятися за кішками або сидіти на підвіконні і спостерігати за пташками.

Одного зимового вечора, коли батьків ще не було вдома, братик та сестричка дивились, як танцюють сніжинки за шибкою, і слухали сумну пісню завірюхи. В оселі було тепло і затишно. У кутку кімнати стояла ялинка. Напередодні вони всією родиною ходили на новорічний ярмарок вибирати прикраси для зеленої красуні. А заразом купили Босому новий нашийник – нехай і песику буде свято! Дорогою додому сусідські собаки позаздрили йому, тому гавкали як ніколи голосно. Потім усі гуртом вбирали деревце, і тепер воно виблискувало різнокольоровими гірляндами, милувало око барвистими іграшками та смачними цукерками. Незабаром розпочнеться улюблене свято, тож діти з нетерпінням чекали, коли Старий Годинник розпочне відлік останніх хвилин старого року…

За вікнами вже вечоріло, в каміні потріскували дрова, в домі пахло хвоєю. Босий куняв на канапі, але враз прокинувся і загарчав. Сильний порив вітру відчинив кватирку, до кімнати, кружляючи, впурхнуло кілька сніжинок, і діти почули дивну розмову.

- Цей Годинник мій давній ворог. Якби не він, я могла б господарювати тут цілий рік!

Це був голос Лютої Зими.

- Я вкриваю землю холодним снігом, сковую річки й озера міцною кригою. Я проганяю птахів у теплі краї. З дерев опадає останнє листя, а звірі залягають у сплячку, коли я приходжу. Мене боїться навіть Сонце! Коли я паную, воно лише ненадовго з’являється на небі. Весь світ скоряється мені. Але цей Годинник ніколи не забуває нагадати про прихід нового року! І невдовзі настає ця нестерпна Весна. Вона розтоплює мої сніги та кригу, повертає додому птахів. А я, я – володарка і цариця – змушена тікати на північ, де й без мене триває вічний холод. Нудно мені там і поговорити ні з ким, лиш білі ведмеді, моржі та тюлені. Але вони не бояться мене, у них є тепле хутро, якому не страшні ніякі холоди. Люди тамтешні розгадали мої хитрощі, вони також мене не бояться: будують міцні юрти і дружать з вогнем, який зігріває їх, а проти вогню я безсила. Відтак я цілий рік змушена чекати, поки минуть Весна, Літо і Осінь. А це так довго! От якби ніхто не знав, коли має настати новий рік і ця нестерпна Весна, то була б зовсім інша справа… Як би нам таке влаштувати?

Тут озвалася Сива Завірюха:

- Я також не люблю Старого Годинника. Цілу зиму співаю своїх пісень, примушую сніжинки вертітися у танці, замітаю снігами ліси, поля й міста, збиваю з дороги мандрівників, заплутую сліди. Ніхто не встоїть проти мене, коли я лечу вулицями. Мене усі бояться і ховаються! Тільки голодні вовки-сіроманці у темних лісах підвивають мені. А коли лютую по-справжньому, то навіть Сонце на кілька днів зникає з неба! Та приходить Весна, і мої сніжинки перетворюються на краплі її дощів, а сама я обертаюся на теплий вітерець, який нікого не може налякати, лише хитає віттям дерев і кружляє метеликів. Ох, ненавиджу цього Годинника!

- А ти що скажеш, Скрипучий Морозе?

- І мені він не друг, - промовив Скрипучий Мороз. –Узимку я роблю, що заманеться. Малюю візерунки на вікнах, щипаю за щоки дітей і дорослих. Підстеляю лід перехожим під ноги і голосно сміюся, коли вони ковзаються і падають на землю. Перш ніж вийти з дому, люди зиркають на градусник, щоб дізнатися, чи не чатую я на них за дверима. А я тут як тут! Я можу закувати у крижані тенета величезні кораблі, і ніяка сила не звільнить їх! Але з приходом Весни мені доводиться тікати й цілий рік блукати безкрайніми північними просторами…

- Отже, - знову озвалася Люта Зима, - цього разу ми не дозволимо Годиннику повідомити людям про прихід нового року. І володарюватимемо вічно! – потім вона заговорила майже пошепки. – Слухайте мене, Сива Завірюхо і Скрипучий Морозе. Я вже давно вигадала один хитромудрий план. Добре все обміркувала і впевнена, що нам усе вдасться… Ось що ми зробимо. Ти, Сива Завірюхо, покличеш усі свої холодні вітри. Досить їм бешкетувати, полями й лісами гасати наввипередки, ламати гілля на деревах. Час за роботу братися! Хай заметуть Годинник снігом, та так, щоб його навіть видно не було. Хай дмуть так, щоб ніхто й не подумав із дому носа виткнути!

- Я зроблю усе, як ти наказуєш, - відповіла Сива Завірюха й одразу до вітрів звернулася: - Агов! Вітриська мої, халамидники! Летіть сюди, снігову бурю здіймайте, площу замітайте! Засипайте всі вікна та двері, щоб ніхто не вийшов на вулицю і не зміг звільнити Годинника зі снігових заметів!

У ту ж мить усе навколо загуло, задвигтіло – то вітри шугнули виконувати веління своєї пані.

- А ти, Скрипучий Морозе, також без діла не сидітимеш. Тобі потрібно скувати стрілки Годинника міцною, як залізо, кригою, і всі вулиці міста перетворити на ковзанку, щоб городяни не дісталися до площі. Ото посміємося, коли вони слизькатимуться, падатимуть і набиватимуть собі синці.

- Усе зробимо, як ти наказуєш, Люта Зимо! – відповів Скрипучий Мороз, потираючи руки.

Люта Зима голосно засміялась.

- Вперед, мої вірні прислужники! Морозьте, війте, засипайте снігами! Тепер ніщо не врятує цього Годинника, а отже не буде ні нового року, ні Весни! Ніколи!

Сказавши це, Люта Зима сіла у свої крижані сани, Сива Завірюха запрягла в них найшвидшого зі своїх вітрів, а Скрипучий Мороз вимостив їм дорогу із гладенької криги, і всі помчали зупиняти Старого Годинника.

Усе стихло. Братик та сестричка злякано принишкли. Босий жалібно заскавчав. Що ж робити? Не можна дозволити Лютій Зимі панувати вічно, потрібно рятувати Годинника! Діти вбралися тепло і вийшли з оселі. На вулиці було темно й холодно, мела Завірюха, а Мороз боляче щипав за щічки. Вкрита кригою дорога була страшенно слизькою, але діти трималися за руки і якось та йшли. Лише Босий увесь час ковзався і раз у раз падав, задираючи лапи догори. Це дуже потішало Скрипучого Мороза, і він моторошно реготав, ховаючись за деревами і будинками. Але братик та сестричка, хоч і боялися, вперто простували далі, бо тільки вони знали, що задумала Люта Зима і в якій небезпеці опинилося їхнє місто.

Попри те, що Сива Завірюха завалила снігом вікна та двері будинків, ніхто не хотів сидіти вдома. Чимало дітей таки вибралися на вулицю з санчатами і ковзанами. Та і як було не радіти? Адже незабаром новий рік! А значить і подарунки, бал, веселі розваги…

Тим часом малі рятівники разом із Босим дісталися головної площі. Там уже спалахували перші феєрверки, чути було сміх і пісні. Всі чекали свята, проте ніхто не дивився на Старого Годинника. Лише братик і сестричка не відводили погляду від ратуші, на якій жив старий Годинник. Лише вони помічали, що відбувається там, угорі.

А на вежі точилася запекла битва. Скрипучий Мороз скував стрілки Годинника, але той щосили намагався поворушити ними – він же ніколи не спізнювався і тим паче не міг проґавити початок нового року! Годинник напружив усі свої механізми, аж щось клацнуло, і Скрипучий Мороз відступив. Однак на зміну йому прилетіла Сива Завірюха. Її холодні пекучі вітри сплели зі сніжинок міцні тенета й накинули їх на циферблат. Годинник боровся, як умів, але сили були нерівні, і він не здужав розірвати пута Сивої Завірюхи… зупинився. Над площею прокотився страхітливий сміх. То раділа Люта Зима. Їй усе вдалося! Тепер ніхто нічого не змінить, і вона буде довіку володарювати тут!

Та братик із сестричкою не хотіли так просто поступатися Зимі. Вони добре чули розмову біля вікна і знали, чого вона боїться понад усе. Вогню! Адже він перетворює лід на воду, а холод на тепло. Діти згадали, що неподалік від площі є старий сад, де, напевно, можна назбирати сухого хмизу. До нового року залишилось зовсім небагато часу, тож потрібно було поспішати. І діти чимдуж побігли до саду. Там попід снігом і справді було чимало хмизу, проте біла ковдра була такою товстою, що діставати з-під неї гілочки було геть не легко. Та діти працювали завзято, а Босий допомагав їм – розгрібав лапами глибокий сніг і зубами витягував хмиз. Набравши повні оберемки паліччя, вони подалися до площі. Ноша була дуже важкою, але малі знали, що ніхто крім них не зможе допомогти Годинникові впустити до міста новий рік.

Коли діти підійшли до ратуші, Люта Зима побачила хмиз у них у руках, усе зрозуміла і страшенно розгнівалася.

- Та хто вони такі, щоб спиняти мене, Люту Зиму! Ох і пошкодують про це! Ану, Сива Завірюхо, негайно заспівай їм свою найжахливішу пісню!

Сива Завірюха загула, завила, застогнала. Зібрала над площею армію сніговиць і накинулась на дітей. Вітер зі снігом боляче хльоскали в обличчя, намагалися вирвати із рук хмиз, хотіли звалити з ніг. Здійнялася така буря, що дорога зникла у заметах, і були б сестричка з братиком заблукали, якби Босий, який, як і всі собаки, мав гострий нюх, не взяв слід і не довів дітей просто до ратуші. За мить вони вже підіймалися стрімкими сходами на високу вежу, де у крижаному полоні страждав Старий Годинник.

- Що таке! – здивувалася Люта Зима. – Вони не злякались Сивої Завірюхи?.. Ну, тоді ти, Скрипучий Морозе, дай їм доброго прочухана! Хай знають, як Лютій Зимі дошкуляти.

Скрипучий Мороз аж зубами заскреготів – так кортіло йому примусити дітей забратися геть від Годинника. Він сипав синім інеєм, намагався залізти дітям за комір і голосно дзвенів льодяними бурульками на своїй блакитній бороді. Але братик та сестричка були тепло одягнені, на руках мали шерстяні рукавички, тому Скрипучий Мороз не дуже їм допікав. А коли він вкотре наблизився до дітей, щоб ущипнути когось за носа, Босий уп’явся зубами в полу його оздобленої візерунками шуби і почав шматувати її. Такого Скрипучий Мороз не очікував і тому вирішив якнайшвидше відступити.

Діти підіймались стрімкими сходами дедалі вище і врешті таки розгледіли Старого Годинника. Його майже не було видно з-під снігу. Усі механізми міцно скувала крига. А новий рік от-от мав розпочатись… Однак точно вказати час його приходу не міг ніхто, крім Старого Годинника. Братик і сестричка не гаяли більше ні секунди. Неподалік від Годинника вони розклали багаття. Сива Завірюха спробувала загасити полум’я, проте від її подиху воно запалало ще дужче. Люта Зима кружляла навколо ратуші, але наблизитись не наважувалася, бо її страшенно лякав вогонь. А багаття поволі розгорілося, і лід на стрілках та механізмах Старого Годинника почав танути. Побачивши це, Скрипучий Мороз кинувся навтьоки, та й Сива Завірюха, не довго думаючи, подалася йому навздогін.

- Куди ж ви! – бідкалася Люта Зима. – Невже двоє дітей нам завадять?!

Але Мороз і Завірюха були вже далеко-далеко і не чули її нарікань. А без них Люта Зима перетворилася на звичайну собі Зиму…

Старий Годинник остаточно звільнився від снігу та льоду. Хутенько налаштував свої механізми та стрілки й розпочав урочисто відраховувати останні секунди старого року.

- Десять, одинадцять, дванадцять! З Новим роком!

Ялинка спалахнула барвистими вогнями, зацвіли світлячки феєрверків, і усі, хто був на площі, зааплодували.

А стомлені й щасливі братик із сестричкою та їхній вірний пес Босий поспішали додому, щоби сісти разом з батьками за святковий стіл. Про свою пригоду вони домовились нікому не розповідати, тому що хвалитись – не гарно…

 

 

СТАРИННАЯ ЮЖНОРУССКАЯ ГРАВЮРА.

http://library.kr.ua/elib/gravura.html

Из всех родов искусства, зачатки которых существовали в старой южной Руси во время самобытной ея исторической жизни, наибольшее число образцов, дошедших до нас, приходится на долю общедоступнаго и популярнаго, хоть и второстепеннаго, искусства гравирования. Очень большое, относительно, количество старых южнорусских гравюр как в отдельных листах, так и в книгах, главным образом духовных, дает возможность составить отчетливое понятие о том, чем была и что из себя представляла старинная южнорусская гравюра. Чрезвычайно ценныя заметки и наблюдения по этой части собраны известным писателем по истории искусств в России Д. А. Ровинским. Добросовестность и обстоятельность трудов этого ученаго оценены давно по заслугам и не только интересующиеся делом, но и все безпристрастные люди должны признать их образцовыми.

Специально гравюре посвящены два изследования г. Ровинскаго: «Русские граверы и их произведения с 1564 года до основания академии художеств» (Спб. 1870 г.) и «Словарь русских гравированных портретов». Последнее сочинение в нынешнем году вышло вторым изданием, в совершенно обновленном виде, и представляет как бы новый труд. Насколько значителен, этот труд, изданный академией наук, видно уж из численнаго определения его состава: в нем перечислены портреты до 2000 лиц и описано до 10000 гравированных листов. «Русские граверы» представляют, единственное изследование в русской литературе по этому предмету. Книга эта, как почти все издания г. Ровинскаго, давно разошлась. Прекрасный разбор этого сочинения, сделанный г. Стасовым дополняет книгу и введен в значительной степени в печатное издание ея, как добавочный материал.

Г. Ровинский разсматривает в одной картине судьбы русской гравюры, но разграничивает деятельность различных ея школ, возникших и существовавших при различных условиях и под разными влияниями. Разсмотрение памятников старой гравюры приводит его к выводу о существовании двух главных, резко отличных между собою ея школ: киево-львовской и московской. Произведения киевских и львовских мастеров имеют между собою все общее: и известную свободу сочинения, и несомненное западное влияние, и общие приемы, и даже одних и тех же граверов, работающих то тут, то там. Мелкия школы: черниговская, могилевская, западно-русских типографий, тесно примыкают к главной киево-львовской школе и не представляют самостоятельности. Московская школа держится древних образцов и византийскаго влияния. Она не имела разветвлений, так как все печатное дело до Петра сосредоточивалось исключительно в Москве.

Первыя богослужебныя славянския книги появились, как известно, за чертою Руси: издания Фиоля в Кракове, в конце ХV века, и Скорины в Праге, в начале XVI. Несколько позже славянския церковныя книги стали печататься в Венеции. Появление книгопечатанья и одновременно с ним гравированья в пределах нынешней России относится к первой половине XVI века. Самыя начальныя гравюры известны: в виленских изданиях Скорины (напр. в «Каноне» 1525 г.; гравюра Благовещения), в московском «Апостоле» 1564 г. (изображенье евангелиста Луки, появляющееся впоследствии в львовском издании того же «Апостола» 1574 г. и виленском 1591) и в Евангелия вышедшем в неизвестной южнорусской типографии в начале XVI века. Гравюра этого Евангелия, очень плохо и грубо вырезанная, изображает Иисуса Христа на престоле и подписана, связанными буквами, монограммой, которую можно прочесть Монах Филипп. Едва ли это не первый самостоятельный обращик гравированья в пределах России. Московскую гравюру г. Стасов, не без основания, подозревает в иностранном происхождении, т. к. «Апостол» Федорова и Мстиславца напечатан «под смотрением» какого то копенгагенскаго уроженца Ганса.

С водворением книгопечатания на юге России и с возникновением многих типографий, гравированныя изображенья, заставки и виньетки стали появляться в очень большом числе и сделались принадлежностью почти всякой книги. Несложныя гравюры древнейших изданий делались, как кажется, самими типографами, (судя напр., по монограммам Т. Л. (Тарасий Левкович Земка) Т. П. (Тимофей Петрович) и подписям могилевских типографов—Вощанок, которые уже несомненно сами были и резчиками.) Но в то же время появляются, и в значительном числе, и особые мастера—граверы. С самаго начала их существования между южными и юго-западными типографиями установилась тесная связь, выразившаяся, но отношению к иллюстрации книг, во взаимной передаче досок и копировании с одинаких образцов. Общность культуры и политической жизни объясняете конечно это явление. Иногда один и тот же мастер работал для двух типографий, напр., плодовитый киевский гравер Илия, иллюстрировавший книги, выходившия в Киеве и Львове. Другие граверы копировали киевския доски для львовских изданий и наоборот.

Киево-львовская школа произвела громадное количество гравюр, резанных на дереве. Редкая книга выходила со станка здешних типографов без картинок: служебники, триодионы, акафисты, евангелия наполнены лицевыми изображениями. Мелкия картинки появляются в первых почти изданиях львовских. Первыя киевския издания также наполнены ими. По наблюденьям г. Ровинскаго, западное влияние совершенно подчинило себе львовских и киевских мастеров. Критик сочинения г. Ровинскаго г. Стасов не соглашается с этим мнением.

Любую киевскую и львовскую гравюру на дереве, пишет он, никто никогда не смешает с гравюрою действительно западною. При наибольшей подражательности некоторых из их числа, все таки они остаются настолько полны своих особенных, характеристических подробностей, что всякий признает их с перваго же взгляда гравюрами одной из западных православных школ. Византийская основа все таки постоянно остается в них чувствительна, а в большинстве случаев преобладает с такою силою, что никого не может ввести в заблуждение на счет происхождения той или другой гравюры и приналежности ея к той или иной школе. Сверх того по большей части мы встречаем, что в одном и том же издании рядом помещались и картинки с чисто католическим, западным характером и картинки чисто в характере славяно-византийском... Совершенно и раболепно подчинившимися западному влиянию можно признать разве только издания кутеинския и почаевския.

По мнению г. Ровинскаго, граверы юго-западных типографий копировали западные образцы, копировали целиком немецких мастеров и копировали друг с друга. Впрочем в другом месте своей книги он смягчает свой приговор и признает известную самостоятельность за гравюрою на дереве. Разсматривая произведения отдельных мастеров, он еще больше сбавляет с своего обобщения.

Гравюра на меди появилась в России в конце ХVП века. В то время, как в Москве произведены были первые ея образцы, в южной Руси она стояла уже на известной высоте, производясь в типографиях киевской и черниговской. Южно-русских мастеров вызывали в Москву для производства работ этого рода. Так вызван был для поднесенья своих работ царевне Софье из Чернигова Леонтий Тарасевич с помощником своим Щирским. Злополучный артист, благодаря этому, попал в дело Шакловитаго, из котораго едва вышел цел. Тарасевич считается лучшим из всех мастеров-граверов старой Руси и первым южно-русским гравером. Рисунок его прост и правилен, гравировка (большей частью офортом) окончена с большим вкусом и легкостью. Он первый награвировал несколько портретов, на что до него не решался ни один гравер в России. Ниже Тарасевича стоят современники его Иннокений Щирский, Даниил Галаховский, Ив. Стржелбицкий и мастер NZ, все работавшие на меди и в той же манере.

Третий способ гравированья — черной манерой появился у нас только во второй четверти XVIII века. Из работ южно-русских граверов этим способом известен только один лист киевскаго мастера Аверкия Козачковскаго, изображающий Распятие с предстоящими.

Работы киевской типографии наиболее многочисленны, так как типография эта была первенствующая и насчитываем, наиболее лет своего существования. В 1718 году, во время пожара, истребившаго Лавру, она выгорела до тла. В 1721 г., вместе с типографиями московскою, петербургскою и черниговскою, она подчинена была заведыванию Синода. Но и черниговская, и киевская типографии продолжали печатать книги и продавать их. По свидетельству Пекарскаго, требованья Синода отразились крайне тяжело на киевской типографии и она стала приходить постепенно в больший и болыший упадок. Вместе с тем окончательно пало в ней и гравированье на дереве.

Черниговския издания появляются с 1646 года. В Чернигов в 1679 году переведена новгород-северская типография, просуществовавшая самостоятельно всего девять лет (1670— 1679 г.г.) Лучшею работою новгород-северской типографии считается Анфологион 1678 года, гравюры котораго могут быть поставлены наравне с удачнейшими произведениями типографий киевской и львовской за то же время.

Львовская и могилевской типографии не были подчинены русским властям. В Могилеве первая книга «Служебник» напечатана в 1616 году. Здесь иногда печатались сочинения южно-русских авторов, напр. «Небо новое» Голятовскаго. В одной из могилевских книг («Житие святых» 1702 г.) на заглавном листе есть вид Могилева очень хорошей работы. Львовская типография в 1708 году перешла к унии.

Имен и монограмм граверов киево-львовской школы, подписанных под их работами, дошло до нас довольно много. Мастера этой школы дорожили своими произведениями повидимому более, чем московские, и очень часто подписывали их. В «Словари русских граверов и перечне их произведений», занимающем большую часть книги г. Ровинскаго, перечислены эти имена и монограммы. Последния воспроизведены вдобавок буквально в особой главе. Нет сомненья, что в этот список попали не все киево-львовские мастера и что находки в этой области еще очень возможны. Приведем из книги г. Ровинскаго несколько сведений о выдающихся и значительных южно-русских граверах.

Галаховский Даниель. Киевский гравер на меди XVIII века. Его работы известны священныя изображения и два портрета: Петра I (при латинском панегирике, поднесенном Петру IIрокоповичем в 1709 г.) и Мазепы. Последний сохранился в единственном экземпляре и он то главным образом и придает интерес имени Галаховскаго.

Илия, киево-печерский монах, работавший в начале XVII столетия и замечательный по своему трудолюбию. Работы этого мастера—неравнаго достоинства; есть довольно хорошо выполненный и слабыя. Он награвировал огромное количество изображений из Священнаго Писания для киевских и львовских изданий. Самый значительный его труд—изображения из ветхаго завета—Лицевая Библия 1645—1649 гг. В ней 134 изображения, напечатанных на отдельных листах, без текста на другой стороне. Им же иллюстрировано первое издание «Печерскаго Патерика» 1661 года. В «Словаре граверов» описано всего 374 листа работы Илии.

Л. М. гравер на дереве, XVII века, известный только по монограмме, но один из лучших киевских мастеров. По замечанию г. Стасова, особенно хороши у него миниатюрные сюжеты, которые вырезаны всегда изящно, тонко и отчетливо. Нельзя определить, его ли сочинения все награвированныя им картинки, довольно многочисленныя, из которых одни обозначены его именем, а другия нет. Но во всяком случае он гравировал почти всегда с композиций интересных, несравненно более изящных и художественных, чем большинство тех которыя находятся в изданиях, гравированных прочими современными граверами. В них даже находится некоторая фантазия. Гравюрок Л. М. всего более находится в «Киевской Триоди» 1627 г. и они перепечатаны почти все в других изданиях, напр., в киевском Акафисте 1629 года и др.

Левицкий, священник, Григорий, киевский гравер на меди первой половины XVIII в. Изображения священнаго характера и большие тезисы и композиции, где встречаются виды киевских зданий, группа студентов киевской академии и пр.

Г. Ровинскому, во время составления Словаря, были известны не все работы этого мастера. В музее киевской духовной академии есть гравюра его, очень сложной композиции, известная пока в единственном экземпляре и г. Ровинским не описанная. Работы Левицкаго есть герб и щит с вензелем Алекс. Разумовскаго, а также известное родословное древо Разумовских (происшедших, будто бы, от князей Ружинских); на этом древе мастер подписался так: «Презвитер Григорий Левицкий полку полтавскаго городка Маиачквы в Киеве 1745 марта выделал»1

Семенов, Марко, киевский гравер на дереве начала XVIII в. Гравюры его в «Служебнике» 1708 года принадлежат к лучшим киевским работам в этом роде.

Тарасевич Леонтий. Черниговский гравер на меди, живший в конце XVII и начале XVIII века. Лучший из южно-русских мастеров. Пользовался, как видно, обширной репутацией, так как вызываем был в Москву для гравирования портрета царевны Софии, который и делан им два раза. В первый раз, вместе с портретом царевны, награвированы им были изображения Ивана и Петра Алексеевичей, гетмана Самойловича и князя Василия Голицына. В другой раз он сделал портрет одной царевны, без братьев. Так как оба портрета деланы были по поручению Шакловитаго, то по возбуждении дела против него, портреты были отобраны и все уничтожены, а доски, с которых они печатались, считались погибшими. В предисловии к «Словарю гравированных портретов» г. Ровинский говорит, что все доски Тарасевича, упоминаемыя в деле Шакловитаго, найдены теперь, но не указывает, где они находятся. Если известие это справедливо, то мы будем иметь достоверный портрета Самойловича работы хорошаго мастера. Второй портрет Софии, деланный Тарасовичем отослан был для снятия копии амстердамскому граверу Блозелингу и сохранился в этой копии, которой известно впрочем всего два экземпляра—один в Публичной библиотеке и другой в Лейдене. Работы Тарасевича дошли до нас портреты кн. В. Голицына, подстольника Георгия Земли и князя Радзивила.

Лучшим произведением Тарасевича по части священных изображений считается «Печерский Патерик» 1702 года, где гравюры (офорты) сделаны без сомнения с собственных рисунков художника. Некоторые листы этого издания, как например изображение Иеремии Прозорливаго, могут быть поставлены по художественному выполнению на ряду с лучшими произведениям и голландских граверов того времени. С этого оригинальнаго издания рисунки повторялись и копировались и впоследствие. В киевском Евангелии 1703 г. также есть гравюры с монограммой Тарасевича Т. L.. Г. Стасов полагает, что Тарасевич учился гравированию в школе знаменитых аугсбургских граверов братьев Килианов.

Щирский Иннокентий, современник и сотрудник Тарасевича. Грубоватый мастер. Большой тезис его работы, с изображением царей Иоанна и Петра, известен в единственном экземпляре, принадлежащем Публичной библиотеке. На этой гравюре есть изображение Киева и сцены из истории Малороссии.

Сводя данныя, собранныя и разработанныя г. Ровинским, относящиеся к искусству гравирования к южной Руси, можно отметить следующия самобытныя его черты. Между тем как в Москве печать и гравюра появляются вследствие царскаго повеления и поддерживаются правительством, в южной Руси то и другое возникает самостоятельно, распространяется и держится только под влиянием спроса в обществе и без поддержки власти. Обилие гравюр в книгах киево-львовской школы свидетельствует о спросе на иллюстрированныя книги, а последнее есть признак существования художественнаго чувства в народе. Одно это обилие сообщает уже исторический интерес нашей старинной гравюре. В произведениях южно-русских мастеров менее раз навсегда установленнаго и условнаго. Они не придерживаются неизменно готовых образцов, а допускают разнообразие и свободу сочинения. Хотя изредка, в южнорусских книгах появляются картины и светскаго содержания, а талантливейший из граверов, Тарасевич, подымается до портрета с натуры, вызвав потом и подражателей. Мастера любовнее относятся к своим произведениям; они подписывают их и личность художника не исчезает таким образом безследно. Несколько граверов представляют уже индивидуальный черты, а для такой начальной эпохи искусства это уж имеет значение. К мелким особенностям южнорусских иллюстрированных книг относится еще и обычай изображать гербы лиц, кому посвящается сочинение или на чьи средства печатается. Обычай этот, впрочем, заимствован всецело с запада.

Что касается до изучения старинной южнорусской гравюры, то ученый, наблюдения котораго изложены выше, единственный человек, до сих пор им занявшийся. Им сделано очень много и труд его превосходен, но он нелишен пробелов и со времени его появления накопилось достаточно новых материалов. Г. Ровинский не касается совсем почаевской школы, во время издания книги ему неизвестны были, сохранившиеяся в значительном числе в Киево-Печерской лавре гравировальныя доски, значительный материал могли бы представить также в подобном изследования старинные антиминсы, порядочное число которых собрано теперь хоть бы в музее киевской академии. Во всем этом нашлись и заметныя явления и неизвестные мастера и, может быть, своеобразныя черты и все это ждет еще разсмотрения.

Надо ли прибавлять, что до сих пор никем не начато собрание специальной коллекции старинных южнорусских гравюр, а без такой коллекции дело изучения их затруднено до нельзя.

Обращаясь ко второму из названных трудов г. Ровинскаго, к громадному «Словарю гравированных портретов», отметим данныя, сообщаемыя им до части того, что дала гравюра в деле изображения исторических лиц южной Руси и какие образцы оставила по этой части в особенности старинная южнорусская гравюра.

Из двух тысяч лиц, портреты которых перечисляются в «Словаре», малороссиян оказывается около ста2—исторических лиц, государственных людей, писателей и художников, от давних времен до нам современных. Попадаются тут работы мастеров первоклассных и портреты, имеющие не только значение полной достоверности, но и художественное значение. Укажем напр. портреты Богдана Хмельницкаго — Гондиуса, Дан. Апостола—Вортмана, Кирилла Разумовскаго—знаменитаго Шмидта, Безбородко—Валькера (с Лампи), Боровиковскаго (собственный офорт), и др. Менее известен портрет св. Дмитрия Ростовскаго. Оригинал его, поставленный ныне у раки святителя, писан известным придворным художником Елизаветы и Екатерины II графом Ротари, а награвирован Васильевым, учеником Шмидта. Некоторые думают даже, что превосходная эта гравюра делана самим Шмидтом. В разбросанных в приложениях к «Словарю» заметках о портретах красками г. Ровинский сообщает еще о портрете художника Лосенка, собственной его работы, находящемся в собрании Третьякова в Москве.

Из старинных граверов трех гетманов,—Самойловича, Дорошенка и Мазепу,—награвировали три мастера: Тарасевич, Стржелбицкий и Галаховский.

Самойлович, с заступом в руках, изображен был Тарасевичем на тезисе, поднесенном царевне Софье и известном по делу Шакловитаго. Мы говорили уже, что теперь, по сообщению г. Ровинскаго, все доски, упоминаемыя в этом деле и считавшияся потерянными, найдены. К сожалению, г. Ровинский не сообщает ничего более об этой интересной находке и неизвестно, открыта ли и доска с портретом Самойловича или нет.

Дорошенко изображен на картинке «Св. апостол Петр». Он держит щит с поясным портретом гетмана. Под щитом герб Дорошенка и посвящение на латинском и польском языках. Гравюра, деланная крепкой водкой, подписана Ioannes Strzlbiski. Автор ея —черниговский гравер на меди начала XVIII века.

Мазепа —Галаховского до последняго времени известен был только по слухам. Это та знаменитая гравюра, известная пока только в единственном экземпляре, которая принадлежала Свидзинскому и перешла теперь, вместе со всей его коллекцией, в библиотеку графов Красинских в Варшаве. «В 1887 году, пишет о ней г. Ровинский, я нарочно ездил в Варшаву, чтобы снять с нея копию, но фотографировать гравюру, отпечатанную на темно-желтом атласе, оказалось невозможным. Представляю подробное описание ея: Мазепа стоит в средине в рыцарском одеянии; в левой, поднятой руке он держит щит, правой он опирается на свой гербовий крест. Он с длинными усами и коротенькой подстриженной бородкой. Лицо очень напоминает норбленовскую гравюру (признаваемую теперь наиболее правдоподобной). Слева коленопреклоненная женщина (религия) подносит ему потир, Евангелие и два ключа, за нею другая женщина. Слева шесть женщин с атрибутами искусств и наук. Слева, вверху, Троица; внизу покоренные города и повергнутый неприятель. Справа разрушающиеся города и крепости. Из облаков на ленте тянется надпись: si fractus illabatur orbis impanidum ferient ruinae.

Внизу, в срединt, к картушt: сеlsissimo et ilustrissimo domino | d^ ioanni masepa | exercituum s: c: m: zaporovensium supremo duki, | ordinus: andreae apostoli et albae aquilae equite, | divinitus electo, dato munito patri patriae, ecclesiae defesori et pacis artiu ceutorifc patrono и пр. а справа: theses et universa philophia | et logica … Propugnabuntus publicin Ortodoxa Akademia Kijouiensi, a Magnifiko Domino ioanne nowicky. Caetus Mariani Praefecto Presidente Admodu Rndo in Xto Patre Theophane prokopowicz, | AA: 11: Magistro, et Ordinario Philosophia Professore Scholarum Praefecte Ann. Domin. 1708 Mense …Die…(оставлены белыя места для чисел) Daniel Galachowski sculpsit Kijoiua. Слева—посвящение Мазепе самого текста. Гравюра крепкой водкой довольно исправнаго рисунка.

В этой же библиотеке Красинских находится старинный поясной портрет Мазепы, писанный масляными красками, с котораго сделана гравюра Норблена. Лицо очень схоже с тезисом Галаховскаго, но в нем Мазепе, вместо короткой подстриженной бородки, приделана длинная борода в две космы, которой Мазепа никогда не носил».

Таким образом гравюру Галаховскаго надо, вероятно, признать прототипом и упоминаемаго здесь маслянаго портрета, и гравюры Норблена, артиста, жившаго в конце XVIII века и не имевшаго возможности рисовать Мазепу с натуры. Что касается известнаго портрета музея академии художеств, приписываемаго кисти Никитина (1690—1744) и изображающаго будто бы Мазепу,—то он так и остается загадкой. Он не может изображать ни Скоропадскаго, ни Апостола, с известными портретами которых нисколько не похож и которых одних, из числа гетманов, и мог бы представлять только по времени жизни художника, но не имеет ничего общаго и с норбленовским типом, повторяющим, как доказал ныне г. Ровинский, тип Галаховскаго. С другой стороны таинственность, которою он окружен, и название его «портретом неизвестнаго гетмана» говорит в пользу соотношения его с опальным именем Мазепы. Настоящая принадлежность его могла бы быть установлена только документальными путем, но к этому пока нет еще никаких данных.

Г.

1 До нас дошел и портрет этого артиста, работы сына его, знаменитаго живописца Дм. Гр. Левицкаго. Портрет написан в первой, самостоятельной манее художника (подчинившагося впоследствии влиянию Лампи) и отличается чисто рембрандтовской силой. Он находится в московском Румянцевском музее.

2 В «Словаре» описаны гравированные портреты следующих лиц: Апостол, гетман, Арсений Берло, Арс. Мацеевич, Афанасьев-Чужбинский А. С., Бантыш-Каменский Д. Н., Бантыш-Каменский Н. Н., Баранович Лазарь, Безбородко кн. Ал. Андр., Безбородко Андр. Ив., Безбородко гр. И. А., Безбородко кн. М. А., Богданович Ин., Бодянский О. М., Боровиковский В. Л., Бортнянский, Варлаам Ясинский, Вронченко, Гавриил Каменецкий, Галаган Г. П., три Гамалеи, Гедеон Святополк-Четвертинский, Георгий Кониский, Гнедич, Гоголь, Головачевский, два Гудовича, Дорошенко, гетман, Данилевский Г. П., Димитрий Ростовский, Дубовский, Дудниченко, Завадовский, Зарудный, Зертись-Каменский, Ин. Гизель, Иоасаф Горленко, Иоас. Кроковский, Иоанн Максимович, Нелюбович-Тукальский, I. Тризна, Квитка-Основьяненко, Адам Кисель, Климовский, Козицкий, Костомаров, три Кочубея, Сильвестр Кулябка, Лаврентий Горка, Лосенко, Мазепа, Максимович М. А., малороссийский гетман (в акад. худож), Маркевич Н. А., Мельхиседек Значко-Яворский, Нарежный, Петр Могила. Полуботок, Прокопович Феоф., Разумовские, в числе их Алексей и Кирилл, Раф.




<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
ГЛАВА 29. итуал начинается, - нараспев произнес Император. | 

Дата добавления: 2015-10-01; просмотров: 324. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Кардиналистский и ординалистский подходы Кардиналистский (количественный подход) к анализу полезности основан на представлении о возможности измерения различных благ в условных единицах полезности...

Обзор компонентов Multisim Компоненты – это основа любой схемы, это все элементы, из которых она состоит. Multisim оперирует с двумя категориями...

Композиция из абстрактных геометрических фигур Данная композиция состоит из линий, штриховки, абстрактных геометрических форм...

Важнейшие способы обработки и анализа рядов динамики Не во всех случаях эмпирические данные рядов динамики позволяют определить тенденцию изменения явления во времени...

Философские школы эпохи эллинизма (неоплатонизм, эпикуреизм, стоицизм, скептицизм). Эпоха эллинизма со времени походов Александра Македонского, в результате которых была образована гигантская империя от Индии на востоке до Греции и Македонии на западе...

Демографияда "Демографиялық жарылыс" дегеніміз не? Демография (грекше демос — халық) — халықтың құрылымын...

Субъективные признаки контрабанды огнестрельного оружия или его основных частей   Переходя к рассмотрению субъективной стороны контрабанды, остановимся на теоретическом понятии субъективной стороны состава преступления...

Метод архитекторов Этот метод является наиболее часто используемым и может применяться в трех модификациях: способ с двумя точками схода, способ с одной точкой схода, способ вертикальной плоскости и опущенного плана...

Примеры задач для самостоятельного решения. 1.Спрос и предложение на обеды в студенческой столовой описываются уравнениями: QD = 2400 – 100P; QS = 1000 + 250P   1.Спрос и предложение на обеды в студенческой столовой описываются уравнениями: QD = 2400 – 100P; QS = 1000 + 250P...

Дизартрии у детей Выделение клинических форм дизартрии у детей является в большой степени условным, так как у них крайне редко бывают локальные поражения мозга, с которыми связаны четко определенные синдромы двигательных нарушений...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.014 сек.) русская версия | украинская версия