Стрелецкий Владислав Олегович 2 страница

Каждые черты, особенности характера, индивидуальность – все это отображается на внешности. Овал лица, разрез глаз, изгиб губ. Волосы. Все это не просто так дается каждому. Человек – это совершенное создание. Как и все, что создала природа. В нем все гармонично и все взаимосвязано. Внутренний мир с внешней оболочкой. Душа и тело, мысли и действия, все вместе - одно целое.

Настоящие портретисты – отличные психологи. Они умеют разглядеть суть человека и перенести ее на бумагу. Они видят человека таким, какой он есть, без притворств и обмана.

В истории живописи встречались случаи, когда особо смелые и неординарные художники писали весьма странные портреты.

Человека с двумя лицами. Одним было лицо молодой и красивой девушки, с мягкими волосами, ясными глазами и загадочной улыбкой. А другое – лицо демона, с рассекающими чешуйчатую кожу шрамами, чудовищной хищной пастью, с полусгнившими клыками, и красными, огненными, лишенными зрачков глазами.

Или фигура человека. Отлично сложенного мужчины, с великолепным, идеальным телом,… но без лица. Вместо глаз ровно затянутая румяная кожа, а рот зашит – его пересекают безобразные неровные полосы.

Такие работы пугают людей. Они вгоняют их в ужас и трепет. Мы все прячемся за маской, и никто не хочет, чтобы ее сдернули, и другие увидели истинное обличие нашей сущности. Все хотят спрятать свое истинное «Я». Никто не захочет, чтобы поняли, что за вашей милой внешностью симпатичной девушки скрывается злобная, бездушная тварь, или, что вы великолепный, хорошо развитый физически молодой человек,… но кроме тела у вас ничего нет. Глаза – это зеркало души. Лицо помогает выразить ее. И если души нет… нет и лица.

Никто не хочет, чтобы с него сорвали телесную маску, лишили зашиты и выставили напоказ неприкрытую душу. И больше ничего.

Это самый древний страх в мире – быть беззащитным.

Простой карандаш в твердой руке Фила спокойно и равномерно скользил по бумаге, иногда тихонько поскрипывая. Он расспрашивал меня о Сашке. Какой она была, что любила делать, о чем мечтала. Я вспоминал различные моменты нашей жизни. Веселые и беззаботные, когда мы вместе с ней выкрали у ее отца пневматическую винтовку и устроили пальбу местного масштаба, пока случайно не подстрелили нашего соседа прямо в пятку. Досталось обоим. Как отдыхали на море и наперегонки бегали до пляжа и до посинения купались в прохладной воде. Получили тепловой удар и весь следующий день больные провалялись в постели, с не проходящей тошнотой и головной болью. Как на спор прыгали зимой с крыш гаражей в сугроб, пока Сашка не сломала руку. Она смеялась.

Все это проносилось у меня в голове, заставляя заново переживать события давно минувших лет. Картинки прошлого проносились одна за другой, уносясь в глубину сознания, а на их место приходило успокоение.

Через пару часов, давно выкинув первую бутылку и разделавшись со второй, мы приканчивали коньяк. Фил все так же водил по бумаге карандашом. Он пару раз вставал, чтобы подточить стержень и снова принимался за работу.

- Влад, все это глупости. Александра была сильной, но до ужаса упрямой. И ты не причем.

- Она умела признавать свои ошибки.

Язык мой уже прилично заплетался.

- Конечно, кто бы спорил, - голос Фила был обычным, но когда он поднимал глаза было видно, что он тоже почти никакой. – Мы же не с тобой не волшебники. Как бы ты близко и хорошо не знал человека, ты никогда не узнаешь его до конца. Нам не дано видеть чужих скелетов в шкафу. Только своих, – он отложил карандаш и повернул листок в мою сторону.

- Вот она. Твоя Лилу. Сильная смелая и такая благородная.

Я посмотрел на рисунок пьяными глазами.

- Единственное оружие против зла. Само совершенство. Это глупо.

- Именно. Но она не всесильна. И у нее есть слабости. – он помахал листком в воздухе, а потом опустил его передо мной на стол.

С листка бумаги на меня смотрела Александра. Такая, какая она была всю жизнь.

Живая.

Из-под спадающих мелкими волнами волос выглядывали чуть прикрытые озорные глаза. Губы были упрямо изогнуты, а подбородок вздернут вверх. Да, она была такой. Упрямой озорной и очень гордой.

- И человечной, - закончил Фил так, будто читал мои мысли. – Здесь все твои страхи и сомнения. Ты ни в чем не виноват. Все мы люди. И она тоже. Она такой же человек, как и ты. Ты винишь себе, хоть ты и ни при чем. И это правильно. Потому что ты человек. Она сама сделала этот выбор. И мы должны его уважать. Даже если он и не правильный. Потому что она тоже была человеком.

А все люди совершают ошибки.

Он поднялся и убрал со стола пустую бутылку.

- Идем спать, Влад. Сегодня был тяжелый день. Завтра будет легче.

 

 

4 День четвертый

- А на завтра стало еще хуже…

Владимир Владимирович сидел напротив меня и внимательно слушал. Не перебивая и даже по своему обыкновению не стуча по столу ручкой. Яркие голубые глаза смотрели так, будто маленькому ребенку рассказывали интересную сказку. В данном случае можно было сказать именно так. Моя история больше всего напоминала сказку. Только с одной ма-аленькой поправкой. Вместо мальчика передо мной сидел весьма взрослый квалифицированный психиатр.

Но слушал меня с таким же неподдельным интересом.

Я подробно пересказывал ему события последних дней.

Или дня?

 

 

- На следующий день, - задумчиво повторил он. – Это значит…

- Среда, - подсказал я. – После послезавтра. Через пять дней, как я был у вас в последний раз в пятницу.

- Когда? – быстро спросил он.

Я молчал

-…позавчера? – не уверенно предложил я.

Голубые глаза уставились прямо мне в душу.

Я передернулся.

- Ты уверен?

Я закрыл глаза и откинулся на спинку кресла

- Я понятия не имею! – пришлось мне признаться. – Я запутался!

- Ага, - понимающе кивнул он. – Ладно, разберемся. Давай дальше.

- Так вот, - продолжил я после небольшой паузы. – На следующий день умерла Марта. Просто легла и не проснулась. Она не мучилась – сердце остановилось прямо во сне. Мать разогнала всех родственников, не успевших еще отойти от похорон Александры, и теперь сама занималась похоронами Марты.

Александра Евгеньевича с приступом увезли на скорой…

 

 

На следующий день, после этой трагедии я стоял перед дверью кардиологического отделения центральной городской больницы, вместе с другими пришедшими дожидаясь, когда начнутся часы посещения больных.

В руках у меня была сумка и небольшой пакет.

Дверь скрипнула, и на пороге показалась какая-то мятая, похожая на лабораторную мышь медсестра. Она вся была серая, как и ее «белый» халат. Даже черты лица казались стертыми.

- В верхней одежде и обуви не входить, - неожиданно звонким голосом объявила она. – Вход только в бахилах. Посещение больных до семи часов.

«Только в бахилах» пронеслось у меня в голове.

Я представил, как толпа родственников тесниться на узкой лестничной площадке, снимает с себя одежду, одевает «только бахилы», и с сумками в руках, в одном нижнем белье разбредается по палатам.

Идиотизм.

Отогнав от себя образ больницы – мечты нудиста, я перекинул через плечо куртку, натянул на ноги синие пластиковые мешочки, «только бахилы», и, пропустив тех больных, которым уже осточертело сидеть в палатах, шагнул в отделение.

В воздухе витал неприятный запах лекарств, несвежего белья и чего-то тошнотворного.

Едой?

Что тут было на обед? Суп из вчерашних помоев?

Стараясь не дышать глубоко, я огляделся. Да уж…

Это никак не напоминало чистую и уютную квартиру Елеферьевых, с теплой, цвета кофе с молоком мебелью и кипельно белым ковром в гостиной.

По мрачному коридору, вдоль стен с потрескавшейся краской туда-сюда сновали больные этого унылого заведения.

Лица у всех были темного, серо-зеленого цвета. Хотя нет, у некоторых преобладал синюшный оттенок. Все отекшие и какие-то неживые.

Больные.

Больные, с больными лицами.

А мертвые?

Я тряхнул головой, что бы отогнать дурные мысли.

Все также оглядываясь по сторонам, я пошел в сторону открытых настежь дверей палат.

Больных было много. Сердечнососудистые заболевания – очень распространенный диагноз.

Люди проходили мимо меня. Кто шел с палочкой, кто – опираясь о стену, скользя по ней ладонью, чтобы в случае чего опереться всем телом. Кто-то сам, еле-еле переставляя ноги, тихонечко шагал без посторонней помощи.

Им было тяжело. Почти все шаркали по полу ногами и тяжело дышали.

И почти всем было далеко за пятьдесят.

Сверившись на всякий случай со своей бумажкой, я нашел дверь с цифрой «3». На секунду помедлив, будто собираюсь нырнуть, я перешагнул порог и оказался в палате.

По пять кроватей вдоль стен, еще две между ними. На них четверо мужчин. Все взрослые, даже старые. Одному лет под девяносто. Еще две кровати разобраны, но пусты.

На самой дальней, у окна, справа от меня сидел Александр Евгеньевич.

Он еще больше осунулся и выглядел похудевшим. Изможденным.

Он сидел неподвижно, уставившись прямо перед собой, в одну точку. Идеально выглаженный строгий костюм сейчас заменим домашний, спортивный. Лицо, всегда гладко выбритое, покрыла щетина. Глазницы впали, а под ними образовались черные круги.

В отличие от других пациентов, его лицо было не зеленым и не синим. Оно было каким-то коричневато-желтым. Землянистым.

Мертвым.

Я прошел в палату, пододвинул стул и сел прямо перед ним.

- Ну, здравствуй, Саш.

Только теперь он поднял на меня глаза. Я вздрогнул.

Это были глаза глубокого старика. Вся та энергия, которую излучал этот человек, всего этого больше не было. Взгляд потух. Теперь в нем не было ничего. Только вселенская тоска.

Он действительно был похож на смерть. Справившись со своим телом, я поставил на колени пакет и начал выкладывать его содержимое на прикроватную тумбочку.

- Вот. Тут мы с мамой тебе кое-чего принесли. А то от больничной еды скорее загнешься, чем поправишься. Кормят вас всякой гадостью…

Я покосился на его лицо: никакой реакции.

- Здесь фрукты. Апельсины, яблоки. Яблоки для сердца полезны…

Ноль внимания. Я вытащил термос.

- Здесь чай с мятой. Сам заваривал. Не коньяк конечно, но тебе понравиться.

Тишина.

- А здесь что-то горячее. Мама что-то сготовила. Я не смотрел, что там, но она сказала, ты любишь.

Александр Евгеньевич равнодушно посмотрел на все это и бесцветным голосом произнес:

- Пойдем, покурим.

Изо рта пахнуло лекарствами.

- Может не стоит, Саш? – неуверенно произнес я.

Он пропустил мои слова мимо ушей, взялся за спинку кровати и стал медленно подниматься. Было видно, что этот обычный процесс перемещения дается ему еле-еле. Рука дрогнула, и он пошатнулся. Я кинулся ему помочь.

- Я сам!

Он через силу поднялся и точно такой же шаркающей походкой направился в коридор. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

У туалета толпился народ. Не обращая ни на кого внимания, Александр Евгеньевич прошел к подоконнику и облокотился о стену. Негнущимися пальцами достал из кармана пачку сигарет и зажигалку. Та выскользнула из рук и упала на пол. Я поднял ее и помог прикурить.

- Спасибо.

Это было первым проявлением эмоций с того момента, как я его увидел.

- Саш, так нельзя, - после молчания сказал я.

Он сделал пару затяжек и уставился в окно.

У меня появилось ощущение дежа вю. Точно так же, пару дней назад мы стояли у окна в нашем подъезде, и он точно также курил, смотря куда-то вдаль.

Но тогда все было по-другому.

Тогда была жива Марта.

- Саш?

- Я тебя слышу, Влад.

- Ты совсем раскис.

- Какая теперь разница?

Я снова замолчал.

Ответить было просто нечего.

Не докурив, он затушил окурок прямо о подоконник и щелчком отправил в окно.

Да…кажется все еще хуже, чем я предполагал.

- Саш… я не могу говорить, что я тебя понимаю. Я не могу представить, что ты чувствуешь. Но я хочу тебе помочь. Мы все хотим. Я, мама…. Через неделю прилетит отец. Он сейчас найдет человека, что бы его заменили на работе, и сразу прилетит к тебе. Ты нам дорог, Саш. Мы не оставим тебя.

Он молча выслушал мою отчаянную тираду, снова достал сигарету и попытался прикурить. На этот раз зажигалка осталась у него в руках.

- Спасибо.

- Саш, - я попробовал предпринять еще одну попытку. – Сейчас тебе нужно выздоравливать. Когда тебя выпишут отсюда, отец уже должен будет прилететь. Будешь жить с нами. А когда твердо поставим тебя на ноги, вместе с отцом отправитесь отдыхать. В какой-нибудь санаторий, к морю…

Он оперся руками о подоконник и со стоном уронил на них голову.

Я прикусил язык.

Пару дней назад. Он же сам хотел поехать к морю.

Только с Мартой.

Я опустил руку на его плечо.

- Прости. Я просто очень хочу помочь.

Он молчал.

- Нужно жить дальше.

- Зачем?

- Ты еще не все сделал в жизни.

- Не все, - согласился он. Из-за опущенной головы, голос звучал совсем глухо. – Я не сделал самого главного.

- Ну вот, видишь, - не уверенно поддержал его я.

- …я не спас своих девочек. Я не смог уберечь их, Влад!

Он застонал. Я сильнее сжал его плечо.

- Мои маленькие девочки. Они же такие беспомощные! Они же ничего не умеют! Как я мог оставить их! – Его голос начал срываться.

- Они сильные, Саш. Они очень сильные.

- Нет!! - он выпрямился и скинул мою руку. В глазах стояли слезы. – Они же ничего не умеют!

Санька же всего лишь на год младше тебя, а до сих пор живет с нами. Она все еще меленькая! Она так боится оставаться одна!

- Это потому что она очень тебя любит.

- Она маленькая! Она еще не выросла! И Марта тоже!

Я должен был защищать их, должен был!!!

Он долбанул руками о стекло, так, что то противно звякнуло, и потом упал на них лицом. И горько заплакал.

- Это единственное, что я не сделал в жизни, Влад, единственное! Все остальное не имеет значения!

Я стоял, словно парализованный, и не мог произнести ни слова.

Он схватил меня за руку и безумными глазами впился в лицо.

- Ты понимаешь меня, Влад? Ты понимаешь, что я надел? – он тряс меня за руку, как ненормальный. – Я оставил их! Влад, они не смогут без меня, они умрут! Мои девочки!!!

Голос его сорвался на крик, а сам он начал синеть и заваливаться на бок.

Я подхватил его и оглянулся, на стоящих мужчин.

- Позовите кого-нибудь, быстро!

- Знаешь, что Влад, - Глаза у Александра Евгеньевича закатывались, а тело трясло, как в лихорадке. Но он упорно продолжал тянуть меня за воротник рубашки. – Я бы все отдал, чтобы мои девочки были живы. Все! Слышишь?

- Слышу, конечно, я тебя слышу, - успокоил я его. – Врача позовите, скорее!!!

- Я бы все отдал, - продолжал шептать он. - Все!

Наконец из-за угла показался белый халат.

- Сюда, скорее!

Медсестра подбежала ко мне и помогла поддержать Александра Евгеньевича.

- Елеферьев? Господи, что вы с ним сделали?! Ему же даже вставать нельзя!

Подбежали санитары и его уложили на носилки.

- Влад, - он все еще цеплялся за меня. – Я бы все отдал!

Медсестра твердо взялась за его руку и оторвала от меня.

- Все отдал бы! Все! Я бы душу продал!!! Лишь бы они вернулись!

- Так, Хватит! – произнесла медсестра твердым голосом. Эта была уже какая-то другая. Не серая мышка. Видимо их тут несколько. - Этого – в процедурную. А вы, - она повернула ко мне свирепое лицо. – Подождите на лестнице. Вы его чуть до второго инфаркта не довели! Все, идите! Вас позовут.

Я, не сопротивляясь, вышел из отделения. Достал сигареты и стал думать…

 

 

Через полчаса меня вызвали в ординаторскую. Я не очень понял, что произошло с Александром Евгеньевичем, но понял, что второго приступа не случилось. Ему вкололи успокоительное и еще какие лекарства, и сейчас он спит. Мне разрешила на пять минут заглянуть к нему в палату.

Александр лежал на своей постели с закрытыми глазами. В вену была воткнута иголка, и по ней медленно капало лекарство, установленное сверху на специальной подставке.

Я аккуратно присел на краешек соседней кровати.

Он лежал, не двигаясь, с закрытыми глазами. Кожа по-прежнему была темного, нездорового цвета, но уже не пугало своей синевой. Дыхание было медленным и равномерным.

- Саша, - тихонечко позвал я его.

Он не шевельнулся. Видимо, действительно, спал.

Я внимательно посмотрел на его изможденное лицо

- Знаешь, Саш, возможно, я сошел с ума. Но я попробую кое-что сделать. Надеюсь, когда ты очнешься, все будет по-другому.

А пока отдыхай.

Я встал, поправил сбившееся подо мной одеяло, и вышел из больницы.

 

 

Пусть повезет

Тем, кто рискнет!

Придя домой, я включил компьютер и залез в интернет. Нашел альбом Кипелого и скинул услышанную в метро песенку. Но это было не главное. Меня интересовало совсем другое…

Время вспять повернуть нельзя,

Сколько будет гореть надо мною звезда?!

Можно ли повернуть время вспять?

Я открыл «Оперу». Яндекс…

Пальцы равномерно отстукивали по клавиатуре:

З..е..р..к..а..л..а…

Я щелкнул на поиск. Через пару секунд компьютер нужную мне информация.

Зеркала.

Кино поиск. Фильмы. Зеркала в доме. Свойства зеркал. Техника производства полировка стекла…

Не то.

Купить зеркала, продать, стекло, багет. Доставка и перевозка зеркал…

Все не то.

Зеркала в интерьере. Зеркала по Фен-Шую….

Я листал странички одна за другой и не находил ничего.

Я перевел мышку и добавил еще кое-что.

«… п о т у с т о р о н у»

Поиск….

Страничка, казалось, загружалась целую вечность. От нетерпения я начал нервно кусать губы.

Итак…

Зеркала - пространство и время.

Так… уже лучше.

Глаза забегали по монитору с немыслимой скоростью.

Тайна зеркал, зеркала, как предмет магии. Другие миру, проникновение в зазеркалье, зеркальные тайны.

Мир зазеркалья. Волшебные зеркала из далекого прошлого.

- Есть.

Я зашел на сайт и углубился в чтение…

 

Существуют металлические бронзовые зеркала, обладающие свойствами, в какие трудно поверить, пока не увидишь их собственными глазами.

Если не знать тайну волшебного зеркала, то его легко можно принять за простое бронзовое зеркало и пользоваться им, как обычным. Такое зеркало может показать то, что недоступно глазу. Если это зеркало направить на солнце, а отраженный "зайчик" - на белую стену или лист бумаги, то на них появится изображение, которого нет на полированной лицевой стороне зеркала.

Хм… Интересно.

Но немного не то.

Я прокрутил чуть дальше.

Мистика и волшебство. Магические свойства зеркал. Зеркальные двойники.

Мир Зазеркалья…

 

Все предметы домашнего обихода человека вполне пригодны для исполнения ритуалов, но среди них едва ли есть вещь более загадочная, чем зеркало. Всегда есть ощущение, что по ту сторону зеркала есть своя, отличная от известной нам жизнь. Многие обращались к этой теме, но никто так и не раскрыл эту ее до конца. Магия зеркала построена на этой двойственностью мира. С одной стороны – это обычный материальный предмет, а с другой - неосязаемое отражение, фантом, мир зазеркалья. С тех пор, как человек осознает себя и все, что дошло до нас с давних времен и сохранилось в зафиксированных свидетельствах о загадочных явлениях, связанно с зеркалами. Эзотерика утверждают, что зеркало имеет двойственную, дуальную природу: половина его ауры находится рядом с наблюдателем, а вторая уходит прямо по ту сторону мира.

В мир Зазеркалья…

 

Я прикрыл глаза.

Вот и оно.

Глубоко вздохнув, я снова уставился в монитор.

Зазеркалье… особый мир, населенный злобными, жестокими существами. Могущественными и одновременно бессильными. Но только до тех пор, пока мы сами не дадим им силы.

С древних времен духи, жившие по Ту сторону, научились принимать обличие человека, глядящего в него. Мы смотрим на свое отражение, кривляемся перед зеркалом, разглядывая себя со всех сторон, а на самом деле на нас нашими же глазами смотрит злобное существо, не принадлежащее нашему миру.

Смотрит и высасывает энергию. По сути – жизнь.

Холодок ужаса змеей скользнул между лопаток. Я передернулся.

… Но энергии, полученной извне не достаточно для них. Духи не могут выбраться в наш мир, они идут на сделку с людьми, желающими получить магическую силу и власть. Взамен они жертвуют частичкой своей души, оставляя ее в зазеркалье.

Ага,… сделка с дьяволом и взаимовыгодное сотрудничество. Как это банально.

Жрецы и жрицы зазеркалья – обитатели сразу двух миров. Они свободно перемещаются из одного в другой. Душа бессмертна, а тело – всего лишь иллюзия. Всю свою жизнь жрецы обеспечивают духов энергией живых людей, посредством иллюзий заманивая и кидая человеческие души прямиком в зазеркалье, помогая духам быстрее накапливать силы для того, чтобы потом в подходящий момент вырваться на свободу и превратить сам мир в иллюзию…

Я просидел еще пару часов перед экраном, попытался найти хоть что-то. То связующее между зеркалами и исполнителем желаний. Облазил все сайты, но больше не было ничего интересного.

Я отключил компьютер и надолго задумался…

В принципе, того, что я узнал, было достаточно. По крайней мере, на данный момент. Тот Художник – вполне можно допустить, что он и есть жрец зазеркалья. Учитывая все мои галлюцинации, проход сквозь зеркала и прочую дурь – это очень может быть.

Меня заманивают в зазеркалье. Рано или поздно эти видения сведут меня с ума, и в какой-то момент вжик! – сознание не выдерживает напряжение, душа срывается и ее засасывает в мир зазеркалье, прямо на растерзание злым духам. А тело…

Растворяется? Или что? Что с ним произойдет?

Душа бессмертна, а тело – всего лишь иллюзия…

Я откинулся на спинку кресла и уставился в потолок.

Либо я сошел с ума, либо…

Мне скоро каюк.

Если конечно, я просто на просто не свихнулся.

На стол запрыгнула Линда и клубочком свернулась прямо на клавиатуре. Я погладил ее по мягкой шерстке.

- Как думаешь, стоит?

- Мя.

Кошка вытянула голову и довольно заурчала.

- Ладно, Посмотрим…

 

Я тихонечко встал и заглянул в комнату. София спала, закутавшись в одеяло, тихонечко посапывая во сне. Мама осталась в квартире Елеферьевых, а меня, подальше от греха оставила ей на попечение. Смешно. Я натянул свитер, на цыпочках прокрался в коридор и чуть не заорал от боли. Чертыхаясь себе под нос, вытащил вонзившуюся в стопу кнопку, взял в руки обувь. Где бы ни оказалась София, там обязательно будут валяться карандаши и кнопки. Стараясь не сильно шуметь, открыл замок и тенью выскользнул в подъезд.

Я сам до конца не понимал, чего хотел узнать и добиться. То, что я сейчас собирался сделать, никак не укладывалось в моем сознании. Разум твердил мне, что я псих, и сейчас, под покровом ночи, мне нужно идти не в универ, а в психбольницу, прямиком на второй этаж к доброму доктору.

На улице было свежо. Ни поезда метро, ни, тем более маршрутки уже не ходили, поэтому пришлось топать пешком.

Потоптавшись, для приличия у собственного подъезда я глубоко вздохнул, краем глаза покосившись на стоящую во дворе больницу, спрыгнул на тротуар и завернул за угол дома.

 

 

Я стоял и смотрел на звезды. Погода все дни стояла теплая, но уже начало ноября и сейчас, ночью, это особенно хорошо ощущалось. Я почувствовал, что продрог. Говорят, что ноябрьские ночи самые темные в году. Ничего не видно. Наверное, отчасти из-за этого да и из-за хорошей погоды звезды на небе казались особенно яркими. Такие звезды бывают только на полюсах или в тайге, где воздух чистый и прозрачный, а горизонт – бесконечный.

Кажется, только руку протяни, и вот оно – небо.

Что там, в этом далеком звездном лабиринте?

Какие миры, и какие неизвестные нам существа в них обитают? Мы их не видим, но знаем, что где-то они есть. Может, вот та маленькая звездочка – светлячок, в темном лесу ночного неба и есть их дом? Может, в данную минуту я смотрю на этот далекий мир?

Он где-то есть. Мы его возможно видим. Но он так далеко, что мы не можем его разглядеть. Нам до него не дотянуться.

Зазеркалье… Мир, иллюзий, населенный злыми духами. Могучими и пока бессильными. Где он, этот мир? Он где-то здесь, рядом, и я чувствую его. В отличие от той далекой звезды, до него можно дотянуться. Можно достать рукой. Но что мне придется отдать взамен? Чего меня лишат? Души? Или нет, не лишат. Если тело только иллюзия, а душа бессмертна, то ее, скорее всего, бросят на растерзание тем злобным существам из зазеркалья, как кусок мяса своре голодных собак?

Я не знал ответа, но в глубине был уверен, что примерно так все и случиться. Я даже не знал, сон это, или явь. Действительно ли тот человек, в черном плаще, назвавший себя художником, и есть тот жрец, служащий всесильным богам зазеркалья. Или это только иллюзия? И я не стою сейчас под открытым темным небом, глядя на звезды, а лежу на кровати, привязанный за руки и за ноги кожаными ремнями, на втором этаже психиатрической клинике. А надо мной со шприцами в руках склонились врачи в белых халатах, пытаясь вырвать меня из плена безумий в реальный мир. А в окно, сквозь толстые прутья решетки светят ночные звезды... Такие яркие и близкие.

Я протянул руку вверх.

Нет, не достать.

Я стоял во внутреннем дворике нашего университета. Все тут было как всегда, до боли знакомым и привычным. Старая, рассохшаяся скамейка, которую мы сломали, еще, будучи на первом курсе. Как это было давно…. Пара невысоких деревьев и спиленный почти до самого основания пенек. Рядом повален ствол огромного дерева. Кто-то из студентов не поленился и выдолбил в нем удобную ложбинку. Любимое место учащихся и преподавателей, выходящих на перерыв между парами, чтобы покурить или просто отдохнуть от рабочей суеты. Ветки деревьев прикрывали это место от солнца и отделяли от остальной части двора, создавая уединенное местечко.

В углу, у металлической сетки, отделяющей территорию нашего университета от соседнего учебного заведения, валялась куча пустых коробок. Кто-то поленился отнести и до мусорки и оставил прямо у входа. Я подошел к ней и начал носком ботинка ворошить пустые ящики.

Пусть повезет

Тем, кто рискнет!

В конце концов, какая разница, что со мной сейчас на самом деле происходит. По-настоящему все это, или только в моей голове. Главное принять решение. Верное.

Я оставил в покое коробки и вошел в университет.

Двери лифта бесшумно раскрылись, как врата в преисподнюю. Как будто ждали меня. Кто-то неизвестный, но очень могущественный знал, что я приду. Он знал все. Он знал, какое я приму решение, и поэтому ждал. Я в этом не сомневался.

Какая разница, от чего умрет человек. От того, что произошло на самом деле, или от того, что ему привиделось? Итог один.

«Я бы все отдал. Все. Я бы душу продал! Лишь бы они вернулись…»

Время вспять повернуть нельзя,

Сколько будет гореть надо мною звезда?!

Могу ли я повернуть время вспять? Смогу ли я отдать свою душу, чтобы попробовать вернуть к жизни Александру и Марту?

Знаю я – Смерть найдет всех нас,

Пусть возьмет эту жизнь,

Но возьмет не сейчас.

У меня не было выбора. Пусть это бред, пусть я сошел с ума, и окончательно лишился разума, пусть это все происходит не по настоящему, но, если есть возможность исправить все….

Если есть возможность разорвать эту цепь бесконечных трагических случайностей и предотвратить смерть близких мне людей, дав им второй шанс, даже ценой собственной жизни… чтобы они снова обрели счастье… не важно, наяву или во сне.

Могу ли я поступить по-другому?

Смуту в душе перетерпеть,

Чтобы исполнить

Все, что хотел,

Но не успел.

Я хочу, чтобы они жили. Я хочу, чтобы они были счастливы и успели сделать все, что хотели. Их время еще не пришло.

Знаю я – Смерть найдет всех нас,

Они еще уйдут. Уйдут, как и все мы.

Пусть возьмет эту жизнь,

Но возьмет не сейчас.

Но не сейчас.

Сомнений в моей душе больше не осталось.

Лифт дернулся и остановился на седьмом этаже. Я не раздумывая, отбросив в сторону подползающий страх, шагнул на этаж…

 

 

Я не сразу его заметил. Как и в прошлый раз. На первый взгляд казалось, что коридор пуст, а уже через мгновение он стоял там. Перед зеркалом, спиной ко мне. В своем длинном черном плаще с надвинутым на голову капюшоном. Все, как в прошлый раз.

Отражения в зеркале не было, но я чувствовал, как он улыбался.

- Здравствуй, Художник.

Он молчал.

- Я хочу рассказать тебе, что меня тревожит.

- Я знаю. Посмотри.

Я перевел взгляд на зеркало.

Секунду назад оно было темным, а сейчас, на серебристой поверхности алой краской была нарисована Александра. Такая, какой изобразил ее Фил.

Я достал из кармана сложенный вчетверо листок и развернул его.

Точно такая же.