Ты, обанкротившийся лидер кучки лжемарксистов и политических перебежчиков в лагерь оппортунизма.Как ты смеешь разглагольствовать о партийном лидерстве, когда имя тебе и твоим единомышленникам – срам, позор, и измена делу марксизма и революции. И быть бы Мухину вновь синоптиком, и быть бы семье опять династийно потомственной, но вмешался его величество случай: то ли в войсках получился недобор, то ли у начальника училища по случаю праздника перебор, как бы то ни было, но получил Михей Мухин вместо сослуживцев-лейтенантов звёздочки младшего лейтенанта (вопиющий случай наказания). Наш замполит был патриотом от узелка на шнурках ботинок до узелка на галстуке. Всё, что находилось выше – от кадыка до шрама на голове было антипатриотично: в черепке под шрамом копошились крамольные мыслишки, совсем не те, которые он пропагандировал на полит.занятиях; в кадыке першило от нехватки напитка, совсем не того, что выдавался в офицерской столовой. В остальном, от галстука до шнурков на ботинках он был советским патриотом. Судьба качала маятником: Михей смог послужить в ГСВГ, правда недолго, но оттуда он привёз набор парафиновых шуток, типа «Детям работников стекольного завода «Карл Цейс Йена» не возбраняется загораживать телевизор», или «Жители ГДР жили, как за каменной стеной но, когда им было хреново, они готовы были лезть на стенку». Пилу «Дружба» он называл пила «Фройндшафт», а в подпитии любил вспоминать, как он ехал с друзьями танкистами по немецкому автобану на Т- 80 за шнапсом. При этом коротком рассказе он несколько раз повторял: «На автобане кегельбан, а мне по барабану». Только меняя слова в этой гордой фразе: «Прикинь, кегельбан прямо на автобане. А мне, не поверишь, всё по барабану». После этой гусеничной прогулки всю гоп-компанию под зад коленом отправили в Союз. А тут ещё припомнили, что дед Мухина был на оккупированной территории, и наш герой оказался в глуши украинских лесов. Свои мозгодробильные занятия Мухин проводил живо, с огоньком. Бывало, милитаризм путал с лимитаризмом, агрессию с прогрессом, экспансию с эмансипацией. Кроме познавательных докладов: «Об инвалидах в Нидерландах», «Как ведут себя хромосомы в Хиросиме и разрешена ли эвтаназия в Индонезии» в его выступлениях можно было услышать о прогрессивности блока НАТО или о том, что «Американская военщина начала эмансипацию Вьетнама». Занятия замполита Мухина были построены на трёх китах: вышенаписанной путаницы, коммунистического воспитания и тупой банальности. Бывало он впадал за плинтус, и говорил настолько очевидные вещи, что это казалось невероятным: Рождение жизни – синонимно. На насесте неслась курица, но сначала она неслась по двору от петуха. Товарищи солдаты, заведя кур, несите за них ответственность, а не яйца. Яйца доверьте им, а сами несите правду людям. Несуны с птицефабрики несут через проходную яйца, а несуны - мужчины несут на пару яиц больше. Не суди книжку по обложке, яйца по скорлупке, а моё выступление просто не судите, ибо я сужу яйца по серпу… Причём, эту несвязную и ничего незначащую речь, он вёл после объяснения нам состава империалистических блоков АНЗЮС, АСЕАН, СЕАТО и др. Гонял конкретно: незнание нами городов с тракторными заводами, ГЭС, и атомными электростанциями говорило о полной политической безграмотности. Товарищи солдаты, если вы такие умные, то кто мне ответит, сколько тонн добычи угля производилось в Кузбассе в период с сентября 1963 по март 1964, если учесть, что 64-ый год високосный? Мы должны знать всё, но главное, ЛЮБИТЬ РОДИНУ. Любовь к Родине балансировала ненавистью к кучке жалких империалистов, эксплуатирующих рабочий класс. В капиталистических государствах политическая близорукость и поголовная разрозненность. У каждого своё артериальное давление и свой парфюм. У нас одноголовная общность. Одно давление на всех и один «Шипр». У нас досрочное завершение пятилетнего плана и передовики производства, у них - развал йоркширской мануфактуры и чомпи. У нас взаимовыручка и тождество идей социализма, у них реакционизм и полное обнищание масс. У нас конфеты Кара-кум, у них сигареты Кэмел. У них брейк уходит спиной в пол, а мы всё ещё вколачиваем «Камаринского» подошвой вприсядку. У них Тайвань, у нас Таймыр. У них сомелье, у нас – похмелье. У них сыр пористый, у нас напористый. Они верстают, мы навёрстываем. Они - бывшие, мы – забывшие. Они - жадные, мы – кровожадные. У них Брюс всемогущий, у нас скраб очищающий У них улыбка Джоконды, у нас плач Ярославны. У них капелланы, у нас замполиты. Мы – опытные, они подопытные. Мы – резвые, они трезвые. Мы выкаблучиваемся, они подкаблучиваются. А ещё мы гордились своей гордостью. Я рад, что я русский, что есть буква «Ё», песни Цоя и Карамзин. У нас каждый моряк-подводник, покидая подлодку познаёт таинство рождения, а любой ракетчик оголение гигантской залупы. Император Веспасиан не нюхал деньги, а Понтий Пилат умывал руки. Мойдодыр ставил Пилата в пример детям, а я горжусь, что у нас есть историческая личность Карамзин, потому что писал про историю и букву «Ё». # Продолжаем. Заступив в новый год на боевое дежурство, мы, подобно вурдалакам вылезли из-под земли в ночь перед Рождеством. В казарме меня уже заждались. Стоило появиться, как меня опять завалили письмами. Я заглянул под подушку - мне за неделю ни одного письма Зато в написании чужих писем выстроилась очередь. Первым подскочил Шатравка с фотографией коровника, на котором была Клава, уголь и доски, постеленные на лужи. Альберт носился с ней, как Мартын с балалайкой, где бы я его не видел, он всем показывал фотографию лужи, досок и угля в коровнике. «Чем толще на девушке телогрейка, тем больше желания её раздеть», - этой фразой он неизменно сопровождал свою карманную фотосессию. Для меня было откровение, что он поделился со мной сокровенным: своим сном.Ему снится деревня. Клава, доящая корову и дающая свиньям. Снится синенький трактор «Беларусь», сверкающий в первых лучах солнца. Синенькие трактор и речка переливаются на солнце. На этом содержательный рассказ его сна заканчивается – пиши/не хочу. Следующий на очереди Юра Чернявский, этот господин ефрейтор со своей садо-мазо-гёрл. Не прошло и недели, как этот грёбанный фельдфебель пинал меня ногами с наивысшим энтузиазмом и два нижних ребра с правой стороны его ног дело. - Олег, согласись, ты накосячил, - Чёрный начал издалека, - проштрафился штрафбатом, но искупил кровью. Сильно поломали? – поинтересовался он с заботой палача. - Пальчик разбил. - Какой? – Чёрный продолжаил любопытствовать. - Указательный и средний? Теперь не смогу показывать "куда пройти" и "куда пойти"; Надо сказать, что грубил я взвешенно и обдуманно Славка Гусев, призвавшийся с кафедры лингвистики МГУ, называл это Благоговейная бесцеремонность. Услужливое панибратство. - До дембеля заживёт. Если тебе рассказать, как меня в своё время фазаньё мудохали, не поверишь. За косяки надо отвечать!!! «Отличная эпитафия», - подумал я.
|
