История о простом солдатеПроповедник Ваггонер продолжал свою работу редактора в журнале «Знамения времени» вплоть до мая 1891 года. В 1892 году его направили в Англию руководить издательской работой. Он находился там вплоть до сессии Ген. Конференции в 1903 года. В 1903 году он прибыл на сессию Ген. Конференции с новыми идеями о духовном родстве, представляя это как новый свет. В 1906 году жена проповедника Ваггонера развелась с ним, из-за его связи с медицинской сестрой, замужней женщиной, с которой он познакомился в Англии. Это, конечно, привело к разрыву его связи с Церковью.
«И помни весь путь, которым вел тебя Господь, Бог твой…» Второзаконие. 8:2
В чем, по вашему мнению, отличие понимание вопроса праведности через веру церкви АСД от других протестантских конфессий?
Обозначение проблемы (В чем главное расхождение?)
Исторический аспект проблемы. История о простом солдате Но помнит мир спасённый, Я помню, как не хотелось нам уходить отсюда в этот замечательный субботний вечер, как обдувал нас легкий теплый ветерок, разносивший пряный аромат полевых цветов, как прорвалась сквозь световую завесу смелая первая звезда, и как медленно небо у горизонта окрашивалось в красно-оранжевый, затемняясь, становилось сиреневым, темно-синим, пока в итоге не почернело, освобождая миллионы звезд от световой преграды. Мне всегда казалось, будто звезды – это не просто планеты, а «пристанища», ждущие своих постояльцев. Когда человек появляется на свет, то вместе с ним рождается и еще незажженная звезда. После земной жизни его душа направляется в свое «пристанище» и зажигает там свет, тем самым зажигая для нас звезду. Возможно, покажется, что это детские бредни, но я и сейчас, спустя четыре года, так думаю. Но что значат какие-то четыре года, спросите вы. И правда, что они значат? Да, в мирное время, наверное, немного: вряд ли так быстро успеешь отказаться от детских идей и мечтаний. Но то были военные четыре года, взрастившие из наивных мальчиков и девочек храбрых воинов. В тот вечер мы вернулись домой поздно. Маленькая прихожая комната тотчас же наполнилась тихими голосами. Шептать было совершенно незачем, ведь это был наш дом, наша с ней крепость. И все же стрелка на часах, давно уже перевалившая за полночь, заставляла наши голоса звучать тише. Тогда я не мог понять, почему так трудно было отвести от нее взгляд, почему мне казалось, что я не успею все ей сказать, не успею все выслушать, почему она так крепко держала меня за руку, будто, если она ее отпустит, то я исчезну, растворюсь. Я изучал любимую, стараясь, чтобы каждая ее черта надежно сохранилась в моей памяти. Тогда я не знал, что движет мной… Теперь знаю… То было подсознательное предчувствие беды, приближающейся беды. Ранним воскресным утром, еще до того, как небо успело залиться румянцем, случилось то, чего не ждал ни один спокойно спящий человек. То, о чем мирный гражданин и думать не будет. Что там говорит радио? Да быть такого не может! Что за жестокая шутка? Война! Как же страшно звучит одно только слово – «война»! Но это была не шутка. Фашистская Германия и ее союзники обрушили на нашу страну удар невиданной в истории армии вторжения. Началась Великая Отечественная война Советского Союза против фашистских захватчиков. Война, словно водоворот, втянула в свою пучину миллионы человеческих жизней. Миллионы дедов, отцов, сыновей и дочерей по ее неистовому приказу стали солдатами. И я не был исключением. Долго еще я вспоминал, как мы прощались. По ночам перед глазами у меня стояло ее лицо: заплаканная, она пыталась выдавить из себя улыбку. Вспоминал я и наш последний мирный вечер: бескрайнее поле, поросшее растительностью, шум ветра в высоких зеленых зарослях и рябь в глазах от разноцветности диких цветов. Как же я люблю полевые цветы! Маленькие хранители земли, они так полны стойкости и выносливости. Им не нужен каждодневный уход, чтобы цвести. Они дарят себя миру ни за что, без всякой условности. Улыбаются вам за хорошее слово, и также будут улыбаться и за плохое. Эти яркие залежи доброй энергии, эти «кладовые солнца» всегда представлялись мне свободным народом. Свободный народ… А ведь так было и с нами… Ну уж нет! Никто не посмеет лишить нас этого! Фашисты «на наше счастье подняли руку», так мы лишим их этой руки! Ни я, ни моя любимая, ни моя страна не будем подчиняться жестоким убийцам! По всей своей короткой довоенной жизни я шел, подставляя вторую щеку своим обидчикам. Насилие всегда считал показателем слабости и неумением выходить из ситуации мирным путем. Даже война не изменила моих взглядов на этот счет. Но, к сожалению, война заставила меня поместить их в самый дальний уголок души и запереть на ключ. Я убивал людей. Пусть даже их было очень трудно назвать людьми, когда они у тебя на глазах убивали твоих друзей, таких же, как и ты, простых солдат. Но это было убийство с двух сторон, бои, сражения. А когда дело касалось мирных граждан, беззащитных женщин, стариков и детей, то в жилах просто закипала кровь. Я помню свой первый бой… День с самого начала обещал быть тяжелым: шел сильный проливной дождь, ветер срывал пилотки и обдавал холодом тела под промокшей одеждой. Погода мало чем походила на летнюю. Я сидел и доедал свой обед. Вдруг в нескольких метрах от меня раздался оглушающий взрыв. Спустя секунду звуки разрывающихся снарядов заполонили все вокруг. Это был артобстрел. Я слышал, как кто-то из наших закричал от боли. Землю то здесь, то там вспарывали смертельными ранами вражеские бомбы. Я думал, что этому огненному дождю не будет конца. Но постепенно взрывы стали редеть, и в конце концов прекратились. В голове все еще шумели раскаты грома разрывающихся снарядов. А потом тишина… Я помню, как не понравилась мне та тишина. Она не была похожа на облегчение, на спасительный конец. Нет. Это была зловещая тишина, предвещающая начало бури. Вдалеке послышались звуки приближающейся техники: сотни танков рвали землю, подбираясь к нашему укреплению. Командир хриплым голосом приказал нам держать оборону. То, что началось потом, трудно описать словами. Многие мужчины считают сражение красивым, завораживающим зрелищем. Но хочу вас заверить, это совсем не так! Лица, искореженные от боли, от страха, от гнева и ненависти, вместе с душераздирающими звуками сливались в поток губительной энергии, которая проходила сквозь тебя и заполняла каждую твою клеточку. Один только вид этой мучительной смерти убивал тебя изнутри. Смерть. Смерть. Смерть. Везде смерть. Падали замертво мои соотечественники, падали и мои враги. Как же трудно было в первый раз спустить курок, в первый раз остановить чью-то жизнь. Я нажал – враг упал. По моей вине только что кто-то, далеко-далеко, лишился сына, мужа, отца, друга. Возможно, этим одним выстрелом я перечеркнул чью-то жизнь, смыслом которой был мой поверженный враг. Но, чтобы моя любимая жила, я не мог умереть, а значит, я должен был убивать. Все мы, кто наводил друг на друга оружие, неважно даже, нападали мы или же защищались, все мы, сейчас я уже это понимаю, повинны перед Землей, похоронившей в те годы миллионы своих детей. Зачем? Почему? Ответа я не могу найти. От моих пуль стали один за другим падать враги. Время остановилось. Я больше не слышал звуков. Я только убивал. Немцы начали отходить, и теперь наступление стало нашей привилегией. Время снова пошло, а точнее побежало. С воодушевлением мы ринулись на врага, оставляя после себя землю, устланную телами. Телами только что дышащих людей, бойцов двух противоположных армий. Я не помню, когда я почувствовал страшную боль. Ноги подкосились, и я упал на землю, залитую дождем и кровью, ударился головой. «Я не сдержал обещания, любимая…» Мысли проносились, почти не задерживаясь. Я видел детство, родителей, соседскую собаку, которая всегда, как мне казалось, хотела меня укусить; как я, не послушавшись отца, полез на дерево и сломал руку. Видел свою свадьбу, наши прогулки наедине… Медленно я уходил в темноту. «Я не сдержал обещания, любимая…» Очнулся я уже в госпитале. Пулевое ранение в ногу. «А ты везунчик, - говорили мне, - еще чуть-чуть и не видать бы тебе белого света». Спасен! Ну конечно же, как я мог умереть, если она, мой маяк, освещающий мне дорогу, ждала меня? Тогда я не думал о том, что ужасающее количество таких же маяков, как и она, не дождались своих любимых, и вместо родной руки держали в своих руках похоронку. Тогда, как вы сами, наверное, уже поняли, я мало о чем задумывался. Понимание всего пришло после. В госпитале я пробыл ровно месяц. Предстояло возвращение в часть. Ехали мы уже два часа, все шутили, рассказывали о том, чем занимались в «до войны». И тут я заметил его. Не может быть, подумал я, такой плечистый, рослый. Нет, это не он. Но, увидев меня, паренек заулыбался и начал пробираться между солдатами. Точно, он! Соседский мальчишка, величайший хулиган нашей деревни, лет на пять младше меня. И он тут! А ведь он совсем ребенок. Но как же он изменился. С лица исчезла детскость, оформились скулы, появился пушок над верхней губой, телосложение уже далеко не мальчишеское, а, главное, взгляд уже не прежний: нет, задорный огонек остался, но он совсем другой, более осмысленный. За разговором время летит быстро. В деревне нашей, как я узнал, ничего особенно не изменилось. Все так же занимался хор собак, стоило только одной залаять, так же собирались по вечерам молодые у костров. Узнал, что он уже воевал, что это было страшно, что снятся ему отец и мать, и все его дурные выходки, о которых сейчас он очень жалеет. Что ж за создания мы такие? Только под страхом потери мы понимаем истинную ценность всего. Неужели, чтобы понять мир и наслаждаться им, нам нужна была война? Так не хочется в это верить. Вот оно, началось! Взрывы, взрывы, взрывы! Машины замерли. Команда «Воздух»! Мы выскочили из машин и бросились врассыпную. Как бы ни был ты натренирован, в такие моменты тобой овладевает паника. Я лег на землю, просматривая местность в поисках своего земляка. «А! Вот он! Ну почему же ты стоишь? Давай, ложись!» Взрыв. Ничего не видно. Снова взрыв. «Ну, наконец-то, додумался! А теперь давай, ползи сюда, ну же! Слишком открытую местность ты выбрал, дружок. Ну, чего же ты медлишь?» Я кричал ему, но мой голос заглушали снаряды. Среди наших появилось движение – началась оборона. Он все лежал. Я подлетел к нему и… Нет… Нет! Нет!!! Не-е-е-т! Соседский мальчишка, величайший хулиган нашей деревни, лет на пять младше меня. «Мы говорили с тобой только что, помнишь? Давай, дружище, вставай! Тебе еще жить и жить!» Но не встал он, не ответил… «Что же ты война наделала, подлая?» Сколько унесла ты молодых жизней? Как же матери сказать, что пережила она своего ребенка? Не отвечаешь… Много за четыре года я видел смерти, она была моей верной спутницей. Но привыкнуть к ней я так и не смог. Не смог даже тогда, когда мои сны перестали мне показывать доброе прошлое, а, договорившись с реальностью, погружали меня в ее тяготы. Война была повсюду: на фронте с отступающими немцами, во сне, и даже внутри самого себя постоянно шла война. Война уничтожила все. Она добралась и до бесчисленных народов цветов и деревьев, сжигая их целыми полями и лесами. Мы шли на врага по своей земле, земле, которая когда-то была живой. Я видел множество сожженных городов и деревень. Это были трупы, мертвые остатки всего того, что когда-то радовалось и грустило, смеялось и плакало, развивалось, любило, жило… От домов во многих деревнях остались лишь обуглившиеся трубы русских печек. Сейчас на этих трубах покоятся таблички с фамилиями, именами, а, иногда и возрастом всех живущих в это доме – сгоревших или расстрелянных. «А ведь из этой деревни тоже ушел на фронт солдат! - подумал я. - Он воюет в надежде на то, что скоро вернется домой, обнимет мать, отца, прижмет к груди любимую… И что же ему делать? Куда возвращаться? К кому? Как отказаться от надежд? Несбывшихся надежд…» Во мне прочным грузом поселился страх. Он рос с каждым днем. С каждым днем, в который я не получал от нее ни малейшей весточки. Мы отбрасывали немцев все дальше и дальше, пока не дошли до логова фашистского зверя. Много советских ребят полегло на чужой земле, освобождая ее от захватчиков. Мы выиграли эту войну! Войну, длившуюся ровно 1418 дней и ночей! Войну, что стала для многих последним, что они видели в жизни. Войну, которая на протяжении вот уже 65-ти лет сохраняется в памяти людей. Я, как и другие солдаты, мог наконец-то вернуться домой! Ура! Подъезжая к перрону, я искал любимые глаза в многочисленной толпе ликующих граждан, но никак не мог их найти. Ее здесь не было. И снова мной овладел страх. Дорога до деревни казалась мне вечностью, хотя пейзаж успокаивал меня, природа была полна жизни, и не было следов сражений или огня. Я был дома! Весна! Новая жизнь зарождалась у природы, и новую жизнь должен был построить народ! Моя деревня. Мой дом. И вот они, любимые глаза! Пока не прикоснулся, не поверил: думал, что воображение играет со мной злую шутку. Как же много стало на небе звезд. В тот вечер мы пришли домой поздно… Ульяна Сомова День Победы. И в огнях салюта Как понять и как осмыслить это: У любого где-то дом иль хата, На восьми фронтах моей отчизны И вот так четыре горьких года, Мир пришел как дождь, как чудеса, И сейчас мне обратиться хочется Да, прекрасно думать о судьбе Ведь, кружась меж планов и идей, На тряпье, на пустенькие книжки, И неплохо б каждому из нас, И, сметя все мелкое, пустое, И, судьбу замешивая круто, И, шагая за высокой новью, Асадов Э.А.
|
