Комментарии. относившиеся к заговорщикам(«В это время веселых праздниковтакоеравнодушие, такое быстрое забвение о судьбе несчастных

относившиеся к заговорщикам («В это время веселых праздников такое равнодушие, такое быстрое забвение о судьбе несчастных, следовавших в оковах в ссылку, на вечное изгнание, меня возмущало и тем более, что между веселившимися были им близкие знакомые и даже родные» — Свербеев Д. Н. Записки. М., 1899- Т. 2. С. 367), но и такие благонамерен­ные свидетели, как Греч: «...графиня Лаваль, теща кн. Трубецкого, давала пиры и балы, между тем как дочь ее изнывала с благородным самоотверже­нием в Сибири...» (Греч Н. И. Записки о моей жизни. М., 1990- С. 294)- Gp. также у Мицкевича в «Объяснениях поэта»: «Правительственное приглаше­ние на бал является в России приказом, особенно если бал дается по случаю дня рождения, именин, бракосочетания и т. д. царя или особ царской фамилии, или же какого-нибудь высшего начальствующего лица. В таких случаях человек, в чем-либо подозреваемый или находящийся на плохом счету, не явившись на бал, подвергает себя серьезной опасности» (Мицкевич.

Т. з- С. 289; Mickiewicz- P. 49 1)-

Сомнений больше нет... суждение о Николае I...— М. А. Корф в своем дневнике обращает внимание на это место как на поворотный момент в отношении Кюстина к императору: «Общий характер этого сочинения — ругательства против русского правительства, русского народа, русской природы и климата, всех наших установлений, даже всех наших историчес­ких имен, в том числе Петра Великого. Ничто не имело счастья понравиться у нас г-ну маркизу. На счет государя слиты у него похвалы с такими же ругательствами, но наконец, по случаю какого-то небывалого письма княги­ни Трубецкой (жены мятежника), последние одерживают решительно верх и Кюстин впадает в поэтический восторг ненависти» (запись от а8 июля 1843 г.— ГАРФ. Ф. 728. On. i. № 1817. Ч. 6. Л. 198).

С. 25. ...особа, служившая во французском посольстве...— Описание казни декабристов, которое М. Кадо назвал наиболее полным для своего времени повествованием на эту тему во французской печати (Cadot. P. 225), отсутст­вовало в первом издании. Личность информатора принято отождествлять с графом Огюстом де Ла Ферронне (см. примеч. к т. i, с. 349), французским послом в России, находившимся в Петербурге во время восстания и казни, другом Шатобриана и, следовательно, человеком, с которым Кюстин вполне мог беседовать о России. Этому выводу противоречит, однако, то обсто­ятельство, что Ла Ферронне умер 17 января 1842 г., так что всеми получен­ными от него сведениями Кюстин располагал до выхода первого издания «России в 1839 году» и ничто не мешало ему опубликовать их уже в мае 1843 г. Ж.-Ф. Тарн относит этот случай к нередким у Кюстина (и далеко не всегда объясняющимся соображениями конспирации) ложным отсылкам (см.: Tarn. P. 5'3)- П° случаю коронации Николая I, последовавшей немедленно за казнью пяти декабристов, в Россию прибыла французская делегация (список ее членов см. в кн.: Ancelot. P. 387), каждый из членов которой в принципе мог оказаться информатором Кюстина. Информация о казни имелась и в парижской прессе 1826 г.; так, о трех веревках, оборвавшихся после сигнала к казни, в сходных с кюстиновскими выраже­ниях говорится в газете «Journal de Paris» за и августа 1826 г. (см.:

Астольф де Кюстин Россия в 1839 году

НевелевГ. А. Истина сильнее царя... А. С. Пушкин в работе над историей декабристов. М., 1985- С. gi). Д. Лиштенан {Liechtenhan. P. 129) полагает, что информатором Кюстина мог быть Ансело, чье печатное описание казни, впрочем, далеко от кюстиновского: Ансело сообщает о «двойном» повешении, но пишет, что с виселицы сорвались двое, а не трое, и вместо фразы о «несчастной стране» (см. следующее примечание) вкладывает в уста одного из декабристов гораздо более нейтральное восклицание: «Я не ожидал, что меня будут вешать дважды!» (Ancelot. P. 412; см. перевод этой главы из книги Ансело в кн.: Волович Н. М. Пушкин и Москва. М., 1994- Т. а. С. 2i—23).

«Несчастная страна, где и повесить-то не умеют!»,... его звали Пестель.— Вопрос об именах тех троих декабристов, которые сорвались с виселицы, и о том, кому принадлежит комментируемая фраза, не имеет однозначного решения. Свидетельства очевидцев противоречивы; «две основные версии, обладающие наибольшей степенью достоверности: «Рылеев — С.Муравьев-Апостол — Каховский» и «Рылеев — С. Муравьев-Апостол — М. Бестужев-Рюмин»» (Невелев Г. А. Указ. соч. С. юо). Процитированную фразу припи­сывают либо Муравьеву-Апостолу, либо Рылееву. Имя Пестеля среди со­рвавшихся называли некоторые декабристы (В. Ф. Раевский, Н. И. Лорер) и анонимный чиновник, «присутствовавший по службе при казни» (Невелев Г. А. Указ. соч. С. 93)- Версия о том, что фраза о стране, где и повесить не умеют, была сказана Пестелем, имела хождение; еще в конце i850-x гг. начальник кронверка Б. И. Беркопф в устном разговоре «уверял собесед­ника, что «выдумкой являются слова, приписываемые Пестелю, когда по­рвались веревки с петлями: «Вот как плохо русское государство, что не умеет приготовить и порядочных веревок»» (Эйдельман Н. Я. Апостол Сергей. М., 1975- С. з7⁸)- Возможно, впрочем, что Кюстин назвал здесь именно Пестеля просто потому, что запомнил его имя по французским описаниям событий 14 декабря (по-видимому, вслед за Кюстином знамени­тую фразу приписал Пестелю и энциклопедический словарь Ларусса, выходивший во второй половине XIX века). Военный министр Чернышев (см. примеч. к т. I, с. 35⁸) присутствовал при казни, но командовал ею не он, а петербургский генерал-губернатор П. В. Голенищев-Кутузов (1772— 1843); он же подал команду вешать осужденных вторично. В третьем издании 1846 г. Кюстин добавил в самом конце комментируемого примеча­ния еще одну фразу: «Для вящей полноты картины следует сказать, что вскоре Чернышев был сделан графом и военным министром».

Письмо двадцать второе

С. з6. 5 августа i8f9 года. — По старому стилю 22 июля. С. 28. ...либо закалиться, либо разбиться.— Шамфор. Характеры и анек­доты (изд. 1795). ^№ 771-

С. у....царство твое не от мира сего! — Иоанн, i8, 36. С. 33- -^ пищу вам из дома... разом почтовая станция и трактир...— «Помераньевская гостиница с незапамятных времен в величайшей исправ­ности содержится Лизаветою Ивановною (так называют ее ямщики и кон-

Комментарии

дукторы, а мы прибавим: госпожою Гендрихсен), носит на себе вкус и отпечаток немецкой аккуратности. (...) Кухня— щеголяет поваренным искусством, комнаты и буфет опрятны, мебель проста, но покойна; полы и стены наблюдены в достаточной чистоте. (...) С улицы гостиница здешняя осенена древесною зеленью и цветами и окружена решеткою;

в палисадниках мостики, беседки, пру дочки; дорожки усыпаны песком <...) все так мило, так искусно, на немецкий манер...» (Путеводитель. С. 545)-

С. 35- .--Волхова, этой реки, в которой нашли свою смерть...— По-видимо­му, Кюстин имеет в виду потопление новгородцев в Волхове при покорении города Иваном Грозным в 1570 г., о котором Кюстин мог прочесть в «Ис­тории» Карамзина (т. 9, гл. з). Ср. наст. том, с. 86.

...церкви Святой Софии... — Софийский собор в Новгороде был построен в Ю45—105° ^гг- ^п0 образцу константинопольского собора Святой Софии.

Мне много рассказывали о Валдайских горах, которые русские пышно именуют московской Швейцарией. — Возможно, реминисценция из книги Ансело, кото­рый также указывает, что Валдай называют русской Швейцарией и оцени­вают тамошний пейзаж как «прелестный» (Ancelot. P. 243)-

Обувь их по большей части из тростника...— Кюстин описывает лапти, называя материал, из которого они сплетены, более привычным для ев­ропейского сознания тростником, хотя на самом деле лапти плелись из бересты или лыка (см.: Кирсанова. С. 153)- Сходным образом упомянутое в этом же абзаце павлинье перо было, скорее всего, не павлиньим, а рас­крашенным гусиным.

С. з6. ...башню Кибелы.— Греческую (фригийского происхождения) богиню земли Кибелу изображали в зубчатой короне, имеющей форму башни или даже нескольких башен - - по числу городов, которые Кибела взяла под свое покровительство. О кокошниках см. примеч. к т. I, с. 151-

...на почтовых станциях, поставленных правительством...— Московско-петербургское шоссе в первой половине века активно усовершенствовалось:

«В 1810— ^о-х годах здесь были перестроены и построены заново 24 станции, а в 1835—37 годах к ним добавились 13 новых «подставных станций для почт и проезжающих на почтовых лошадях»» (Урусова Я. В. Сентиментальное путешествие из Петербурга в Москву//Человек. 1992.

№ з. С. i4i).

...европейская кровать кончается на Одере. — Отсутствие кроватей поража­ло едва ли не всех французов— современников Кюстина, побывавших в России. Ср. мнение Ансело: «На почтовых станциях нередко имеются 'недурные трактиры, но не надейтесь обрести там кровать. В каждой комнате стоит широкий кожаный диван, набитый конским волосом, и на этом ложе путешественник, к какому бы сословию он ни принадлежал, проводит ночь: русские, привыкнув спать на одном-единственном чрез­вычайно жестком матрасе, не испытывают при сем никаких неудобств, что же до иностранцев, то, поначалу неприятно пораженные контрастом рус­ских диванов с немецкими перинами, они довольно скоро свыкаются с эти­ми походными кроватями к засыпают крепким сном» (Ancelot. P. 244—245);

свидетельство Баранта: «В русских домах, даже самых красивых и богатых,

Астольф де Кюстин Россия в 1839 году

кровать — большая редкость. Предмет этот не принадлежит к числу искон­ных принадлежностей славянского быта. В России люди спят, закутавшись в верхнее платье, на кожаных диванах» [Motes. P. 249—250), и утверждение д'Арленкура, что заговорить на русском постоялом дворе о кровати — значит прослыть оригиналом (Arlincourt. Т. i. Р. 3°3)- Эта особенносп русских постоялых дворов бросалась в глаза и русским, возвращающимся из-за границы; ср. впечатления Д. Н. Свербеева в 1823 г.: «Я остановила в первой краковской гостинице, представлявшей уже всю неурядицу наши;

русских трактиров, неопрятность прислуги, отсутствие постели...» (Свербе-ев Д. Н. Записки. М., 1899- Т. 2. С. 14).

Зимогорье (у Кюстина— Зимагой), по словам Дницлера, могло счи­таться предместьем Валдая и насчитывало в начале 18зо-х гг. две тысячи жителей (Schnit^ler. P. 176).

С. з7- •••романтический монастырь...— Иверский монастырь, основан­ный в 1654 г. патриархом Никоном и названный по иконе Иверской Божьей матери, привезенной с горы Афон.

Торжок... куриные котлеты.— Имеются в виду пожарские котлеты, названные по имени Дарьи Евдокимовны Пожарской (1799—' 854)1 дочери содержателя трактира в Торжке Евдокима Дмитриевича Пожарского. Су­ществовали более патриотические версии происхождения пожарских кот­лет: «Видевши однажды, как повар императора Александра готовил обед, она (дочь Пожарского) выучилась поваренному искусству в несколько часов и потчует приезжающих вкусным обедом» (Путеводитель. С. 135)-

...в Милане... вице-король... — Имеется в виду правитель Ломбардо-Венецианского королевства, которое в 1815—1859 ^гг- принадлежало Ав­стрии.

С. 38. Между Петербургом и Новгородом я заметил еще одну дорогу, парал­лельную главной...— «Параллельно шоссе и лесу, справа, тянется по болотис­тому месту особо намощенная фашиною и половинчатыми бревнами дорога для пригона рогатого скота от Москвы до Санкт-Петербурга» (Путеводи­тель. С. 545)-

«Франция — это я» — афоризм, приписываемый Людовику XIV.

С. 39- "Вы что же думаете... ради себя одного?» — Почти дословная цитата из «Истории России и Петра Великого» Сегюра (кн. и, гл. з; Segur. Р. 462), который, по-видимому, опирался на анекдот 20 книги Штелина (см. примеч. к т. i, с. 346) — «Петр Великий заводит увеселительные места не для себя только, но и для народа».

Письмо двадцать третье

С. 40. 0'Доннелл Элиза — приемная дочь Софи Га (дочь ее второго мужа и, следовательно, единокровная сестра Дельфины де Жирарден); ее смерть (в августе 1841 г.) произвела на Кюстина гнетущее впечатление; 31 августа 1841 г. он писал Ж. Жанену: «Я много работал (...) но утрата г-жи 0'Доннелл остановила меня (—У Я все время возвращаюсь мыслью к г-же

Комментарии

0'Доннелл (...) Для Дельфины потеря огромна: ата сестра обладала таким вкусом и тактом, что одна могла заменить десяток друзей» (цит.

по: Tarn. P. 491)-

6 августа 1839 года.— По старому стилю 25 июля.

С. 41- •• -будет упомянуто только это имя.— В отличие от «России в 1839 году», в книге Кюстина «Испания при Фердинанде VII» (1838), также состоящей из глав-писем, каждое письмо имело своего адресата; графине 0'Доннел там посвящено письмо 43"°-

...у меня захватывает дух от быстрой езды...— Ср. впечатления Баранта:

«Передвижение на почтовых в России — роскошь; лошадей здесь не бере­гут, кучера не заботятся ни об упряжи, ни об экипаже; нетерпеливые, спешащие путешественники постоянно осыпают кучеров угрозами, а иной раз и бьют, поэтому те гонят так быстро, как ни в одной другой стране — но лишь если везут привилегированного путешественника, имеющего пред­писание от императора...» {Notes. P. 244—^б)-

...как сказал бы Монтень...- - Опыты. II, ю («О книгах»).

С. 43- ...кажется, будто ты перечитываешь Птдара...—- Имеются в виду оды древнегреческого поэта Пиндара (518—438 Д° н.э.), прославляющие победителей в скачке или колесничном беге.

С. 45- •• -потребовалось бы соединить талант Ораса Берне и Монтескье.— Философ Монтескье (см. примеч. к т. i, с. 73) упомянут здесь как символ философского и историософского осмысления реальности, а художник Орас Верне (см. примеч. к т. i, с. 325) — ^как символ живописного ее постижения.

С. 46. ...нашей моды времен Директории...— После революции в моду вошли платья типа туники, разрезанные по бокам и перехваченные под грудью, которым Кюстин уподобляет русский сарафан. Их носили мод­ницы-аристократки, именовавшиеся les merveilleuses («дивные») и блистав­шие на так называемых «балах жертв», которые происходили в Ганноверском павильоне — ротонде, построенной в 1760 г. на Итальянском бульваре в Па­риже для маршала Ришелье и национализированной во время Революции

(разрушена в I930 г.).

Художник Жан Луи Давид (1748—1825) по заказу революционного Конвента нарисовал проекты типовых костюмов для граждан Французской республики, основываясь на костюмах античности.

...новшество в женском туалете...— Употребляя европейские понятия (воротничок, пелерина), Кюстин очень точно описывает традиционную русскую короткую женскую одежду — душегрею (пользуемся случаем вы­разить благодарность за это, а равно и за все другие указания, связанные с историей костюма, Р. М. Кирсановой).

С. 48. Хусепе де Рибера (1591—165²) — испанский художник.

С. 49- ...ловкость присуща русским во всем, в том числе и в воровстве...— Ср. в «Секретных записках о России» Массона: «После пьянства самый явный и самый распространенный порок русских — это воровство. Не думаю, что найдется на земле еще один народ, до такой степени склонный присваивать чужое добро: от первого министра до главнокомандующего армией, от лакея до солдата, все воруют, грабят и жульничают. В других странах вор

Астольф де Кюстин Россия в 1839 году

презираем даже самыми низкими сословиями, в России же самое большее чего он может опасаться, — это что его заставят вернуть украденную вещь назад; ведь на палочные удары он внимания не обращает, а если вы поймаете его с поличным, он воскликнет, ухмыляясь: «Виноват, сударь, виноват!» и, возвратив награбленное, будет совершенно уверен, что рас­платился с вами сполна. Этот постыдный порок, распространенный во всех сословиях, почти никем не осуждается» (Voyage en Russie. P. 1189—1190).

С. 51. Салоны госпожи такой-то! - Применение слова «салон» во мно­жественном числе в разговоре о женщине из высшего общества кажется Кюстину вульгарным неологизмом.

...политических амазонок, чье оружие— тонкий мужской ум и коварные женские речи... — Одной из таких «амазонок» была княгиня Дарья Христофо-ровна Ливен (1785—1857), жена русского посланника в Лондоне в 1812— 1834 гг. X. А. Ливена (177 7—1838), ставшая во второй половине i83o-x гг. возлюбленной и советчицей Ф. Гизо, в эту пору экс-министра и влиятельного \ депутата; парижский салон княгини Ливен был «местом сбора всех действу- | ющих честолюбцев» (письмо Моле Баранту от 20 августа 1837 г. — Souvenirs. Т. 6. Р. 47)> ^а беседы на политические темы— любимым занятием княгини («Политика,— признавалась она,— мне нужнее, чем солнце»— цит. по кн.: Martin-Eugier A. La vie elegante, ou la formation du Tout-Paris. P.-, 1990. P. 204). Во французской прессе середины 18зо-х годов обсуждалось предпо­ложение о том, что русское правительство потому позволило княгине обо­сноваться в Париже, что она тайно собирает для него сведения и что в ее парижской гостиной, как в любом петербургском салоне, всякий вечер можно застать по меньшей мере двух шпионов (Siecle, i декабря 1837)-С. 54- О Левеке и его «Истории» см. примеч. к т. i, с. 368. ...присяге... духовной коллегии. — Стилистический диссонанс между фран­цузским переводом Левека и русским оригиналом так велик, что мы сочли невозможным вставить в русский перевод книги Кюстина подлинные слова из присяги, сочиненной по указанию Петра Феофаном Прокоповичем; | в оригинале соответствующие места звучат следующим образом: «Клянусь паки всемогущим Богом, что хощу и должен моему природному и истин­ному царю, государю, всепресветлейшему и державнейшему Петру Перво­му, царю и всероссийскому самодержцу (...) верным, добрым и послушным рабом и подданным быть. (...) Исповедую же с клятвою крайнего судию духовной сей коллегии быти самого всероссийского монарха, государя нашего всемилостивейшего» (см.: Верховский П. В. Учреждение духовной коллегии и духовный регламент. Ростов-на-Дону, 1916. Т. 2. С. q—11; текст присяги был впервые напечатан в первом издании Духовного регламента i6 сентября i7 21 г.).

Письмо двадцать четвертое

С. 6i. 7 августа 1839 года.— По старому стилю 2б июля. С. 62. ...город, чья архитектура не имеет ни имени, ни подобия. — Судя по

4°°

Комментарии

письмам Кюстина, главы о Москве дались ему особенно трудно; а6 декабря 1841 г. он признавался Софи Гэ: «Описание этого азиатского города для меня все равно что сальто для канатного плясуна; вот уже три года как я не нахожу в себе решимости приняться за него; три тома уже написаны, а сей подвиг с каждым днем страшит меня все сильнее...» [Tarn. P. 49¹)-

Это патриарх в окружении священников...— Символическая трактовка Кюстина не имеет аналогов в православной традиции и, возможно, является плодом проекции на русские реалии иерархического устройства христиан­ской церкви до раскола: папа римский и четыре патриарха (констан­тинопольский, александрийский, антиохийский, иерусалимский).

С. 6з. Вебер— см. примеч. к т. i, с. 351-

Кокс Уильям (i747—1826) — английский историк и путешественник, автор трехтомного «Путешествия в Польшу, Россию, Швецию и Данию»

(1787—179°; т. 1—5).

Лам (правильно: Лекуэнт де Лаво) — автор двухтомного «Описания

Москвы» (Description de Moscou), вторым изданием которого, вышедшим в Москве в 1836 г., Кюстин пользовался в работе над своей книгой.

Петровский замок— путевой царский дворец в готическом стиле, по­строенный в 1776—1796 гг. на месте небольшого поселения Петровское архитектором М. Ф. Казаковым для Екатерины II, которая впервые ос­тановилась там в 1787 г.; в i8i2 г., когда в Москве вспыхнул пожар, в Петровское перебрался из Кремля Наполеон. В 1837 г. в Петровском парке, окружающем дворец, был открыт «Воксал» — «громадное, прелест­ное здание, (которое) почти каждое воскресенье и праздник с весны до осени принимает членов и посетителей, ищущих удовольствия: маскарады, танцы, музыка, хоры лучших песельников, цыган и тирольцев, фейерверки, иллюминации, разные игры, качели, горы, карусели,— даже журналы, газеты, книги и фортепианы — есть чем заняться, освежить ум и удовлетво­рить вкусу» (Путеводитель. С. 6).

С. 64....въезжая в Москву, путник уже не верит тому, что он видел издали...

грузную, неуклюжую копию Европы... две точки неизменно приковывают все взоры:

это храм Василия Блаженного... и Кремль... — Ср. впечатления Баранта:

«Москва оказалась не такой, какой я ее себе представлял: в ней нет ничего готического, восточного и даже греческого; как и вся Россия, это город, не знавший средневековья. К XV веку здесь начали строить дворцы и церкви, в которых смешались подражания всем возможным стилям. (...) Тем не менее зрелище Кремля потрясло меня; это одно из самых сильных моих ' впечатлений такого рода. Кремль — это Москва; все остальное ново, как Петербург, и исполнено примерно в том же вкусе» (письмо графу д'Удето от 15 августа 1836 г.— Souvenirs. Т. 5. Р. 455)- Сам Кюстин неоднократно заявлял о сильнейшем впечатлении, произведенном на него Кремлем; по возвращении из России, 19 октября 1839 г., он писал Виктору Гюго:

«Сносить тяготы этого путешествия стоило ради трех вещей: это Нева в Санкт-Петербурге светлыми летними ночами, московский Кремль и рос­сийский император, иначе говоря, Россия живописная, историческая и по­литическая» (цит. по: Liechtenhan. P. 135; ср. наст. том, с. 334)-

4oi