Методологические издержки отцов наукоцентризма

Методологические издержки явились результатом " головокружения от успехов", своеобразными " ложками дёгтя". Они исторически объяснимы, поэтому их приходится считать не виной, а только лишь бедой апостолов наукоцентризма, точь-в-точь по французской поговорке о недостатках, которые проистекают из чрезмерных достоинств, будучи их естественным продолжением.

Научный прогресс поначалу пестовали четыре отца, горячо любящих младую науку.

Первый - Галилей. Вслед за Пифагором он считал, что природа объясняется с человеком фигурами и числами. Поэтому ученые обречены пользоваться математическим языком, а значит изучать те свойства природы, которые можно измерить. Так за пределами классической науки осталось все, что не поддается исчислению - запах, вкус, прикосновение, эстетическая и этическая чувствительность, мир сознания.

Второй - Френсис Бэкон, научивший науку не только объяснять, но и переделывать мир. Ему мы обязаны как технологической мощью современной цивилизации, так и, в известной мере, мичуринской идеологией: " Мы не можем ждать милостей от природы; взять их у нее - наша задача".

Третьим - и сегодня самым нелюбимым отцом - был Декарт. Он разделил единое существо человека на две части: тело и разум. Соответственно своему " Я мыслю, следовательно, существую", Декарт объявил истинной реальностью лишь наше мыслящее Я. Картезианский человек ощущает собственное тело нагрузкой. Он говорит " у меня есть тело", вместо того, чтобы сказать " я есть тело". Декарт отрезал человека от тела и от всего окружающего мира. Природа осталась снаружи, по ту сторону сознания. Мы забыли о той природе, которая заключена в нас. Природа стала объектом изучения, а человек оказался сведен к одной единственной функции изучающего ее субъекта. За нерушимостью границы между ними, между материей и сознанием была приставлена следить наука. Классическая наука отучила западного человека " мыслить" всем телом. Он растерял естественные навыки телесного контакта с миром. Японцы говорят о " фуку" - " вопросе, адресованному животу", который символизирует всего человека, в отличие от головы. Не случайно Конфуций каждый день танцевал с учениками, а Заратустра у Ницше говорил: " Не доверяй богам, которые не танцуют".

Второй " грех" Декарта связан с его увлечением механическими игрушками — модными тогда заводными автоматами. Животные были для него роботами, а человеческое тело - часами: здоровое - исправными, больное - сломанными, нуждающимися в ремонте. Впрочем, в ходе картезианского анализа вся картина мира распадалась на фрагменты, детали, узлы сочленения в полном согласии с механическим подходом.

Четвертым отцом был И. Ньютон. Он открыл правила сборки. После него во Вселенной все стало на место, она приобрела
вид механизма, части которого идеально пригнаны друг к другу,
чтобы не осталось лишних винтиков. Во Вселенной Ньютона не было ничего лишнего. Он придал ей окончательную завершенность, красоту и, что особенно важно, лаконичность научной модели мира.

На основании математических закономерностей Ньютона был создан самый авторитетный со времен Возрождения образ мира:
Солнечная система.

Открывающаяся сложность мироздания привела нас на край мировоззренческой бездны. В регулярном же мире Ньютона человеку было спокойно, как кукушке в часах. Но стоило как следует оглядеться, выяснилось, что большая часть окружающего - от погоды и биржи до политики и истории - находится, как теперь говорят ученые, за " горизонтом предсказуемости".

Таким образом, в эпоху Нового времени человек получил неслыханную ранее свободу, власть и силу воздействия на природу, достиг огромного прогресса знаний, смог их реализовать в конкретной практике. Но все эти несомненные успехи сопровождались сперва смутным ощущением, а затем и явственным осознанием своего экзистенциального краха практически во всех планах - эпистемологическом, космологическом, психологическом. Вся последующая эволюция западного философского мышления протекала под знаком безжалостного отчуждения человека от мира в условиях сложнейшего переплетения положительного и отрицательного опыта. Каждое новое научное открытие порождало крайне противоположные следствия. Освободившись от геоцентрических заблуждений, человек растерялся, безвозвратно утратил прежнюю уверенность в своей особой роли в космосе. Он перестал чувствовать себя средоточием Вселенной, его положение в ней стало неопределенным и относительным. Каждый следующий шаг побуждал осознавать свою свободу, одновременно усугубляя беспорядок в мыслях и вызывая беспокойство. Человек предстал следствием случайного эксперимента природы. Он перестал быть любимым творением Господа, наделенным божественной душой.

Таким образом, с начала Нового времени в положении полновластного арбитра Вселенной утвердилась наука, тогда как философия, потеряв былое независимое положение, вынуждена была ориентироваться на науку: поддерживая, время от времени подстрекая ее, иногда держась несколько в стороне и занимаясь сугубо своими вечными проблемами, но, в конечном счете, не осмеливаясь игнорировать великие открытия эмпирической науки, какова все большую силу стала задавать тон в западном мировоззрении. Человечество вступало в просвещенный век.

Литература к лекции

Генис А. Вавилонская башня: Искусство настоящего времени // Эссе. М.: Независимая газета, 1997. 256 с.

Горфункель А. X. Философия Возрождения: Учебное пособие. М: Высшая школа, 1980. 368 с.

Барский И. С. Западноевропейская философия XVII века: Учебное пособие. М.: Высшая школа, 1974. 379 с.