Множественные реальности

Один из писателей в рекламном отделе “Плэйбоя” по выходным предпринимал “кислотные” путешествия, употребляя дрянь, которую его поставщик с “черного рынка” называл ЛСД. (К тому времени ЛСД объявили вне закона.) Как-то раз этот писатель, которого мы назовем Джозефом К., рассказал мне, что во время серии последних путешествий он принимал телепатические послания из внешнего космоса. Материалист не сумел полностью скрыть свой мгновенно возникший скептицизм, и Джозеф К. тотчас же умолк. Мы больше не слышали от него ни единого слова по этому поводу, а со временем он ушел из “Плэйбоя” и пытался писать для Голливуда.

В то время я выкинул из головы “всю эту мистическую чепуху” и играл роль светского, искушенного и преуспевающего Редактора “Плэйбоя”. Странное было чем-то вроде бедности и случалось только с другими людьми. Я шел прямо к цели — Гедоническому Удовлетворению — преимущественно благодаря новому наркотику, который вошел в мою жизнь, барышне-искусительнице по имени Мария Хуана, богине секса, экстаза и “поведения-в-соответствии-со-своими-желаниями”. К моменту трагических событий съезда демократической партии 1968 года Материалист почти регулярно курил марихуану, как делали это все остальные сотрудники не только редакции “Плэйбоя”, но и всех остальных журналов, которые мы знали, а также всей информационной индустрии в целом.

Как-то вечером Гедонист-Материалист блаженно балдел, одиноко покуривая дома травку — дети уже спали, а Арлен (парадоксально для жены редактора “Плэйбоя”, не правда ли?) ушла на собрание феминисток. И вдруг я сделал нейрологическое открытие. Самогипноз довольно легко воспроизводится на травке, без утомительной подготовки, с которой начинается обычный гипноз. Из травки, которая отправляла тебя экспромтом в очередное захватывающее путешествием по миру восхитительных ощущений, она становилась инструментом тщательно разработанной программы сенсорного обогащения. Ты мог превращать музыку в цветовую палитру, в нежные прикосновения, во вкусовые ощущения; ты мог разрастаться до гигантских размеров или сокращаться до размеров собственных клеток и молекул; ты мог настраивать собственную нервную систему, словно это гибрид микроскопа и телевизора.

Через несколько захватывающих месяцев экспериментирования я вдруг понял, что могу достичь всего этого без марихуаны. Именно тогда потрясенный Материалист в конце концов начал понимать, что имел в виду Фрейд, когда говорил о проекции, а Будда — о майе. Словно стопка кристально чистой водки, меня обожгла простая мысль: что бы ни означала “реальность” с философской точки зрения, наш повседневный опыт (то есть отвечающее здравому смыслу определение “реальности”) почти полностью программируется нами.

Этот киномонтаж столь стремителен, что обычно мы даже не осознаем, что занимаемся им постоянно; при этом мы вводим множество вещей, которых вообще нет (фрейдовская проекция), и упускаем миллионы вещей, которые есть.

Когда Будда говорил, что нормальное сознание — это иллюзия (майя), он как раз имел в виду отождествление конечного продукта с точным отражением объекта чувственного восприятия.

Любитель травки вскоре понял, что марихуана может стать инструментом, при помощи которого можно настраивать нервную систему с такой же легкостью, как изображение на телевизионном экране. Я пришел к тому, что семантик Кожибский называет “сознанием абстракции” — осознанием обычно подсознательного механизма, посредством которого каждый из нас переделывает мир по своему образу и подобию. Теперь Нейролог взялся за йогу — совершенно не мистически и без малейшего пиетета. Я понимал, что йогический тренинг — чем бы помимо этого он ни был — представляет собой метод освобождения нервной системы от обусловленного восприятия. Сочетая марихуану с йогой, я быстро продемонстрировал себе на непосредственном опыте, что нервную систему можно освободить фактически от каждого ощущения и рефлекса, которые составляют наш обычный спектр восприятия.

В эти же годы наш старый приятель Алан Уотс, самый скептичный богослов и экспериментирующий мистик, занимался подобными исследованиями и пришел к похожим выводам. Во время одного из приездов в Чикаго он сказал другому редактору “Плэйбоя”: “Но, дорогой дружище, реальность, знаете ли, — это лишь чернильная клякса Роршаха”. Увы, те, кто лично, на своем нейрологическом уровне, не проводил такие исследования, вряд ли могут это понять; редактор отнесся к этой фразе цинично. Позднее Пол Красснер, редактор “Реалиста”, высказал эту же мысль заковыристей: “Реальность — это сырая глина”. Люди, не пережившие все это на непосредственном опыте, не понимали, о чем идет речь; они делали поспешные выводы, что у определенного слоя интеллигенции “съезжает крыша”…