Поэт творит призраки, а не подлинное бытие

- Так не установим ли мы, что все поэты, начиная с Гомера, воспроизводят лишь призраки добродетели и всего остального, что служит предметом их творчества, но истины не касаются? Это как в только что приведенном нами примере: живописец нарисует сапожника, который покажется настоящим сапожником, а между тем этот живописец ничего не смыслит в сапожном деле, да и зрители его картины тоже - они судят лишь по краскам и очертаниям.

- Конечно.

- То же самое, думаю я, мы скажем и о поэте: с помощью слов и различных выражений он передает оттенки тех или иных искусств и ремесел, хотя ничего в них не смыслит, а умеет лишь подражать, так что другим людям, таким же несведущим, кажется под впечатлением его слов, что это очень хорошо сказано,- говорит ли поэт в размеренных, складных стихах о сапожном деле, или о военных походах, или о чем бы то ни было дру­гом,- так велико какое-то природное очарование всего этого. Но если лишить творения поэтов всех красок мусического искусства, тогда, думаю я, ты знаешь, как они будут выглядеть сами по себе, в таком обнаженном виде; вероятно, ты это наблюдал.

- Да.

- Разве они не похожи на лица хоть и молодые, но некрасивые, так как видно, что они уже отцвели?

- Очень похожи.

- Ну так обрати внимание вот на что: тот, кто творит призраки, подражатель, как мы утверждаем, нисколько не разбирается в подлинном бытии, но знает одну только кажимость. Разве не так?

- Да, так.

- Пусть сказанное не остается у нас сказанным лишь наполовину: давай рассмотрим это с достаточной полнотой.

- Я тебя слушаю.

- Мы говорим, что живописец может нарисовать поводья и уздечку...

- Да.

- А изготовят их шорник и кузнец.

- Конечно.

- Разве живописец знает, какими должны быть поводья и уздечка? Это знают даже не те, кто их изготовил, то есть кузнец и шорник, а лишь тот, кто умеет ими пользоваться, то есть наездник.

- Совершенно верно.

- Не так ли бывает, скажем мы, и со всеми вещами?

- А именно?

- Применительно к каждой вещи умение может быть трояким: умение ею пользоваться, умение ееизготовить и умение ее изобразить.

- Да.

- А качество, красота и правильность любой утвари, живого существа или действия соотносятся не с чем иным, как c тем применением, ради которого что-либо сделано или возникло от природы.

- Это так.

- Значит, пользующийся какой-либо вещью, безусловно, будет обладать наибольшим опытом и может указать тому, кто делает эту вещь, на достоинства и недостатки его работы, испытанные в деле. Например, флейтист сообщает мастеру флейт, какие именно флей­ты удобнее для игры на них, указывает, какие флейты надо делать, и тот следует его совету.

- Конечно.

- Кто сведущ, тот отмечает достоинства и недо­статки флейт, а кто ему верит, тот так и будет их делать.

- Да.

- Значит, относительно достоинства и недостатков одного и того же предмета создатель его приобретет правильное представление (πίστιν), обращаясь с человеком сведущим и волей-неволей выслушивая его указания; но знанием будет обладать лишь тот, кто этим предметом пользуется.

- Несомненно.

- А подражатель? На опыте ли приобретет он знание о предметах, которые он рисует: хороши ли они иправильны ли, или у него составится верное мнение о них благодаря необходимости общаться с человеком сведущим и выполнять его указания насчет того, как надо рисовать?

- У подражателя не будет ни того ни другого.

- Стало быть, относительно достоинств и недостат­ков тех предметов, которые он изображает, у подражателя не будет ни знания, ни правильного мнения.

- По-видимому, нет.

- Прелестным же и искусным творцом будет тaкoй подражатель!

- Ну, не слишком-то это прелестно!

- Но он все-таки будет изображать предметы, хотя ни об одном из них не будет знать, в каком отношении он хорош или плох. Естественно, он изображает то, что кажется прекрасным невежественному большинству.

- Что же иное ему и изображать?

- На этот счет мы с тобой пришли, очевидно, к полному согласию: о том предмете, который он изображает, подражатель не знает ничего стоящего; его творчество просто забава, а не серьезное занятие. А кто причастен к трагической поэзии - будь то ямбические или эпические стихи, - все они подражатели по преимуществу.

- Несомненно.

- Но, ради 3евса, такое подражание не относится ли к чему-то, стоящему на третьем месте подле подлинного? Или ты мыслишь это иначе? - Нет, именно так.

- А воздействие, которым обладает подражание направлено на какую из сторон человека?

- О каком воздействии ты говоришь?

- Вот о каком: одна и та же величина вблизи или издалека кажется неодинаковой - из-за нашего зрения.

- Да.

- То же самое и с изломанностью и прямизной предметов, смотря по тому, разглядывать ли их в воде или нет, и с их вогнутостью и выпуклостью, обусловленной обманом зрения из-за их окраски; ясно, что вся эта сбивчивость, присуща нашей душе и на такое состояние нашей природы как раз и опирается живопись со всеми ее чарами, да и фокусы и множество разных подобных уловок.

- Правда.