Увядание

За 80

Согласно периодизации психосоциального развития по Эриксону у пожилых людей возникает целостность Я-концепции и чувство завершенности жизненного пути как психосоциальный результат этой стадии жизни лишь при полном осуществлении планов и целей.

При выяснении причин, по которым пожилые люди — несмотря на слабеющее здоровье — сохраняют позитивные вхгляды на будущее, выяснилось, что решающую роль в адаптации к существующему состоянию играет социальное сравнение. Пользуясь механизмом социального сравнения, старики сравнивают свое положение с положением таких же пожилых людей и, в зависимости от результата, модифицируют свои цели.

Обратим особое внимание на то, что цели всегда существуют у тех людей, кто переходит за 80. Как правило, этот предел переходят преимущественно женщины-бабушки, а также мужчины, связанные с властными структурами и / или творчеством.

Неудивительно, что пожилые женщины, имеющие проблемы со здоровьем, часто прибегают к социальному сравнению. Чем позитивнее сравнения, отмечает Г. Крэйг, тем тем лучше душевное здоровье женщины, — даже при наличии серьезных медицинских проблем. Интересно, что на женщин с наиболее слабым здоровьем социальное сравнение влияло сильнее всего, и они достигали уровня психологической адаптации, сопоставимого с таковым у здоровых женщин.

В связи с этим рассмотрим различные стратегии совладающего поведения для старых женщин и мужчин. Под совладающим поведением обычно понимается умение справляться с проблемами с минимумом дистресса. Вслед за концепцией Юнга, в которой проводилось гендерное различие в стилях совладающего поведения, Гутманн (1969, 1975) отмечает, что со старостью мужчины переходят от активного стиля к пассивному. После того как они почти всю жизнь несли ответственность за других, содержали семью и принимали решения, с достижением старости мужчины чувствуют себя вправе выразить всю сложность своей личности, включая и те ее черты, которые принято считать женскими.

Согласно модели Гутманна в ходе дальнейшего старения мужчины продвигаются дальше — от женственной пассивности к стилю, при котором они отбивают атаки реальности с помощью таких приемов как проекция и искажение. Женщины же, по этой теории, с возрастом становятся более агрессивными, более практичными и властными. Действительно, как мы видели выше, эти изменения наблюдаются даже на уровне их бессознаний, которое — в силу своего базового уровня — не может не влиять на изменения функций всего интеллекта, а этим и совладающего поведения.

Для объяснения этих изменений совладающего поведения Гутманн выдвинул гипотезу, что лица обоих полов тем самым реагируют на освобождение от родительского императива, то есть давления со стороны общества, вынуждавшего женщину играть роль хранительницы очага, а мужчину — нести ответственность за финансовую сторону семейной жизни и заставляющего подавлять любые черты, которые противоречат этим ролям.

Однако у женщины мы уже не раз видели инстинктивное стремление именно к этому очагу и его сохранению, что тысячелетиями отмечалось и в цветовых канонах. С мужчиной же все еще проще, ибо его интеллект как всегда подстраивается под изменения в интеллекте женщины. Не забудем при этом, что речь как всегда здесь идет с точки зрения гендерных черт личности, то есть без абсолютизации пола.

Возвращаясь теперь к цели жизни, можно вспомнить, что женщина с младенчества проявляла такие естественные черты интеллекта как душевность сознания и телесность бессознания, то есть потребность в общении как на социальном (вербальном), так на романтически-чувственном (эмпатическом) уровнях интеллекта.

Со старостью Я-концепция женщины видоизменяется лишь в относительном, но не в абсолютном смысле. Именно это и констатируется психологами и социологами: преимущественно дочерняя, но не сыновья забота о родителях; много большая помощь родственникам женщин, чем мужчин; много большая забота бабушек, чем дедушек о внуках; много большая степень участия женского медперсонала, чем мужского, и т. д. и т. п. Ибо общение — цель жизни, ради которой, и соответственно из-за которой женщина и живет более полнокровной и продолжительной жизнью. Поэтому гипотетическое объяснение Гутманном — происходящих изменений Я-концепции и совладающего поведения — элиминированием социальных установок, как мне кажется, может найти свое подтверждение лишь для мужчин, безусловное социальное влияние на интеллект которых мы отмечали выше.

Конечной стадией в теории жизненного цикла по Эриксону является психосоциальный конфликт целостность эго против отчаяния[mxxx]. Напомню, что психоаналитическое понятие эго в хроматизме соответствует подсознанию, в котором существует Я-концепция, включающая в себя субъективное представление фунций всего интеллекта. С этих позиций становится понятным, почему пожилым людям свойственно размышлять о том, оправдала ли жизнь их ожидания. Легко видеть, что адекватное соотнесение своей жизни с теми ожиданиями и возможностями, которые на протяжении жизни закладывались в Я-концепцию, может вести к альтернативным результатам.

Тот, кто может оглянуться и с удовлетворением заметить, что его жизнь имела смысл и что он сделал все, что от него зависело, испытает чувство полноты жизни и целостности Я-концепции. Тот, кто не увидит ничего, кроме цепи ошибок и упущенных возможностей, почувствует отчаяние. Идеальным разрешением этого конфликта, по Эриксону является перевес чувства целостности над неизменно появляющейся долей отчаяния.

Такой подход к собственной жизни в согласии с Я-концепцией приводит к мудрости. Мудрость же, в свою очередь, позволяет старикам сохранять достоинство и цельность Я-концепции вопреки ухудшению физического состояния вплоть до телесной смерти как исхода жизни их личностного бессознания. Ведь при наличии потомства их физическое существование продолжается в той узнаваемости внешних черт детей, внуков и правнуков, которую не может не заметить самый отчаявшийся пессимист.

И если для постаревшей женщины это — великолепный итог продолжения жизни, то для старика всегда существуют и те опредмеченные идеи, тот материальный мир вещей — ими созданных на протяжении жизни, — в котором и заключен смысл их физического бессмертия. В идеальном же случае разрешения эриксоновского конфликта можно только предполагать что подсознательная доминанта человека будет жить до тех пор, пока жива человеческая культура, а доминанта сознания — пока живет и развивается человеческий социум.

***

В заключение этой темы не могу не остановиться на некоторой неудовлетворенности полученными результатами. Да читатели и сами, наверное, убедились в том, что кроме корреляции повозрастного выбора предпочтительных цветов с психофизическими и нейрофизиологическими данными практически ничего нового не получено. Ибо мои предположения (о доминировании тех или иных компонентов интеллекта в зависимости от возраста и пола-гендера) большей частью все же остались предположениями.

По правде говоря, я в течение 40 лет пытался найти хоть какой-нибудь — пусть даже не материальный — критерий справедливости получаемых предположений. Однако кроме цветовых канонов (Серов, 1990) таковых не существовало. Как же это можно объяснить? Почему психологические науки о человеке до сих пор не имеют даже модели (общепризнанной, разумеется, — как для любой науки) своего объекта исследования? В первой главе мы могли видеть частичные причины возникновения этого феномена. Здесь же придется коснуться так называемой «психофизической проблемы», которая, на мой взгляд, и является основной причиной данного явления.

Казалось бы, различные области антропологии веками накапливали опытные данные Для того чтобы «количество перешло в качество», — как это случалось в физике, химии, биологии, разделившимися по релевантным уровням исследования материальных объектов. Однако в человекознании ученые столкнулись с невозможностью подобного разделения. Ибо душа не существовала без тела практически в той же мере, что идеальное без материального. И философы, конечно же, сразу взялись за гносеологическое разрешение этой проблемы. В античной философии первыми здесь были орфики, а затем и многие другие мыслители, нередко противопоставлявшие душу и тело на уровне абсолютизации идеального и материального (Серов, 1995). В истории философии (психологии) достаточно подробно изложены последующие этапы «развития» этой проблемы и я лишь оговорю ее современные следствия с позиций хроматизма.

Для начала приведу парадокс Платона: «Это утверждение ложно». Понятно, что это утверждение является ложно-истинным с позиций формальной логики, тогда как с позиций семантической логики, использующей метаязык, оно — истинно и / или ложно. Этот пример я привел. Для того чтобы показать всю несостоятельность «психофизической проблемы». Человек не может представлять собой объект гносеологии, ибо окажется ложно-истинным (по парадоксу Платона) субъектом, по крайней мере, в аспектах той логики, на которой зиждется основной вопрос философии. Введение же метаязыка предполагает перенос анализа в онтологический ракурс, что и рассматривается в хроматизме с позиций относительного детерминизма на уровне семантической логики (Серов, 2001).

В заключение этого краткого отступления замечу лишь, что, по моему мнению, «психофизическая проблема» существует прежде всего в умах тех психологов, которые до сих пор чуждаются методов психофизики и настаивают на исключительном использовании философских подходов, включая сюда и язык (гносеологическую терминологию, в частности).

В хроматизме для адекватности анализа используется метаязык, который, с одной стороны, связывается с психофизическими понятиями, а с другой, — с психологическими представлениями. В этом разделе, наконец, излагается гипотеза о существовании материальных критериев, которые, как я полагаю, будут и далее служить для установления хроматической корреляции между конкретными этапами взросления и доминантами определенных компонентов интеллекта.