С новой концепцией идеи философии в эпоху Ренессанса

Не всегда дело обстояло так, что свое требование стро-

гой обоснованности истины наука понимала в смысле той

объективности, которая методически господствует в на-

ших позитивных науках и, выходя в своем воздействии да-

леко за их пределы, создает опору философскому и миро-

воззренческому позитивизму и способствует его повсеме-

стному распространению. Не всегда специфически челове-

ческие вопросы изгонялись из царства науки, а их внутрен-

ЧАСТЬ I. § 3

няя связь со всеми науками, даже с теми, в коих (как, на-

пример, в естественных) темой является не человек, оста-

валась без внимания. До тех пор, пока дело еще обстояло

иначе, наука могла притязать на свое значение для евро-

пейского человечества, принимающего совершенно новый

облик со времен Ренессанса, и даже, как нам известно, на

ведущее значение в формировании этого нового облика.

Почему она утратила эту ведущую роль, почему дело дошло

до существенной перемены, до позитивистского ограниче-

ния идеи науки,— понять это соразмерно более глубоким

мотивам важно для замысла этих докладов.

Как известно, в эпоху Ренессанса европейское челове-

чество совершает в самом себе революционный переворот.

Оно обращается против своего прежнего, средневекового

способа вот-бытия, оно обесценивает этот способ и хочет

свободно сформировать свой новый облик. Свой удиви-

тельный прообраз оно находит в античном человечестве.

Его способу вот-бытия оно и стремится подражать.

Что схватывается им в античном человеке как сущест-

венное? После некоторых колебаний — не что иное как

«философская» форма вот-бытия, состоящая в том, чтобы

из чистого разума, из философии свободно устанавливать

правила для себя самого, для всей своей жизни. Теоретиче-

ская философия есть первое. Нужно перейти к более вы-

сокому уровню рассмотрения мира, свободному от связей

с мифом и с традицией вообще, к универсальному позна-

нию мира и человека, абсолютно лишенному предрассуд-

ков, в самом мире познающему, в конце концов, внутрен-

не присущий ему разум и телеологию и его высший прин-

цип — Бога. Как теория, философия делает свободным не

только исследователя, но всякого философски образован-

ного человека. За теоретической автономией следует прак-

тическая. В идеале, который руководит Ренессансом, ан-

тичный человек есть человек, формирующий себя в усмот-

рении свободного разума. Для обновленного «платониз-

ма» это означает, что не только себя самого, в этическом

ЧАСТЬ I. § 3

смысле, но весь окружающий человека мир, политиче-

ское, социальное вот-бытие человечества нужно заново

сформировать из свободного разума, из усмотрений уни-

версальной философии.

Соразмерно этому античному прообразу, утверждающе-

муся поначалу среди одиночек и в узких кругах, должна

вновь возникнуть теоретическая философия — не переня-

тая в слепом следовании традиции, а возникающая заново

на основе своего собственного исследования и критики.

Упор здесь нужно сделать на том, что перешедшая от

древних идея философии не есть привычное для нас

школьное понятие, охватывающее лишь группу дисцип-

лин; хотя она довольно существенно меняется уже вскоре

после того, как была перенята, все же в первые века Нового

времени она формально удерживает смысл одной всеохва1

тывающей науки, науки о тотальности сущего. Науки во

множественном числе, все те, которые еще предстоит ко-

гда-либо обосновать, и те, что уже находятся в работе, суть

лишь несамостоятельные ветви Единой Философии.

В дерзком, даже чрезмерном превознесении смысла уни-

версальности, начинающемся уже у Декарта, эта новая фи-

лософия стремится не менее как к тому, чтобы со строгой

научностью охватить все вопросы, которые вообще имеют

смысл, в единстве теоретической системы, с помощью ос-

нованной на аподиктических усмотрениях методики и при

бесконечном, но рационально упорядоченном прогрессе

исследования. Единственное, возводимое от поколения к

поколению и возрастающее до бесконечности строение

окончательных, теоретически взаимосвязанных истин

должно было, таким образом, дать ответ на все мыслимые

проблемы — проблемы фактов и разума, временности и

вечности.

Таким образом, в историческом аспекте позитивист-

ское понятие науки в наше время является остаточным по1

нятием [Restbegriff]. Из него выпали все те вопросы, кото-

рые прежде включались то в более узкое, то в более широ-

ЧАСТЬ I. § 3

кое понятие метафизики, и среди них все вопросы, кото-

рые недостаточно ясно именуются «высшими и последни-

ми». При точном рассмотрении они, как и вообще все ис-

ключенные вопросы, обнаруживают свое нерасторжимое

единство в том, что явно или имплицитно, в своем смысле,

содержат в себе проблемы разума — разума во всех его осо-

бых формах. В явном выражении разум является темой

дисциплин о познании (а именно об истинном и подлин-

ном, разумном познании), об истинной и подлинной

оценке (подлинные ценности как ценности разума), об

этическом поступке (истинно добрый поступок, действие

из практического разума); при этом «разум» выступает как

титульное обозначение «абсолютных», «вечных», «надвре-

менных», «безусловно» значимых идей и идеалов. Если че-

ловек становится «метафизической», специфически фило-

софской проблемой, то вопрос ставится о нем как о разум-

ном существе, а если встает вопрос о его истории, то дело

идет о «смысле», о разуме в истории. Проблема Бога явно

содержит в себе проблему «абсолютного» разума как те-

леологического источника всякой разумности в мире,

«смысла» мира. Естественно, что и вопрос о бессмертии —

это тоже вопрос разума, равно как и вопрос о свободе. Все

эти в широком смысле «метафизические», а в обычном

словоупотреблении специфически философские вопросы

выходят за пределы мира как универсума голых фактов.

Они превосходят его именно как вопросы, в смысле кото-

рых заключена идея разума. И все они претендуют на бо-

лее высокое достоинство по сравнению с вопросами о

фактах, которые и в порядке вопрошания располагаются

уровнем ниже. Позитивизм, так сказать, обезглавливает

философию. Уже в античной идее философии, единство

которой состоит в неразрывном единстве всего бытия,

предполагался и осмысленный порядок бытия, а следова-

тельно и бытийных проблем. Сообразно этому метафизи-

ке, науке о высших и последних вопросах, подобало досто-

инство царицы наук, чей дух только и сообщал последний

ЧАСТЬ I. § 3

смысл всем познаниям, достигнутым в остальных науках.

Обновляющаяся философия переняла и эту черту, она

даже верила в то, что ею был открыт истинный универ-

сальный метод, с помощью которого могла быть построе-

на такая систематическая философия, достигающая в ме-

тафизике своей высшей точки, и притом построена всерьез,

как philosophia perennis. 1

Отсюда нам становится понятен тот порыв, который во-

одушевлял все научные предприятия, в том числе и на более

низкой ступени фактических наук, порыв, который в

XVIII столетии, что само себя называло философским,

вдохновлял все более широкие круги современников на за-

нятия философией и всеми частными науками как ее от-

ветвлениями. Отсюда то пылкое стремление к образова-

нию, то рвение в философском реформировании системы

воспитания и всех форм социального и политического

вот-бытия человечества, которое внушает такое почтение к

этому часто поносимому веку Просвещения. Непреходя-

щим свидетельством этого духа остается для нас величест-

венный гимн «К радости», созданный Шиллером и Бетхо-

веном. Ныне мы лишь со скорбным чувством можем вни-

мать этому гимну. Нельзя и представить себе что-либо более

контрастирующее с нашей сегодняшней ситуацией.