АРЦИЯ. ГРАЗА. Граф Стэнье-Рогге видел, что атакованная с двух сторон армия Пьера, несмотря на подавляющее превосходство

 

Граф Стэнье-Рогге видел, что атакованная с двух сторон армия Пьера, несмотря на подавляющее превосходство, вот-вот обратится в бегство. Это было неприятно, но ничего непоправимого пока не произошло. Странно, что король ударил вместе с дарнийцами, не прислав гонца с приказом закрепить и развить успех. Впрочем, посланец мог погибнуть, а скорее всего Тагэре счел ситуацию настолько очевидной, что предоставил своим военачальникам действовать самостоятельно.

Интересно, куда девался Жись? Хорош союзничек – начал за здравие, а кончил за упокой. Хотя чего еще ждать от фронтерцев. Воины они сносные, но верны только своим вожакам, да и то до обеда. На них надеяться – себе дороже. Хорошо, если совсем убрались, а то ведь могут и в спину ударить.

Селестин все больше досадовал, что позволил Анжелике и Аганну себя уговорить. Конечно, Александр Тагэре его не терпел, но король сам жил и давал жить другим. Неприязнь, которую горбун испытывал к нему из-за Рауля, выказывалась лишь в отстраненной, холодной вежливости. Младший сын Шарло задался целью раз и навсегда покончить с раздорами в Арции и всячески давал понять, что родичи и соратники Лумэнов для него такие же подданные, как и сторонники белых нарциссов.

При «волчонке» можно было спать спокойно, хотя, конечно, хотелось большего. Хотелось стать канцлером или, на худой конец, протектором какой-нибудь провинции побогаче, того же Ларрэна, – и все равно ему жилось неплохо. Если б не Анжелика! Зря он с ней связался, хотя тогда казалось, что Лумэны вернулись надолго. А сын у нее – дрянь. Ничтожество, причем злое и подлое. Кузнечик Филипп, тот хоть и был чучелом, но помешанным на рыцарстве и благородстве, этот же… Если Пьер напялит корону, за ним придется смотреть в четыре глаза, чтоб не попробовал избавиться от тех, кому всем обязан. С него станется, и с его матушки тоже, хотя не похоже, чтоб пасынок осквернил своей тощей задницей арцийский трон. По крайней мере, на сей раз. А Сандер – молодец, хорошо взял! Один рывок – и половина расстояния до холма, на котором засел Тартю!

А может, ну его? Пусть идет, как идет. Когда Тагэре окажется у подножия, он ударит по Пьеру с юга, а дарнийский отряд добавит с севера. И прости, дорогой родственник, ты мне, конечно, пасынок, но честь и Арция дороже. Горбун оценит. Пусть Трюэли и Крэсси ворчат – король наградит. Тагэре прямо-таки помешан на справедливости: чем меньше кого-то любит, тем больше старается не обижать. Он скорее на своего драгоценного мирийца рявкнет, чем на Вилльо или Гризье. Если, разумеется, те на горячем не попадутся… Ха, если Вилльо решились поднять бучу в Мунте, а король вернется с победой, – головы полетят. Ну и Проклятый с ними! От добра добра не ищут. Решено, он позволит горбуну победить и даже поддержит, а Анжелика пусть удавится. В конце концов, можно и для себя немного пожить. Пусть жена торчит в Ифране, он с ней разведется, как с изменницей, к тому же первой оставившей мужа, и женится на молоденькой дочке какого-нибудь обедневшего барона… В политике главное – вовремя остановиться. Выше головы не прыгнешь.

Нет, каков Александр! Его отец и тот так бы не смог! Бедный Пьер, он же наверняка обгадился, на это глядючи! Впрочем, есть в кого. Покойный Орельен Тартю тоже был трусом отменнейшим.

– Монсигнор!

– Да, Робер?

Монсигнором [12]Стэнье отродясь не был, но такое обращение было графу приятно, и капитан Робер Фэрон это знал. Робер был сыном отца Селестина и то ли поварихи, то ли мельничихи, но спал и видел стать нобилем. Графа это устраивало. Он сделал Робера капитаном своей стражи и дал понять, что когда-нибудь пожалует ему первичную сигну. Этого было достаточно – Фэрон, чтобы угодить своему сигнору, рыл носом землю.

– Монсигнор, я готов.

– Подождем еще немного. Пусть горбун доберется до холма.

– Но сейчас наша позиция лучше.

– Если бить Тагэре, но мы будем бить Тартю.

Капитан был удивлен, и Селестин счел уместным пояснить:

– Я передумал. Тагэре меня устраивает больше, к тому же он будет мне обязан… Ты что-то хочешь сказать?

– Монсигнор, не уверен, что это важно. Но ваш двоюродный кузен…

– Роальд? Что натворил этот гусенок?

– Он ушел к горбуну.

– Когда?!

– Я… Мне донесли об этом пол-оры назад.

– И ты молчал?!

– Я не думал, что это так важно…

Еще бы, не думал. Не хотел сообщать неприятную новость. Хорошо, хоть сейчас сказал, а то все бы пошло прахом. Этот недоносок Роальд играет в рыцарей. Несомненно, он сообщил сюзерену о… Назовем жабу жабой. Об измене графа Стэнье. Теперь понятно, почему король бросился в эту безумную атаку, не поставив его в известность. Александр – умница, он чуть было не выиграл сражение и войну.

Селестин молча выругал себя за то, что влез в эту яму, но деваться было некуда. Дело о государственной измене рассматривает не король, а Генеральные Штаты, а выборные с восторгом отправят его на плаху. Горбун не вмешается – если он позволил обезглавить Гастона Койлу, то графа Стэнье и подавно не защитит. Что ж, остается один выход.

– Робер, выводите людей.

– Но, монсигнор, вы же сами сказали, что рано.

– Я еще раз передумал. Мы ударим по горбуну.