III. Экономические системы.

Церковь отвергла атеистические и тоталитарные идеологии, в наше время ассоциирующиеся с «коммунизмом» или «социализмом». С другой стороны, она отвергла в практике «капитализма» индивидуализм и абсолютный примат законов рынка над человеческим трудом. Регулирование экономики одним только методом централизованного планирования искажает первичные социальные связи; ее регулирование одним только законом рынка не обеспечивает социальной справедливости, «ибо есть множество человеческих потребностей, которые не имеют доступа к рынку» (СА 34). Нужно содействовать разумному регулированию рынка и экономических начинаний, согласно справедливой иерархии ценностей ввиду общего блага. (ККЦ 2425)

Спросим теперь: нельзя ли сказать, что сейчас, когда коммунизм пал, победа - за капитализмом, и к нему должны стремиться страны, пытающиеся восстановить и экономику, и общество? Эту ли модель надо предложить Третьему миру, который ищет путь к подлинному прогрессу в экономической и социальной сферах? Очевидно, что ответ сложен. Если под "капитализмом" понимать экономическую систему, которая признает важнейшую и положительную роль дела, рынка, частной собственности и вытекающей из этого ответственности за средства производства, а также свободной и творческой деятельности на ниве экономики, тогда ответ, конечно, - "да", хотя лучше бы в этом случае говорить об "экономике предпринимательства", "рыночной экономике" или просто "свободной". А вот если под "капитализмом" понимать систему, где свобода в экономической сфере не подчинена строгим нормам закона, которые ставили бы ее на службу человеку во всей его полноте и считали бы ее лишь особым аспектом человеческой свободы, основанной на нравственности и религии, ответ, конечно, будет: "нет". (Centesimus Annus, н. 42) экономическая деятельность должна быть поставлена в рамки морального порядка, с уважением к социальной справедливости, так, чтобы она соответствовала Божьему замыслу о человеке. (Катехизис Католической Церкви, 2426)

Казалось бы, на уровне отдельных стран и международных связей свободный рынок лучше всего способствует должному использованию ресурсов и удовлетворению потребностей. Но это так лишь по отношению к потребностям, которые можно удовлетворить в меру покупательной способности, и к ресурсам, которые можно продать, поскольку за них заплатят сходную цену. Многим человеческим нуждам нет места на рынке. Справедливость и истина обязывают нас к тому, чтобы мы не оставляли неудовлетворенными основные потребности человека и не давали никому погибнуть от лишений. Тем, кому это нужно, мы должны помогать в обретении знаний, чтобы они могли войти в сферу взаимного обмена, и развивать их способности, чтобы они лучше использовали их. Прежде логики честного обмена благами и справедливости, ему присущей, есть то, что причитается человеку просто потому, что он - человек, в силу его особого достоинства. Сюда непременно входит возможность выжить, мало того - действительно помочь общему благу. В контексте Третьего мира нимало не отменяются цели, о которых говорится в "Рерум новарум" (иногда их еще надо достигнуть); иначе труд человека и сама его жизнь станут простым товаром. Цели эти включают плату, на которую можно прокормить семью, социальное страхование старых и безработных и должную заботу об условиях труда. (Centesimus Annus, н. 34)

Следует также отметить, что справедливость той или иной социально-экономической системы, и во всяком случае ее правильное функционирование, в конечном счете должно оцениваться в соответствии с тем, каким образом в ней осуществляется вознаграждение за человеческий труд. И здесь мы снова сталкиваемся с первоосновой всего этико-социального порядка, т.е. с принципом общего пользования благами. В любой системе, независимо от характера отношений между капиталом и трудом, оплата, или вознаграждение за труд - это дверь, открывающая перед огромным большинством конкретный доступ к благам, предназначенным для общего пользования, будь то блага природные или произведенные промышленностью. И те и другие становятся доступными трудящимся благодаря заработной плате, которую они получают в качестве вознаграждения за свой труд. Следовательно, справедливая оплата труда в каждом случае становится конкретным мерилом справедливости любой социально-экономической системы, и во всяком случае мерилом ее правильного функционирования. Это не единственное мерило, но оно обладает особым значением и в определенном смысле является ключевым. (Laborem Exercens, н. 19)

Свободное соперничество, взятое в определенные границы, хотя и является справедливым и даже полезным, все-таки не может стать экономическим рулем, что доказано, и даже очень ясно, опытом, когда не практике были приложены лжеизмышления индивидуалистического духа. Неизбежно поэтому и необходимо, чтобы социальная экономия снова оказалась во власти истинного и действенного руководящего начала. Таким началом, однако, не может являться экономическая диктатура, в наши дни занявшая место свободного экономического соперничества; будучи силой слепой и властолюбиво насильственной, она, чтобы стать полезной для человечества, должна быть в подобающей мере обуздана и взята под присмотр разума, потому что сама по себе не сможет быть ни умеренной, ни склонной к уступчивости. Нужно искать высших и более благородных руководящих начал для мощного и подлинного господства над этой гегемонией; такими началами являются общественная справедливость и любовь. Поэтому-то и необходимо, чтобы государственные и общественные установления прониклись духом социальной справедливости; еще более нужно, чтобы эта справедливость была по истине действенной, то есть устраивала бы весь юридический и социальный порядок, в согласии с которым должна идти вся экономическая жизнь. Взаимная любовь, в свое очередь, пусть станет душою этого порядка; к ней, к ее заботам и обоснованным пожеланиям должна прислушиваться государственная власть; последняя сможет сделать это тем легче, если освободится от тех тягот, которые ей не по плечу, как Мы уже об этом говорили выше. (Quadragesimo Anno, н.88)