Го февраля, вечером, 1899 г.

День близился к концу. Стали надвигаться зимние сумерки, лес сильно поредел, и все чаще попадались большие поляны. Сани, одни за другими, внезапно скрылись в крутой балке, на дне которой протекала речка, а по другую сторону ее забелели на темном фоне сумрачного неба новые постройки. Это — Land office, маленькое поселение, возникшее здесь в несколько недель.

Здесь считается половина дороги между Коуэном и Северным участком. Поселенье всего домов в десять, один из них даже двухэтажный, но все они построены из тонких белых досок, а крыши покрыты черной просмоленной бумагой. На одной из холщевых вывесок было нарисовано красной краской: „Дом пионеров"; рядом, на стене другого дома, китаец, засучив широкий рукав своей блузы, старательно выводил мелом: „прачечная".

Кое-где в окнах красовались вывешенные на продажу пилы, огромные канадские топоры и другие инструменты.

При въезде в этот Брет-Гардтовский поселок нас окружила целая толпа англичан с засученными рукавами, с трубками в зубах, с топорами, пилами в руках. Они бросили работу, чтобы встретить нас. Все приветливо улыбались нам, махая широкополыми шляпами.

— Well come, Duchobors! (Добро пожаловать, духоборы!) — слышалось со всех сторон; мальчишки, вертясь под ногами, отчаянно визжали и, встревоженные таким необычайным шумом, лохматые собаки, не понимая в чем дело, прыгали и неистово лаяли, заглядывая в лица своим хозяевам. Из открытых дверей выглядывали женщины с красными лицами, с подоткнутыми подолами и засученными рукавами и приветливо кивали нам головой. Даже китаец-прачка оставил на время свою вывеску и, оскалив зубы, пробовал сморщить свое желтое лицо наподобие улыбки, и имел поэтому такой вид, точно он вот-вот расплачется самыми горькими слезами.

В центре селения, на площадке, заваленной кипами сена, бочками, бревнами и прочими вещами, нас встретил высокий мужчина в широкополой шляпе с лицом Наполеона III: это мистер Harley, чиновник от иммиграции. Он встал тут же на кучу сена и произнес короткую приветственную речь, за что и был награжден шумными одобрениями граждан нового поселка, лаем собак и оглушительным визгом мальчишек.

Духоборы в стотысячный раз отвечали: „Спаси вас Господи", и благодарили за прием. Тогда оратор слез со своей трибуны и повел нас всех к большому блокгуазу, который правительство построило здесь для всякого из переселяющихся, нуждающегося в крове. Блокгауз еще не успели достроить, и пол вместо досок, был покрыт толстым слоем древесных опилок. Посередине блокгауза стояли две железные печки, раскаленные докрасна, как это водится в Канаде.

В блокгаузе уже были постояльцы. Типичный крепкий англичанин-фермер с такой же крепкой женой и тремя детьми. Все они довольно недружелюбно поглядывали на духоборов.

Мать, все время следившая за своим сыном, когда он, по ее мнению, перешел безопасное для него расстояние и слишком приблизился к духоборам, несколько раз окликнула погруженного в созерцание Боба и, наконец, сорвавшись с места, решительными шагами подбежала к нему, дернула изо всех сил за свободную руку, тряхнула его в воздухе и, повернув на лету, отправилась вместе с ним к своему столу. В течение вечера она несколько раз принималась плакать, как видно, огорченная присутствием в блокгаузе такого количества чуждого народа.

— Не понимаю, о чем вы плачете, мистрис, — говорил ей муж. — Вы же понимаете, что блокгауз выстроили не только для нас с вами. Они имеют на него столько же права, сколько и мы.