Путешествие Сократеса 17 страница

С

ледующие несколько дней Сергей провел в созерца­тельном уединении. Ему было о чем поразмыслить. Они с Серафимом уже немало троп исходили по остро­ву — порой в полном молчании, порой беседуя. Но ни о чем, связанном с боевыми искусствами и поединками, они больше не говорили.

Сергея волновали теперь куда более глубокие вопросы. И ответов на них теперь следовало ждать не от Серафима, а от самого себя. Следует ли ему так неотступно придержи­ваться своей клятвы? И сама его решимость — происходит ли она от постоянства или от жесткости? И что ему все- таки выбрать — войну или мир? Возможно, и в самом деле его ждет какое-то более высокое призвание? И наконец все вопросы слились в один: принесет ли отдохновение Ани- ной душе, если он убьет этих людей — или сам погибнет, пытаясь убить их?

Сергей уже не был ни в чем уверен теперь и просто-таки истязал себя за отсутствие прежней решимости. Может, Закольев и в самом деле был прав, когда назвал его слаба­ком и трусом? И если Сергей не выступит против своего врага, что за смысл был тогда во всех этих тренировках, на которые ушли долгие годы? Сергей сам себе напоминал заряженное ружье, которое вот-вот должно выстрелить — или взорваться.

И все же ведь и ружье можно разрядить, и уже обна­женный меч вернуть обратно в ножны. Вот что сказал бы на это Серафим.

Ему припомнилась одна история — одна из тех, что рас­сказывал Серафим пару месяцев назад, очевидно предвидя этот самый момент. Говорилось в ней об одном горячем и высокомерном молодом самурае, у которого так было заведено для своих крестьян: за малейшую провинность голову с плеч долой. У самураев, которые были сами себе закон, подобное поведение принималось как само собой разумеющееся.

Но в один из дней, смывая кровь со своего меча после очередной расправы, молодой самурай вдруг забеспокоил­ся. А вдруг его поступок не понравится богам и в наказание они отправят его в обитель ада? Желая побольше разузнать о духовных сферах, он решил посетить скромное жилище дзэнского мастера по имени Кандзаки.

С подобающим случаю почтением самурай отстегнул свою острую, как бритва, катану, положил ее подле себя. Отвесил почтительный поклон и сказал: «Прошу вас, по­ведайте мне о Небесах и аде!»

Мастер Кандзаки взглянул на молодого самурая и улыб­нулся. Неожиданно его улыбка перешла в хриплый смех. Он показал пальцем на молодого воина, словно тот сказал нечто забавное. Все еще трясясь от смеха, мастер хлопнул в ладоши и произнес: «Тупица! И ты еще хочешь, чтобы я, известный мудрец, тратил на тебя свое время? Куда тебе понять такие вещи, недоносок!»

Самурай тут же вспылил — еще бы, кого другого он бы вмиг зарубил и за малую долю подобного оскорбления. Ему стоило огромных усилий сдержаться и не схватиться за меч, хотя у него все кипело внутри. Но, оказывается, мастер Кандзаки еще не все сказал. «Да и что удивляться, что ты получился такой болван — ведь ты сын болвана, и все в твоем роду как один...»

Кровь застлала глаза молодому самураю. Он выхватил меч из ножен и, подскочив, как ужаленный, замахнулся, чтобы снести голову мастеру.

В тот же миг мастер Кандзаки направил на него ука­зательный палец и ледяным тоном произнес: «Вот так от­крываются врата ада».

Воин застыл. Словно молния вспыхнула у него в мозгу. Он осознал, какова природа ада — ее не нужно было искать где-то вне. В эту самую минуту он сам был обитателем ада. Молодой самурай опустился на колени, положил меч рядом с собой и отвесил мастеру смиренный поклон: «Мастер, не знаю, как вас благодарить за тот необходимый урок, что вы мне только что преподали. Благодарю вас! Благодарю вас!»

Мастер дзэн улыбнулся в ответ, еще раз ткнул в него пальцем и сказал: «А вот так открываются врата рая».

«Может быть, тот самурай — это я и есть», — подумал Сергей, окапывая деревья в скитском саду.

Н

а следующий день во время прогулки Сергей рассказал Серафиму историю своей жизни, от самых ранних дней, которые еще задержались в его памяти, до того вре­мени, когда он прибыл на Валаам. Когда с рассказом было покончено, Серафим сказал:

— Твоя история, Сократес, только начинается. Ты за­помни вот что: твое прошлое не определяет твое будущее — но ты, тем не менее, тащишь его за собой, как мешок с камнями.

— Ты хочешь сказать, что мне следует забыть о своем прошлом?

— Воспоминания — словно выцветшая картина. Не­которыми мы дорожим. Другие причиняют нам боль. Нет причины выбрасывать их все. Отложи в укромное место только те, что ты хотел бы сохранить, чтобы время от вре­мени доставать их и любоваться. Прошлому не должно вторгаться в настоящее. Меня меньше волнует то, где ты был, чем то, куда тебе еще предстоит пойти.

— А куда меня зовет дорога? — спросил Сергей. — Мо­жет быть, тебе и это открыто?

Серафим только пристально посмотрел на него.

— Да, кое-что я действительно вижу... — наконец про­изнес он. — Но давай поговорим об этом в другой раз как- нибудь. Позволь мне еще раз напомнить тебе — нет такого места, которое можно было бы назвать «там». Куда бы ты ни шел, ты всегда будешь «здесь». Здесь — это все, что у тебя есть.

— Но даже здесь прошлое все равно остается частью меня.

— Это не более чем картины, о которых я тебе гово­рил, — повторил монах. — Пришло время тебе примирить­ся с прошлым — так же, как и принять настоящее. Все, что было, — прошло. Все это лишь совершенная часть того, из чего складывается твоя жизнь...

— Совершенная? — слова старого монаха неожидан­но разозлили Сергея. — Это ты про смерть моей жены и сына?

Серафим жестом остановил его.

— Возьми себя в руки. Ты понимаешь мои слова иначе, чем они были сказаны на другом уровне понимания. А я имею в виду высший смысл — все это было неизбежно, иначе мы бы с тобой не встретились. Это Творец зовет тебя вперед, к тому, что еще только ждет тебя в будущем.

— Как тебе может быть известно такое?

— Известно? — поднял брови Серафим. — Да мне не известно даже, встанет ли солнце завтра, проснусь ли я поутру. Мне не известно, дарует ли мне Господь мой сле­дующий вздох. Поэтому я предпочитаю жить верой, а не знанием — и принимать все, что выпадает на мою долю, ожидаемое или нет, горькое или сладкое — все как одно, как дар Божий.

— И это тоже слова, Серафим. Что я, по-твоему, должен делать с ними?

— Ничего не делай. Оставь слова позади, когда пойдешь к месту внутри тебя, которое уже знает, что...

— Знает что именно?

— Что с каждым новым днем начинается новая жизнь. Что в каждый миг ты рождаешься заново. Это одно значе­ние благодати, Сократес. Иногда все, что в твоих силах, — оставаться в осознании этого момента и делать лучшее, на что ты способен.

— Если послушать тебя, жизнь такая простая штука.

— Простая — да, но я не сказал, что легкая. И я могу тебе обещать — однажды наступит день, когда ты постигнешь ее во всей полноте и она будет такой ясной и простой, что тебе только и останется что рассмеяться от удовольствия. В моих силах пока что лишь заронить зерно. Все осталь­ное — в руках Божьих.

С

ергей задумался над смыслом Серафимовых слов, чув­ствуя, что они проникают в самую глубину его созна­ния. Но неожиданно у него появился еще один вопрос:

— Серафим... Тогда... Еще тогда, когда мы впервые встре­тились, — как ты мог так много знать обо мне?

Старый монах ответил не сразу. Наконец он нарушил молчание:

— Много лет назад, Сократес, еще до того, как я стал мо­нахом, я был солдатом. Я сражался в самых ужасных боях и видел такое кровопролитие, какое и помыслить человеку не в силах. А потом... потом пришла другая скорбь...

И тогда я отправился на Восток в поисках смысла, и мира тоже. У меня почти не было надежды отыскать хоть что-то из этого. Я побывал во многих землях, узнал много путей, ведущих к Богу. Я узнал, что всякий путь хорош, если он ве­дет к возвышенной жизни. Я выбрал христианскую веру, но это не значит, что я отверг все те дары, что были получены мной, когда я знакомился с другими путями, различными тропами, что ведут к вершине одной горы...

Я обнаружил, что некоторые из этих даров всегда были со мной, но практика помогла мне открыть и взрастить их в себе. Один из таких даров — целительство. Даже маль­чишкой я ощущал в себе энергию, пульсировавшую в моих ладонях. Я верю, что энергия исходит из духовного ис­точника. Другой мой дар — видение... и предвидение. Оно похоже на цветок, что раскрывает лепестки, когда на него падает луч света. И еще мне временами открывается, во снах или видениях, нечто о некоторых вещах, но никог­да — всё обо всём.

— Знаешь, меня так часто поражала эта твоя способ­ность...

— Чтобы понять ее, ты должен сам пережить нечто по­добное. Когда ты открываешься для Бога, ты можешь знать всё, потому что ты и есть всё. Ты открываешь, что прошлое, настоящее и будущее — всё случается ни в какое иное вре­мя, как только сейчас. Вот так мне и удается временами видеть и знать.

— И ты видел то, что уготовано мне в моем будущем?

— Я вижу то, что может быть, а не то, что должно быть. Поступки, что ты совершаешь сейчас, облекут в форму твое будущее. А быть ли ему хуже или лучше — это уже дело твоего выбора.

— Но можешь ли ты мне хоть что-нибудь открыть из того, что ждет меня впереди?

Серафим умолк, задумавшись над Сергеевыми сло­вами.

— От каждого духовного дара неотделима и ответствен­ность за него. Мои видения даны мне для того, чтобы я по­могал советом, а не предсказанием. Если я расскажу тебе о том, что видел, это может укрепить тебя или же ослабить — а я не настолько мудр, чтобы знать это в точности.

В любом случае, я не хочу идти наперекор твоей сво­бодной воле. Ты пришел на эту землю не для того, чтобы всецело полагаться на меня. Полагайся на себя, верь в себя, иди своим путем. Что, если бы я увидел, как ты расправ­ляешься со своими врагами, в тот самый день, когда ты только ступил на этот остров? Захотел бы ты посвятить все эти годы тренировкам? И если да — то благодаря моему видению или вопреки ему? А что, если бы я увидел тебя поверженным? Это заставило бы тебя отказаться от своего намерения?

Взгляд Серафима, как показалось Сергею, вдруг стал печальным:

— Да и не всегда я понимаю то, что вижу, Сократес. Не могу тебе с полной уверенностью сказать, убьешь ли ты этих людей... а то, может, простишь их...

— Простить? Да я сперва отправлю их в ад!

— Они и так в аду.

— Это не оправдание!

— Нет, конечно же нет... — ответил старец. — Такому и не может быть оправдания. Порой даже объяснить такое непросто. Но однажды может случиться так, что ты уви­дишь этих людей как часть некоего своего большего «я». Тогда, в это самое мгновение, все встанет на свое место. Даже если тебя призовут на бой, ты будешь знать, что ты всего лишь бьешься с самим собой.

Серафим неторопливо зашагал, очевидно, подбирая слова:

— То, что я собираюсь рассказать тебе, я никогда не от­крывал никому — но тебе, возможно, это поможет кое-что понять в самом себе...

Когда-то и я был женат. Я был молод, влюблен, у нас было трое детей. Затем я ушел на войну, а их убили раз­бойники.

Он замолчал, затем, все так же неторопливо, продол­жил:

— Как и ты, Сократес, я поклялся найти тех, кто... И го­товился к этому, совсем как ты.

— И ты нашел их? — Сергей напрягся, словно в ожида­нии некоего знака.

— Да, и убил — всех до одного.

Сергей невольно вздохнул. Он не ожидал, что у него с его наставником может оказаться и такая трагическая связь.

— Серафим... когда ты узнал, что сделали с твоей мьей... скажи — разве это был не самый черный л ^ твоей жизни? ^{ь в}

Но Серафим только покачал головой.

— Поначалу — да, но самый черный день пришел вм

с моей так называемой «победой» — когда мои nwu ^е . „ ^/^ока­

зались обагрены кровью тех людей... Понимаешь теперь?

С руками в крови я стал одним из них...

— Причем здесь они? Ведь ты же...

— Убив дракона, сам становишься драконом, — повто­рил Серафим. — До сих пор тот день тяжелым грузом лежит на моей совести. Однажды сделав что-то, мы уже не в силах это изменить. Понимаешь? Вот так-то... Это была одна из причин, почему я взялся учить тебя — в надежде, что ты не повторишь моей ошибки.

В действительности и сам Сергей уже готов был сойти со своей прежней стези. Но его клятва, такая глубокая, которой он посвятил почти треть своей жизни, чтобы вы­полнить ее, оставила следы в его жизни, за которые он до сих пор продолжал цепляться.

— Но даже если я решу больше не мстить, — сказал он, — все равно кто-то должен остановить их, Серафим- Так почему не я?

Серафим еще раз пристально взглянул на него, сп стараясь проникнуть в самую глубину его души:

— Может, ты и прав. Может, ты и в самом ^д ^ выследить и остановить их. Убить их. Заставить дать так, как страдал ты. И тогда — что тогда? По ^т^_тьИ на этом все и закончится? Тогда тебе не ^помеша^_тВое>^1У их детей, потому что они в свою очередь пойду¹ следу. Так что и их тоже убей, чтобы испытать ^ ^ которого ты никогда не видел. А может, ты ни ^ _те6* чувствуешь. Возможно, их страдания даже ^ удовлетворение. Но знай, что в тот день дьяв°^я 1

grf. пятая. монастырский

потому что ты сам станешь тем злом, которое

Сераф^им Умолк, потом взмолился:

Те кого ты любишь, Сократес, обретут мир, когда

7мир воцарится в твоей душе. Так что спроси у себя

^ЭТ°^Т— каков путь к духовному миру? Нужно ли начинать

"^аМ лг чтобы обрести его? Или ты можешь создать его здесь воину,⁴ _о

сейчас? Те, кто враждуют сами собой, терпят поражение

на каждом шагу. Так что примирись с собой... Помолчав, он добавил:

— Я понимаю, насколько болезненны твои воспомина­ния и как велика твоя решимость. Но не всякому чувству следует выливаться в действие. Независимо от того, какой путь ты выберешь — захочешь остаться здесь или про­должишь свой путь, я умоляю тебя посвятить свою жизнь высшей цели. Выдержи натиск своих эмоций так, как ты выдерживаешь натиск бури, — построй для себя укрытие зеры и терпения, которое поможет тебе переждать непого­ду. Освободи свою жизнь от тирании желаний, необдуман­ных поступков и импульсивных решений. Стань Божьим воином, Божьим слугой.

— Но... Как я могу узнать Божью волю? — спросил Сер-

^Серафим улыбнулся. ^ ^^{Н0Г0 М}У^{ЖЧИН и} женщин куда мудрее, чем я, задавали _Го ^ВопР°с, Сократес. Мне ведомо лишь только то, что Бог ^пУть к ^ЧеР^{ез твое се}РДЦе и что твое сердце укажет тебе к стать настоящим человеком. И мирным воином. ^е И все ^е^^аФ^има' ^словно стрелы, вонзались в его серд- ^еР^гею _п^{Же 0ставался} один вопрос, который все не давал

" Дов^{КаК Же быть с теми} людьми? ⁰ °Ни теб^ЛЬН° ° ^НИХ' ~~~ воскликнул Серафим. — Похоже, ^преследуют, а не ты их! Может, хватит позво-

s<

Путешес

лять им направлять свою жизнь? И, набравшись смел

сти,

показать им пример милосердия и сострадания, в к они отказали тебе и твоей семье? Вот эти вопросы хочешь знать, исходят из самого сердца учения X' ^ Мало кто к ним прислушивается. Но ты — ты хочешь ^ услышать?

Серафим снова зашагал, словно у него легче получал_0с говорить во время ходьбы:

— Мы оба с тобой знаем, что ты могучий воин. Но мо жешь ли ты быть воином мира? Ты знаешь, как умирать но научился ли ты тому, как жить? Будешь ли ты разрушителем или созидателем? Твои поступки — будут ли они пропита­ны ненавистью — или любовью? Вот тот выбор, который тебе следует сделать.

— А моя тренировка — что же, она пропала зря?

— Ничто не пропадает зря, — возразил Серафим. — Ты обучился пути воина — так бейся, как воин! Объяви войну ненависти, восстань против невежества, борись за справед­ливость! Но вот что хочу тебе сказать: нельзя победить тьму еще большей тьмой. Только свет обладает силой изгнать тьму из этого мира.

Сергей услышал, как глубоко дышит старый монах, - он понял, что в этот миг его взгляд обращен внутрь. Затем Серафим сказал:

— К тому же... Эти люди умрут и без твоей ^поМ°^_оЛ.

— Ты увидел это... в своем видении? — спросил нованно Сергей. _йИ.

 

— При чем тут видение? Для этого достаточно ^^ мать, что в конечном счете пожнет человек от разрушения, что он же и посеял. Они все умру^т>^каК ^ но умереть каждому человеку. Это нисколько не у ^ _Т(Г важности вопроса, который по-прежнему ^стоИТ_о111еНЬ^ксг бой: какую дорогу выбрать? Подумай над этим хор ^ Твоя Аня — какой бы она хотела видеть твою

■si М 1?

пятая. монастырский остров 313

том они расстались, и дальше Сергей зашагал один ой тропке, в молчании обдумывая все только что ¹¹⁰ _1шаННое от Серафима и примеряя его слова к своим У^сП _венНым рассуждениям и выводам. Все эти годы он ^С° пал пролить кровь злодеев, но в итоге увидел темноту, то притаилась внутри него самого. Сергею наконец стало понятно, что заставляет и людей, и целые народы восста­вать друг ^на ДРУга. Как каждый акт возмездия, отчаяния и невежества только подливает масла в огонь, питая все то, что неизбежно следует за каждым насилием.

Он тихо шел по лесу в глубоком раздумье. И его нена­висть, как и всякий пожар, загасила сама себя. И когда он с трудом, скрепя сердце, сказал себе, что отпускает этих людей с миром, такой же мир, пусть едва различимый, от­крылся и для него.

Но, освободившись от своего прошлого, Сергей в то

же время утратил и часть своего будущего. Прежде он

мал, куда лежит его путь и зачем. Теперь его миссия —

поквитаться с врагами, убить их — она была закончена.

Никаких других целей или задач в жизни у него просто не казалось.

часть по ус со

Сергей плыл между адом и раем, не зная, к какому бе- Р^егУ пристать.

С

вои вечерние часы все эти годы он привычно пв

в тренировках. Теперь же Сергей обнаружил что^

крылась зияющая пустота и в его времени, и в его cn*u °^Т

знании,

и в жизни тоже. Огромное количество высвободившейся энергии пульсировало в нем, требуя выходя. Он буквально кожей чувствовал, как ускоряется его мышление, интуиция и восприятие. Теперь, когда его внимание освободилось от всего, что довлело так долго над его совестью, и эта глава в его жизни теперь была закрыта, перед ним открылись совершенно новые, неведомые прежде возможности.

В этот переломный момент Сергей снова оказался на распутье. Отказавшись от мести, он смог и себя простить тоже. Тогда, на лугу, он сделал все в пределах возможно­го, на что тогда был способен. Да, он не смог спасти свою семью — но его поражение по-человечески вполне объ­яснимо. Эта мысль помогла ему примириться с тенями своего прошлого. Впервые с того самого дня, как он потерял семью, Сергей почувствовал, что эта жизнь еще кое-что приберегла для него.

Было самое время написать письмо Валерии. Он тут^ принялся за дело — в той же самой трапезной, где пр проводил бесчисленные часы в тренировках, и н слова, которые шли из самого сердца:

Дорогая Валерия, ^ _ма~

я знаю, что у меня больше нет права звать ^ теръю. И все же для меня вы по-прежнему ocrtw ^ матерью, — так же как Аня всегда будет мо мой женой. Надеюсь, что за это время р^^нЫ _иС^ц0 сердца успели достаточно затянуться и ^эгП°_о^₀ро^ не заставит их снова кровоточить, но, ^_наНиЛ° сможет пробудить более светлые воспо

₀и семье, что однажды у нас была. В вашем доме я _нашел свою настоящую семью. Потеряв Аню, ослеп­ ленный своим горем, не сразу я понял, что без вас с Андре^еМ эта утрата оказалась тяжелой вдвойне.

Я пишу это письмо не для того, чтобы просить вашего прощения. Хочу лишь, чтобы вы знали: я по- прежнему благодарен вам за ту любовь и доброту, которую я получил от вас в наши счастливые годы.

Продолжаю любить вас и молиться за ваше здо­ровье.

Сергей

Это было слишком запоздалое письмо, да Сергей и не ждал на него ответа. Довольно было и того, что он смог его написать. Ему хотелось лишь надеяться, что настанет день, когда Валерия простит его настолько, чтобы взять это письмо в руки и прочитать его.

 

месте, на ферме, Сергей несколько минут пр^ ной тишине, которую короткое прощание сде^

лее осмысленной. В этой тишине Сергей еще Ра3 обо всем том, чем Серафим поделился с ним-

В следующий раз, когда Сергей увидел Серафима снова застал его врасплох. Но теперь это был hp ' Т°Т 1 «е пинок и не затрещина, как вполне могло случиться в прошлые дн или годы. Первое, что сказал Серафим ему, было: — Тебе следует покинуть остров, Сергей, и как можно скорее. Сергей застыл как громом пораженный, не зная, что и думать. — Покинуть? — переспросил он, думая, что ослышал­ся. — И куда потом? — Идем, по дороге объясню. Времени мало, так что, не откладывая, начинай собираться в дорогу. Словно завороженный, Сергей решил больше ни о чем не спрашивать и только слушать. — Помнишь, пару дней назад ты спрашивал моего мне­ния, когда тебе можно будет покинуть остров? Я еще сказал тогда, что дам ответ позже. — Помню, да. — Что ж, теперь я могу тебе ответить. Время пришло. Я только что получил письмо. Они собираются на кр мира. ного времени на сборы не понадобилось. ___ монахами тоже было коротким — пара до v^ ^ теплые улыбки. Братья тоже не стали задерживаться, шлись по своим делам. ~ло0Лейй°М Прежде чем встретиться с Серафимом в впо1' пСИД

 

_пятая. Монастырский остров 317

р_се что мы должны были сделать вместе с тобой, — — сказал старый монах. — Но есть и другие, кото- _могут g_bITb полезны... Это собрание мастеров, все Р^ые _ _моИ надежные и доверенные друзья. Представители °^ibix разных религиозных традиций... они не менее при- ^С ены своему пути, чем я — своему. Но им удалось стать ыше рамок только своего учения и обратиться к эзоте- ческой, скрытой истине и внутренним практикам. Они исследуют переплетенные между собой корни разных ре- лигий, тот единый поток, что питает много источников.

Я не знаю точно, кто из них будет присутствовать. Но ты вполне можешь встретиться с мастером суфийской тради­ции... дзэн-буддистским роили... йогом из Индии... раввином еврейской веры... женщиной-кахуной из Гавайев, мона­хиней и христианским мистиком из Италии, мастером- сикхом... — Тут Серафим улыбнулся, прибавив: — И, ско­рее всего, с ними еще будет один человек по имени Джордж, который принадлежит не к какой-то одной, но ко все этим ^традициям. Он-то и собрал всех этих людей вместе.

У членов этого союза в ходу поговорка: «Один Свет — много светильников, одно Путешествие — много путей».

^жДого из этих мастеров можно сравнить с подобным ^ьником. Каждый привнес в этот союз свой прин- _дт-и видение и практики, чтобы открыть дверь в мир -^внутренний путь к пробуждению. ^ Пробуждению — к чему? ^СлУЖи ^ДИНомУ' — ответил Серафим. — И для того, чтобы ^:%о ^велик°й цели, они собираются для друже-

^И^Ь1в^Са^{ПУТа> ЧТ0}^^{Ы с}Р^{авнивать и} противопоставлять, ^пост^^{Ь И} ~~~^{делиться} друг ^с другом тем, что каж- ^едь> По ^{Г В СВоб}°Дном и открытом исследовании. Их Ч_СТ;^М^У Убеждению, — открыть самые сердцевин-

^^Инател_Я1у "^{ВЫе п}Р^актики Д^{ля тела}> У^{ма и} ДУ^{ха —} стать ^{Гм и} К\_л ^{V 1 Нового} универсального пути, свободного от ^МЬтУрных ловушек.

 

Путеше<

СТВИЕ С(

•ОКРДТ^ Не буду перегружать твою память их именами сам их узнаешь в свое время. Главное, что все ТЫ и рутся вскоре — в следующее три месяца, так что С°бе' тебе нельзя. ДЛИТь

— Путешествие твое будет не из легких, —

Но тебе ведь не привыкать к нелегким путещест

— Ты не сказал мне, куда будет лежать мой путь, ветил Сергей. — Конечно... само собой. Вот, смотри сюда, — Серафим вытащил из кармана рясы сложенную карту. — Я отметил твой путь. Тебе предстоит добраться до места, к северу от Гиндукуша — к Памиру, который еще принято называть «Крышей мира». Это высокогорье можно считать пере­крестком дорог из Индии и Тибета, Китая и Персии. И туда- то я и направляю тебя — от своего имени. Это Ферганская долина, и город, который называется Маргилан. Серафим подал ему письмо. — Это краткая рекомендация. Отправляйся, чтобы слу­жить им... и еще слушать и учиться. Считай, что это мои тебе прощальный подарок. — То, что окончание твоей подготовки столь удивитель^ ным образом совпало со временем их встречи, кажетс чем-то большим, чем просто случайность, — ПР тьСЯ старец. — Но времени на дорогу так мало, что воПЛ^ прИ. эта возможность сможет лишь в том случае, есл^азаТЬся мешь решение свободно, а не под понуждением от своих планов возмездия. стаНеТ и Твое решение следовать более высоким путем ^^ оправданием того, чему я учил тебя все эти печгпъЯ°*1 такой выбор, Сократес, — и не повторив моей ^ ^рого истории, — ты сделаешь мне подарок, ценн я просто не смогу переоценить.

от-

Добавил

Н Сергей получил и еще один подарок в придачу — выносливую кобылу из тех, что обитали в стойлах Валааме. С одобрения монастырского начальства Се- также обеспечил его на дорогу припасами и сотней

пафим

рублей — ^на всякии случаи.

— Вот твоя лошадь, — сказал он, — по крайней мере, _оНа повезет тебя, куда тебе будет нужно.

Сергей дал ей имя Тайна, в честь предстоящего путе­шествия.

Серафим, не сводя глаз, наблюдал за тем, как Сергей по- ложил на нее седло, которое принес один из братьев. Глаза старого монаха сияли, и все его лицо светилось, словно он состоял не из плоти и крови, а из света.

Сергей уже готов был сесть в седло и повернулся, чтобы проститься, но отец Серафим жестом остановил его:

— Для нас с тобой, Сократес, уже больше не будет ни­каких прощаний.

Обменявшись напоследок молчаливым взглядом с на­ставником, Сергей Иванов съехал к пристани, затем взошел ^на корабль и исчез из мира людей.

Часть шестая

Надвигающийся шторм

Таланты лучше взращиваются в уединении, а характеры куются на вздыбленных валах мира.

Иоганн Вольфганг фон Гете

. 39.

М

инуло с той поры два года, и в один пре_Кр_а весенний день 1908 года Сергей Иванов объяв ^ ся вновь, на пути, что вел к Петербургу. И хотя его***" осталось прежним, в его жизни, в его внутреннем *** произошли глубокие изменения. Этот мирный воин дышал глубже, выглядел стройнее и смеялся беззаботнее. Его глаза сияли внутренним светом. Кроме этих внешних признаков сторонний наблюдатель мог подумать, что пребывание в Маргилане мало что изменило в этом человеке. Подумай так, он бы глубоко ошибся.

Теперь ему были открыты и их имена, и их сердца: Канд- заки... Чен... Чиа... Йешовиц... Бен Мусавир... Приа Сингх... Нарадж... Мария... и Джордж, собравший их всех вместе.

Преодолев тогда нелегкий путь на восток, Сергей стал служить им как помощник и, позднее, как своего рода уче­ник. Он наблюдал за всем, что они делали, и прислушивался ко всему, что они обсуждали: медитацию на образах и вну­тренних звуках, песнопение... способы дыхания и концен­трации для усиления внутренней энергии... внутреннюю работу для открытия интуитивного прозрения...^гипн03^ работу с высшим и низшим разумом... три личности... киртаны до Каббалы... глубокую истинность и обще р нятой, и трансцендентной духовности. ^